//
Высохшая листва лежит у его ног, Лиза скидывает её со ступеней носком кроссовка, присаживаясь рядом с парнем на корточки, наблюдая за движениями его закрытых глаз. Он спит, его голова опирается на стену, рука свисает с колена и чуть касается кончиками пальцев земли, рыжие волосы мокрые, дыхание тяжелое и хриплое, но спокойное. Теплая рука сама тянется за прядями волос, перебирая их, на секунду возникает чувство жалости к продрогшему и промокшему парню, но когда медленно открываются синие глаза, воспоминания волной раскатываются по разуму, девушка одергивает руку, снова ощущая ненависть. Кашин приподнимается, шепча: «Лиза?..» и закашливаясь. Он встает, проводит рукой по волосам и натягивает капюшон худи, его взгляд кажется беспомощным, но обманчивым. –Лиз, может... –Проваливай. –Лиза! Дай мне сказать! - он пытается ухватить её за руку, чтобы зрительно контактировать с её глазами, но она не намерена делать этого. И как объяснить, что внутренние качества зверя порой преодолевают возможности вести себя так, как подобает вести себя любому человеку. Он хотел быть спокойным, хотел познакомить зеленоглазую со своим добром, что скрылось глубоко в глазах синих, бесчувственных, но её слабость сносила крышу и животное желание застилало сознание. Хотелось чувствовать себя доминирующим, властвующим, хотелось рвать и метать, чувство жалости исчезало, долгое время не возвращаясь. Её хрупкость была чем-то вроде манящей сладости, пред чем нельзя было устоять, все поступки убивали шансы выжить влюбленности в её ключицы. –Проваливай, - повторяет Неред холодно, возвышаясь проницающим взглядом над его жестокостью, – как твоя агрессия не пугает тебя самого? - вдруг продолжает девушка, провожая взглядом линию леса. –Это происходит непроизвольно. –Разве? - с любопытством в голосе бросает девушка, прищуриваясь. Она видит его слабость. Теперь всё словно меняется местами, только вот убить противника оказалось легче, чем можно было представить себе ранее. Лиза будто удерживает эти крылья дьявола, собираясь занести над ними нож и навсегда лишить их обладателя души демона. –Ты не такая, я знаю. Не пытайся стать сильнее в моих глазах. Я лишь прошу у тебя шанса. –Зачем он тебе? - от раздраженности она начинает кричать, абсурдность ситуации вызывает злость и непонимание. –Сколько, сука, можно? –Потому что я... –...жалкий выродок и псих! А ещё я умею только ебаться и орать, когда напьюсь в дерьмо! –Люблю. –Да! Люблю вести себя, как конченный урод и кусок дебила в свои двадцать пять с хуем лет! –Успокойся, - рявкает рыжий, закрывая рот пищащей уже что-то невнятное русоволосой, – я освобожу тебя на некоторое время от всех обязанностей и заплачу. Что тебе еще нужно? Я тебя не буду трогать, только, пожалуйста, вернись. Хрупкая, несмелая надежда появляется в мыслях у обоих. Время останавливается, выжидая ответа от девушки. Дурдом превращается в сплошную нервотрепку и ад, ждать чего-то адекватного и нормального в стенах особняка было бы глупым и наивным. Он никогда не изменится, но почему-то губы уже твердят иное, о чем спорит разум. –Пошли, - небрежно бросает русая, наконец сдавшись под пристальным взглядом. Сломив подчиненную, на лицо синеглазого падает тень улыбки, он провожает её взглядом до машины, возвращаясь в дом за сумками. Света робко наблюдает за ним, а затем неожиданно для себя выпаливает фразу, о которой пожалеет слишком поздно. –И за какую сумму продалась твоя принцесса? - он в недоумении затаивает дыхание, отвлекаясь от собственных мыслей. Зарождается желание дать ей пощёчину и порадовать своё эго, но карие глаза несмотря на уверенность в своих словах выглядят устало, безразлично и уязвимо. Блондинка сидит за столом, подпирая голову руками, её тушь осыпалась под веками, тяжелый вздох раскатывается громом по комнате. –За всю твою зарплату, милая. Надеюсь не увидеть тебя больше, - он отвечает холодно, пытаясь усмирить гнев внутри себя. Перед глазами попытки выстроить образ своего поведения, что будет подобать надеждам Лизы. Кажется, впервые за всю свою жизнь Кашин собирается меняться; но это ненадолго - уверен рыжеволосый. В очередной раз победив, его самолюбие крепчает, из раза в раз доказывая юноше свою несломленность. Безупречный выигрыш — Неред ожидает Данилу в салоне автомобиля, изредка переосмысливая все сказанные фразы. Дорога обратно всегда будто становится короче, быстрее проносятся за запотевшим окном машины, деревья, поля, всё вроде то же самое, но более серое и мрачное. Тучи нависают над трассой надменно и пафосно, с искушением наблюдая, как люди торопятся достать зонты и снова продолжить ловить попутку. Близкий шепот ветра пробуждает волнение и ощущение тревожности, погода словно напоминает о совершенной ошибке и невозможности её исправить. В синих глазах мелькают огоньки то ли от фар летящих по встречке машин, то ли от азарта, а в зеленых только страх и неуверенность. Как бы не хотелось стереть с бумаги жизни лишь одну фразу, ластика для грязной тетради не найдется ни в бардачке автомобиля, ни в пламенном сердце, ни в сгоревших дотла положительных чувствах.//
