моя личная сука.

      Непоколебимое спокойствие тёплого летнего вечера плавной мелодией мурчит по легкому, воздушному одеялу, согревающему тело, за щелью приоткрытого окна в прохладном свежем воздухе глубоким усилившимся аккордом проносится лесной шум. Тишина, мягко наполненная медленным дыханием, звонкое пение сверчков, шорох одеяла наталкивает на сон, но девушка, уже почти утыкаясь носом в книгу, продолжает вести строчку ноготком и пытается вчитываться, в мыслях уходя куда-то далеко в себя, где в подсознании улавливает тревожность за то, что будет дальше. Но сейчас, когда шея затекает и просит положить голову, наполненную кучей вопросов, на манящую подушку, усталость преодолевает все остальное.       Когда свет торшера неожиданно тухнет, а вместе с тем и экран телефона, стоящего на зарядке на прикроватной минималистичной тумбочке, сон как рукой снимает. Теперь во мраке все тени нагоняют детский страх, неконтролируемый русой и не входящий в вечерние планы. «Должно быть, отключили электричество», а дальше тихая паника и ощущение тревожности. Отчего-то хочется почувствовать безопасность, найти которую можно здесь, на массивном плече, где, улавливая спокойное дыхание, самой приобрести спокойствие. Сжав подушку в руках, почти неслышно, ступая на носочках, Лиза выходит в коридор, ища нужную дверь.       Комната без таблички, дверь приоткрыта. Прикрытый тенью листвы, но ясно открывающий свой унылый, погасший взгляд потоком холодного лунного света юноша, зарывшись ладонями в рыжие волосы, сидит на просторной кровати, на которой так беспорядочно разбросаны подушки, вещи, смятая простынь одним из углов почти достает до паркета, тень от нее струится под кровать, где неприметно лежит какая-то явно забытая книга. На противоположной от двери стене выход на балкон, ветер заигрывает с невесомым, воздушным тюлем цвета пломбира, то выгоняя его струющуюся ткань на балкон, то вновь заводя в спальню. Парень резко оборачивается на дверной проём, где затаилась в наблюдениях девушка. Её фигура в полусвете кажется идеальной, привлекательной, манящей, а каждый изгиб тела практически совершенным, мягким, особенным, от неё веет парфюмом и теплом. Ничего не ожидая, она без разрешения заходит в комнату и садится рядом, уже сейчас чувствуя каждой клеточкой хрупкого тела энергетику парня. Сохраняя осторожность, зеленоглазая, сжавшись от холода и мрака, продолжая прижимать подушку, с не меньшим интересом рассматривает черты лица рыжего, которые меняются, как только взгляд голубых, но в темноте больше казавшимися зелёными глаз, падает на девушку.       – Лиз, прости меня за все, — парень с тяжелым вздохом протягивает ей стопку купюр под предлогом зарплаты, но русая не намерена брать денег. Она аккуратно отталкивает его руку, опуская пленяющие ресницы. Её сливочные плечи открыты и так манят поглаживающим движением пройтись по мягкой коже ладонью, но он твердо запрещает себе прикасаться к девушке, напоминающей форфоровую куколку, которая вот-вот готова выскользнуть из рук и разбиться на десятки осколков.       – Мне холодно, — Неред осмеливается вглянуть на него, рукой подбирая пряди светлых волос. Теряя самоконтроль от нежности девичьего голоса, Кашин целует ее шею, согревая дыханием, а после прикасается к губам. Жар в груди расходится волной по всему телу, заставляя ощутить тепло во всех его частях. Здесь, сейчас, от всех прикосновений в душе зарождается легкое доверие, доверие к психически нестабильному, явно имеющему биполярное расстройство юноше. Он нежно, тонко, осторожно проводит языком по внутренней части верхней губы русой, не торопясь углубить поцелуй, чтобы сделать его менее приторным, более легким. Она отвечает так же аккуратно, следя за дыханием, пока ладони крепко держат темную ткань теплого худи.

