С миру по мысли — Вселенной мудрость.
Кроули не любил похороны. Человеческие страдания по поводу смерти казались ему изрядно преувеличенными. Возможно, почти-бессмертное существо не может быть объективным в этих вопросах, но он был полностью согласен с мнением, что смертность придаёт ценность жизни. И сейчас стоящим у свежей могилы стоило бы не тосковать, а радоваться: Кроули был уверен, что доктор Генри Томпсон не достанется демонам на растерзание, слишком уж много добрых дел он совершил за свою жизнь. Да и ему самому не пристало наблюдать за церемонией, с трудом сдерживая слёзы. Человеческая глупость редко вызывала у демона столь эмоциональную реакцию. За века он к ней давно привык. Но вот ангел, снова выступивший якобы за людей, а на деле — подписавший им приговор… С этим смириться Кроули не мог. Думал ли он раньше, что страсть человечества к знаниям может обернуться против них самих? Думал ли он, что люди в своём стремлении быть первыми не отступят, даже когда Смерть толсто намекает (тонко он не умеет), что скоро на их соревновании будет поставлен жирный крест? Думал ли он, что невинное хобби Азирафаэля — на самом деле лишь отражение одного из опаснейших грехов? Конечно, думал. Но до последнего не верил. — Генри был лучшим из нас, — начинает свою речь вдова доктора, Джулия. Кроули подходит чуть ближе — ему даже не требуется маскировка, чтобы слиться с толпой скорбящих. — Он так много работал, что порой забывал о самом себе. И я уверена, что ещё немного, и… — Джулия всхлипывает, но тут же берет себя в руки. — Если бы Бог дал ему ещё полгода, он закончил бы дело своей жизни. И мы все… Она не договаривает, и Кэтрин — совсем ещё девчонка — уводит её в сторону, приобнимая за плечи. Кроули внимательно смотрит на Кэт: она держится намного лучше матери, но невооруженным глазом заметны её неестественная бледность и худоба. Возможно, не будь Генри таким упрямцем, она смогла бы выйти замуж, родить замечательных детишек, читать внукам любимые сказки… Но ей осталось не больше двух лет. Кроули мог бы продлить этот срок — но растягивать мучения девочки не хотелось, а просить у начальства разрешения на доброе дело, как и спорить со Смертью без лицензз-з-зии Вельзевул, было и вовсе опасно. И потому он просто молча наблюдал, в который раз благодаря человечество за изобретение солнечных очков. Сейчас они скрывали не только неестественно жёлтые глаза.***
— Ты не можешь просить меня о таком. Это вне нашего Соглашения. Азирафаэль умел стоять на своём, когда хотел. И даже аргументы подбирал достойные. Чаще всего они сводились к тому, что их сущности и цели в этом мире прямо противоположны, вот только кое-кто напрочь забывал об этом, когда не хотел пить в одиночестве. И Кроули даже уважал соперника за столь твёрдую жизненную позицию: жаль только, что ангел проявлял твёрдость духа лишь в те моменты, когда Кроули больше не к кому было обратиться. Не просить же аудиенции у Гавриила, в самом деле! — Я не так часто прош-шу тебя о помощи, Азирафаэль. Он старался говорить спокойно, но голос то и дело срывался на шипение. Сказывались напряженные рабочие ночи и внеурочные дни, которые Кроули занимал попытками уговорить одного смертного идиота не мнить о себе Сатана весть что — а теперь точно такой же идиот, только в придачу ещё и одаренный шеститысячелетним упрямством, сидел перед ним и активно пытался сменить тему, чтобы не ссориться. Обычно выпивка и дружеская беседа смягчали ангела настолько, что тот готов был согласиться на любую аферу Кроули. Но в этот раз — один из немногих, когда он просил об услуге не для себя, а для другого — Аз почему-то решил заупрямиться. Черти бы его побрали с его правильностью! — Я бы сам всё сделал, — Кроули едва уловимо склоняет голову и пристально смотрит на ангела, подсознательно используя на нём всё те же трюки, что и на смертных. На Аза они, разумеется, не очень-то действовали, но глупо было бы не применить весь свой арсенал. — Но как мне потом объяснить это Вельзевул? Помогать смертным — не наша задача. А вот твоё начальство… — Для моего начальства это — воровство, как и для меня. Как ты не понимаешь? — возмущается Азирафаэль и отставляет в сторону бокал. Кроули слегка вздрагивает: он знает, что значит этот жест. Азу даже не надо в очередной раз говорить своё коронное «Я ангел, ты демон…» — достаточно вот так вот резко прервать размеренную дружескую беседу. Да, она уже готова была перейти на повышенные тона, но ведь на кону судьба