На балконе пахнет сыростью и табачным дымом. Два потерянных в своих же поступках медленно, неторопливо курят, когда нужно что-то сказать, такое важное и искреннее, слова вдруг становятся лишними, а дороже сигаретный дым, разрушающий свежий поток воздуха. Её плечи покрывает бомбер, босые ноги чуть мерзнут, но для неё это совсем неважно. Рыжие волосы чуть дергаются, когда парень кашляет в руку, откладывая сигарету. Перегородка блеклого и болезненно отдающего в груди воспоминаниями балкончика покрыта каплями дождя, в которых играют блики появившегося за тяжелыми облаками вечернего солнца. Она снова возвращается к тому же, пытаясь заткнуть чувство, что всё повторится вновь, но пресные слезы уже давно не стекали по бледным щекам. Вишня во дворе скидывает ягоды, они разбиваются о землю и скатываются к забору, где исчезают за воротами в траве. Так же теряются все издевательства, просто разрушаются, растворяются с одним нежным прикосновением по шее, спускаясь к открытым ключицам. Ему нравилась эта футболка с широким воротом, что позволяла лишний раз дотронуться до теплой бархатной кожи пудровой текстуры и сливочного цвета, а она была не прочь понаблюдать за поведением Кашина, норовившего вселить в неё новое чувство симпатии. «Давай же, пробей, убей меня, но только не молчи с безразличным взглядом в пустоту, дотронься до меня, но не заставляй поверить в равнодушие». В глазах тускнело от душераздирающего чувства, почти не видя ничего вокруг себя, не теряя ни минуты драгоценного времени, юноша усаживает русоволосую на сырую перегородку, ощущая её руки на своих плечах. Теперь её лицо чуть выше, она смотрит на него глазами, полными азарта, но в то же время глубокой тоски за зеленью с бесконечно сияющим солнцем внутри. «Прошу, подай мне руки, не дай упасть в эту пропасть». Казалось, что если не сделать этого сейчас, не исполнить такое дорогое желание, то всё вокруг станет никчемным. Трепетно прикоснувшись к мягким губам, пара сливается в поцелуе. Ей не хочется отстраниться, отчего-то, ощущая его теплые ладони на своей пояснице, в душе зарождается доверчивость. Время, как стекла, разбивается под ногами на мелкие осколки, они так же молчат, в пустоте прося о помощи. Разбиваются на осколки все обиды, тревожность и переживания. Всё будто становится на свои места, когда рыжий юноша рядом, с неоспоримой нежностью целует её губы, поглаживая спину. Холод в ладонях исчезает, как и мусор из головы; солнце покидает вечер, оставляя розовую дорожку, что соединяет линию горизонта с бесконечным небом. На девичьих щеках играют тени ветвей, усыпанных листьями, для которых придет время и они так же будут одиноко лежать на земле, погибая среди таких же потухших, но сейчас, в этот теплый момент, тянущий чем-то сладостным в груди, они полны, они горят, они не одиноки. Не замечая чего-то важного, хрупкие ладони обвивают шею парня, вспоминая тот запах, от которого хотелось бежать, а сейчас - прикоснуться. Где-то глубоко внутри живет чувство, что спорит с ощущением свободы, доказывая, в именно в его руках уютнее, роднее. Нет скованности, нет боли, нет дрожи, всё давно утихло, только легкий ветер колышет футболку и сбрасывает бомбер с плеч под ноги Даниле, но без него уже не холодно. Отдаться чувству — продать свою гордость, она в последний раз подается вперед, плавно проходится кончиком языка по нижней губе парня и углубляет поцелуй, чтобы навсегда его запомнить, а после отстраняется, наконец открыв глаза и посмотрев на усеянные веснушками щеки. Синева в его глазах сменилась зеленью, он медленно облизывает и прикусывает губу, наблюдая за полетом бабочки на русых ресницах. Только ей удавалось достать из глубин его души то, что уже давно осело на самом дне мелким осадком. Иногда становилось стыдно за эту слабость, но перед друг другом стыдиться уже было нечего, пройдя такой огромный путь величиной в почти две недели. Они оставят всё это в тайне, каждый поцелуй и трепетное прикосновение будет только для двоих, они спрячут от чужих глаз это мелькающее чувство влюбленности. Зеленоглазая любила его только пять минут, сидя на сырой и холодной перегородке балкона и вдыхая его запах, спускаясь движением ладони от плеча к руке и сжимая его ладонь. Как потушив окурок, он тушит свой дикий нрав, провожая взглядом каждый её вздох, спокойствие и умиротворение висит в тишине июля, на небе появляется бледная луна и пара звезд, что разбавляют опускающийся мрак, своим сиянием убивая боль. «Скажи, что влюблена, прошу», но в ответ снова давящая на виски тишина.