~ V ~
Крутясь перед зеркалом в спальне Юджин, Айли с интересом разглядывала распустившиеся на теле рыжие маргаритки, сплетённые между собой тонкой косичкой. Прошло чуть больше двух недель с того момента как корочка, образовавшаяся на травмированной коже, спала, являя взору акварельный рисунок. – Ты светишься от счастья. Шалость удалась? – ухмыльнулась Боми, с наслаждением разжёвывая сушёного кальмара. – Удалась, – кивнула подруга. – Теперь ты понимаешь, что я не ошиблась с выбором мастера? – Хорошо, – зажмурилась Боми, откидываясь на спинку кровати и скрещивая руки на груди, – этот паршивец знает толк в своём деле. Хотя я ни за что не поверю в то, что он не тянул ручонки к тому, чему не следует. – Он меня не домогался, – в очередной раз проворчала Айли, – Джин подтвердит. – Подтверждаю, – отозвалась девушка, снимая крышку с ещё одной бутылки пива. – Тебя вообще там не было, – бросила Боми подушку в подругу. – Я тебе отправила за ней присматривать, а ты в это время с двумя мутными типами чаи гоняла. – Один из них вообще-то твой брат, – откидывая в сторону летящий объект, задорно рассмеялась девушка. – Вот именно! Мне-то не знать какой он мутный тип. У него до сих пор в комнате на доске желаний, которую он соорудил ещё в школе, есть пункт переспать с тобой. – А как же женитьба? – натянула Айли на себя любимую пижаму с единорожками, после чего забралась к подругам на кровать. – Когда-то там было что-то о том, что он непременно должен сделать Юджин предложение с кольцом, на котором камень будет не меньше шарика для пинг-понга. – Он зачеркнул его сразу же, как только посмотрел фильм «Кто-то особенный» с Ли Наён в главной роли. Теперь он считает, что может жениться только на ней или умереть холостяком. – Отличная отмазка, чтобы не жениться вообще, – улыбнулась Айли, – вроде бы ей уже около сорока, у неё есть ребёнок и любящий муж. – Так Мино правда ничего такого не делал? – потянула Боми руки в сторону подруги, изображая как сжимает кончиками пальцев воздух. – Ни-че-го, – по слогам произнесла Айли, неловко пожав плечами, – да и трогать, как ты знаешь, у меня нечего. Мало того, что сисек нет, так они ещё и сжались от страха к неизвестности, – одёрнув майку, девушка с грустью глянула на гладкую равнину в районе груди. – Я вот не понимаю: чего ты в него вообще палкой всё время тыкаешь? – А я жду, когда он, как улей, взорвётся, явив миру жалящих ос. – Кто знает: может в улье прячутся пчёлы, а они в отличие от ос никогда не нападают первыми, а если и нападают, то вызвано это в первую очередь только самозащитой, – подняла Айли палец вверх. – Энтомолог хренов, – запихала Боми ещё одного сушёного кальмара себе в рот. – Понравился что ли? – щёки подруги предательски покраснели. – Ты смотри, он же это... извращуга. Явно всякие БДСМ-штучки практикует. У него даже... – поддавшись вперёд, девушка заговорщически прошептала, – сосок проколот. – Чего? – взлетели вверх брови Айли. – Того самого, сосок себе мазохист хренов цапнул. Нужно срочно отобрать у этого психопата степлер, а то мало ли куда он ещё решит себе пирсинг загнать. – А ты-то это откуда знаешь? – Так это же... секс-вечеринки братца. Я же его с них и забираю, и Майно во всей красе, можно сказать, видала. – Голышом? – уточнила Юджин, отнимая пачку кальмаров у подруги, которая в одно лицо её практически всю и заточила. – Каюсь, всё видела, и ничего там примечательного нет. Загорелый, татуированный, пирсингованный и больно щуплый. – Ну-у, – затянула Юджин, – это и так видно, когда он в одежде. – Знаете, а он ведь не всегда был таким. Когда-то давно, когда они с братом только начинали тусоваться, у него и щёчки были, и масса тела, и татуировки прятал, и пирсингов не наблюдалось. Таким он нравился мне больше. Да и барышни вечно вокруг него вились. Такие знаете, а-ля, благовоспитанные леди, которые на самом деле просто мечтали урвать кусок пожирнее от отцовского состояния. Правда и сейчас картинка не сильно поменялась, только что на смену благовоспитанным леди пришли какие-то легкодоступные девицы, которых его внешность нисколечко не пугает. Чем он, собственно, как любой мужик, не обременённый нравственностью, пользуется. – Может он как ты тоже бунтует против правил? – предположила Юджин. – Возможно, – согласилась Боми. – Ему повезло: его отец, в отличие от моего, не так строг. Он единственный сын и, соответственно, прямой наследник компании, однако я слышала у него есть своего рода договор с председателем: он разрешил ему до тридцати делать всё, что заблагорассудится, но после он должен оставить свои развлечения, жениться и взять на себя часть управления компанией отца. – И сколько ему осталось до отмеренного времени? – поинтересовалась Айли. – Совсем чуть-чуть, – придвинулась Боми ближе к подругам. – Не поверите, мой отец даже сватал меня в их семью под шумок. – Что? – удивились обе девушки в унисон. – Ага, – скривилась Лимбоми, – но слава всем богам, я не подхожу по главному критерию: репутация у девушки для имиджа компании должна быть идеальной. Никаких скандалов и жёлтой прессы. Мино должен подобрать себе в жёны такую девушку, которая не вызовет проблем в дальнейшем. Мой отец с господином Соном закадычные друзья, именно отсюда он в курсе всех моих выходок, которые не могут просочиться в газетёнки только лишь потому, что отец отстёгивает каждый месяц разным издательствам. Я выросла на его глазах: он осознаёт, что после свадьбы, попади я в чужие руки, всё может выйти из-под контроля. – А если Мино не определится с кандидатурой, что тогда? – поинтересовалась Айли. – Тогда, думаю, давления не избежать — в мире чеболей это обычное дело. Старшие планируют твою жизнь с пелёнок, пока сами не откинутся. Ему ещё повезло, что сейчас он волен выбирать и жить, как ему хочется, – поведя плечами, девушка принялась разминать шею. – Я предполагаю, что господин Сон сам в юности не нагулялся. Может быть, именно поэтому он хочет, чтобы сын испытал всё то, что не разрешили сделать ему. Поговаривали, что он был очень несчастен в браке. Вроде бы супруга до брака любила кого-то другого и они с этим кем-то даже были тайно венчаны. Пару раз они даже пытались сбежать, но дедушка Мино, очень властный и жестокий человек, возвращал её обратно. Пропасть между супругами с каждым годом росла. Отец Мино пытался наладить отношения с женой. Масло в огонь добавляло ещё и то, что она долго не могла забеременеть. Мино поздний ребёнок, по сути не знавший любви матери. Прошло около полугода с его рождения, как она заболела, после чего скоропостижно скончалась. – Вот значит как, – раздосадованно вздохнула Айли, понимая, каково это жить без родительского тепла. – Заключать брак без любви — это заведомо обрекать себя на несчастье длиною во всю жизнь, – нахмурилась Боми. – Ещё ни разу в мире, где я живу, не встречала ни одну счастливую пару. Три брака моего отца организовывали бабуля с дедулей. Только четвёртый он подтасовал себе сам, и то по глупой случайности. Вот такой он — мир больших денег. – Жестоко у вас с этим, – поджала губы Айли, искренне сочувствуя подруге. В такие моменты она понимала, что опека брата ничто по сравнению с тотальным контролем господина Пака над Боми. Она знала, что Ёнгук никогда не переступит границы, ведь всё чем он руководит в выборе спутника для сестры — это её безопасность и счастье, а всё чем руководствуется господин Пак — это связи и деньги. – Так что Гук не спалил тебя? – решила перевести Боми неприятную для себя