Морф

      Пробуждение этим утром было особенно поганым. Солнечный свет бил прямо в глаза сквозь тоненькую занавеску, а кровать была холодная, будто лёд, голова всё ещё гудела. Будильник зазвонил спустя пару секунд после моего пробуждения. Хоть он и находился в другом конце комнаты, я без проблем дотянулся до него и выключил, не вставая с кровати. Посмотрел в сторону будильника, взгляд скакнул к окну. Теперь понятно, почему так холодно.       Оно было открыто нараспашку. Забыл его закрыть после вчерашнего. Быстро встал с кровати, нацепил рубашку, куртку и джинсы. Сбегал вниз, взял кусок хлеба. Услышал, как мать из соседней комнаты встаёт с кровати. Так же быстро забежал обратно в комнату. Пока засовывал учебники и доклад по истории в портфель, мама зашла в ванну и начала чистить зубы. Видимо, сегодня обойдусь без чистки зубов.       Не хочу общаться с матерью.       Второй раз проверил портфель. Ничего не забыл – можно идти.       Я живу недалеко от школы, поэтому школьным автобусом не пользуюсь. Уинслоу находится в районе Доков. Место достаточно злачное, так что я добираюсь туда пешком, а не на велосипеде. Какой здравомыслящий человек возьмет велик в такое место? В Аркадии не было бы проблем, а вот в Уинслоу ученики часто промышляли воровством и грабежом. Сегодня велик твой – завтра чужой. Помню, когда только поступил, у меня украли ластик. Ластик! Грязный, потёртый, малюсенький ластик. В тот день я понял, что раз уж такую мелочь нельзя без присмотра оставить, то о велосипеде или телефоне говорить не стоит.       Снаружи школа выглядела совсем плохо. Создавалось впечатление, будто день назад на город напал Левиафан и теперь Уинслоу вот-вот развалиться. Внутри ситуация обратная. Коридоры чистые, шкафчики ухоженные, не воняет, ремонт приемлемый. Пытаясь настроить себя на положительный лад, я вошел внутрь.       В школе всё было как обычно. Когда я в ней находился, чувство смертельной тоски не покидало меня ни на секунду. Сама школа не вызывала у меня серьезных негативных чувств. Проблема в её обитателях. Дело в том, что у меня Диссоциальное расстройство личности. Если проще, то социопатия. Невозможность испытывать эмоции и понимать их выстроила между мной и нормальными людьми непробиваемую стену, что плохо сказывается на моих успехах в школе. Со временем я научился с этим справляться, но вот методы мало кому покажутся нормальными. Математика прошла относительно мирно. Меня позвали к доске, но выходить к ней я не собирался, за что получил F за работу на уроке. Да и плевать. Домашнюю работу я всегда выполнял на A, вместе эти оценки дают C, что меня вполне устраивало.       Далее был перерыв на обед. В Уинслоу он длился аж целый час, но сейчас это было только на руку. Проект по истории требовал себя дописать, чем я и занялся прямо в столовой, доедая кусок хлеба. Через пять минут ко мне подсел Макс. Мой единственный друг.       — Привет, старина, — он протянул мне свою пухлую ручонку, я её пожал, — Ты чё, ешь засохший хлеб? Я прям слышу его хруст.       — Да. Не было времени нормально поесть.       — Ха! Ладно. Ты обещал рассказать, что случилось позавчера. Я жду, – он в нетерпении заёрзал на стуле.       — Меня арестовали. Потом допросили.       — Вау! Так ты это всё-таки сделал? Убил тех троих!?       Его крики начали привлекать остальных посетителей столовой. Мне пришлось неодобрительно шикнуть, чтобы Макс успокоился.       — А! Точняк. Прости, приятель, — сказал он чуть тише, но всё ещё громко.       — Это был не я, но меня сделали главным подозреваемым в этом деле. Найти ничего не смогли, но пришлось подписать документ о невыезде, — заготовленная мною ложь сработала, и Макс потерял ко мне интерес.       Я вернулся к написанию проекта. Макс в это время достал контейнер с бутербродами из своего рюкзака и начал жевать с задумчивым видом. Мы познакомились четыре года назад. Тогда диагноз мне не поставили, но было очевидно, что я фрик. Я долгое время наблюдал за людьми, анализировал, сопоставлял и понял одну простую вещь. Мои поступки отвратительны, если говорить об этом с точки зрения человеческой морали, а ведь я об этом и не знал. Я препарировал животных, играл с огнём и даже не подозревал, что это плохо. Спустя неделю мною был составлен список правил, которые я обязан соблюдать, чтобы не искушать себя. Одно из них гласит: «мне нужен обычный друг моего возраста». Им и стал Макс.       