Dragonrend

В какой-то момент Довакин вдруг исчезла. Скали постучался к ней около полудня, и когда ответа не последовало, Эйдис открыла дверь и обнаружила, что комната пуста; всё, что в ней осталось — это аккуратно застеленная кровать. Первой мыслью Алдуина было погнаться за Драконорождённой и придушить её со всей яростью от мерзкого чувства предательства. «Там записка», — объявил Скали, протискиваясь мимо матери в комнату. «Говорит, мол, ей надо уладить кое-какие дела». Второй мыслью Алдуина было подозрение. Всё-таки она была наполовину дова, а он никому из своего рода не доверял в полной мере, даже своим приближённым. Измена Партурнакса, его правой руки, его брата, только подтверждала закравшиеся сомнения. Все дова чувствовали искушение власти и могущества; предательство было неизбежно, если не принять должных мер по его пресечению. Однако его руки были связаны, ибо он понятия не имел, с чего начать поиски, а также была велика вероятность того, что он вляпается в серьёзные неприятности, если отправится в путь безоружным и неподготовленным. Потому у него не оставалось иного выбора, кроме как ждать. Понаблюдав за тем, как он в сотый раз меряет шагами пол, Эйдис отправила его помогать Леонтию по хозяйству. Должно быть, она оставила мужчине особые указания: тому внезапно понадобилось срубить два маленьких дерева и наколоть кучу дров. «А как, по-твоему, вода в ванне нагревается?» — угрюмо пробормотал Леонтий, когда Алдуин недоумённо разинул рот, услышав задания на день. По крайней мере, имперец больше не придирался к его технике. Удары Алдуина были чистыми и выверенными; теперь он не кромсал дрова на щепки. И всё же это была тяжёлая, потная работа, и его руки — эти мягкие человеческие придатки — загрубели, обрастая небольшими шишками, которые Драконорождённая называла мозолями; они появлялись на месте волдырей. А ещё Алдуин стал питать лютую ненависть к занозам. Когда он сложил все лишние брёвна в небольшой сарай рядом с конюшней, малец уже ждал его с луком и колчаном, полным стрел. — Я собираюсь на охоту, и ты пойдёшь со мной, — он протянул Алдуину меч убитого аргонианина. Перед погребением с трупов сняли оружие и доспехи, так как они имели некоторую ценность: их можно было обменять или продать за приличное количество септимов. — На случай, если в округе появятся ещё бандиты, — Скали изо всех сил старался казаться спокойным, но в его голосе слышались нервные нотки, которые он не мог полностью скрыть. Мальчик хотел взять его с собой для защиты. Пока Алдуин тащился за человеческим отпрыском, он держал руку на эфесе стального меча — хотя бы затем, чтобы тот не стукался о его ноги. Тяжесть казалась неудобной, а оружие громоздким; вытащив его на пробу, Алдуин убедился, что против опытного соперника у него не будет ни единого шанса. Если дело дойдёт до драки, он использует ту'ум, невзирая на строгий наказ Довакин воздержаться от раскрытия своих способностей. Главное — это выжить, тем более что с ним был ребёнок. Не то чтобы он заботился о Скали, усмехнулся сын Акатоша. Он бы упал в собственных глазах, если б не смог защитить одного маленького человечка. Драконорождённая отлично проведёт время, высказывая ему своё осуждение, что было совершенно неприемлемым. Он должен защитить свою гордость, а защита мальчика являлась лишь средством для достижения столь благородной цели. — Можно подождать здесь. Кролики и олени обычно добираются до реки этим маршрутом, — Скали толкнул его за небольшой скалистый выступ, окружённый кустами. Солнце начинало клониться к западу, отчего свет приобрёл красноватый оттенок. До вечера оставалось совсем немного, и Алдуин надеялся, что вскоре им встретится подходящая добыча. Ночью, лёжа в постели, он слышал странные звуки, а время от времени — предсмертные крики животных. Однажды он услышал, как что-то большое