тему в иное русло. Она ещё не рассказывала об этом подругам, но накануне отец завёл с ней разговор, которого она долго старалась избегать. Президент Пак за семейным ужином впервые за долгое время заикнулся о замужестве единственной дочери. А ведь она была самой младшей в семье, и её горькая участь должна была настигнуть не раньше, чем все братья свяжут себя узами брака. Она чувствовала, что дело плохо. Плохо настолько, что, кажется, в ближайшее время её собираются с кем-то ненароком свести. – Ну, я же не хожу дома в купальнике. – Не обязательно ходить дома в купальнике, твоя моська и так говорит вперёд тебя. Он по одному твоему выражению может понять, что ты что-то замышляешь. Помнишь, как мы на выпускной в средней школе торжественно и с особым трепетом доверили тебе дело великой важности: достать нам вискаря. Так этот пройдоха, обыскав твою сумку на выходе из дому, ликвидировал заначку. – На самом деле в последнее время он очень загружен, поэтому его дедукция летит к чертям. – Завал на работе? – уточнила Юджин. – Возится с новым делом? Те загадочные убийства? – Они, а ещё тот шутник объявился, – грустно подтвердила Айли. – Брат соврал про перестрелку накануне, оказывается, он получил ранение в плечо. Говорит, что лёгкое. Его хотели госпитализировать, но он отказался. Недавно виновник этого инцидента ему на работу прислал корзину цветов и фруктов с пожеланием скорого выздоровления. – И смешно и не очень, – хмыкнула Боми. – Да, – удручённо опустила девушка плечи, – как я поняла, у этого его криминального авторитета разборки с другими криминальными авторитетами, и всё это как назло происходит именно на административной территории брата, они друг в друга стреляют, а прилетает именно ему. Ко всему прочему, начальник Ёнгука пытается втянуть его в дело с убийцей тех богатых наследников, хочет, чтобы именно он встал во главе операции. – Кстати об этом, – перевела Юджин взгляд на Боми, – у тебя в доме что-нибудь об этом слышно? Пострадала ведь невеста Чанёля. Свадьба всё ещё в силе? – В силе, – скрестила девушка ноги, подтянув колени к груди, – как будто ничего не произошло, в доме творится праздничная суматоха. Ладно СМИ не выдаёт имени жертвы, но даже в семейных кругах никто не обмолвился о произошедшем. Если бы не Ёнгук, я бы вообще не узнала о случившемся. – Невероятно, – выдавила из себя Айли, – это ведь такая трагедия. – Саму немного потряхивает. В большом доме с кучей обслуживающего персонала обычно трудно что-то скрыть — то там, то здесь шушукаются служанки, кухарки, охранники, да садовники, но даже они ни разу не проронили ни слова. Признаться честно, я вообще не представляю, кто может быть в курсе. Отец — несомненно, при делах, он явно помогал не всплыть именам. Чан как жених явно тоже в курсе дел. Хотя по роже-кирпичом так сразу и не определишь. А вот мачеха и братья, думаю, не осведомлены. – А чем занимаются родители невесты? – поинтересовалась Юджин. – Ресторанный бизнес здесь, в Корее, и, кажись, в Японии, а ещё её отец имеет внушительный пакет акций в Грин Плаза, – стянув бальзам для губ с прикроватной тумбочки, Боми нырнула в него пальцем, начав размазывать содержимое по нижней губе. – Несчастная, – сочувственно вздохнула Айли. – Истязания происходили на её глазах. В каком она сейчас состоянии? Ей явно должны оказать хорошую психологическую помощь. – Даже и не знаю, – склонила Боми голову на бок, – я ведь её не видела с того момента, как Ёнгук поведал нам эту историю. Хотя и до этого я встречала её всего пару раз на семейных посиделках. Мне она показалась миленькой. Хорошенькая и молоденькая. Нашего с вами возраста, явно не для старика Чанёля. – Чанёль не стар, – заступилась за него Юджин, ощущая, что сердце всё ещё замирает от одного упоминания этого имени. Накануне, не удержавшись, она позвонила ему на работу с телефона-автомата. Трубку взял секретарь, растерявшись, она собиралась сбросить вызов, но неожиданно в отдалении услышала его басистый голос. Применяя заумные экономические термины, он просил помощника разобраться с бумагами. Затаив дыхание, Юджин вслушивалась в властный голос, пока девушка из приёмной не повесила трубку, так и не дождавшись ответа на линии. – Как скажешь, – подняла руки вверх подруга, не желая спорить. – Иногда у мужчин в возрасте есть свой неповторимый шарм, – уверенно закивала головой Айли. – Мне вот не даёт покоя мысль, – заглянула Боми в глаза Юджин, – а что если бы он, переступив через себя, сделал бы тебе предложение? Согласилась бы? – Давай, дави на незажившую мозоль. – Я серьёзно, готова ли ты доверить себя мужчине, которого вечно не будет дома, который летает то туда, то сюда, из одного уголка мира в другой? Он явно будет забывать про твой день рождения и про вашу годовщину свадьбы, благо тут есть секретарь, который от его имени может отправить цветочки, но всё же, согласись, неприятно это. Чанёль не тот человек, который держит в голове подобные незначительные, на его взгляд, мелочи. В воспитании детей он тоже не будет принимать явного участия. Готова поспорить, что помимо своей будущей супруги он будет женат ещё и на своей работе, которую любить будет больше. Благо с таким плотным графиком единственное, в чём точно можно быть уверенным, так это в том, что любовниц у него не будет. Любовница для него тоже входит в понятие «незначительная мелочь», ведь время, проведённое за занятием сексом, тоже можно провести с пользой, приумножив капитал. Мне вот до сих пор интересно: вы когда с ним в кровати лежали, он между делом не пытался просчитать насколько подрастут акции завтра? – перехватив летевшую в неё подушку, Боми продолжила: – Правда, сама посуди. Зачем заморачиваться? Ты же знаешь, какой он щепетильный в этом плане. Он костюм-то себе готовый купить не может, обязательно чтобы на заказ был пошит по его фигуре, по отобранным им же тканям, у определённого дизайнера. Что уж говорить о женщинах. Они ведь тоже у него должны быть какими-то особенными, чтобы прийтись ему впору. Зачем искать левую бабу на стороне, когда и своей можно присунуть пару раз в месяц? Чанёль не тот кто любит разнообразие, он постоянен в своих предпочтениях. Его жизнь — график. У него даже секс, уверена, идёт по расписанию. Сколько за ним не наблюдала, он даже завтракает одним и тем же. Вечно рис, вареные яйца, маринованные овощи, жареный арахис и кимчи. Причём всё это отмерено до граммов, всё идеально сервировано и подано. Ты бы видела, какой он бросает недовольный взгляд на прислугу, если она не вовремя принесла чай или поставила на стол не те приборы. Идеальность во всём — вообще его лозунг. Я до сих пор не понимаю, как у вас с ним вообще химия какая-то возникла. Я всегда видела рядом с ним только ледяную красавицу с королевскими замашками, высокую и плоскую как палтус. Как так произошло, что рядом с ним оказалась распиздяйка в затёртом спортивном костюме, помешанная на космических аппаратах и орбитальных станциях? – Как же это бесит, – сощурила глаза Юджин, толкая Боми в плечо. – Что именно? – Твоя прямолинейность, когда ты научишься быть тактичнее? Между прочим, если ты не заметила, я до сих пор пытаюсь склеить своё разбившееся сердечко. – Между прочим, если ты не заметила, – передразнила Боми подругу, – я пытаюсь открыть тебе глаза на несовершенство нашего гнилого семейства. У нас в семье абсолютно все — моральные уроды. – Ты себя тоже включаешь в список? – ухмыльнулась Юджин. – Себя тоже, – кивнула девушка, выставляя вперёд ладонь