Dragonrend

Как бы меня ни травмировало вчерашнее открытие, от правды было не убежать. Я, Фрейя Драконорождённая, тан Вайтрана и Винтерхолда, глава Гильдии воров Рифтена, Слышащий Тёмного Братства, провела ночь, прячась в конюшне от очень злого человека-дракона. А теперь, с первыми лучами рассвета, этот очень злой человек-дракон претерпел ещё одну трансформацию: из просто очень злого он стал разъярённым. Я осторожно потёрла багрово-красный синяк, появившийся на моём плече в тот момент, когда воздух рассёк вопль Алдуина. Кожа была порвана до крови — я подозревала, что Тенегрив себя не сдерживал. Возможно, позволить ему выбежать на улицу, чтобы прогнать незваного гостя, было не лучшей идеей. С другой стороны, «позволить» — это громко сказано. Попытка схватить коня закончилась тем, что он прижал меня к стенке стойла и держал в таком положении, пока я его не отпустила. И в представлении Тенегрива это было нежно. — Довакин, выходи немедленно! — Нет, — отозвалась я упрямо. — Возвращайся в таверну. Я занята. — Чем? Ищешь свои мозги в стоге сена? У тебя была на это целая ночь. Раздалось возмущённое ржание, за которым последовал звук копыт, взрывающих землю. Гневное «Во имя Ситиса!» заверило меня, что Алдуин не пострадал и что он прислушивался к моим словам внимательнее, чем я думала поначалу. — Ты даже не знаешь, кто такой Ситис, — пробормотала я, сидя на земле и сжимая в руках железный кинжал, который стащила у одного из убитых бандитов. Честно говоря, я едва ли знала больше, чем он, и не была уверена, что хочу расширить свой кругозор. Какой человек… мог позволить принести в жертву своих отпрысков, прежде чем жениться на их матери? Да он даже не говорил за себя, с радостью перекладывая грязную работу на Мать Ночи, но при этом забирая все лавры. Это свидетельствовало лишь об одном: все мужчины одинаковы, вне зависимости от того, каким существом они являются и в какой реальности обитают. По сути… «Остановись, Фрейя! Ты прокрастинируешь». Это нужно сделать, и это не больно. Почти. По крайней мере, не так больно, как клинок ассасина в моём боку — ассасина, которого укусил Мико, прежде чем я повалила его на землю и наконец сумела извлечь из ножен Соловьиный меч, давая вышеназванному убийце вкусить его металл в первый и последний раз. Охотничий пёс спас мне жизнь, и в награду за это он теперь жил с Лидией в Вайтране, упитанный и счастливый. Тем не менее, мне было крайне непривычно получать телесные повреждения. Сделав глубокий вдох, я прикоснулась лезвием к своему предплечью и сильно надавила. Тупому кинжалу потребовалось несколько секунд на то, чтобы рассечь кожу. Из раны хлынула кровь; наконечник погрузился в мою плоть и вошёл ещё глубже, пока я медленно, но уверенно продолжала давить. Когда боль накрыла меня лёгкой волной, идущей прямо к голове, я остановилась и стала ждать. Тенегрив и Алдуин всё ещё осыпали друг друга ругательствами. Когда последний начал проклинать различные ветви генеалогического древа Тенегрива, на меня обрушилось холодное осознание. Это не сработало; связь была односторонней. Я чувствовала каждую царапину на его теле, но по какой-то причине раны, полученные мною, не проецировались на нём. А следовательно, я его убить не могла, однако ничто не мешало ему попытаться сделать это со мной. «О Талос, что будет, когда он поймёт, что я не могу его расколдовать?» Невзирая на слова Назира (только потому, что я не позволила ему установить в Убежище пыточную), я не была тупой. Моя ценность для Алдуина заключалась в том, что он верил, будто я каким-то образом могу обратить Крик вспять. За последние дни я несколько раз давала ему возможность на себя напасть: притворялась спящей, поворачивалась к нему спиной, делала вид, что не заметила, как он вошёл в комнату. Он не воспользовался ни одним из этих шансов; я не могла сказать то же самое о будущем. Из размышлений меня вырвал ужасный шум снаружи. Тенегрив яростно заржал, Алдуин появился в дверях конюшни, а затем Тенегрив подкрался к нему сзади, словно