копошится за стенами трактира, издавая тихое ворчание и хриплое рычание. Светлые глаза Драконорождённой уже блестели в темноте, и она сообщила ему, что это медведь, возможно, два. На следующий день они нашли неподалёку тушу оленя, разорванную в клочья. Остались только кости да засохшая кровь. Ночь была неподходящим временем для прогулок, и он поймал себя на том, что гадает, успеет ли Довакин вернуться до заката. «Она в состоянии о себе позаботиться, — нетерпеливо отмахнулся он от собственных мыслей, — особенно если с ней эта проклятая лошадь». Вдруг на вершине холма показались два крупных оленя, неторопливо пощипывающих траву. Скали сделал быстрый, короткий вдох, после чего незаметно достал стрелу, вкладывая её в лук. Его движения были медленными и спокойными; он двигался с уверенностью, которую можно было вынести только из многолетнего опыта, и Алдуин вновь задумался о том, как мальчика закалила жизнь в относительной изоляции. Слегка подвинувшись, юный охотник дождался момента, когда один из оленей повернулся, открывая весь свой бок. Натянув тетиву так, что она задрожала, Скали тщательно прицелился, прежде чем отпустить хвостик стрелы. Раздался высокий, пронзительный визг; олень внезапно упал, и они помчались к нему. Второй же ускакал в сторону леса, пережив ещё один день. Глаза животного остекленели; оно быстро хватало ртом воздух, а закоченевшие ноги дёргались в предсмертной агонии. Через несколько секунд олень замер, и, когда жизнь покинула его тело, его большие чёрные глаза стали твёрдыми и холодными. Скали молча провёл рукой по векам, закрывая их. Поглаживая оленью шею, он зашевелил губами, бормоча беззвучные слова, которые Алдуин не мог расслышать. Стрела вошла в тело глубоко, однако вокруг раны было достаточно мало крови. — Ты выстрелил ему в сердце? — тихо спросил Алдуин. — Нет, в лёгкие. Мой отец называл это двойным ударом в лёгкие. Олень задыхается, но смерть наступает быстро, и страдания сводятся к минимуму. — Он научил тебя молиться после убийства? Его губы тронула улыбка, но в глазах сияла печаль, из-за чего те казались огромными на фоне его сердцевидного лица. — Я не молился, просто благодарил за отданную жизнь, которая позволяет жить нам. Смерть нельзя воспринимать легкомысленно. Я должен проявлять уважение к тем, кого я убиваю. Это была самая абсурдная вещь, которую он слышал, но мальчик выглядел предельно серьёзным и искренним, так что Алдуин придержал язык. Вместо этого он помог Скали обвязать тушу верёвками и оттащить её в заднюю часть таверны. Однако бывший дракон перестал быть столь тихим и покладистым, когда узнал, что у Эйдис гости, а посему он должен помочь Скали освежевать, разделать и засолить оленя. — Почему этим не может заняться Леонтий? Я не создан для чёрной работы, — пробурчал Алдуин. Рубить дрова — не самое приятное дело, но рубить мёртвых зверей?.. Оленей положено съедать в несколько укусов. Почему смертные так придирчиво относятся к тому, как треклятое животное… — Алдин, постой! Поглощённый своими досадными мыслями, Алдуин проигнорировал Скали, сделал широкий, глубокий разрез, проколовший артерию, и вдруг почувствовал на лице и груди горячие, густые брызги крови. — Что, во имя Ситиса… — ругательство было второй ошибкой, ибо на этот раз он почувствовал вкус крови. Скали истерически хохотал, отбежав на безопасное расстояние. Темноволосый принялся отчаянно вытирать лицо, чем только усугубил ситуацию. Кровь жгла глаза, размывая зрение. Он ощущал, как его кожа покрывается коркой. — Пусть тебе поможет Леонтий, — прорычал он, роняя нож. — Куда ты идёшь? — выдавил из себя Скали между смешками. Он ничего не мог с собой поделать. Обычно Алдин был так сдержан и надменно-холоден. Видеть высокого норда, забрызганного оленьей кровью, с выражением полного неверия и ужаса на лице, было уморительно. — В ванну!

