Юг

Ха Сынри двадцать четыре года жила одним желанием поскорее выйти замуж за самого влиятельного и богатого мужчину разгоряченных земель, проживая дальнейшую жизнь роскошной дамой, постоянно балующей мужа своим совершенным телом. Девушка с раннего возраста слушала мать, желая поскорее стать самой желанной, умеющей одним взглядом останавливать мужчин, жаждущих выполнить любую самую дорогую прихоть брюнетки. Свою внешность она создавала сама, боясь передать ценный манипулятор другим людям, которые спокойно могли испортить прекрасное лицо девушки своими странными травами, обещающими идеальную кожу без малейших изъянов. Росла девочка с тремя сестрами, будучи самой младшей и самой красивой в семье, постоянно обоготворяемой внешностью каждой из дочерей. Она всегда сама смазывала волосы, помогая расти им шелковистыми длинными волнами, подолгу загорала на солнце, внимательно наблюдая за равномерным загаром, выбирая дорогие наряды, подстать одеждам знатных господ. Когда старшие сестры, давно запутавшиеся сетями брака, навсегда покинули дом, маленькая Ха начала получать больше тщеславной любви, вызванной только ее идеальными пропорциям лица, навсегда начиная зависеть от красоты. Сынри понятия не имела о настоящей, душевной любви, думая, что любят исключительно за внешность, полагаясь на чутье родителей, ищущих лучший денежный кошелек для своей прекрасной дочурки. И вот, когда объявили о поиске фавориток и желании видеть одной из них дочь почтенного советника Ха, Сынри радостно осознала неимоверное желания стать будущей императрицей. Сразу увидев остальных двух девочек, ставшими соперницами, брюнетка выбила одну из гонки, угрожая кровавой расправой, совершено не собираясь трогать Ину – страшненькую, прыщавую девчурку. Представляя победу, явно доставшуюся ей, счастливо осознавая, что не зря берегла себя так долго для богатого мужа, Сынри не ожидала приезда такой доставучей Дахён, незаметно забирающей цепкими руками лакомый кусочек прямо из-под носа. Ха Сынри сразу отнесла новенькую к некрасивым людям, умея только делением распределять людей на соперников и никчемный, ненужный мусор, недостойный даже взгляда совершенной брюнетки. Узнав по захлестнувшим дворец сплетням о том, что наследник выбрал дохлую рыбину Дахён, брюнетка, не понимая, что можно найти в такой маленькой, бесформенной девушке, скорее напоминающей подрастающего парня, нежели желанную даму, покорившую сердца, возненавидела соперницу всем сердцем. Расплакавшись, девушка ступала на ужин, собираясь высказать все недовольство выбором, заручившись поддержкой матери Хосока, обрабатываемой многими часами лести, проведенными во дворце, сближаясь, становясь настоящей, не рожденной дочерью для женщины. Только вот увидела, как Дахён, кстати не выглядящая по мнению Сынри на свои восемнадцать лет, покрытая множеством мимических морщин, плохо различимых на бледном лице соперницы, оставила своего слугу и отправилась наверх. Брюнетка, быстро пройдя за Дахён, увидела, как та, пряча что-то в подол платья, выходит на балкон, опираясь на железные перила. Сынри не обдумано запрела ненавистницу на балконе, пугаясь собственных решений, злостно захвативших думы, хотевшие разгневать Хосока не появлением выборной фаворитки на ужине, собираясь вышвырнуть самозванку с роскошного дворца, предназначенного только для идеальной Ха Сынри. Вот только когда щелчок двери разнес звук по окрестностям, ясно давая понять Дахён, кто закрыл ее на балконе, она сорвалась на бег, собираясь навсегда забыть о случившейся ситуации. Быстро перебирая ногами, спускаясь с лестницы, Сынри нервно стучала пальцами по локтям в сложенной закрытой позе рук, придумывая план, почему соперница не пришла, и почему ее должны выгнать без лишних расспросов, подворачивая ногу, досадно заплакав, размазав косметику, вымазывая руки в черной туши, присев на последнюю ступеньку, собирая мысли в одну кучу. Юци, видевшая спину подставившей ее девушки, разозлено застучала по стеклу, собираясь привлечь к ответственности всю дворцовую службу и выпотрошить органы Сынри, позволившей себе посягнуть на наемницу, прямиком на крыльцо дворца, показывая пример всем остольным. Но у блондинки был план, обязательно осуществляемый сегодня, после признания ее будущей императрицей, требующий быстрых действий и появления на ужине. Побарабанив еще несколько секунд, Юци осматривается, понимая, что находится прямиком под бассейном, манящим прохладной, безмятежной воды. Она