***

      Рассвет разгорается пурпуром, его пламя разливается по небу трепетно и нежно, бархатные облака, подобно струйкам приятной дымки, неторопливо ведут свой путь. Солнце ещё только ожидает увидеть, в этот момент оно еще где-то там, за горизонтом, лишь малиновой кромкой оно показывается между стволами елей. Утренняя тишина на смену суете дарит здоровый сон, раскрыть глаза сложнее, чем могло показаться. Тяжёлые веки еще спят, когда сознание уже давно проснулось и картинками уводит девушку в воспоминания. Запах лаванды в чужой комнате почти пропадает, раскрытый балкон приносит запах свежести и прохлады, запах зелени, цветов, леса, ручья, запах умиротворения, запах природного пробуждения. Лениво открывая глаза, Лиза пытается потянуться. Рядом никого нет, подушка пахнет Даней, лежащее худи со вчерашнего вечера пахнет Даней, её футболка пахнет Даней. Этот запах становится преобладающим среди массы ароматов, гуляющих по спальне и оставляет сыроватый, насыщенный привкус.       Дом оказывается пуст, на столе кухни стоит чашка еще горячего кофе, рядом одинокая ромашка, ещё свежая и с капельками росы на белоснежных лепестках.       – Романтика, — шепотом усмехается девушка, с улыбкой рассматривая утренний презент. Кофе оказывается даже не переслащенным, а посуда помыта и стоит на своих местах. Неужели дело рук Кашина? На секунду у Лизаветы мелькает мысль, что вернулась Света, поскольку такого никогда в этом доме после ее ухода не было, но, видимо, в рыжем и правда проснулось что-то человечное.       Некая душевная теплота, мягкая, как карамель или белый шоколад, ощущение ожидания исходит от девушки, продолжающей чтение книги. Действия героев уже не имеют никакого значения, она погружается вновь в спектр своих внутренних чувств, пытаясь сосредоточиться на сохранении гармонии, мира внутри себя. Абсолютная безопасность, как шорох крыльев бабочки в свободном полете и ничего более.

***

      Кашин не оставляет записок, сообщений, звонков, его отсутствие в течение всего дня начинает вызывать встревоженность у девушки. Неред тщетно пытается дозвониться, слышит в ответ только долгие, томные гудки, наталкивающие на беспокойство и настороженность. За окном начинает смеркаться, небо застилает темным, иссиня-фиолетовым полотном, сейчас рассыпятся звезды, и ночь окончательно накроет сном близлежащие дома. Ожидание становилось ещё более тягостным и тревожным, как медленная барабанная дробь перед строгим маршем. Укутавшись в слегка покалывающий кожу плед, Лиза убавляет звук телевизора, превращая его в белый шум, экран является единственным источником света. Пытаясь уложить все мысли, взволнованные, отчаянные, она борется со сном, решая дождаться хозяина, но все же засыпает.       Щелчок в двери и тонкая полоска света проникает в темноту, мягко ложась на паркет. Девушка взволнованно приподнимает голову, поворачиваясь к источнику шума и потирает глаза. Кашин, неуверенно осматривая домработницу, одергивает куртку, нарочно кашляя и опуская взгляд вниз. В его руке ремешок, спускающийся вниз и заканчивающийся на шейке пока что маленького комочка радости, напоминающего булочку. Пёс бегает яркими глазами с бликами счастья по залу, останавливаясь на застывшей в немом восторге девчонке. Несколько мгновений трое продолжают оставаться на своих местах, сохраняя тишину и ожидая реакции друг друга, в попытках успокоить эмоции. После Неред скидывает плед и, словно ребёнок перед коробкой конфет, с горящими от счастья глазами, аккуратно подходит к парню и садится на корточки перед щенком. Она с осторожностью и нежностью гладит его мягкую, недлинную шерстку. Корги выглядит забавным, его короткие, пухлые и тёплые лапки топают изучать дом, не обращая внимания на попытки знакомств. Всё так ново, так неизведанно, незнакомо и странно. Юноша отпускает поводок и даёт псу волю, не сдерживает улыбки, замечая Лизино изумление и радость. Она готова визжать, прыгать от радости после слов: «Это Альф и он теперь будет жить с нами», но, сдерживая себя, просто обнимает Данилу, мысленно за все прощая.       Она утопает в его объятиях впервые, это чувство такое новое, непривычное, но такое искреннее и настоящее, что его хочется растянуть на целую вечность именно сейчас, в этот самый момент, пропитанный теплотой и заботой. Не задумываясь, что будет через несколько мгновений, она просто лежит на его плече, полностью ему доверяясь. Где-то в ногах уснул маленький коржик. За окном снова никак не может успокиться дождь. Сердце счастливо бьётся в его руках, в её груди.

t h e e n d