Юг

В ту же ночь опустошенный Чимин, совершенно не понимающий, что происходит, помогает добраться до покоев, уложив в постель совсем потерявшую силу, мгновенно заснувшую, раскидав волосы по подушке, блондинку Юци. Сам парень ложится на диван, чувствуя холод, пропитанный стенами, совершенно отличающийся от обычных, жарких, душных ночей Юга, не спасающих даже маленькими потоками ветра, холодом летящих от моря. Ранним утром, позволив солнцу немного подняться из-за нежно-желтого, персикового горизонта, проспав часа два, максимум три, приходит служанка, передавая травы и мази, купленные по наставлению врача, объясняя совершенно измотанному, чувствующему полную потерю не восстановленных сил Паку, попросившему показать, как правильно пользоваться всеми ингредиентами, плохо воспринимая информацию сонной головой. Служанка подходит к спящей Юци, собираясь наглядно показать прописанное лечение, позволяя Чимину разбудить ту нежными похлопываниями по плечу. — Что? — спрашивает Юци, еле разлепляя заплывшие глаза. — Нужно обработать твои раны, — сердито говорит Пак, всматриваясь в девушку, вспоминая произошедшее в купальне, резко переводя взгляд на служанку, которая, не теряя времени, начинает показывать парню применение мази, собираясь сразу же пойти помогать разгребать завалы, оставленные взрывом, уклоняясь от помощи избалованным девицам, наслаждающимися в такое тяжелое время мягкой пушистой периной. Чимин, сопроводив служанку на выход, пытается сам поскорее улизнуть из комнаты, желая привести разбросанные мысли в порядок, заодно заварить отвар, помогающий подруге крепко заснуть снова, чтобы она не чувствовала боли от оставшихся гематом. Через некоторое время вернувшись, задержавшись подольше у горящего на прямом огне чайника, парень отдает кружку кряхтящей блондинке, сидя устраивающейся на подушке, неосознанно продолжая сверлить взглядом бледное лицо. — Почему ты так смотришь? — морщась от противной жидкости болотного цвета, катаемой по стенкам посудины, сразу спрашивает Юци, чувствуя пронзительный взгляд опустившегося на диван Чимина. — Ты поэтому не хотела замуж за господина Хосока? — скрещивает руки на груди парень, цокая, переводя взгляд на закрытое оконной рамой окно, пытаясь в маленькие щелочки рассмотреть рассвет, вступивший в владение природы. — Что? — ставит она кружку на одеяло, придерживая двумя руками, боясь запачкать белоснежный цвет. — Не прикидывайся дурочкой, — злится друг, сведя брови вместе, — Да ты, — взмахивает руками, — Да ты чуть на него не набросилась. — Да на кого? Я не понимаю, — злится в ответ Юци, стараясь разобрать слова парня. — На Чонгука, — вздыхает парень, чуть ли не выпуская пар из ушей, — Не прикидывайся. — Ну да, — отвечает Юци, снова поднося чашку к губам, быстро глотнув еще немного жидкости, — Мне очень повезло, что господин Чонгук вовремя пришел и спас меня от смерти. Но я все равно не понимаю, в чем проблема, — уводит взгляд девушка, боясь показать парню о запомнившемся поцелуе, желанием обжигая кровавую корочку, покрывавшие участки губ, хотевшегося опробовать еще раз, позволяя себе непростительную глупость близости. — Ты действительно ничего не понимаешь? — смягчается Пак, садясь на кровать у ног, внимательно наблюдая за мимикой девушки, которая отрицательно кивает, — Вы, — тушуется друг, — Трогали друг друга в купальне. — Трогали друг друга? — откровенно пытается вспомнить девушка, провалившаяся в беспамятства после осмотра врача. — Да, в купальне. Да, господи, я думал не оторву вас друг от друга, — комично кривится Чимин, — Я думал поэтому ты не хочешь стать женой императора. — Я точно не стала бы трогать