и начиная по очереди загибать пальцы, – тусуюсь в злачных местах, пью как не в себя, и ладно, покуриваю сигареты, но я ведь и от косяков не отказываюсь. Единственный грешок, который пока за мной не водится так это то, что пока я не гулящая как твердит молва. Однако и до этого по сути недалеко, ведь выдай меня замуж за старика-импотента, я явно начну искать приключений на стороне. Хотя даже если мне вдруг повезёт, и небеса даруют мне мужика до сорока приятной наружности, но при этом на деле мерзкого-премерзкого типа, от которого будет тянуть блевать, я и тогда обзаведусь парочкой любовников. – А ты не рассматриваешь вариант того, что ты можешь влюбиться в мужчину, которого тебе подберут? – откинулась на простынь Айли, прижимаясь к тёплому боку подруги. – Зная отца, он подберёт кого-нибудь похожего на Чанёля. Бездушного владельца огромного счёта в банке, который любить будет не свою жену, а чековую книжку. – А если всё-таки помечтать, кого бы ты хотела видеть рядом с собой? – пристроилась Юджин к свободному боку Боми. – Прилипли как пиявки, – попыталась встать с места девушка, но подруги придержали её за руки. – Ладно, дайте подумать... – Смазливенького красавчика? – предположила Айли. – В школе ты только на таких западала. – А ещё в придачу какой-нибудь вспыльчивый и горячий как ты? – отозвалась Юджин. – Чтобы кипела в доме страсть, и каждая ссора заканчивалась бурным сексом? – После ваших предположений мне теперь кажется, что вы мне и не подруги вовсе, – прикрыла Боми усталые веки. – На самом деле мне хотелось бы мужчину с трезвой головой, чтобы он спокойно с каменным лицом переносил все мои выкрутасы, не придавая им значения и не акцентируя внимания. Бью итальянский сервиз сегодня — на завтра без слов и претензий покупает новый. Напилась накануне с подругами в баре — любезно принёс мне таблеточку утром без всякого мозгоёбства. Забыла про семейный ужин с его матушкой — благоразумно отмазал меня от родственников. Хочу спокойного, как удав, чтобы вывести из себя было невозможно. Идеально ведь? Было бы неплохо, если бы говорил он немного и по делу. – И чтобы затыкал тебя поцелуем, когда ты и сама себе уже надоела? – хихикнула Юджин. – Короче твоя полная противоположность? – рассмеялась Айли. – Да, – кивнула Лимбоми, – а иначе мы сожрём друг друга. Если два пламени встречаются, они разрастаются в огнище и уничтожают всё на своём пути. Хочу авторитетного, кого захочется слушать. – Ага, так ты и будешь слушаться, – закатила глаза Юджин. – На самом деле это не так уж и сложно, – потемнели глаза Боми, – отец с рождения, если что-то идёт не так, как он хочет, напоминает мне кто я такая, и за чей счёт я живу. Его грубость временами переходит все границы, каждый раз напоминает мне о том, что я незаконнорождённая и привилегий у меня в этом мире маловато. Хорошо хоть красавица уродилась, а то так бы и сбагрить не получилось. Хотя с таким скверным характером не факт, что меня обратно не вернут, как бракованную. – Да брось ты, – ущипнула её за бок Юджин, – никакая ты у нас не бракованная. – Кстати, – резко повернула Боми голову в сторону Айли, – ты вроде бы говорила, что Ёнгук весь в себе. Носится по городу за своим криминальным авторитетом. Так ведь? – Носится, – подтвердила девушка, предчувствуя, что подруга затевает что-то нехорошее. – Так какого дятла мы ещё этим не воспользовались? – подпрыгнула она на месте. – Как насчёт Пэтти в эту пятницу? – Вообще-то Пэтти теперь точно под запретом, – покачала головой Айли, – накануне отдел Ёнгука брал там какого-то местного наркобарона.***
В маленькой VIP-комнате было накурено. Пахло карамельным кальяном и алкоголем, смешанным с яблочным соком. Откидывая на тарелку толстые корочки теста, Айли выедала только лишь мякоть треугольных кусочков пиццы с прованскими колбасками и ананасом. Юджин всего пару минут назад вышла поговорить по телефону с отцом, как обычно, не рассчитавшим правильное время между Кореей и Америкой, — было около двух часов ночи. Лимбоми же танцевала где-то в пьяной толпе уже больше часа, а Айли до сих пор пыталась понять как на высоченных каблуках её ещё держат ноги. Время от времени со второго этажа через стеклянную стену она могла видеть, как в разных частях зала вспыхивало энергичное красное пламя, затушить которое, кажется, не в состоянии был даже очередной коктейль от незнакомца. – Так шумит, что уши закладывает, – отозвалась Юджин. Громкая музыка попыталась пробраться в комнату, но тут же была выставлена за плотно закрывшуюся дверь. – Ты очень долго. Хотела уже идти тебя искать. – Пыталась поймать связь в этом бункере, а потом встретила одного мерзкого типа, от которого отвязаться не могла. Кстати, тебе привет от папы. – Когда вернётся? – полюбопытствовала Айли, разыскивая на столе, а потом и под столом пачку сока. – Не скоро, – печально вздохнула девушка, присаживаясь на кожаный диван и тут же начиная искать глазами Боми на первом этаже. – Сегодня она слишком много пьёт. – Разве? – оглядела Айли три наполовину пустые бутылки. – Вроде столько же сколько обычно. – А если прибавить то, чем её угощают в баре? – напомнила Юджин, отколупывая от кусочков пиццы маслины и закидывая их к себе в рот. – Ты думаешь, председатель серьёзно затеял смотрины? – Это был вопрос времени, мы все это знали, – пожала девушка плечами. – Но он ведь старый, этот судопроизводитель, ему вроде бы около пятидесяти, – вытащив из кармана сотовый телефон, Айли залезла в интернет. – Ну, да. Пятьдесят шесть, за плечами развод и двое детей. Один старше Боми, другой почти её ровесник. – Кажется, это первый раз, когда он так в открытую действует и организовывает совместный ужин. Раньше было что-то из серии: приглядись, дочка, к этому или пообщайся поближе вон с тем. – И что мы будем делать? – заговорщически прошептала Айли. – Что бы мы не делали, всё равно толку от этого будет дырка от бублика, – облокотившись о диван и подперев рукой щёку, Юджин ещё раз попыталась найти Боми на танцполе, но вместо этого обнаружила её рядом с баром в компании брюнета гангстерского вида. Неприлично короткое платье, в блеске огней похожее на кусок красного латекса, плотно обтягивало фигуру. Лиф, приподнятый к верху, подчёркивал упругую грудь, открывая вид на соблазнительный вырез. Несложно было догадаться, куда именно смотрел брюнет гангстерского вида. – Но надо же хотя бы попробовать, даже если нас пошлют в Сапсу, а то какие из нас подруги! – выпив залпом яблочный сок, Айли стукнула стеклянным стаканом по столу. – В самом-то деле двадцать первый век, что за варварство выдавать замуж по расчёту? – Мир больших денег, Боми же говорила. – Может попросим помощи у кого-нибудь из братьев? – У кого? Единственный с кем у Боми на данный момент близкие отношения — это Джинён. Но он самый младший, и почти не имеет никакого права голоса. К тому же господин Пак до сих пор на него зол. Он же у них теперь неконкурентоспособный. Отстранился от борьбы, наплевал на семейное дело. – Тогда по твоей логике нужно идти к самому старшему, – уверенно кивнула Айли. – У Чанёля должно быть хоть какое-то влияние на отца. – Он не выносит Боми, тебе ли не знать. При встрече только и делает, что прилюдно её отчитывает и заставляет краснеть, за что она в отместку делает ему всякие глупые пакости. Раньше меня пугала эта картина, но потом я поняла, что они оба ведут себя как маленькие. Одного явно недолюбили в детстве — и теперь он злится, а второго перелюбили — и теперь он