миллионов! — Если доктор Томпсон не хочет делиться своими разработками, мы не вправе ему мешать. Ты попытался его переубедить — и это всё, что мы можем сделать. — Одно чудо, ангел! Одно грёбаное чудо — и коллеги Томпсона найдут его записи! Скольких уже сгубила эта зараза? И всё из-за вашей заоблачной невозмутимости! — Кроули вскакивает, сжимая кулаки, но замирает, напоровшись на убийственно спокойный взгляд ангела. Выдыхает, пытаясь обуздать злость. Получается отвратительно. — Я готов сделать три… нет, даже пять благословений, только помоги… — он хочет сказать «мне», но вовремя исправляется. — Помоги людям с этим! — Они не пойдут им на пользу, дорогой. Даже если записи твоего доктора будут расшифрованы и кто-то поймёт, что делать дальше, умрёт лишь пара сотен лабораторных крыс, а то и кроликов. Ты ведь и сам знаешь, он ошибся в расчётах. — Он проделал огромную работу и его записи всё равно могут быть полезны! — От осознания правоты ангела Кроули злится ещё сильнее. Да, доктор Томпсон немного накосячил: сложно подходить к работе хладнокровно, когда у тебя на глазах умирает родная дочь, а весь мир только разводит руками. Но если другие врачи увидят результаты его работы, это сэкономит им кучу времени и натолкнёт на верные размышления! — Грёбаная человеческая жадность. И ты такой же, как они! От брошенного в запале обвинения Азирафаэль недовольно хмурится, а Кроули внезапно понимает, что это вовсе не глупая попытка зацепить ангела за живое, а чистая правда. Даже эфирные существа подвержены алчности — не меньше, чем другим грехам. И доказательства — всё вокруг. Каждая книга, трепетно оберегаемая от случайных наивных покупателей, ничем не лучше, чем знания, с таким трудом добытые и ревностно хранимые доктором Томпсоном. И когда тяга к хранению и накоплению информации, позволявшая человечеству выживать, переросла в жадность и эгоизм? Возможно, именно в тот момент, когда его хранителем стал этот пернатый букинист. — Если бы ты не жадничал, держал бы библиотеку, а не магазин! — Кроули пытается наполнить каждое слово своим ядом, чтобы ангела, наконец, проняло. Хотя бы так, раз уж благие методы не работают. — И можешь не рассказывать мне, что боиш-шься за книги: уж тебе-то хватило бы ума не отдавать их в плохие руки. А ты собрал коллекцию вековой мудрости, историй и предсказаний — и держиш-шь её взаперти, не позволяя людям даже приблизиться. Ты сам лишаеш-шь их ш-шанса чему-то научиться! Ты способствуеш-шь тому, что они умрут, так ничего и не поняв! Ангел молча делает глоток вина. Затем ещё один. И во взгляде Аза Кроули видит ту же боль, что сейчас золотится в его собственных глазах. — Я не меньше тебя хочу всё исправить, — наконец говорит Азирафаэль. — Но мы не вправе нарушать последнюю волю доктора Томпсона. Его больше нет, дорогой. Мне жаль. На этот раз точку в их разговоре ставит оглушительно громкий хлопок двери.***
— С чем ты пришёл в этот раз-зз, Кроули? Демоны толпятся вокруг, толкаясь и ворча. Лигур, как обычно, заинтересованно щурится: иногда Кроули кажется, что хамелеон — единственный из демонов, хоть немного понимающий его гениальные замыслы. Хастур делает вид, что его вовсе не интересует новое изобретение «презренного змия». Во взгляде Вельзевул холодность и лёгкая подозрительность: наверное, все остальные эмоции у неё напрочь отбились после Падения. В общем, в Аду всё как обычно, и совершенно не хочется задерживаться здесь даже на минуту, но надо ведь как-то оправдать свой годовой запой! — Смотрите, — он пытается начертить углём на стене схемы работы Сети, но быстро прекращает это, в сущности, бесполезное занятие. Объяснять демонам принцип Интернета — всё равно что метать бисер перед свиньями. — Есть такая огромная, как список всех демонов, база данных с кучей бесполезной информации. Теперь вместо того, чтобы работать, развиваться, путешествовать, люди тратят кучу времени на то, чтобы смотреть идиотские видео. А если кому-то из них вдруг потребуется помощь, окружающие скорее напишут об этом совершенно бесполезный пост, чем дадут бедняге лишний доллар. Пара десятков лет — и они все будут наши! А могли бы читать книги. Писать их. Учить новые языки. Заводить друзей. Кроули радуется, что привычка не снимать очки даже в Аду и сейчас позволяет ему скрывать истинные чувства. Возможно, Азирафаэль был прав. Возможно, смертные попросту не готовы к новым знаниям. Но он обязан был дать людям бесценную возможность беспрепятственно обмениваться ими.