мужчину. Особенно в купальне, — недоверчиво косится девушка, тряся головой, стараясь включить все резервы, отвечающие за память, — Может, тебе показалось или приснилось? Ты головой случайно не ударялся? — Нет, — нервно кричит Пак, передвигаясь ближе к девушке, — Точно тебе говорю. Между вами что-то было. — Ладно, — тянет Юци, осматривая парня как человека, поехавшего умом, — Но зачем нам трогать друг друга. И зачем это Чонгуку. И вообще, что значит трогать? — Это значит сидеть голой и касается его тела, — еще больше злится парень, замечая в девушке открытое недоверие к его словам. — Ну, допустим, — уже сама садится ближе к другу девушка, — А дальше что? — В смысле а дальше что? — уже сам не понимаем блондин. — Ну, обычно, когда один человек голый, это не заканчивается подъемом в одинокой постели. — А дальше он ушел, сказав, что совершенно ты ему не нравишься, и надо тебе думать только об императоре, — разозлено выкрикнул Чимин, собираясь уделать не верящую Юци, сразу заметив грусть в глазах напротив и сложенную в тонкую линию губы. — Хотя, возможно, мне правда приснилось, — резко тушит свой правдивый порыв блондин, окончательно придвигаясь чтобы обнять, — Главное, что ты жива, и теперь все будет хорошо. Обещай больше никогда так не делать? Обещай всегда оставаться рядом? — умоляюще спрашивает друг, меняя сторону обвинения на сторону лучшего друга, не позволяющего расстраиваться девушке, пережившей слишком много в темную ночь. — Куда я от тебя денусь, — смеется девушка, видя чуть приоткрытые надутые губы парня, — Только больше не говори этих глупостей, они мне не нравятся. Вообще больше не говори о Чонгуке. Наверное, ты был прав, он не очень хороший человек. — И мне тоже глупости, как и сам господин, не нравятся, — начинает сильно жаться объятиями Чимин к расслабившейся в его руках девушке. После разговора Чимин требует полный врачебный покой девушке, совершено не позволяя той самой двигаться и вылезать из постели, мягкого принимающей ноющее тело, любящее выходить на балкон, наблюдая любимый, персиковый закат, светом согревающий кончик длинного, тонкого носа, вдыхающего ароматы влажного от воды песка, сбивающий пыль по вечерам. Три недели Юци отлеживает бока, выходя только помыться, нежась в молочной жидкости, нагретой с лечебной травой, притупляющей чувство зуда, с эффектом заживления ран, пахнущей хвойным лесом, казавшимся миражом в жаркой пустыни. Еду, сопровождающуюся кучей сладостей, Пак приносит каждый день, желая порадовать, казалось бы, ставшее еще бледнее и призрачнее лицо. Ставшую невидимой кожу, не показывающуюся лучикам солнца, окрашивающего в коричневый. Иногда к девушке заходит Ина, вечно благодарят за спасенную жизнь, одним поздним обедом произносит: — Мне кажется, я должна была умереть, — девушка откусывает кусочек банана, принесенного для больной, нежно смеясь с набитым ртом, прикрываемый рукой. — В жизни всем распоряжается судьба. Дахён, ты пошла против судьбы. Ты сильный соперник. — Не всегда, — цокает Юци, замечая изменения в молодом лице в виде отсутствия большей части угрей, ставшими красивой персиковой кожей, — Мы сами распоряжаемся нашей судьбу. Ты отлично выглядишь. Готовишься стать будущей императрицей? — Да, это, — она показывает руками на свое лицо, — Все наша императрица, велела привозить мне травы и мази для улучшения кожи. Тебе точно такое не надо, — светится Ина на внимательно изучающий взгляд Юци. — И, думаю, господин все-таки выберет тебя, — говорит, сразу переводя тему, которая резко всплывает в голове, — Обещай, что разрешишь приезжать к Вам и нянчиться в вашим малышом? — наивно спрашивает та, взяв