Хоть он мне и не нравился. Макс вообще никому не нравился. Считая каждого вокруг своим «приятелем», он неоднократно нарушал личное пространство других людей и вечно ходил с ингалятором. Его манера вести диалог раздражала каждого человека, был ли тот социопатом или нет. Макс обожал пошлые шутки, не стеснялся в выражениях, порой ставил себя выше других, часто говорил о вещах, о которых не имеет понятия. Такой парень с лёгкостью мог стать задирой, но так уж вышло, что Макс не мог похвастаться красивой внешностью. Жирный, с кудрявыми рыжими волосами и поросячьими глазками он заставлял людей вокруг проявлять свои самые жестокие качества по отношению к нему. Не скажу, что незаслуженно.       Почему тогда я с ним общаюсь?       Когда я выработал свои правила, то сразу же начал искать подходящую кандидатуру в друзья. Макс победил остальных претендентов, не оставив своим противникам и шанса. Как же у него это получилось? Всё просто. Он одинок, с ним никто не хочет общаться, поэтому Макс не расскажет кому-нибудь о моих планах, обожает разговаривать. Боже, сколько же он говорит. Самое приятное в общении с ним – мне не надо ничего делать. Макс способен вести весь диалог в одиночку. Часто случалось такое, что за весь день, что мы проводим вместе, я не проронил и слова. Даже не хмыкнул, давая понять, что всё ещё участник беседы. Поэтому мне и не надо было с ним общаться, Макс сам со всем справится. Это так же отпугивало остальных учеников от нашей компании фриков, где один болтает сам с собой, а другой не говорит вовсе.       — Ты о ком написал? — Макс похлопал меня по плечу, отрывая от мыслей, — Земля вызывает Сэма Кливера!       — Что?       Я даже не слышал, о чём он говорит.       — Спрашиваю, о ком ты написал по истории? — он повторил, — Наверняка о Эйдолоне.       — С чего бы мне писать о Эйдолоне?       — Ну не знаю. Потому что он клёвый? Я вот про Александрию написал.       Макс большой кейпоман. Я бывал у него дома пару раз. Весь стол в фигурках знаменитых членов Протектората, повсюду постеры с изображением Триумвирата и так далее. Этот фанатизм был мне не понятен. Хоть в Броктон-Бей я видел кейпов почти каждый месяц, но все они казались мне какими-то… Потешными? Никогда не воспринимал их всерьез.       — Ты на вопрос ответишь? — Макс начал щёлкать пальцами в считанных сантиметрах от моего лица, — В последнее время ты много залипаешь, чувак.       — Я написал о Чикатило.       — О ком? — его недоумённый возглас говорил сам за себя. Макс понятия не имел о чём речь, — Опять про серийного убийцу написал? Я о таком не слышал.       — В США о нём мало кто знает. Серийник из СССР, совершил сорок три доказанных убийства.       — Ого! Он же просто псих, старина. И всё же можно убить больше людей. При подрыве здания или типа того.       — Не важно, сколько он убил. Любое убийство – неправильно.       — И почему тогда ты о них пишешь? — сказал Макс, захрустев чипсами, которые он достал из рюкзака.       — Это интересно.       В этом разговоре участвовала совсем малая доля моего мозга. Остальная думала о том, что завтра мама выходит на работу в морг, а значит, я снова увижу труп после вскрытия. Эти мысли вызвали непроизвольную улыбку, Макс это заметил.       — Ты полный псих, старина! — он запихнул себе в рот ещё горсть чипсов, — Тут ничего не скажешь. Когда-нибудь ты заберешь с собой в могилу целую кучу людей — может, больше десяти. И тогда меня будут показывать по телику, спрашивать, предвидел ли я это, а я скажу: «Да, конечно, черт побери! Этот парень просто ебанутый».       — Придётся убить тебя первым.       — Ха! Хер тебе. Ты меня не убьешь, — Макс достал и кармана ингалятор, — Я же типа твой старинный приятель, — он сделал вдох, — И потом, у меня батя в армии служил, а ты хлюпик. Очень интересно посмотреть на то, как ты меня убиваешь.       — Тед Банди, — сказал я, вполуха слушая Макса.       — Что?       — В прошлом году я писал о Теде, — пояснил я. — Он был некрофилом и обожал насиловать трупы, а отрезанные головы своих жертв держал у себя дома. Как трофеи.       — A-а, я вспомнил, — отозвался Макс, и глаза у него потемнели. — Ты перед выступлением показывал мне фотографии с ним. У меня потом были кошмары.       — Кошмары — это еще ладно, — заметил я. — Из-за этих фотографий у меня случился психотерапевт.       Я давно был очарован серийными убийцами. Слово «одержим» мне никогда не нравилось. Слишком грубое. Как только моя мать об этом узнала — сразу же показала меня психотерапевту. Его звали Бен Неблин. По сути Неблин — единственный человек, с которым я могу обсудить свои интересы и хобби. Он говорил мне, что такие темы ему неприятны, но моя мать платит ему. Поэтому я мог спокойно с ним это обсуждать.       С противоположного конца столовой на нас начала смотреть какая-то чернокожая девочка. Я редко запоминал имена учеников, поэтому не помнил, как её зовут. Вокруг неё вились ещё пятеро человек, трое из которых парни. Она что-то им шепнула, показывая пальцем на наш стол, а сама пошла с остальными девочками в дальний угол столовой. Кто сидел в том углу я не мог увидеть из своего места. Трое парней были от нас в пяти метров, когда они повернулись ко мне лицом — я сразу их узнал и Макс тоже. Самого высокого звали Робби, насчёт остальных не уверен. То ли Бобби и Скот, то ли Брэд и Сайман. У Робби на лице была лёгкая ухмылка. Вот он уже в трёх метрах от нас. Макс запихнул пакетик с чипсами к себе в рюкзак, я не шевелился. Они зашли к нам за спину.       — Привет, голубки, чем заняты? — первым рот раскрыл Робби.       — Макс, как там твоя мамочка поживает? Соскучилась? — следующим был парень, чьё имя начинается на С.       — Чё ты сделал с Майком, Кевином и Джоном, урод? — третий подошел ко мне и ударил кулаком в затылок. Я почти сложился от боли, но удержался на стуле. РАЗОРВИ ИХ Нет.       Зубы скрепили от злобы, в глазах потемнело. Я должен сохранить контроль. Робби подошел к третьему, похлопал его по плечу и что-то сказал. Я не услышал что именно. Теперь главарь этой шайки подошел ко мне сзади, его лицо было почти вплотную к моему уху. Видимо, так он хотел придать своим словам веса. От этого я чуть не начал смеяться.       — Я знаю, Сэм, ты этого не делал. Такое ничтожество как ты не способно на такое. Ты не обладаешь нужными качествами для убийцы. У тебя нет таланта, красивой внешности, наполненного кошелька. У тебя ничего нет. Ты мусор, — я не понимал, как влияет красивая внешность на желание убить человека, но всё же его речь меня задела.       — Привет, Робби. Как дела? У тебя очень красивая куртка. Новая? — я начал улыбаться той самой улыбкой дурачка, которую репетировал два дня прошлым летом. Прочитать взгляд Роба для меня было проблемой. На его лице отразились самые различные эмоции, вкупе дающие нечто странное и непонятное мне.       — Видимо, мозгов у тебя тоже нет, — кто-то из его дружков хрюкнул, когда Роб это сказал. УБЕЙ ИХ       Руки, которые я прятал под столиком всё это время, превратились в металлические когти. Они вонзились в древесину стола, оставляя глубокие разрезы. Если сейчас я выйду из-под контроля, то перестану себя уважать.       Робби схватил меня за волосы, попытался оттянуть от стола, чтобы я упал. Когти глубоко вошли в столик, удерживая меня на месте. Тогда Роб плюнул мне в пробор между волосами. Они покинули столовую под дружный ржач.       Я пылал. Очень хотелось догнать их, напасть со спины, вгрызться в глотку Роба, нашинковать его, превратить в фарш, заставить его замолчать навсегда. Приходиться сдерживать себя. Правила я не просто так придумал.       Когти никак не хотели возвращаться в нормальное состояние, мало того, под моей одеждой постоянно происходили метаморфозы. Кожа то превращалось в подобие металлических крюков, то возвращалось в нормальное состояние. Изменённые части под моей одеждой образовывали узоры и рисунки, когда они прокатывались по моему телу, будто морская волна, я ощущал невыносимый зуд. Хотелось выпустить весь этот металл наружу. И будь что будет.       Но нельзя. Если это случиться, я уже не остановлюсь. Позапрошлой ночью я нарушил больше правил, чем за всю свою жизнь. Это скользкая дорожка, поэтому нужно быть максимально осторожным с подобного рода вещами.       — Сэм, пойдём на историю? Звонок через пять минут, — Макс уже собрал свои вещи и ждал меня, — Не хочешь идти? Могу сдать твоё задание за тебя.       — Не стоит, — сказал я после секундного раздумья, — Ты иди, а я догоню.       — Хорошо, — Макс кивнул мне. На его лице в этот момент читалось… Что? Сочувствие? Жалось? Презрение? Никогда не мог понять.       И он ушёл. Оглянувшись по сторонам, я заметил, что столовая почти пуста. Некоторые ученики всё ещё изредка смотрели на меня, будто не догадываясь, что я это замечаю.       Когти медленно превращались в пальцы.       Сидя на истории, я всё ещё ощущал плескающуюся во мне желочь. Робби и его товарищи сидели по разные стороны от меня и обстреливали мою парту бумажками. Та самая чернокожая девочка была вместе с ними и тихонько хихикала. Моя сила всё ещё бурлила, как котёл, готовая в любой момент перелиться через край. Я же старался всеми силами сдержать её. Видимо, в этот момент у меня было очень смешное лицо, потому что смех с их стороны усилился. Может они смеются не надо мной? Проверить это я не мог, полностью погруженный в себя, пытаясь сдержаться.       Пришло время сдавать проекты. Мистер Нортон вызывал каждого ученика к доске и спрашивал задание. Макс, рассказывая про Александрию, каждый раз произносил её имя по-разному. Само выступление продлилось едва минуту. Я сумел мельком взглянуть на его проект. Там был всего один лист формата A4, заполненный лишь наполовину. Фантастично.       Роб выступил лучше. Он рассказывал про влияние кейпов на спортивную индустрию. Неужели все написали про паралюдей?       Моя очередь презентовать свой проект. Поняв, что придётся выступать перед классом, я снял свои очки и засунул их в карман джинсов, чтобы не видеть рожи Роба и его дружков. В выступлении я лишь частично рассказал о Чикатило, не затрагивая будоражащие меня подробности, пока Мистер Нортон читал письменную часть моей работы. Спустя пару минут он меня остановил и протянул мою работу мне в руки. Из-за снятых очков я не видел, что он в ней написал, поэтому быстрым шагом пошел обратно к своему месту. Когда я почти подошел к своему месту, моя нога зацепилась за чью-то другую, и я начал падать.       На самом деле следовало бы ожидать чего-то подобного. Плюхнувшись на пол, я не особо сильно ударился, но ладони подрал, когда пытался ими остановить своё падение. Веся аудитория начала смеяться. Сила вновь стала бунтовать. Сегодня явно не мой день. Пока Мистер Нортон пытался успокоить класс, я уже сел на своё место и смотрел на свою оценку. Мне поставили B+ с припиской: «интересный выбор». Хоть что-то хорошее. Остальную часть занятия мы изучали историю древнего востока. Тема была мне не интересна, поэтому я рисовал в своей тетради по обществу, а заодно и думал, чем заняться сегодня. Позавчера я получил свои способности. Ощущения достаточно странные.       С одной стороны я потенциально могу убить любого присутствующего в этом классе парой взмахов когтями, но с другой есть куча таких же паралюдей, как я, которые готовы меня остановить. Поняв, какого рода мысли начали посещать мою голову, я похлопал себя по щекам. Вот ещё одна проблема. До обретения силы я тоже был достаточно… негативно настроен по отношению к остальным людям. Теперь же это перешло любые рамки. Даже мои священные правила, которые до этого были мною нарушены лишь пару раз и то по случайности теперь не спасали. Я менялся. Это очевидно. Но сделать с этим я ничего не могу. Пойду в СКП – меня сразу же посадят в Клетку. Всё же я виновен в смерти тех троих, хоть и находился в состоянии аффекта. Пойти в злодеи мне кажется ещё худшей идеей. Это приведёт к ещё большему нарушению правил, чего я стараюсь избегать. Вариант один — сидеть на заднице ровно, не отсвечивать способностями, не вестись на провокации. Только вот и это у меня не получится. Зуд, раздражающий мою кожу, мой разум, наполненный яростью и желанием, рвёт меня на части, заставляя выплеснуть наружу хоть капельку силы. Если учитывать внешние раздражители, то становится очевидно, что рано или поздно я сорвусь.       