***

Тенегрив объявился только спустя час после моего ухода из Старого Хролдана. — Я всё гадала, когда же ты покажешься, — крикнула я. Он покачал головой, и я поняла, что он всё ещё недоволен. Рубиновые глаза смотрели на меня со злобой. — Дай мне шанс, и я всё объясню. Кстати, я кое-что для тебя принесла, — сунув руку в рюкзак, я вытащила оттуда сладкий рулет и протянула ему. После нескольких минут уговоров и невнятных извинений он шагнул вперёд, чтобы взять угощение. — Я не принимала его сторону, — сказала я, поглаживая его нос, пока он жевал кондитерское изделие. — Если ты ранишь его, то ранишь и меня. — Его взгляд метнулся в мою сторону. — Это всё Крик. Я не знала, что он привяжет Алдуина к моей форме. По какой-то причине любые травмы, полученные им, переносятся на меня. Он встретил моё заявление ржанием, прежде чем ткнуться мне в щёку. — Спасибо, — прошептала я, прижимаясь лбом к его лбу. — Нужно обсудить это с Седобородыми. Я прошу тебя за ним присмотреть. Тенегрив резко отступил назад и громко фыркнул. — Ну, я не смогу это делать, отбиваясь от наших будущих врагов, — запротестовала я, держась за его уздечку и поводья. — Чем быстрее мы доберёмся до Высокого Хротгара целыми и невредимыми, тем скорее я смогу исправить свою ошибку, и ты от него избавишься. Услышав это, он замер и, слегка повернув голову, пригвоздил меня к земле одним красным глазом. — Положа руку на сердце, обещаю, — твёрдо сказала я. — А теперь ты позволишь мне сесть? Тенегрив чуть прикусил мою ладонь, что я восприняла как своего рода рукопожатие, скрепляющее сделку; затем он развернулся, подставляя мне седло, и я с благодарностью в него забралась. Я бы могла вернуться в Храм Небесной Гавани пешком, но дорога была адски длинной и кишела враждебными существами. Верхом на Тенегриве я хотя бы могла обогнать их и избежать драки, чтобы сэкономить время. — Осталось только прокрасться внутрь, не наткнувшись на Дельфину, Эсберна или Онмунда, да захватить доспехи и книги заклинаний. И всё это при свете дня. Прекрасно, — пробормотала я. — Легче лёгкого. Не стоит волноваться, Фрейя. К тому времени, как я добралась до храма, мне казалось, что мой лоб так и застынет нахмуренным. Спрыгнув с лошади, я сделала глубокий вдох и бегло вспомнила всё, чему меня научил Делвин и книги. Стук моего сердца утих; я перестала думать о возможности быть пойманной и последующей катастрофе. Я была Соловьём и мастером Гильдии воров. Конечно же, я смогу прокрасться в храм и выйти из него незамеченной. А если нет, то я заслужу все последствия, которые повлечёт за собой неудача.