страдает. – Ну, – запнувшись, Айли поскребла ногтями столешницу, не зная уместно ли начать топить одну подругу ради того, чтобы попытаться спасти другую. – А если ты лично попросишь Чанёля о помощи? – Я? – искренне удивилась Юджин. До этого ей не приходило в голову, что она как-то может влиять на этого мужчину. – Не думаю, что он вообще захочет меня слушать. – А как ты считаешь: была ли его симпатия искренней по отношению к тебе? – Не знаю. Чанёль из того типа людей, которые думают об одном, а на лице написано совершенно другое. – Прости, – опустила Айли глаза к полу, – что говорю о нём. Тебе, наверное, неприятно. – Уже не так больно, правда. Мне ведь и самой немного стыдно за то, что знала только ты одна. Я тебя вроде бы из-за этого не нарочно подставила в глазах Боми. Теперь именно поэтому мы все испытываем неловкость от этой ситуации. Но ты ведь должна понимать, что это было для её же блага. Я знала, что Боми будет недовольна происходящим, да и ссор между ней и братом стало бы в разы больше. – Ты права, – губы слегка надулись, – надо было тебе одной свой секретик хранить, теперь я себя тоже виноватой чувствую. – Больше ничего скрывать не буду, честно-честно, – утвердительно кивнула Юджин. – А с Чанёлем я при первой же возможности поговорю. Только вот я сгоряча его номер удалила, теперь и не вразумлю, как с ним связаться. Придётся, видимо, просить его у Джинёна, а ты ведь знаешь, какой он любопытный, ещё и язык как помело. – Ты — чудо, – широко улыбнулась Айли, бросая взгляд на первый этаж. – Как думаешь, может уже пора её спасать? – Согласна, мне тоже чего-то не нравится тот тип, который рядом с ней ошивается, – поднялась Юджин со своего места. – Хотя вроде бы Боми в любом состоянии за себя постоять может, если ей чего-то не понравится. Лимбоми не знала какой по счёту это был коктейль, но она уже давно стала замечать, что с каждым выпитым бокалом парень напротив становится всё привлекательнее, а его очень узкий разрез глаз, когда он смеётся, не кажется таким уж узким. Вероятно, он представился то ли Тобби, то ли Бобби, то ли Добби — последнее ей нравилось больше, в юности она была фанаткой Гарри Поттера, за книги она даже не бралась, а вот фильмы на несколько раз пересмотрела. Молодой человек внешне мало походил на мужчину её мечты, но за неимением лучшего в клубе сегодня приходилось довольствоваться предоставленным случаем. Как-никак, а со стороны незнакомец вроде бы походил на плохого мальчика, а плохие мальчики были её слабостью ещё с детского сада, когда злодейски отнимали игрушки у одних детей и торжественно, чтобы получить внимание и запомниться, приносили их Боми. В какой-то момент ей даже стало интересно способен ли незнакомец тоже что-нибудь и у кого-нибудь отнять ради того, чтобы перепихнуться с ней в туалете. – Так чем ты занимаешься? – поддавшись вперёд, опалил собеседник ухо девушки своим терпким от алкоголя дыханием. В зале было шумно, поэтому вести светские беседы было делом непростым. – Стюардесса, – усмехнулась собеседница — кажется, за последние два года, кем только она не была, знакомясь в барах с новыми людьми — то инженер по водоснабжению, то выдающийся палеонтолог, то актриса кукольного театра, то и вовсе уролог. С последней специальностью шутка не очень удалась. Кавалер, услышав профессию, ретировался в неизвестном направлении, побоявшись, то ли того, что, не раздевая, девушка поставит диагноз, то ли того, что перевидавшая многое на своём веку врач разочаруется в скромных размерах. – Летаешь, значит? – расплылся он в самодовольной улыбке. – Ага, вверх-вниз, сутки через двое, – начала Боми нервно покусывать полосатую трубочку в коктейле. В такие моменты у неё начинался дикий мандраж, и она судорожно пыталась вспомнить гладко ли она проэпилировала ноги и насколько на ней дорогой и роскошный комплект белья. Почему-то ей всегда хотелось, чтобы в её первый раз она выглядела идеально, а вот само место, где это всё должно произойти, её мало волновало. – И униформа должно быть сексапильная? – облизнул он краешек губ. – Ещё бы, – втянула она в себя последние капли напитка, создавая трескучие звуки воздуха, скользящего по пластиковой трубочке. – А в свободное от работы время как развлекаешься? – пальцы ласково прошлись по чужой руке, от плеча к локтю. – Я тебе нравлюсь? – не удосуживаясь ответить на вопрос, решила идти Боми напролом. – Нравишься, – кивнул Бобби. – Хочешь меня трахнуть в туалете? – твёрдо спросила девушка и, не стыдясь, поправила лиф платья двумя руками. Склонив голову на бок, молодой человек ещё раз с любопытством осмотрел спутницу с ног до головы. Лимбоми было трудно в этом сознаться, но вот уже на протяжении получаса незнакомец смущал её своими раздевающими глазами. За всю свою жизнь она ещё ни разу не ловила на себе такого оценивающего взгляда. Взгляда, который обычно бросает только придирчивые участники аукциона на предлагаемый им лот. И, возможно, Боми была в чём-то права, ведь Бобби действительно смотрел на неё никак на случайно подвернувшуюся в клубе девушку, а как на особу, которую он выслеживал давно. Ему не составило труда раскусить её почти сразу. Только по одной руке. Аккуратный маникюр и одно-единственное украшение на запястье в виде золотого браслета с яблочным цветком и блестящим камнем на одном из лепестков. Обывателю со стороны могло показаться, что это просто дешёвая побрякушка, но на самом деле он знал точную стоимость этой вещицы. Достать её было невозможно, и на чёрном рынке она оценивалась несколькими миллиардами вон. Подвеска самой Докхе. Последней корейской принцессы династии Чосон, насильно увезённой в Японию и выданной замуж за японского князя Со Такэюки. Из-за короткого кричащего во всеуслышание платья, высоких каблуков и красной шевелюры завсегдатаи клуба воспринимали Боми как девушку для утех, но Бобби, попавший сюда впервые за долгие пару лет, оказался смышлёнее всех. Уже стоя рядом он убедился в том, что девушка явно дочка богатых и влиятельных родителей. Ни чья-либо содержанка, и ни в коем случае не дешёвая проститутка с обочины. Боми точно была наследницей немыслимого состояния. Он чувствовал это своим носом. От Боми пахло роскошью знатных домов, а этот запах Бобби знал и не мог спутать ни с чем другим. Тонкий аромат лаванды и пачули смешивались с потом на разгорячённом и влажном после долгих танцев теле. Красные губы то и дело приоткрывались, делая глубокие вдохи, — от него не утаилось и то, что косточки платья ей слегка давят, временами заставляя дышать, сбивчиво и рвано. Она была красива. Чертовски красива, чтобы дурить глупым мужикам головы, заставляя совершать необдуманные поступки. Она была совершенна. Даже в этом отвратном красном куске ткани, купленном явно за гроши, чтобы не выделяться на общем фоне. В каждом её жесте читалось природное изящество, а в глазах плясало опасное пламя. Да, пожалуй, ради таких женщин в прошлом затевались войны и свергались империи. – Хочу, – признался он честно, – но вообще-то в планах был не туалет, а подсобка для персонала на третьем этаже. Как на это смотришь? – Смотря как будешь уговаривать, – запрыгнула Боми на высокий барный стул, впервые за ночь почувствовав усталость в ногах. – Я отличный любовник, – уголки губ приподнялись вверх. – Каждый в этом клубе так думает. – Проводила соцопрос? А может... – Успела уже со всеми попробовать? – закончила Боми за него. – Ты забавная. Может, раскроешь всё-таки своё имя? – Зачем оно тебе? Ты же меня всего