кобра перед броском. Не думая, я вскочила и изо всех сил потянула за какой-то элемент его одежды, сбивая его с ног. Когда бывший дракон упал на меня, я резко откатилась в сторону, пытаясь заслонить его как можно лучше, ибо меня оглушил звук бьющихся о землю копыт. — Стой! Тенегрив, прекрати! — закричала я. — Не бей его. «Не бей его, потому что ты и мне череп проломишь», — вот что я на самом деле хотела добавить, однако в экстренных ситуациях краткость была не просто сестрой таланта, а необходимостью. Цокот копыт, удаляющихся от стойла, заставил меня посмотреть наверх. В меня впился осуждающий взгляд красных глаз, а затем мой оскорблённый конь-убийца покачал головой, фыркнул и ушёл прочь, высоко задрав морду и хвост. — Я могу объяснить, — слабо простонала я, прежде чем уронить голову обратно на… волосы Алдуина. И тогда я осознала, что в попытке его защитить я практически прижала лицо бывшего дова к своей груди, обхватив руками его голову и спину. Остальная часть меня накрывала мужчину. Клянусь Девятерыми, всё, что могло пойти не так, было обязано пойти не так. Я нутром это чувствовала. «Беда не приходит одна, детка», — звенел в моей голове голос Бриньольфа, и мне хотелось заставить его заткнуться. А вообще я очень, очень хотела побежать вслед за Тенегривом и совершить аналогичный акт исчезновения. Но поскольку это было не в моих силах, я состроила максимально укоризненное лицо, высвободилась из «объятий» и стала ругаться: — Тебе надо было просто подождать, пока я выйду. А теперь гляди, что ты наделал. — Алдуин фыркнул, но я огрела его паром, как двемерский центурион неудачливого фалмера. — Ты должен быть благодарен, что он не причинил тебе вреда. В следующий раз прояви терпение — говорят, это добродетель. В конце концов, ты ждал три или четыре эры. Одно утро — лишь капля в море на фоне всего этого времени. Его янтарные глаза сузились, а ноздри слегка раздулись. На месте простого обывателя я могла бы поклясться, что из них пошёл дым. Возможно, я чуть-чуть перестаралась… Затем он схватил мою окровавленную руку. — Как ты умудрилась пораниться? — окинув взглядом стойло, он заметил на земле кинжал, и на его лице мелькнуло что-то похожее на встревоженное удивление. — Что конкретно ты с собой делала? — Я не вправе раскрывать наши ритуалы, — солгала я, отстраняясь, чтобы прочесть заклинание исцеления. — И я не думала, что тебя это волнует, — усмехнулась я. Если вы попали в затруднительное положение, отвлеките своего оппонента. Это один из первых уроков, которые преподал мне Огмунд. Хотя город крови и серебра был мне ненавистен, я симпатизировала старому скальду, выступавшему в местной таверне. — Не волнует. Просто ты испачкала меня кровью. — Даже на фоне тёмно-синей шерсти кровяные разводы проступали отчётливо. — К тому же, если кто и прольёт твою кровь, это буду я. — Я бы посмотрела на твои попытки. — Я пытался всю ночь, но ты пряталась за этой дьявольской лошадью! — Ну, этим всё сказано. Если ты не можешь одолеть Тенегрива, с чего ты решил, что тебе по зубам Драконорождённая? Мы бы начали душить друг друга в конюшне, если бы Скали не застукал нас в самый ответственный момент: Алдуин тянул руки к моей шее, а я готовилась буквально ударить его ниже пояса. — Мама накрыла завтрак. Может, вы двое поедите, пока не остыло, а потом возобновите вашу ссору? По моему лицу расползлось тепло, и я смущённо покраснела, борясь с желанием спрятать руки за спину и потупить взгляд. Краем глаза я заметила, как Алдуин выпрямился, а его руки разжались, повиснув вдоль тела. По-видимому, Скали обладал способностью пристыжать взрослых до полного подчинения. Быть может, ему следовало поехать на Совет ярлов, чтобы я назначила его Верховным королём. — Она говорит, там есть яблочный пирог, а ещё булочки с заварным кремом. Это были волшебные слова. Едва они слетели с его губ, как мы оба устремились в таверну. Избиение друг друга до полусмерти могло подождать, а моя внутренняя сладкоежка — нет. Алдуин, видимо, чувствовал то же самое.