***

«О милостивая Ноктюрнал!» — кричал мой внутренний голос, даже когда я с силой прикусила язык. Застыв посередине лестницы, я оказалась заключена в ловушку между Эсберном, читающим в главном зале, и звуком быстро приближающихся шагов. — Я знаю, что тебе привычнее магия и кулачные бои. Но у тебя есть задатки отличного фехтовальщика. В следующий раз не забывай сохранять дистанцию между собой и противником… Продолжение Дельфининой речи я не могла расслышать из-за грохота в ушах. Одной рукой сжимая перекинутый через плечо рюкзак, второй я лихорадочно шарила по маленькому мешочку, пристёгнутому к поясу. Узел наконец развязался, и мои пальцы нащупали пузатую склянку, единственную в моей коллекции; я нашла то, что искала, однако голоса всё приближались. У входа стали виднеться тени, глубокие и тёмные на фоне мерцающих факелов… Зажав пробку в зубах, я с силой её потянула, выплюнула и проследила взглядом за тем, как она скатывается вниз по ступенькам, а затем поднесла зелье к губам, глотая мерзкую жидкость. Я сидела на корточках и наблюдала, как моё тело окутывает мягкое сияние и прямо на собственных глазах я начинаю исчезать. В этот момент Дельфина и Онмунд, увлечённые беседой, двинулись в мою сторону, и, конечно, они выбрали именно этот проход, чтобы остановиться. Хотя они стояли лицом друг к другу, Онмунду было достаточно взглянуть ей за плечо, и я оказалась бы поймана, как злокрыс в мышеловку. «Не смотри на меня, не смотри», — умоляла я, желая, чтобы треклятое зелье скорее подействовало; всё внутри бурлило от горькой кислоты и страха разоблачения. Для Дельфины я уже должна была приехать на Высокий Хротгар. Я не смогу объяснить своё присутствие здесь, не говоря уже о содержимом моего рюкзака… Последняя из маленьких светящихся искорок растворилась в воздухе, и в этот миг Онмунд слегка подвинулся. — Настоящая беда у меня с парированием, особенно с более тяжёлым оружием по типу булав. Если бы я мог… — он посмотрел прямо на меня, потом перевёл взгляд на Дельфину, нахмурился и снова посмотрел на меня. Неужели стук моего сердца слышно из другого конца коридора? «Ну же, Фрейя, сдвинься с места! Нельзя просто ждать, пока тебя поймают!» После этого мои парализованные конечности отмерли, и я устремилась вниз по ступенькам, максимально пригнувшись к земле. — В чём дело, Онмунд? — Мне будто бы что-то привиделось… Сзади вновь послышались шаги, и как бы мне ни хотелось перейти на бег, я не могла этого сделать. «Не оглядывайся», — предупредила я себя. — А это что? Пробка от зелья? Бриньольф, как и любой другой вор в Цистерне, содрал бы с меня шкуру за столь глупую ошибку. Ускорив шаг, я протиснулась в небольшую щель между тяжёлыми каменными дверьми, через которые я впервые вошла в храм. Когда я толкнула их, чтобы закрыть, то почувствовала леденящий холод. Выход был так близко… и тут я осознала, что вижу перед собой свои руки в перчатках. «О пресвятой Талос…» — пробормотала я сквозь стиснутые зубы. На этот раз я пустилась бежать, стараясь быть как можно тише, ибо позади остались Дельфина и Онмунд. Сделав кувырок, я спряталась за огромный сундук и плотно поджала ноги. Зелья невидимости кончились — теперь всё сводилось к простой удаче. «Я покойник», — мрачно пронеслось в голове. На даэдрических Принцев я особо не надеялась: им бы только похвастаться, что Довакин находится у них в услужении. Что ж, удачи мне в Совнгарде. Ряду сверхъестественных сущностей придётся встать в очередь, чтобы заявить на меня свои права. Либо они будут драться, а я — сидеть в углу и ждать, когда победитель заберёт добычу. — Ты кого-то видел? — судя по голосу, они, вероятно, стояли у лестницы, выглядывая во двор. Хоть бы они не заметили коричневую пыль, которая парила в воздухе, медленно оседая на землю, точно насмехаясь надо мной… — Не кого-то, а просто… — голос Онмунда пропитывала неуверенность. — Возможно, это была просто игра света. — А что насчёт той пробки? «Просто забудь о ней, Дельфина. Свали всё на Эсберна», — пожелала я. И, представьте, в следующую секунду Онмунд внял моей просьбе: — Может, это Эсберн. В последнее время он много занимался алхимией, а ты знаешь, каким он бывает рассеянным. До меня донёсся шорох Дельфининых сапог; она колебалась. «Пожалуйста, Ноктюрнал, заставь её уйти. Клянусь, что предпочту тебя всем остальным, если у меня будет выбор». К тому же перспектива провести вечность в компании одного рыжеволосого вора была не лишена привлекательности. Не то чтобы Ноктюрнал следовало об этом знать. — Возможно. Во