перелазит через перила, собираясь быстрее попасть в столовую, совершенно не заботясь о внешнем виде, создаваемым долгими часами упорной работы Чимина. Юци прыгает без страха, встречаясь с топящей водой, заполняющей нос потопляющей жидкостью, заглушая барабанные перепонки от любых звуков, намочив все тело, с тяжелым платьем идущим к светлому дню. Откинув обувь, девушка всплывает, выныривая прямо на мраморный бортик, резко ставший скользким, мокрым камнем, желающим окунуть обратно в прозрачную пучину. Тяжелыми шагами она ступает по дворцу, пугая мокрой дорожкой капель идущих прямо за ней верными воинами, слугами, снующими повсюду, готовящими идеальный вечер окончательного решения наследника. Открыв двухстворчатую дубовую дверь, девушка видит слуг, держащих торты и десерты, готовящихся в любой момент накрыть стол роскошными блюдами, запахом разносящимся по территории комнаты, и видит присутствующих людей, внимательно слушавшим сидевшую во главе стола Сынри. Сынри наиграно плачет, привлекая все пары глаз только своей физиономией, иногда жалобно поскуливая. В этот самый момент наемницу захлестывает невероятная злость, отпустившая на балконе, пришедшая только с четко различимой фигурой врага, прикрывающая красным огнем нежное лицо, спускаясь приямком на шею, сжимая руки, совершенно забывая о первоначальном плане. К сожалению для Сынри, она сидит спиной к вошедшей наемнице и не видит ужаса, застывшего в глазах остальных, что внимательно наблюдает за тортом, перехватываемым Юци, опускающимся прямо на голову скулящей брюнетки. Сынри вскакивает со стула, растеряв все наигранное ревение, наблюдая, как липкие сливки воздушными кусками катятся по плечам, падая прямиком на платье, специально пошитого искусными мастерами для сегодняшнего ужина. Девушка оборачивается, пугаясь застывшей черной злости, заполнившей радужку голубых глаз, смотрящих напротив. Юци, не теряясь, хватает красотку за волосы, начиная тянуть на себя, выбивая почву из-под ног испугавшейся, совершенно не умевшей драться брюнетки. Та падает на пол тяжелым звуком, распластываясь на спине, сразу чувствуя тяжесть севшей блондинки, не давшей придти в себя, блокирующей руки, начавшей вырывать прекрасные волосы прямо с лукавицами из головы, пуская настоящие потоки слез боли, заполонившими прекрасное лицо. В какой-то момент Юци совершенно теряется, поднося кулак над лицом истеричной девушки, увидев ожидающий удар, крепко зажмуривший глаза, расслаблено испустив последний всхлип. Наемница медлит, чувствуя, как крепкие руки обнимают за талию начиная оттягивать от Сынри, желая поскорее закончить представление, еще долго обсуждаемое слугами. Блондинка брыкается, точно лязгнув ногой человека держащего ее как мокрого, нашкодившего котенка, намочив одежду, вжимая сильнее в свое крепкое, большое тело. — Прекрати, — шепчет на ухо, мелодичный голос, опаляя жаром дыхания, — Ты можешь ее убить, — усмехается узнаваемый Юци Чонгук, крепче перехватывая девушку. Сынри плаксиво осматривается по сторонам, почувствовав облегчение, ощупывая руками осиное гнездо на голове, начиная плакать еще сильнее, увидев клочки волос в зажатых кулаках Юци. — Я ненавижу тебя, — садится она на пол, закрываясь руками, — У тебя ужасное платье. Ты сама ужасная, — кипя от злости, начинает тыкать пальцами Сынри в застывшую, расслабившуюся наемницу, — Твое платье – дешевка. Ты выглядишь дешевкой. Ты, — делает глубокий вдох, сопровождающийся подступающей истерикой, — Уродка. Ты уродина, ничего не умеющая. А я умею все, — начинает кричать та, заливаясь слезами, — Я должна стать императрицей. — Ух, — театрально вздыхает Юци, — Сынри, всех ужасно бесит твое поведение. Ты убрала ту уехавшую девчонку? Вот какими методами ты борешься. Теперь понимаешь, почему ты вообще не нужна Хосоку. — Прекратите. Не устраивайте шоу, — подает свою руку лежавшей на полу блондинке Хосок, испепеляя взглядом Чонгука, — Чонгук, хватит ее держать. Она в состоянии стоять сама и слушать моих приказов, не позволяющих больше набрасываться дракой. Больше, Дахён, ты вообще драться не будешь. Я тебе запрещаю. — Нет уж, — чувствует отпустивший захват наемница, начиная наступать на вытянутые ноги Сынри, встречая злостный взгляд Хосока, — Мне так жаль тебя. Ты только и умеешь, что бегать за богатыми пустозвонами. А если они тебя не хотят, бегать за матерью пустозвонов, — показывает головой на императрицу, — Сынри, пока ты строишь козни, столько хорошего проходит мимо