***

Сын Акатоша впервые задумался, сколько же черт он перенял от Драконорождённой. От него не ускользнуло то, что они оба были нордами: вероятно, ту'ум создал ему тело по её подобию. А ещё в нём вдруг проснулась любовь к сладостям, которой не существовало, пока он не попал в ловушку смертной плоти. Кроме того, он становился чрезвычайно требовательным к чистоте, которую она очевидно лелеяла, судя по ежедневным ваннам (и к раздражению Леонтия). Это раздражение переросло в ужас, когда имперец осознал, что Алдуин последовал её примеру. Затем Фрейя заставила его носить себе воду из реки — конечно же, под присмотром Леонтия, тем более что последний всё ещё таскал вёдра воды для Драконорождённой. Алдуин впервые мрачно задумался о том, не заразна ли глупость. Если его предположение верно, то поблизости хотя бы есть река, которая положит конец его страданиям. Бесславный конец, вне сомнения, но всё же это лучше, чем провалиться в трясину её слабоумия. Тем не менее, у неё была как минимум одна хорошая сторона. Или, может, две. «Ладно-ладно, три», — проворчал Алдуин коварному тоненькому голоску, который не унимался, пока он не оценил её честно. В конце концов, он бы не смог господствовать над людьми в Меретической эре, если бы врал себе о своих возможностях. Единственная причина, по которой её вид победил, заключалась в предательстве некоторых обманутых дова. Он переоделся в чистую рубашку, которая сидела на нём так же прекрасно, как и остальные. Во время поездки в Рорикстед Драконорождённая раздобыла для него одежду, и он был вынужден признать, что она неплохо подобрала цвета и материалы. Хотя он всё ещё ненавидел ограничения, связанные с ношением одежды, эта ткань была столь мягкой и качественной, что он почти не чувствовал неудобства. Никто не поведал ему о стоимости, но округлившиеся глаза Леонтия и Скали сообщили дракону о том, что она потратила немаленькую сумму. Алдуин не собирался провозглашать Довакин щедрой, ведь это было её долгом — компенсировать то тяжёлое положение, в которое она сама же его поставила. «Но, по крайней мере, у этой женщины есть вкус», — неохотно отметил он, с благодарностью проводя большим пальцем по расшитым краям своего одеяния. В этот миг дверь распахнулась, и в комнату вошёл объект его мыслей. Помимо воли взгляд Алдуина упал прямо на её грудь, прежде чем он заставил себя отвернуться. Странный жар залил его лицо, пополз вниз по телу, и один из его органов, который он до сих пор связывал только с уборной, начал вести себя самым тревожным образом. «Ты не будешь об этом думать», — приказал он себе, тут же утопая в омуте воспоминаний. Ему в ярчайших деталях представилось тепло её кожи, мягкость, с которой эта часть тела прижималась к его лицу, приятное ощущение изгибов её фигуры. Алдуин начинал понимать, почему её тело имело формы, которых не было у него. И это обобщало две другие её хорошие стороны. Он мысленно нахмурился. Раньше он вообще не замечал людей, за исключением жрецов Культа, не говоря уже об особях женского пола. «Должно быть, это порок человеческой расы», — мрачно предположил он, наконец вырываясь из грёз о теле Драконорождённой и возвращаясь к вопросу, из-за которого они поругались. — Я тут подумала… — объявила она, отбросив влажные золотистые волосы на плечи, скрестив руки и прислонившись к столу. Эти три действия едва не остановили мыслительные процессы в мозгу Алдуина, угрожая стереть всё, что он собирался сказать. Хорошо, что он сидел на кровати в другом конце комнаты. Удалённость от отвлекающего фактора всегда помогала. — Говорит Довакин, которая использовала ту'ум, даже не зная, что он делает, — проворчал сын Акатоша. — Вовремя. Её губы сжались в тонкую линию, а всё остальное лицо превратилось в натянутую гримасу раздражения. — Я думала, он поможет мне победить тебя. — Точнее, ты думала, что он меня убьёт. — Ну, учитывая то, как ты себя ведёшь, я бы очень этого хотела! — огрызнулась она. — Я тоже, особенно теперь, когда я проклят твоим обличьем, — Алдуин многозначительно посмотрел на неё. — Я хочу знать, есть ли способ отменить превращение. Она всё ещё выглядела недовольной, но огонь в её глазах растаял. — Седобородые должны знать, как это сделать. Я собиралась предложить — пока не была грубо перебита, — чтобы ты остался здесь, а я отправилась на Высокий Хротгар. Эта нелепая идея едва не заставила его вскочить на ноги, однако он лишь выпрямил спину. — Даже не мечтай. — Это наиболее