всяком случае, я тоже ничего не слышала… Звук тяжёлых сапог, поднимающихся по лестнице внутрь храма, заставил меня буквально обмякнуть от облегчения. «Спасибо», — выдохнула я, глядя на ярко-голубое небо, окружённое неровными скалистыми стенами. На несколько минут воцарилась тишина; я внимательно осмотрела внешний двор, а затем побежала к ступеням, крепко сжимая в руках драгоценный рюкзак. «И всё это ради гадкого, избалованного человека-дракона, который, вероятно, закатит истерику, узнав, откуда взялись эти доспехи», — бурчала я себе под нос, ступая по скользким, заплесневелым белокаменным плитам. Дельфина и Эсберн сочли бы это ужаснейшим богохульством, а Алдуин — неслыханным оскорблением. Я же видела в этом злую иронию и надеялась испытать некое извращённое удовольствие от ярости бывшего дова, вынужденного примерить броню Клинков. Жаркие лучи солнца заставили меня зажмуриться, когда я наконец вышла из храма в Картспайр. Поселение Изгоев по-прежнему пустовало, словно это был лагерь призраков. По другую сторону шумной реки, на вершине извилистой тропы, ведущей за горы, стоял Тенегрив. И хотя всё прошло успешно, мою радость сдерживал тот факт, что мне предстояло тренировать своего заклятого врага. Обратный путь был скуден на события, однако солнце, уже начавшее клониться к западу, жестоко выжигало всё вокруг, включая меня. Мою голову защищал Древний капюшон, да и кожаная броня исправно выполняла свою функцию, но подо всем этим собирался пот, неприятно стекающий вниз по изгибам моего тела. Волосы напрочь прилипли к черепу. Я хотела помыться. Эта мысль так сильно резонировала в моей голове, что к тому времени, как мы добрались до таверны, я уже гнала Тенегрива к реке. С ним мои вещи будут в безопасности, и я могла быстренько ополоснуться под охраной его зорких глаз. Сейчас холодная вода была приятной перспективой. Я жадно вглядывалась в реку, вьющуюся сапфировой нитью на фоне изумрудных берегов. И не заметила Алдуина, пока не стало слишком поздно. Мои руки рефлекторно сжали поводья. Тенегрив замедлился, как и мой мозг. Я снова лицезрела его обнажённую фигуру, только в этот раз он стоял без посторонней помощи; вода омывала его узкие бёдра, а его кожа сияла золотом в красном свете заходящего солнца. Работа с Леонтием укрепила его телосложение, и я зачарованно наблюдала, как он погружается под воду, выныривая, словно какой-то древненордский бог. Его чёрные как смоль волосы падали на широкие плечи, которые переходили в мускулистую спину, сужающуюся к тонкой талии. Вода ручейками стекала по его коже, обводя по контуру бицепсы; раньше я не замечала, какие у него длинные изящные пальцы, но это резко отходило на второй план, когда я фокусировалась на его движениях. Он никогда не станет таким брутальным, как норды вроде Скьора, но Алдуин выглядел не менее внушительно со своим высоким, поджарым телом. У меня пересохло во рту и, кажется, отвисла челюсть. Да поможет мне Мара, но мой худший враг был самым привлекательным мужчиной из всех, кого я когда-либо встречала. Даже Бриньольф в эту минуту сдвинулся на далёкое второе место. Может, причина была в том, что я не видела своего заместителя без одежды, но на основе имеющихся данных Алдуин не шёл ни в какое сравнение. Только когда Тенегрив фыркнул и повернул голову, чтобы взглянуть на меня, я осознала, как легко могла спалиться. Резко развернув лошадь, я устремилась вверх по тропе, моля Богов, чтобы Алдуин остался поглощённым своим занятием. Моё лицо обжёг стыд — стыд за то, что я тайком подсматривала, и за собственную слабость. «Злой дракон, который хочет пожрать мир. Сосредоточься на этом», — мысленно повторила я, оставив Тенегрива в конюшне, прежде чем войти в таверну. Перед глазами рисовалась картина: огромный чёрный дракон с грубой, шипастой чешуёй, острыми кровавыми зубами и изогнутыми когтями, готовыми вырвать моё сердце. Я облегчённо выдохнула. А потом, к моему ужасу, дракон превратился в мужчину. Очень красивого мужчину с неприлично густыми ресницами и телом, за которое жрицы Дибеллы отдали бы жизнь. — Зачем ты бьёшь себя по голове? — Болит, — невнятно ответила я, протискиваясь мимо озадаченного Скали. — Наверное, от солнца. — Хочешь принять ванну? — Определённо. — Жаль только, что этот образ Алдуина нельзя было смыть вместе с грязью. — Если бы это было так просто, — вздохнула я, снимая со спины рюкзак, откидывая капюшон и щурясь, когда моего лица коснулись мокрые пряди волос. С другой стороны, едва ли хоть что-то в моей жизни было простым.