лишь трахнуть в туалете хочешь, а для этого имя, как я знаю, незачем. Или ты записываешь в блокнотик имена всех тех девиц, с которыми перепало? – Записываю, – кивнул он, после чего улыбнулся широко и ясно. Так, что кончики его губ, приподняв щёки, полностью закрыли глаза, отчего он стал похож на одну из тех золотых фигурок Будды, что обычно хранятся в домашних сервантах. Не удержавшись, спьяну Боми потянулась навстречу. Ему показалось, что она собирается его поцеловать, и он тоже поддался вперёд, но вместо этого девушка коснулась ладонью чужого живота, пару раз усиленно его потерев, как трут лампу Аладдина в попытке призвать Джина для трёх желаний. – Что ты делаешь? – впервые за вечер искренне удивился и смутился Бобби, что с ним не случалось со школьной скамьи. – Тебе кто-нибудь говорил, что когда ты лыбишься, то похож на карманного Будду? – С чего бы это? – тихо рассмеялся молодой человек. – Твои глаза делаются узкими как щель в замочной скважине, а лицо и вовсе становится как у блаженного, – изящная ладонь не переставая натирала чужую кожу под плотной чёрной футболкой. – Правда? – Честное-пречестное, – оторвала она руку от ткани, положив её в район своего сердца. – Мой дед носит у себя в бумажнике миниатюрную статуэтку, которая с тобой один в один по роже. – Понятно, но, а живот-то ты мой зачем натираешь? – Ну, так это, говорят, если хочешь богатства духовного и материального нужно как следует потереть животик Будды, чтобы он на тебя его ниспослал. – Но я же не Будда в самом-то деле, – ещё громче и заливистей начал смеяться Бобби. – А вдруг ты его небесный посланник, тебе-то откуда знать? – Так нагло ещё никто не хотел пощупать мой пресс. Сколько ты выпила? – Достаточно, чтобы считать тебя в данную минуту сексуальным. – Вообще-то я всегда сексуальный, – промурлыкал Бобби, наклонившись ближе к лицу, – так что согласна стянуть с меня уже эту футболку? – Далеко там до твоей подсобки? – скучающе поинтересовалась девушка, хотя внутри неё всё бурлило от перенапряжения. Живот мучил спазм. В голове слегка покалывало. Время от времени ей даже казалось, что она не выдержит и лопнет как воздушный шарик. – Боюсь не дойду на каблуках. Устала очень. – По лестнице — долго, в лифте — быстро. – Надеюсь ты сейчас не про продолжительность полового акта в разных местах, – вспомнила Боми о своём первом сексуальном опыте в школьной раздевалке, когда её первый парень только от нескольких неуверенных и робких касаний кончил, даже в неё не войдя. Именно после этого случая Лимбоми и прослыла на всю округу шлюхой. Парни с любопытством косились на неё в школьном коридоре, а самые смелые даже пытались подкатить с недвусмысленными намёками. Девчонки же не переставая шушукались, исписывая её парту отвратительными словечками, которые Боми в жизни своей никогда до этого не слышала. Именно тогда, кажется, у неё и появилась любовь к стикерам. Дабы скрыть все эти отвратительные ругательства на своём письменном столе она вдоль и поперёк обклеивала его поверхность голографическими сердечками, цветочками и бабочками. – А тебе палец в рот не клади — откусишь, – усмехнулся Бобби. – Мне вообще в рот ничего класть не стоит, если не хочешь в один момент стать евнухом. – А были инциденты? – приподнялись широкие брови. – Были. Ладно, пошли уже, – спрыгнула девушка со стула, хватая Бобби за руку. Толпа сгущалась. Чем ближе они подходили к лифту, тем народу становилось больше, и пробираться было труднее. Нос щекотал дым с танцевальной площадки. Разноцветные лазерные лучи облизывали маслянистую кожу запыхавшихся посетителей. Люди вокруг прижимались друг к другу. Самые смелые целовались с первыми подвернувшимися под руку партнёрами. Боми любила такие места со старшей школы, здесь с лёгкостью можно было затеряться среди обычных студентов и рабочей молодёжи. Здесь не нужно было строить из себя великосветскую барышню, роль которой ей была противна уже с детства. Хотела ли она переспать в данную минуту с кем-нибудь? Да, пожалуй, хотела. Должен ли был это быть Бобби? Нет, пожалуй, не должен был. Боми не хотела признаваться себе в этом, но она всё ещё ждала своего мужчину. Единственного и неповторимого, который вытянул бы её из этого круга Сансары с адскими тварями. Напуганная обстоятельствами девочка глубоко в её душе кричала о том, что нужно остановиться, что нужно прекратить совершать ошибки, но Боми, к сожалению, давно уже не слышала её сорвавшегося голоса. Стальная хватка легла на тонкое запястье. Мужская рука с силой дёрнула Боми в сторону. Споткнувшись, девушка уткнулась в крепкую грудную клетку. Запах металла и пороха. Желудок скрутило — в нём забурлил страх. Только один человек в жизни Боми имел запах металла и пороха. Не поднимая глаз, девушка попыталась проскользнуть через чужую руку, но тут же была остановлена за длинные пряди. – Далеко собралась, рыжая? – голос как сталь, как ледяная сталь, пробирающая до костей. Рука методично начала накручивать на кулак волосы. – Ой-ой-ой! – завопила Боми, пытаясь оторвать цепкие пальцы. – Больно! Гук, перестань, ради всех святых! – Что-то ты поздно о святых вспомнила. Не стоило ли помолиться им раньше, когда решила отправиться в такое не святое место? – Гуки, Гуки, прекрати, – на глазах навернулись слёзы. Сотни маленьких иголочек разом впились в кожу головы. – Я тебе сколько раз говорил, чтобы в этот клуб вы больше не совались? Опять приключений ищешь на задницу? Что же, давай я тебя в обезьяннике запру на пару суток с бомжами и проститутками. По такому случаю договорюсь с начальником... – не договорив, он почувствовал, как руку перекрутили. – Отпусти девушку, – грозно пробасил Бобби. Разжав ладонь, Ёнгук позволил Боми отступить на шаг. Обиженно пригладив шевелюру, она смахнула с краешков глаз слёзы. – Давно не виделись, – усмехнулся полицейский, полностью оглядывая невесть откуда взявшегося защитника. – Неужели тебя ещё не изолировали от общества? Сколько у тебя там уже приводов? – Не твоё дело, – губы молодого человека скривились. – Рыжая бестолочь, – снова вернулся Ёнгук к девушке, – ты хоть знаешь с кем связываешься? Этот тип вышел не так давно из мест не столь отдалённых, ему впаяли лет двадцать строгого, но он каким-то волшебным образом не отсидел и двух. Как в армию сходил. Не так ли, Бобби? – Ты прав, что в армии, что в тюрьме, — один фиг, никакой свободы. Лимбоми округлила глаза, разглядывая молодого человека. Почему-то после сказанного в её глазах он стал выглядеть ещё сексуальнее, и она отругала себя за эти мысли. – Браслет верни, – протянул Ёнгук вперёд ладонь, – я три дня не был дома, везти тебя в участок нет сил, к тому же тебя ведь снова покровители отмажут. Считай, что пока будет первое китайское предупреждение, после второго — наизнанку вывернусь, но сказочную жизнь тебе организую. Боми подняла руку, разглядывая запястье. Браслета там действительно не оказалось. – Вау, – восторженно прошептала девушка, ни на миг не ощутившая утраты. – Когда ты успел? – После того как ты перестала меня нахально трогать, – улыбнулся молодой человек, доставая из заднего кармана джинсов украшение. – Ты не сердишься? – Сержусь! – восторженный голос лился из приоткрытых губ, выдавая заинтересованность в незнакомце, и при этом не показывая отвращение от поступка содеянного им. – Очень сержусь. Ты меня обчистил ещё и потрахаться хотел. Как-то очень подленько. Согласись? – Ну, если бы мне очень понравилось, я бы вернул, – подмигнул Бобби. – Честное-пречестное, – положил