сидевшую за руку в чистой горе подушек блондинку. — Не думаю, что готова стать мамой, — саркастично смеется Юци, хлопая подругу по плечу. Дальше девушки разговаривают о делах, идущих во дворце, сплетничают о нахальной Сынри, которая оказывается вечно лезет к Хосоку, собираясь заполучить его свободное внимание, надевая платья с жадными вырезами у ног, либо открывающие вырезы на декольте. Ина рассказывает о своей жизни за пределами дворца, который, кажется, стал домом девушек за такой короткий промежуток времени. Юци внимательно слушает, откровенно радуясь судьбе подруги, выращенной настоящим цветком нежности, проросшей семенами прекрасной розы, опыляемой лучшими водами, дорогими удобрениями. Если девушек сравнивать с растениями, то Юци грязный, вечно копающийся в навозе сорняк Лютик ползучий, разросшийся, пытаясь заполонить огороды садовников, убивая прекрасные растения, выведенные специально чтобы радовать глаз. Потом вечером приходит Чимин, подготовивший купальню, давший подругам насладиться одинокой компанией друг друга, просит девушек закончить сплетни, проскальзывая ревностью глаз в сторону Ина, подозрительно косясь на резко развеселившую Юци. Той же ночью наемница прекрасно спит и ждет новых гостей, похоже, совершенно не собирающихся приходить, навестить больную, мучавшуюся заживающими ранами. Ровно через пять дней ей докладывают о приходе господина Чона, и блондинка просит переодеть ее в новое платье, мечтая поскорее увидеть любимые карие глаза, скрывающие множество тайн, маняще разгадать каждую отдельно. Чимин откровенно не понимает рвение подруги, но резво переодевает подругу, еще раз обмазав почти затянувшиеся маленькие раны и пожелтевшие синяки, облачая белой тканью израненное тело платьем, купленным слугами императрицы на рынке, специально предназначенным для фавориток. Закончив последний штрих, заколов выбивающиеся кортике волосы, которые Пак подстриг еще короче, собираясь придать ровность кончикам, Юци присаживается на диван, выравнивая спину, складывая руки в замок на коленях, ожидая гостя. Часом спустя уставшая девушка, залезшая прилечь с ногами на диван, смешит друга своими нелепыми бормотаниями под нос, неразбираемыми даже для самой себя. Стук в дверь заставляет двоих обитателей комнаты встрепенуться, вытянувшись в струнку, вставая рядом для поддержки. — Если ты снова начнешь к нему лезть, я тебя стукну, — шепчет друг, хватаясь за локоть блондинки. — Помолчи, — шипит на него в ответ девушка. — Не шикай на меня, — возмущается парень, не собираясь смотреть на вошедшего в комнату. — Извините, что помешал, — смеется Хосок, рукой оставив прислугу за дверь, привычно улыбаясь, увидев развернувшуюся драму перед глазами. — Господин, — кланяется Чимин, отходя на два шага от Юци, заставляя ту нервно оборачиваться, желая получить обратно тепло, обжигающее спину. — Ты прекрасно выглядишь, Чимин. Я рад, что все обернулось достаточно хорошо. И прошу извинить меня. У меня совершенно не было времени навестить вас раньше, — нежно смотрит на поклонившегося Пака Чон, переводя взгляд, осматривая девушку. — Дахен, а ты цветешь и пахнешь. Все красивее день ото дня. — Это все заслуга Чимина, мой господин, — улыбаясь, кланяется Юци, внимательно слушая похвалу будущего императора. — Чимчим, могу я поговорить с госпожой Дахён лично, — присаживается на кровать говорящий, заставляя Пака покрыться розовыми мурашками. — Может быть, ты заваришь чая госпоже. — Конечно, — слишком искренне улыбается Чимчим, покидая комнату, плотно закрывая за собой дверь. — Присаживайся, не стой, — усмехается Чон, услышав хлопок двери, показывая рукой на место рядом