***

— Надень это. — Ни за что! Алдуин не мог поверить её наглости. Драконорождённая хотела, чтобы он надел доспехи группировки, которая вырезала его сородичей. Наглость этой женщины… Очевидно, её мозг перестал работать где-то между выходом из таверны и возвращением назад. — Другой брони у меня нет. Мы никуда не поедем, пока я не убежусь, что ты достаточно защищён. — Я скорее подкуплю стражника, чтобы тот отдал мне свою броню, — гневно прорычал Алдуин. Ещё чуть-чуть, и его позвоночник сломался бы от напряжения. Взгляд янтарных глаз злостно впился в нордку. Как ни странно, она не возражала. По правде говоря, сейчас Фрейя чувствовала себя гораздо комфортнее, чем когда только вошла в комнату. Ему показалось странным, что она усердно избегала зрительного контакта — до тех пор, пока он не вышел из себя и не начал на неё орать. — Их броня значительно хуже. Кроме того, подкуп стражи считается преступлением, — чопорно заявила Фрейя. Алдуину хотелось её придушить. В идеале — её же длинными золотистыми волосами, которые сегодня были заплетены в свободную косу. Он уже представлял, как обхватывает руками эти золотые локоны, как опрокидывает её на стол и удерживает своим превосходящим весом. Он бы… Волна жара разлилась по его животу, быстро спускаясь ниже. Алдуин тихо выругался и развернулся на сто восемьдесят градусов, борясь со странными плотскими желаниями, одолевающими его. Это тело, скамп его подери, всегда реагирует самым неподобающим образом в самый неподходящий момент. На Драконорождённую из всех существ!.. Она была не более чем угрозой и помехой на пути к его цели. «Угроза и помеха, которая идеально сочетается с твоей нынешней формой». Алдуин готов был биться головой о стену, лишь бы прогнать эту мысль. — А сегодня не Тайбедета, чтобы у меня вдруг возникло желание лечь на травку и караулить бандитов в надежде добыть для тебя стальную броню, которую не так-то легко найти. Старый Хролдан находится далеко от других мест, где я храню свои вещи, так что эти доспехи — самый нормальный вариант. — Ты закончила трепаться? Её лицо вспыхнуло гневом; Довакин угрожающе шагнула вперёд и начала наступать на него, сцепив пальцы на треклятой броне Клинков. — Да, я закончила объяснять тебе своё решение, чего в принципе не должна была делать, однако сделала по доброй воле. — Алдуин попытался уклониться, но она преградила ему путь, продолжая загонять в угол. — Короче, дорога опасна, а проблем у меня и так по горло. Поэтому ты, — прошипела Фрейя, когда его спина коснулась стены, — наденешь это. — Она швырнула в него доспехи, металл оцарапал кожу, и Алдуин машинально схватил её за руки. — Даже если мне придётся самолично запихивать тебя внутрь. Её макушка едва доставала ему до плеча, и всё же Алдуину было максимально неловко смотреть сверху вниз на разъярённую нордку, чьи голубые глаза сверкали огнём, мягкие губы кривились от гнева, а учащённый пульс бился под его пальцами. Их взгляды встретились, она моргнула; внезапно её лицо порозовело, и Фрейя практически вырвала свои руки из его. Доспехи тяжело упали на пол у их ног. — Никаких уроков с клинком не будет, пока ты не научишься правильно готовиться к бою. — Довакин… — Это не обсуждается, — резко перебила она. К этому времени Драконорождённая уже успела отойти в другой конец комнаты; она стояла, сцепив руки за спиной, и рассматривала шлем, щит и меч, лежащие на столе. — Разве ты не хочешь вернуть свой