он руку на сердце, как делала это не так давно Боми. – Ты воришка, как могу я верить твоим словам? – Правильно, не верь никому в этом мире, Боми, – дотронувшись до девичьего запястья, он застегнул украденный браслет, на прощание кончиками пальцев проходясь по коже. – Я не называла тебе своего имени, – опомнилась девушка, когда молодой человек отступил в сторону. Мало того, что незнакомец знал, как её зовут, так ещё и обратился он к ней её ласковым прозвищем, которое использовали только близкие. – Не называла, – подтвердил он, губы его снова растянулись в улыбке. – Ты меня знаешь? – Возможно, – засунул он руки в задние карманы брюк. – Так... – почесала Боми красную макушку, – а тебя-то тогда как зовут на самом деле? Бобби — это ведь поди какая-то воровская кликуха? – Зачем тебе моё имя? Я же ведь тебя всего лишь трахнуть в подсобке хотел, а для этого имя знать вроде бы и не обязательно, – перефразировал он её слова. – Как его зовут? – ткнула девушка пальцем в сторону молодого человека, обращаясь к Ёнгуку, который, отвлёкшись, с отвращением скользил взглядом по пьяной толпе людей. – А он этого тоже не знает, – бросил ей на прощание Бобби через плечо, – этого никто не знает. – Стой, мы ещё не договорили... – собиралась девушка последовать за вором, но Ёнгук снова больно вцепился в её запястье. – Если ты сейчас не едешь с нами, то выбираться отсюда будешь сама, – раздражённо повёл он носом, – и потом не реви, что тебя два амбала в туалете отымели. – Отвяжись, – зашипела девушка, кусая чужую кисть. – Дурная! – выкрикнул полицейский, разжимая пальцы. На коже виднелись глубокие рубцы от зубов. – Какая же ты всё-таки дурная! Я запретил ходить вам в Пэтти. Как ты не понимаешь: это место притон, мы только недавно брали здесь мужика, который героин толкал посетителям, а на третьем этаже, если ты не осведомлена, эскортницы без зазрения совести клиентов принимают. Мы тут с оперативным отделом сами завсегдатаи. Сажаем одних уродов, а на смену им приходят другие. – Хуёво работаешь, – усмехнулась Боми в чужое лицо, – раз такие места ещё не перевелись. Или ты только с бабами такой грозный? Чего меня пугаешь? Попугай-ка лучше местного криминального авторитета, который это место крышует, да за Айли присматривай, а от меня отъебись, рыцарь хренов! Моралист конченый. Чего хочу, того творю. Моя жизнь, мои ошибки. Всё моё. Дома пилят, да и ты ещё прилип как банный лист к жопе! – Ведёшь себя как истеричка и как... – И как? – толкнула она его в грудь. – Договаривай. Как? Как блядь? Да, Лимбоми — шлюха, все это знают, даже дворовые псы. Всем даёт если хорошо попросить. Даже тебе хотела дать из жалости, но ты чё-то резко передумал. Испугался ответственности? А что если я тебе сейчас скажу, что ни фига я тогда не была девственницей? Ты просто тупой и спьяну ни черта не понял. Раздолбанная я всегда была, – ещё один толчок в крепкую грудь. – Что жалеешь теперь, что не попробовал тогда со мной? Или наоборот радуешься, что никакую заразу не подцепил? – Ты права: твоя жизнь, живи, как хочешь, – резко одёрнул он от себя женские подрагивающие пальцы, которые цеплялись за него подобно тому, как утопающий цепляется за спасательный круг. – Вот и поговорили, – улыбнулась Боми кончиками губ, разворачиваясь в сторону танцпола. – Остаёшься? – в спину сухо прошептал он ей. – Остаюсь. Одиночество в толпе было одной из самых страшных вещей в её жизни. С самого детства Лимбоми была окружена гувернантками и гувернёрами. Они не отходили от неё ни на шаг. Как королевская свита следовали они за ней по пятам. Она убегала, пряталась, но каждый раз они её настигали, ругаясь на то, что в компании сына садовника ей делать нечего. Чумазую, со спутанными волосами и репейными колючками в нежных чёрных прядях они перехватывали её, повисшую на заборе в момент, когда она пыталась сбежать за территорию фамильного особняка, чтобы покормить бездомную собаку. Они безжалостно сдирали с неё подранное в нескольких местах ситцевое платье, позаимствованное у дочери одной из служанок, и снова наряжали её в цветастые кружевные рюши с отвратительным пышным жабо у горловины, которое не позволяло ей нормально дышать и опускать подбородок ниже положенного, по установленному какими-то там глупыми французами этикету. Сначала Боми не понимала, почему на её шалости так реагируют, почему страшно охают гувернантки и хватаются за головы, до того момента пока не увидела на заднем дворе дома ужасающую картинку. Сняв шёлковые перчатки, нянечки со всей возможной в человеческой душе злобой получали удары розгами по рукам. До этого изуродованные красными полосами руки невозможно было увидеть из-за длинных рукавов. Эти красные изуродованные по её вине руки, всего лишь потому что она хотела быть обычным любопытным ребёнком, долго стояли у неё перед глазами. Ведь так уж было заведено, что с самого рождения маленькую госпожу необходимо было лелеять, как зеницу ока, именно поэтому, если маленькая госпожа падала, разбивая в кровь коленки, то наказывали весь обслуживающий персонал, не досмотревший и не доглядевший. Доходило даже до того, что могли прилюдно и с позором разжаловать кухарку, еда которой маленькой госпоже могла прийтись не по вкусу. Стоило только маленькой госпоже расплакаться и по детской наивности, не со зла, указать пухленьким пальчиком на обидчика, как обидчика тут же увольняли. Проходило время, Боми росла, принимая правила дома и понимая, что за свои детские и подростковые ошибки платят все кроме неё самой. Пытаясь быть покорной, чтобы всем угодить и никому не навредить, она честно старалась отыграть роль благородной барышни, слушаясь и повинуясь правилам знатных домов. Сначала в руки ей дали скрипку, мечтая вырастить второго Паганини. Потом сунули в руки кисть, ожидая найти проблески таланта Рембрандта. Следом поставили на пуанты, надеясь, что она станет ещё одной Плисецкой. Но ничего не получалось. Музыка, краски и танцы не вдохновляли Боми. У неё не было таланта, который мечтали разглядеть учителя. Тратя огромные суммы денег, отец не получал отдачи. Так, в школьное время ей посчастливилось позаниматься чуть ли не всеми видами искусства и спорта, но ни в одном из них она не добилась результатов. У Боми не было никакого дара свыше, а развивать на месте не хватало усидчивости и терпения. Ей часто ставили в пример братьев, добившихся в её возрасте вершин в спорте или учёбе, но она не походила ни на одного из них. Боми была глупа. По крайней мере, об этом часто говорили ей в лицо домашние. Она не могла решить элементарное математическое уравнение, потому что цифры то и дело перед глазами сливались в одну общую кашу, Боми не могла прочитать ни одно произведение длиннее пары страниц потому, что у неё резко уставали глаза. Боми до определённого возраста даже не могла писать правильно своё полное имя. Ей всегда было проще сократить его на несколько слогов. Единственные изменения, которые происходили с Боми год за годом, были связаны только лишь с её внешностью. Чумазый и неопрятный ребёнок начал преображаться. В какой-то момент в Боми начала пробуждаться невероятная красота и изящество. То, чему не могли многие годы обучить её премудрые книжки по этикету, вдруг проявилось само собой. Боми интуитивно знала как грациозно ходить, как правильно сидеть, как склонить голову к собеседнику, как что-то элегантно взять или положить. Раздосадованный отец, не имеющий возможности гордиться дочерью и упоминать о её успехах на