тебя. Знай, почему Хосок выберет меня, — скрещивает она руки на груди, видя растерянный взгляд брюнетки, — Я себе нравлюсь. Я люблю свою кожу и люблю свою жизнь. Для меня не важно, какой внешности человек. А для тебя важно. Но не надо считать меня недостойной только потому, что мне не важно то, что важно для тебя. Бессмысленно судить человека по внешности, судить надо по поступкам. — Бессмыслица ты сама. Тебя еще никто не выбрал, — выплевывает Сынри, топая ногой, — Господин Хосок, она оскорбила Вас и императрицу, прогоните эту девицу, которая устроила такой скандал. — Нам нужно всем остыть и поговорить завтра, — спокойно проговаривает Хосок, сдерживая эмоции, рвущиеся разорвать Юци на куски, — И да, я выбрал Дахён. Она мне нравится, — он собирается подойти к Юци, глазами говоря брату, все еще стоявшему позади, отойти, слыша нервный топот ног бегущих к двери, оборачиваясь, видя Чимина, что яростно хлопает дверью, убегая. Парень бежит по лестнице, состоящей из мало количества низких ступенек, являющейся спускаем с массивного дворцового крыльца, совершенно не собираясь останавливаться или осматриваться, желая поскорее добраться до бассейна и выполнить свою часть плана, спокойно приводя мысли в порядок. Чимину стоило больших усилий сдерживаться в столовой, постоянно оглядываясь на дверь, явившую собой Дахён, которая за время опоздания была жестоко разругана Сынри и императрицей, приводя неслыханные лгущие доводы. Когда подруга вошла, каплями стекающей воды заливая идеально оттертый пол, подготовленный специально к вечеру, выставляя мокрой тканью напоказ все потайные участки тела, тщательно скрытая долгой работой Пака, он старался смотреть только в пол, боясь подойти к горящим черной злостью глазам и узнать, что случилось, желая помочь, скрыть от слишком пронзающих взглядов, обративших все свое внимание на непотребный вид девушки. Остановившись прямиком возле бассейна, блондин осмотрелся, испугавшись провала четко поставленного плана, собираясь идти обратно и самостоятельно помогать брюнетке, что так отчаянно просила помощи. Решив немного повременить с возвращением, Пак снял обувь, закатав штаны, заворожено опуская ступни в манящую прохладой прозрачную воду, пуская блинчики волны, отходящие от худых загорелых щиколоток. За безмятежным разглядыванием мирно переливающейся, гнущей маленькими потоками ветра, необходимыми в пустынной земле, блондин не услышал размеренные шаги, приближающиеся глухим звуком. Повернув немного голову на шорох, для ушей, погрязших мыслями, Чимин, четко различив силуэт, размыто отражающийся на зеркальной жидкости, выявляя господина Хосока, спустившегося прямиком за слугой. Пак Чимин помнил, насколько отважным, решающимся на любые передряги был господин Хосок в маленьком возрасте, познакомившись и защитив младшего от огромной собаки, разводимой императором. Император в те давние года, совершенно не желая слушать свою говорливую жену, решил разводить сторожевых псов, скалящихся на любого нового обитателя, кем оказался Пак, приведенный матерью из деревни, дабы продлить семейное дело служения, обучая малыша с малых лет. Увидев собак, ребенок точно думал, что сделал последний вдох перед тем, как скалящееся чудовище, разбрызгиваемое слюни, разорвет его маленькое тельце на клочья. Закрыв глаза, сильно жмурясь, мальчик почувствовал теплую руку, окутавшую его маленькую ладонь, увидев перед собой большого мальчика, казавшегося взрослым человеком, выглядящем, по мнению Пака, на лет двадцать, не меньше. На самом деле тогда будущему императору только стукнуло шестнадцать лет, и выглядел он обычным подростком, купающимся в роскоши, носящим лучшие одеяния страны. Парни сразу нашли общий язык, несмотря на разницу в десять лет, Чон, увидев добрые глаза, смотрящие в вечной помощи, поклялась оберегать маленькое чудо, совершенно наивно думающее, неприспособленное выживать в жестоком мире. Императрица по началу позволяла сыну безобидную дружбу с слугой, маленьким мальчиком, старающимся постоянно таскаться хвостиком за взрослым подростком, изучающим науки, не понимаемые взрослым. Когда наследнику исполнилось двадцать, мать, разгневанная жизнью с отцом императором, решил забрать счастливые будни у сына, не позволяя больше знатному человеку дружить с слугой, заставляя парней разговаривать только официально. Заставляя парней встречаться ночью, рассказывая свежие истории одинакового дворца, но прожитого по разной судьбе. Женщина тайком больно