разумный вариант. Путь туда долог и опасен. — И откуда мне знать, что ты действительно намерена вернуться? — Я спасла, накормила и одела тебя не ради того, чтобы бросить. К тому же я не настолько жестока, чтобы переложить всю ответственность на Эйдис, — уголки её губ невольно поползли вверх, изображая полуулыбку. Кажется, Довакин только что пошутила. — Твоё чувство юмора оставляет желать лучшего, — буркнул он. — Опасный путь или нет, наши судьбы связаны, как ты сама однажды сказала. Я не собираюсь оставаться позади. — Там будут бандиты, ведьмы, вампиры и другие дикие создания. Ты не умеешь драться; ты будешь только мешать. Если бы он не продумал ответ ещё тогда, когда она смывала с волос запах конюшни, Алдуин бы взорвался от мощи своей уязвлённой гордости. Тем не менее, он был готов. Хотя это не означало, что слова девчонки его не задели. — Я обладаю силой ту'ума — даже большей, чем у тебя, — тихо сказал сын Акатоша, наслаждаясь тревогой, что расцвела на её лице и тут же спряталась за маской невозмутимости. — И я не буду таким беспомощным, когда ты научишь меня управляться с клинком. — Научу тебя?! — это был не столько вопрос, сколько крик души. Для человека её диафрагма была весьма впечатляющей. — Да. Я не собираюсь полагаться на твою защиту… Не полностью, — уточнил он, когда Драконорождённая сделала шаг вперёд. — Нравится тебе это или нет, я еду с тобой. Если ты сбежишь посреди ночи, я доберусь туда сам. Я хорошо знаю дорогу к этому месту, хоть и видел её с небес. — Ты бы не стал сознательно подвергать себя такому риску, — осторожность, с которой Довакин произнесла эту фразу, выдала её игру: под маской спокойствия таился страх. Он не мог определить точную причину, но это не имело значения. Её тревоги было достаточно. — Я не позволю тебе обсуждать мою судьбу с Седобородыми. Вдруг вы сговоритесь оставить меня в нынешнем состоянии, чтобы помешать исполнению моего предназначения? Жизнь в этом теле не настолько привлекательна, чтобы я боялся опасности или смерти. То, как опустились её плечи, говорило об одном: Алдуин победил. Он добился своего с удивительной лёгкостью; возможно, та же глупая мягкость, что заставила Драконорождённую его спасти, не даст ей бросить его на скайримских дорогах без защиты. — Ну хорошо, я тебя обучу, — она подняла голову, и в её бледно-голубых глазах отразилась странная твёрдость. — Начнём завтра. — Почему не сегодня?

***

«Потому что мне нужен день на то, чтобы обдумать, как я буду тебя тренировать. Я не горю желанием получить удар в спину, а ещё ты не должен знать, чего ожидать от меня, когда мы наконец сойдёмся в бою». Естественно, ни одну из своих мыслей я не озвучила. — Потому что я не спала всю ночь и хочу отдохнуть. Вы, мужчины, печётесь только о себе. Неисправимые эгоисты. — Я не человек! Я дова, а это лишь временное неудобство. — Я сказала не «люди», я сказала «мужчины». Это универсальная болезнь вашего гендера. — Даже у Бриньольфа не было к ней иммунитета. — Я не в настроении спорить, так что ты подождёшь свой первый урок до утра. С этими словами я вылетела из комнаты, захлопнула дверь и побежала к соседней, запирая её за собой. Сегодня я точно не усну — по крайней мере, не раньше, чем разберусь с вихрем мыслей, бушующим в моей голове. Этот разговор прошёл совсем не так, как я ожидала. Я думала, что он будет спорить и сопротивляться, но в конечном счёте побоится лезть на рожон. Или что за несколько дней я смогу убедить его в мудрости своих планов. То, что он отправится со мной и будет получать уроки фехтования, ещё минуту назад казалось таким же невероятным, как помолвка Ульфрика с Эленвен. И куда делась его треклятая гордость? Я рассчитывала, что она мне поможет. Алдуин ненавидел физический труд, а ещё он утверждал, что как воин я не стою и септима. Однако теперь он хотел, чтобы я его обучала… Больше всего меня терзало то, как легко я сдалась. «А ведь он даже не знал, какой козырь использовал», — простонала я в подушку, сжимая её так сильно, что у меня побелели костяшки пальцев. Ему было достаточно лишь пригрозить, что он подвергнет себя опасности, и я уступила. Он держал меня в заложниках, даже не подозревая об этом. Пока. Я боялась представить, что будет, когда он наконец узнает правду. И, конечно, я очень старалась не думать о том дне, когда мы постучимся в двери Высокого Хротгара и нам скажут, что ту'ум никак нельзя отменить. Я честно старалась изо всех сил, и в итоге всё же заснула.