светских мероприятиях, вдруг воспрянул духом, когда сначала услышал комплименты, адресованные юному созданию, а потом увидел завороженные взгляды, которые, не отрываясь, были устремлены только лишь на подросшую госпожу в пышном кремовом платье. Но восхищение это казалось самой Боми фальшивым, она не находила в нём толку — ей не нравилось, что оценивают её только по внешности, не удосуживаясь даже заглянуть внутрь. Она ощущала себя дорогой музейной вазой, на которую можно только смотреть за стеклом, но для полевых цветов она совершенно непригодна. Уже в нежном возрасте она поняла, что не нужна ни мачехе, которая сама вела себя временами как капризный ребёнок, ни братьям, которых интересовала одна лишь учёба, ни даже отцу, пытавшемуся убедить всех, что он её безгранично любит и поэтому всё позволяет. Она ощущала, что людей вокруг с каждым годом становится всё больше и больше, но каждый из них при этом выглядит лицемернее другого. Она чувствовала, что никто из прислуги её искренне не любит, что всеми ими овладевает или алчность, связанная с пользой от богатой наследницы, или страх за свою судьбу. Только временами на частном уроке китайского, поглядывая в распахнутое окно летней резиденции, она мечтала о том, что когда-нибудь явится сказочный принц и спасёт её из страшного замка, в котором никому не было до неё дела. Однако время шло, а сказочный принц всё никак не хотел взбираться на третий этаж, где располагалась её огромная одинокая комната. Вместо этого место сказочных принцев то и дело пытались занять какие-то проходимцы, хитро облачённые в дорогущие костюмы. Они имели деньги и власть, но за душой у них не было ни одного достойного качества, за которое можно было уцепиться. К тому же все их взгляды ничем не отличались от взглядов, которыми одаривали её незнакомцы в ночных клубах, в которые она тайком, чтобы вкусить безграничной свободы, начала выбираться в старших классах. Боми осознавала, что не сойти с ума и выжить в этом мире фальши, где ты кому-то, что-то всегда должен, помогли только подруги, которые, осуждая её временами, всё же шли с ней на те или иные авантюры, чтобы подстраховать. Только этих двух людей в мире Боми любила больше всего на свете, и может быть совсем чуть-чуть, самую малость, где-то глубоко в душе, на какую-то стотысячную долю ещё одного человека, но об этом, она давно уже решила, она никогда ему не расскажет. Сидеть на серых бетонных ступеньках было зябко. Понизу с улицы тянуло сквозняком. Уткнувшись в колени носом, Боми роняла на короткое красное платье, имитирующее кожу, горькие слёзы. Искусственная ткань не впитывала воду, поэтому одинокие солёные капли скатывались по бёдрам, как роса по листьям ранним туманным утром. Полупрозрачные нежно-розовые ногти, совершенно не сочетающиеся с нарядом, с ожесточением вонзились в плечи. К несчастью, попытки заглушить душевную боль физической — не получались. Боми злилась на себя за то, что раскисла, за то, что поддалась чувствам, за то, что расплакалась из-за какой-то непонятной ерунды. Боми не переставая злилась на Ёнгука за то, что он такой правильный и примерный во всём в очередной раз её отчитал такую неправильную и не примерную. Точно так же, как это делал Чанёль, неосознанно показывая своё превосходство. А ведь Ёнгук был последним человеком в мире, от которого она не готова была слышать подобные речи. На протяжении всей жизни со стороны она могла видеть, насколько он всё-таки хорош. Он был единственным мужчиной, рядом с которым она ощущала себя ущербной и какой-то прокажённой. Он не был сказочным принцем, о котором мечтают девчонки, но даже несмотря на это, она видела, как на него заглядывается противоположный пол. Она знала, что Ёнгук не идеальный, она видела своими глазами, как он разбрасывает носки по дому, как не моет за собой посуду, как отнимает пульт от телевизора у сестёр, собираясь посмотреть очередной мужской мордобой, — как будто на работе у него их было мало, — завуалированный под спортивные состязания. Она знала, что он тайком курит, частенько выпивает в баре с друзьями, тоже спит со случайными девушками, ругается последними бранными словами, когда никто не слышит. Однако при этом, несмотря на все эти незначительные, на её взгляд, недостатки, жизнь он ведёт достойную и честную. Наказывает плохих парней, в одиночку с юного возраста воспитывает сестёр, полностью оплачивает Айри дорогостоящее обучение на дизайнерском факультете, а какую-то часть добавляет и Айли, которая даже с выигранным грантом не может покрыть все расходы. Она видела, насколько сильно он их любит. Ёнгук никогда не стеснялся сестёр, даже в куклы играл с ними в детстве в тот момент, когда Чанёль ни разу не представил её ни одному своему другу. Именно поэтому в душе Боми завидовала, что в данную минуту её никто так не защищает. Боми знала, как защищают, отчего было ещё обиднее. Лучше никогда не знать подобных чувств, чем потерять их в одночасье. Плотная кожаная куртка легла на огненную макушку. Боми затихла, переставая издавать шмыгающие звуки. От дорогой кожи пахло металлом и порохом. Поравнявшись с девушкой на ступеньке, Ёнгук присел рядом. Пальцы пару раз прокрутили картонный коробок в руках. – Всё-таки осталось в тебе что-то трогательное, – просунув сигарету между зубов, он закурил. – Первый раз вижу, чтобы ты так горько плакала. – Ты знал, что одиночество нельзя измерить людьми? – хрипло отозвалась Боми, не решаясь оторвать лицо от коленей — её всё ещё немного трясло. – Догадывался, – не сдержавшись, полицейский перекинул сигарету в левую руку, а правой дотронулся до чужой спины, начав медленно поглаживать и временами похлопывать по ней — в детстве Айли это помогало успокоиться. – Хочу тебя побить, – шмыгнула Боми носом, поднимая лицо и бросая колючий взгляд с долей враждебности на Ёнгука. – Если тебе станет легче, можешь меня побить, – губы его начали смеяться, как смеются волны в бушующем чёрном море. – Легче мне не станет, только истеричкой себя снова почувствую, – дотянувшись до пачки с сигаретами, спокойно лежащей на ступеньке, Боми вытащила фитиль. – Не возражаешь? – А смысл? Если не здесь и не сейчас, ты всё равно найдёшь, где выкурить, только вот безобидную, на первый взгляд, сигарету может заменить что-то запрещённое, – глаза упали на оголившиеся бедро. Ткань, скользнув вверх, приоткрыла больше, чем должна была. Бледный синяк с женскую ладонь почти зажил, но его всё ещё можно было различить на коже. Ёнгук нахмурился, это был не первый раз, когда он видел что-то подобное на женском теле. Слишком много совпадений, чтобы считать это всё случайностью. – Тебя кто-то ударил, толкнул? – Нет, с чего ты решил? – поймала она суровый взгляд, покрутив сигарету в руках. – Недели две назад, – указал он пальцем на отметину. – А это, – отмахнулась Боми, отворачиваясь, чтобы он не смог прочитать во взгляде ложь, – напилась и тумбу в темноте не заметила. – Тумбу говоришь, – раздражённо проговорил он, слегка морщась, – держись от этой тумбы подальше в следующий раз. – Я думала, скажешь о том, что пить меньше надо, – натянуто улыбнулась Боми. – Что-то мне подсказывает, что в этом случае была виновата тумба, а не ты, – дёрнул полицейский плечами. – Если у тебя проблемы... – начал он, но девушка его резко перебила: – У меня нет проблем, – отвернувшись, она закусила губу, – и вообще это не твоё дело, Бан Ёнгук. – Может стать моим, если ты захочешь, – хлопнул он последний раз рукой по спине, кончиками пальцев