истинный облик? «Конечно, хочу, больше всего на свете». Но только после долгого, тяжёлого молчания Алдуин наконец заставил себя поднять доспехи, с трудом подавляя пробежавшую по телу дрожь. — Как мне это нацепить? — спросил он коротко; его голос был преисполнен отвращения. Фрейя не прикоснулась к нему ни разу, даже чтобы показать, как завязывать шнурки или регулировать пряжки. Она заставила его надевать и снимать броню снова и снова, пока он не научился делать это без её помощи. Под конец Драконорождённая решила присесть; свечи в лампах уже догорали. — Мне обязательно надевать это на завтрашнюю тренировку? — Нет, — она мотнула головой, подавляя зевок. Под её глазами залегли тёмные тени, причиной которым было вовсе не длинное мерцающее пламя свечей. — Рано или поздно до этого дойдёт, но сперва тебе надо овладеть основами. Он ненавидел эти доспехи, причём не только за их происхождение. От металла разило холодом даже сквозь рубашку и бриджи; двигаться бесшумно было невозможно. С этим бременем на плечах Алдуин чувствовал себя ещё более загнанным и ограниченным. — Знаю, ты ненавидишь эту идею, но со временем ты приноровишься. Если ты хоть немного похож на людей, то обнаружишь у себя удивительную способность сносить неприятное. Возможно, ты даже привыкнешь. — Нет, не привыкну. — Стряхнув сапоги, Алдуин поставил их у изголовья кровати, а доспехи бросил на стол. Он посмотрел Драконорождённой в глаза. — Я не один из вас. Неужели ты ничего не чувствуешь, прося меня это надеть? Её лицо было нечитаемым, за исключением явных признаков утомления. — Самое главное — быть прагматичными. Мы делаем то, что должны. Сейчас это лучшая броня из имеющихся, поэтому ты будешь её носить. — А если я откажусь? Её светлые ресницы опустились, когда Фрейя сузила глаза. — В таком случае я найду безопасное место, где тебя можно будет оставить, и поеду одна. — Думаешь посадить меня в клетку? — Я не думаю, а знаю, что могу это сделать. — Даже если это означало вырубить его и держать в отключке, пока она не доберётся до Рифтена. Впрочем, это самая крайняя мера. Более очевидным выбором было Данстарское убежище, но она не хотела разгневать Мать Ночи или Ситиса. И хотя она твёрдо верила, что воры согласились бы охранять Алдуина, ей не нравилась мысль о том, что он окажется в одном помещении с Бриньольфом. В последнем ещё сохранился проблеск доброты, которую не смогли уничтожить даже годы лишений и горечь предательства. — Поспи немного. Встретимся завтра на рассвете. К его удивлению, она встала на ноги, потянулась и направилась к двери. Он не стал её задерживать, только подметил, что она впервые оставляет его на ночь одного. А значит, она в какой-то степени ему доверяла, хоть он и нуждался в ней на данном этапе. Погасив свечи, Алдуин лёг на кровать и вдохнул слабый запах дыма, который ещё не развеялся, остро ощущая отсутствие её присутствия. Завтра он научится пользоваться мечом, узнает, как Довакин обращается с клинком. Ему выпала прекрасная возможность изучить стиль её боя, что придётся очень кстати в тот день, когда они наконец сразятся. Его грудь буквально разрывалась от желания её сокрушить. Возможно, он не станет её убивать, подумал Алдуин, закрывая глаза. Возможно, он оставит эту светловолосую, голубоглазую девицу в живых, чтобы она лицезрела его победу. Это доставило бы ему гораздо больше удовольствия, чем предыдущий план убить её. Из Фрейи выйдет чудесный трофей…