с собой для девушки. — Наверное, стоит открыть рамы, нам пригодится свет, — озвучивает мысли вслух Юци, замечая раннее закатывающееся солнце. — Дахён, это серьезный разговор, — переходит сразу к делу Хосок, становясь в миг серьезным, создавая впечатление двуличности, — Будь добра, внимательно меня выслушать. — Я должна просить прощение за то, что не послушалась вас? — складывает руки на груди девушка, садясь напротив парня на свою постель, — Это было ошибкой. Все дело в том, что я совершенно не понимала, что творю. — Нет, — перебив, замолкает парень, внимательно смотря в окно, подбирая правильные слова, обдуманные тысячу раз до захода солнца, — Мой отец посчитал твой поступок отважным. Также он считает тебя идеальной кандидатурой на роль императрицы.. — Нет, это полный бред, — перебивает она старшего Чона, — Я ослушалась приказа. Я убивала там людей, — тараторит девушка, жестикулируя руками, показывая на вид сада, открывающийся из окна. — Дослушай меня, — встает на ноги парень, не желая быть перебитым девушкой, не собирающейся его дослушивать, — Ты была отважной. Ты спасла людей из пристройки. Ты умеешь драться, умеешь постоять за себя. Ты невероятно красива и умна. Как ты думаешь, что еще должна уметь императрица? Отец четко знает, какая будет будущая страна. Он слишком умен и советует мне лучшего. — Все, что должна делать императрица – заговаривать зубы своему мужу, — поднимается вслед за парнем девушка, поджимая губы в тонную онемевшую линию, — Уметь вертеть задницей, чтобы отвлечь мужа от проблем государства. — А что ты делаешь перед Чонгуком? — усмехается парень, садясь обратно в расслабленную позу, — Весь дворец гудит о том, как Со Дахен вертит задницей перед бастардом империи. — Это клевета, — вскипает блондинка, собираясь закончить этот неприятный разговор. — В общем, я пришел, чтобы сказать, что выбрал тебя, — осматривает застывшую девушку парень, — Мой отец полностью меня поддерживает. А мне только на руку, ведь любви у нас нет. Мы отлично проживем вместе, полагаясь друг на друга. — Правильно, - злится Юци, начиная скалиться, — Тебе просто надо пялиться на Чимина, давая ему мнимую надежду на счастье, — кидает в ответ резко встрепенувшемуся парню, от услышанного сжавшего руки в кулак, жилая заткнуть говорящую силой. Но Хосок не может. Чон Хосок не имеет права злиться, показывая свои настоящие эмоции и чувства, прячущиеся с каждым годом все слабее и слабее, желая быть выставленными на показ. — Не смей приплетать сюда Чимина, — тяжело дышит парень, испепеляя тяжелым взглядом наемницу, — Я просто должен делать свое государство процветающим, и ты отлично подходишь. Император не в праве тебя заставлять, но я заставлю, если ты не захочешь. Не делай из меня плохого парня, это обстоятельства. И ты сама будешь рада, разреши я вам с братом зажиматься по углам. — Прекрати так говорить о своем брате, — выдерживая принижающий взгляд, проговаривает девушка, — Чонгук любит тебя всем сердцем и никогда не предавал. Я собираясь уходить. Сегодня же. — Тебе некуда. Твой отец погиб, — мрачнеет Чон. — Неужели тебе никто не сказал? — Я хочу, чтобы ты ушел, мой господин. Нам не о чем больше разговаривать, — разворачивается спиной к парню девушка, желая быстрее вдохнуть свежего воздуха сжатыми легкими, желающими выпрыгнуть наружу. — Через неделю будет прием. Там все огласится, — бросает Хосок, подходя к двери, — Постарайся подготовиться и не показывать свои эмоции. Постарайся навсегда забыть о мечтах, ведь теперь я сам буду решать, каким суждено сбыться, — говорит, улыбаясь стоявшему напротив дверей Чимину, в руках державшему поднос с чайной утварью.