через глянцевую ткань ощущая волнистый позвоночник. – Если тебя кто-то обижает... – Меня никто не обижает, – зло сверкнула она глазами, – я сама кого хочешь могу обидеть. Не лезь туда, куда не просят. Это тебя не касается и вообще... – девушка запнулась, бросая взгляд на подрагивающие руки. – На ложь всегда не хватает слов? Так ведь, Боми? – осуждающе покачал он головой. – Не нужно... – Что не нужно? – Иногда не нужно помогать для того, чтобы ещё больше не усугубить. Вылавливая человека из трясины, можно и самому туда ненароком угодить. – Смотри сама, я тебя предупредил, – бросил он взгляд на сигарету в беспокойных руках, – к тому же, если я захочу, без твоего разрешения залезу. – Когда у тебя последний раз был секс? – попыталась резко перевести Боми тему, посмотрев на карман чужих брюк, где покоилась зажигалка — доставать её не хотелось. Поддавшись на встречу к Ёнгуку, девушка прикурила от чужой сигареты, считаные мгновения ощущая в паре сантиметров от себя приятный и очень терпкий запах настоящего мужчины. – Пару недель назад. – У меня тоже давно не было, – выпустила Боми из лёгких дым, осознавая, что близости у неё не было ровно двадцать два года жизни. – Может всё-таки наберёшься храбрости и займёшься со мной сексом? – Прямо здесь что ли? – Прямо здесь что ли, – передразнила его девушка, чувствуя внутри себя зияющую пустоту, которую, кажется, ничем заполнить было уже невозможно. Только если Бан Ёнгуком и то на время. – Я не твой мужчина, Лимбоми, – снова улыбнулся он ей мягко в своём нравоучении. – А чей тогда? – Пока ничей, но точно не твой. – А где тогда мой? – Где-то, – затянулся он долго, выпуская дым ртом и носом, – возможно даже ближе, чем ты думаешь, поэтому перестань творить глупости иначе, когда он тебя найдёт, тебе станет перед ним стыдно за своё бурное прошлое. – Мне никогда и ни перед кем стыдно за свои поступки не бывает, – закурила она уверенно и рвано, как будто боялась того, что Ёнгук передумает и отберёт у неё сигарету, что собственно в итоге и произошло, стоило ей добраться до середины. – Эй, ты девушкам в постели тоже что ли кончить не даёшь? – вытянула она руки над головой, силясь забрать выхваченное изо рта. Глаза начали прожигать мужчину, мнущего её недокуренную сигарету о ступеньку под ногами. – Я с ними всегда кончаю одновременно, – показал он ей свой окурок, после чего забросил его в пачку к остальным сигаретам. Ёнгук поймал Юджин и сестру в момент, когда они спускались со второго этажа на первый. Зло зыркнув глазами, он не промолвил ни единого слова, чтобы сгоряча не наговорить гадостей. Вытянув вперёд руку, он бросил сестре ключи от машины, которые она сначала машинально поймала, а следом дрожащими пальцами выронила под ноги. Кивнув в сторону выхода, он безмолвно приказал девушкам собираться, направляясь на поиски третьего неразумного существа. Пожав плечами, Юджин отправила Айли в гардероб, а сама направилась обратно в VIP-комнату оплачивать счёт. Шерлок в душе её чувствовал, что достанется в этот раз, как и во многие другие, именно Боми. Порой ей даже начинало казаться, что в голове Ёнгука живёт идея-фикс перевоспитать взрослое и уже давно сформировавшееся существо. Она чувствовала, что он тоже временами волнуется за девушку, неосознанно из-за Айли в какой-то степени считая её частью и своей семьи тоже. Как только со счётом за еду и напитки было покончено, Юджин направилась на выход, пробираясь через толпу людей. Миновав VIP-комнаты, девушка оказалась в зоне зарезервированных столиков и небольшого уютного бара — большой находился на первом этаже. На глаза попался молодой человек, который не так давно обхаживал Боми. Среднего роста, со спортивной сухой фигурой. Чёрная футболка обтягивала грудную клетку, сверху на неё же была накинута такого же цвета рубашка. Несколько серебряных цепочек разной длины вместе с армейским медальоном болтались на шее. – Разрешите пройти, – раздался тихий голос за спиной, слегка волнующий и резонирующий на гласных звуках. На мгновение Юджин почувствовала рядом прибрежный ветер, раскачивающий каноэ. Сначала вправо. Потом влево. Вправо. Влево. До того момента пока каноэ не найдёт свою гибель на ближайших прибрежных скалах. Засмотревшись на спутника Боми, Юджин поняла, что загородила самую узкую часть лестницы, не давая пройти незнакомцу. – Извините, – неглубоко поклонилась девушка, отступая на шаг в сторону. Глаза непроизвольно упали на мужчину с копной пепельных волос на голове. Шёлковая рубашка цвета дождливого ночного неба была аккуратно заправлена в узкие кожаные брюки. Высокие сапоги на шнуровке доходили до самых колен. Красивые длинные пальцы были усеяны тонкими платиновыми кольцами. В одном ухе на длинной цепочке болтался крестик, как маятник раскачивался он из стороны в сторону, пытаясь загипнотизировать окружающих. Тонкий бледный шрам тянулся от самого уха до кончика губ. Некрасивый уродливый шрам, совершенно его портящий. В век современных технологий такой, скорее всего, можно было скрыть, но Юджин вдруг показалось, что он носит его гордо, как будто это и не шрам вовсе, а что-то наподобие скипетра и короны — символов королевской власти. В нос ударил тонкий дурманящий парфюм чего-то сладкого и горького одновременно. Словно ягоды паслёна. Если их раскусить, то сначала ощущается вкус сладости, а затем — горечи. Поднявшись, незнакомец оказался всего лишь на полголовы выше Юджин. Улыбнувшись уголком губ, он тоже из вежливости неглубоко поклонился, утопая в толпе шумящих людей. Сама не зная почему, Юджин отклонилась в сторону, наблюдая за тем, куда именно направился мужчина в высоких кожаных сапогах, похожий одновременно и на жокея, и на человека, сошедшего с обложки любовного романа для дам за пятьдесят. Отталкивающая улыбка, заставившая шрам исказиться на лице, застыла перед глазами. Бобби, увидев мужчину, притормозил, ожидая, когда тот до него доберётся, после чего тоже склонил перед ним голову, но в отличие от Юджин как-то по-особенному, — так, как склоняется только небольшая ива в тени высоких гор. Мужчина с пепельными волосами вместо ответного жеста просто протянул руку, которую молодой человек почему-то долго не решался взять, но в итоге всё-таки, приняв приветственный жест, в знак глубокого почтения приложил свободную руку в область сердца: того и требовал корейский этикет. Ряд браслетов на руке, усеянной платиновыми кольцами, зазвенел, Юджин была далеко, чтобы это услышать, но почему-то именно этот звук стоял у неё в ушах, когда она смотрела на две сцепившиеся между собой ладони. Где-то что-то протяжно засигналило, кажется, чей-то мобильный телефон издал звук жалобной машины, попавшей в пробку. По залу прокатился зловещий шёпот толпы. Запах пепла сырыми серыми хлопьями лёг на нос и язык. Кто-то будто бы невесомо, самыми кончиками пальцев, погладил Юджин по спине от самого копчика до шейных позвонков. Бросив взгляд через плечо, девушка нашла глазами Сехуна, стоящего на соседней лестнице, через одну деревянную колонну. На нём была тёмно-синяя джинсовая рубашка и чёрные джинсы с подранными коленками. Поймав его взгляд, она поняла, что он идёт в сторону людей, которых она не так давно без стеснения разглядывала. Не придавая случайной встрече особого значения, Юджин, перепрыгивая через каждую вторую ступеньку, побежала к заждавшейся её Айли. Хотя в воздухе всё ещё витал стылый вкус липкого страха, от которого она не смогла избавиться, даже очутившись дома и забравшись в ванную.