наказывала взмахами плети младшего, терпящего, продолжающего дружить с Хосоком, сейчас же отражающимся размытым силуэтом в тихой воде. — Почему ты убежал? — спрашивает Чон, садясь на корточки рядом с даже не повернувшим голову Паком, — Я заволновался. — Я просто очень сильно обрадовался, — искренне улыбается блондин, теперь стараясь смотреть только на себя, отражающегося в воде, — Я очень рад, что ты выбрал Дахён. Она чудесная. Она спасет жизни, — путается в комплиментах Пак. — Может хватит рассказывать мне о ее плюсах, — снимает свою обувь Хосок, ставя ее рядом с обувью друга, — Мне всегда интереснее слушать о тебе, — усмехается парень, внимательно обжигаю левую сторону лица Чимина. — Ну, это правда, — возражает блондин, переводя взгляд на наследника, — Я правда думаю, что это лучший выбор. Она чудесная, — он повторяется, теряясь, — Думаю, нам стоит прекратить традицию ночных чтений в библиотеке. — Да, чудесная. Я ее и выбрал только ради тебя. Ради наших посиделок. Ради своих чувств, — проводит костяшками руки по щекам лица напротив, заворожено наблюдая за длинными ресницами, часто смаргивающих маленькие частицы песчинок, кружащих в воздухе, останавливающих время. — Какие чувства, — краснеет парень океонариумным раком, опуская голову, стараясь уйти от касаний, — Мы же друзья. Нам лучше больше не видеться. Думаю, Дахён будет неприятно. — Хорошо, — усмехается парень, не желая отпускать красивое лицо, рукой за подбородок поворачивает в свою сторону, пытаясь словить взгляд, смотрящий по разным сторонам, только не на наследника, — Только вот я хочу продолжать с тобой дружить. И мне плевать, как себя будет чувствовать Дахён. — Это все Вам кажется, — отнекивается блондин, качая головой, — Не пристало господину так со слугой разговаривать. Вам стоит идти. Уходить. Хотя, нет, — вспоминает он обещание продержать Хосока возле себя до утра, данное Дахён, — Давайте, последний раз так посидим, а потом Вы навсегда станете человеком госпожи Дахён. — Ты такой глупый. Хватит думать о других, — приближается Чон к манящему лицу напротив, — Я никогда не стану человеком Дахён, потому что я уже давно занят. — Она расстроилась бы, если бы услышала Ваши слова, — боязливо отодвигается блондин от горящего тела, обжигающего все сущность, прятавшуюся внутри, — Пожалуйста, давайте не будем. Это не приведет к хорошим последствиям. Я не смогу обманывать свою госпожу. — Она и так все знает. Ты не будешь никого обманывать, — злится Чон, видя знак протеста в любимых глазах, — Думаешь, она меня любит? Полный бред. Она сама будет согласна на нашу связь. — О какой связи вы говорите? — не понимает Пак, все дальше и дальше отстраняясь от пожара самим разжигаемого. — О связи давно случившей между нами. Не обманывай себя ЧимЧим, ты любишь меня. Когда мы проводим время вместе, нам хорошо, — начинает говорить Хосок слова, давно желаемые слететь в сторону манящего друга, — Ты думаешь, сможешь забыть это все? Сможешь перечеркнуть? — Господин, прошу, не говорите так, — качает отрицательно головой Пак, — Между нами ничего не было. Мы просто дружили и дружим даже после запрета вашей матери. А Дахён правда никогда не сможет такого простить. — Никогда, — цокая, смеется Хосок, внимательно слушая, — Я тебя никогда не отпущу. Знаешь почему? — после кивка со стороны Чимина продолжает, — Потому что мы никогда не сможем забыть то, что хотим забыть больше всего. Ты будешь со мной. И не говори, что не хочешь этого. Ты меня любишь, и я это знаю. Хватит врать себе. — Это все глупости, — не собирается сдаваться Чимин, снова переводя взгляд на воду, — Давайте просто посидим вместе, и поймем, что это последний день нашей дружбы. Дальше я только слуга госпожи, вашей жены, будущей императрицы. — Как тебе угодно, — тяжело вздыхает наследник, опуская голову позволяющему на плечо, слушая размеренное дыхание, сливающееся во едино с его, создавая лучшую симфонию для излюбленных ушей Хосока. — Главное, чтобы ты всегда был рядом, — смеется, слыша частое биение сердца друга, почувствовавшего переплетенные руки, создавая интимный момент, понимая, заручаясь большей уверенностью держать Чимина возле себя до конца жизни. Ненавидя законы, не позволяющие навсегда забрать парня себе, повесив на пальце кольцо, говорящее о принадлежности и занятости человека. Идиллию вечера, плавно опускающимся солнцем, тихо разнося прохладу по земле, портит выбежавший слуга, сказав: «Господин, Ваш отец умер, боюсь, кольцо было украдено».