Кто-то пихнул меня в правый бок. От неожиданности мои ноги покрылись чёрным металлом, я был готов атаковать в ответ, но это всего лишь Макс, протягивающий мне жвачку. Пришлось принять её. Мысленно поблагодарил Макса, ведь я сегодня не чистил зубы. Должно быть, у меня изо рта страшно воняло. Вот ещё одна причина для беспокойства. Сила не только раздражает, но и требует выпустить её наружу. Сейчас я чуть не прикончил Макса, а это уже проблема. Господи, почему именно эта способность мне досталась? Хочу что угодно кроме этого. Хоть управление человеческими дефекациями. Эта мысль меня позабавила, из-за чего начал приглушенно смеяться, привлекая внимание нескольких учащихся. А ведь такой противник силён. Даже не знаю, как можно противостоять такому. Если только атаковать первым. Так и прошёл урок. Всё оставшееся время я провёл в размышлениях о парачеловеке, который управляет калом. Такого, конечно, не существовало, но придумывать тактику борьбы против него было более чем весело. После истории я собрал учебники и конспект в портфель и лениво поплёлся к выходу. Макс меня остановил.       — Пойдешь на урок к Мистеру Джи?       Так Макс называл препода по обществу — мистера Гледли. Напоминание о нём лишь сильнее испортила мне настроение.       — Не. Я пас.       — Но как же!? Ты прогуливаешь восемьдесят процентов его занятий, чел!       — Плевать. Я пошел. Спасибо за жвачку.       И я зашагал по коридору, подальше от кабинета Гледли. На его уроки ходили все мои мучители, так что мне явно стоит избегать этого места. Прошел через главный вход, вышел за территорию школы и пошел в направлении дома. Мать может заподозрить неладное, но это ещё ладно. Разберусь на месте. В этом году январь был тяжелый. Такой холодной зимы я давно не видел. Теперь уже по моему желанию чёрный металл покрыл мою кожу, защищая от холода. Помогал он не так уж хорошо, но стало заметно теплее. А стоит называть эту штуку именно металлом? Я ведь понятия не имею что это. Надо бы заняться изучением этого вопроса, но чуть позже. Подойдя к своему дому, я посмотрел в окна первого этажа. Мать сидела на диване, держа миску с сухим завтраком, и смотрела новости. Тихо отпер дверь, снял ботинки и на цыпочках зашел внутрь. Попытался проскочить мимо двери…       — Привет, Сэмми.       Не получилось.       — Привет, мам, — я старался говорить максимально дружелюбно.       — Присядь. Посмотрим новости, — она повернулся ко мне голову. В последнее время мама выглядела уставшей, — Мы мало проводим время вместе. Тебе так не кажется?       — Да.       Мать что-то беспокоит. Я понял это сразу же, как только она открыла рот. «Сэмми»? Она перестала меня так называть со второго класса. «Мы мало проводим время вместе». Мы живём в одном доме! Куда нам ещё больше времени? Осталось понять причину. Мама вела себя так только в самых плачевных случаях. Узнай она о моих прогулах, то просто наорала как обычно, мы бы поссорились, а на утро помирились. Пришла весточка от отца? Мимо. Он ушел из семьи восемь лет назад, присылал подарки на новый год и день рождения, но обратного адреса никогда не было. Сегодня точно не мой день рождения, не день рождения мамы, не новый год или день благодарения. Узнала о силе? Или ещё хуже – о тех троих. Если так, то для меня всё кончено.       Вот так, сидя как на иголках, я смотрел новости, а потом и Симпсонов вместе с мамой. Краешком глаза я видел, что она волнуется. Хочет начать диалог первой, но чего-то боится. Неужели она знает? Знает о силе, о трёх трупах на моём счету. Боится меня, ведь она мне неровня. Я же парачеловек. Мне уже начали мерещиться тени в коридоре, будто полицейский там прячется, готовясь подкрасться сзади и объявить о моём аресте. Капелька пота прокатилась по моему лицу, а сила снова заявила о себе. Левая рука покрылась чёрными иголками, а мама сидела именно слева от меня. Способность хочет меня защитить?       Началась рекламная пауза, мама взяла пульт и выключила звук.       — Сегодня мне звонил доктор Неблин. Я расслабился. Она не знает.       — Он многое мне рассказал, Сэм, — её взгляд начал скакать от телевизора к окну и обратно. Мама смотрела на что угодно, но только не на меня, — Может, сам что-нибудь скажешь?       — Спасибо большое, что отправила меня к психотерапевту, и извини, что он мне действительно нужен. Это ты хочешь от меня услышать?       — Сэм, не начинай. Я глубоко вздохнул и уставился в телевизор.       — И что же сказал Неблин?       — Он сказал, что ты…       Она посмотрела на меня. Ей было около сорока — ещё молодость, как она сама утверждала, но в такие моменты, когда мы сидим на диване при тусклом свете телевизора, её волосы собраны в неуклюжий пучок, а вокруг серых глаз собрались зелёные морщинки, она кажется не просто усталой, а разбитой.       — Он сказал, что ты можешь убить кого-нибудь. Ей не стоило смотреть на меня. Мама не сдержала потока эмоций, её щёки покраснели, а глаза намокли.       — Забавно, — сказал я, — поскольку я ему такого не говорил.       — Дело не только в словах, Сэм! Это не шутки, а серьезный вопрос. Ещё и тот случай позавчера. Не знаю… Неужели для нас всё закончится именно так? Ты — всё, что у меня осталось.       — Я следую строгим правилам, которые должны помочь мне не совершать плохих поступков. Ты должна быть счастлива, а ты кричишь на меня. Поэтому мне и нужен психотерапевт.       — Как я могу быть счастлива, осознавая, что мой сын обязан придерживаться правил, чтобы не убить кого-нибудь, – отрезала она, — Как я могу быть счастлива, когда психотерапевт говорит мне, что мой сын — социопат?       Социопат? Значит, я был прав. До этого момента я мог лишь предполагать свой диагноз. Услышать такие слова от своей мамы было даже приятно.       — ДРЛ — это в первую очередь отсутствие сострадания, сочувствия, — уточнил я.       — Откуда ты это вообще знаешь? — встревожилась она, — Бога ради, тебе всего шестнадцать лет, ты должен интересоваться девочками, играть в видеоигры! Мама резко встала с дивана, уронив миску с сухим завтраком на пол, из-за чего та разбилась. Быстрыми движениями, собрав осколки миски, мама выкинула их в мусорное ведро. Оперившись на раковину двумя руками, она продолжила.       — Это моя вина, — призналась мама, — Зачем я затащила тебя в морг? О чём я только думала?       — Дело не в морге. Я буквально ощетинился, услышав это. Упаси боже, если меня оттуда прогонят.       — Сколько ты проработала в морге? — этот аргумент должен сработать, — Но так никого и не убила.       — Но я же не социопат, Сэм.       — Ты сама себе противоречишь. Сначала ты говоришь, что морг меня искалечил, а теперь, что он меня искалечил, потому что я был уже болен.       — Сэм, ты способен на многое. Я это знаю. Чтобы вылечится — перестань писать о серийных убийцах.       Чёрт.       — Я получил хорошую оценку за эту работу, — возразил я. — Учителю понравилось.       — Если ты умеешь хорошо делать то, что тебе делать не следует, оно от этого не становится лучше, — заметила мама.       — Это задание по истории, а убийцы — часть истории. Видимо, я не записался на курс «только про хорошее». Ну, уж прости.       Пожалуйста, пойми меня.       — Я хочу тебе помочь, Сэм, — сказала она, — вот тебе новое правило: ты больше не помогаешь мне в морге.       — Что?!       — Это не подходящее место для мальчика. Я вообще не должна была тебя туда впускать.       Я не мог ей признаться. Работа в морге была для меня отдушиной. Только там я чувствовать себя хорошо. Трупы, словно цветы, распускались в моих руках, рассказывая, что им известно. Таким образом, эта работа безопасным образом связывала меня со смертью. После неё в голову не лезли плохие мысли. Если я признаюсь ей в этом, то меня просто выгонят из дома.       На слова моей матери сила начала реагировать охотнее. Только сейчас я обратил внимание, что буквально вся моя кожа, которую скрывает одежда, покрылась металлом. Ещё немного и это станет заметно. Я сделал самую логичную вещь – убежал к себе в комнату, запер дверь, лёг на кровать и пытался успокоиться. Мама стояла за дверью некоторое время и что-то говорила, но я уже не слушал.       Спустя несколько часов я пришел в норму. Голова немного кружилась, но это скорее от голода. Теперь стало очевидно, что усидеть на месте ровно я не смогу. Морг меня успокаивал. Это было не просто место с трупами. Я проводил там много свободного времени. Просто лежал, читал книжку или рассуждал. Морг – место спокойствия, где меня не достанут. Теперь я его потерял. Такая утрата значит лишь одно – мне нужен иной способ, чтобы расслабиться.