Вороны

Слэш
PG-13
Завершён
11
САД бета
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
11 Нравится 1 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Голова налилась свинцом, перед глазами все плыло. Адам в очередной раз припал к горлышку пластиковой бутылки с водой и принялся пить мелкими быстрыми глотками. Ему постоянно мучила жажда. Нормальное его состояние или нет, он не знал, хотя какая, впрочем, уже разница. Противное чувство тошноты усиливалось, сигнализируя либо о побочной реакции организма на таблетки, либо об отчаянной психологической попытке выжить. Пошатываясь, он добрел до своей комнаты, пнув по пути пустую фиолетовую упаковку от снотворного.       В спальне каждое движение потребовало неимоверных усилий. Белый ковер, покрывавший свободную поверхность пола, мешал, обволакивая ступни, будто намеренно тормозя и затягивая в синтетические глубины. Схожие ощущения возникали, когда трясешь головой после выпитой бутылки шампанского. Сопротивляясь, Адам медленно двинулся к краю кровати, держась рукой за стенку. Но с каждым шагом сознание мутилось все больше, а ковровый ворс становился все длиннее, намертво опутывая щиколотки морскими водорослями и не давая переставлять ноги. С тихим стоном он начал заваливаться вперед. Шаря руками в попытках найти опору, Адам задел гриф старой, потрепанной гитары с небольшой вмятиной на древесине прямо под головкой с колками. Она упала с обиженным гулким звуком, а вместе с ней на пол грохнулся и Адам. От удара его сознание, словно зеркало, раскололось на тысячи осколков. И на каждом из них было отпечатано одно-единственное лицо.       Закрыв глаза, едва сдерживая рыдания и противный жалкий скулеж побитой собаки, парень уже оставил попытки собрать себя по кусочкам. Разбитый, грязный, покинутый, бесполезный… Коротко выдохнув, вцепившись в отросшие черные волосы, Адам обвел комнату бессмысленным взглядом.       Галлюцинации видоизменились. Расплывающаяся картинка уступила место легкой ряби. Заваленная вещами кровать; стол у окна, заставленный пустыми банками из-под энергетика, грязными чашками с остатками кофейной гущи, мятными жвачками, банкой с соусом чили (на что не пойдешь ради того, чтобы не засыпать и избежать кошмаров), — все выглядело, словно картинка в старом телевизоре, плохо принимающим сигнал. Но самой необычной и выделяющейся деталью интерьера был ворон. Черный, жирный, он словно сошел с экрана готического фильма, чтобы сидеть на невысокой тумбочке, поставив одну из скрюченных лап на давно просроченный студенческий, который Адам должен был сдать еще тогда, когда его выгнали из универа, и смотрел блестящим, как лаковая бусина, глазом. Адам хотел подползти и дотронуться до птицы, но его взгляд зацепился за огромное, в полный рост, зеркало. Вернее, за отражение в нем. Высокий парень с кольцом в губе весело улыбался и изредка подносил старый фотоаппарат к смеющимся зеленым глазам. От резкой вспышки Адам вздрогнул и вжался спиной в ковер, закрывая лицо ладонями, пытаясь игнорировать собственные всхлипы. Надавливая на глазные яблоки до цветных пятен и до крови закусывая запястье, он считал. Тихо, неуверенно, с истерикой в голосе: — Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать.       Открыв глаза и привыкнув к проникающему сквозь занавески свету, Адам вновь взглянул в зеркало, но увидел там только бледного и худого парня с черными волосами, скрючившегося на светлом ковре.       Облегчение, смешанное с обидой, что ему не дали еще раз посмотреть на знакомый образ, обрушилось на Адама, вызвав новый приступ истерики. Утопая во всхлипах, задыхаясь, пряча лицо в ладонях, он вздрогнул, почувствовав легкое прикосновение. Рядом с ним вальяжно расхаживал тот самый ворон, иногда задевая крылом. Вскоре к нему присоединилась еще парочка птиц, взволнованно шевелящих крыльями. Но для Адама они больше напоминали крупные темные пятна, потому что попытки сконцентрироваться и рассмотреть хоть одного усиливали противное чувство тошноты. Не прошло и пары минут, — а может, это была секунда или час, определить он не мог, — как вокруг него толпились десятки черных птиц, постоянно передвигающихся и всячески выражающих недовольство. Но они не подходили слишком близко, изредка задевая его крыльями, пока один из них не клюнул в ногу. От резкой боли Адам дернулся и попытался встать, но тело не слушалось, лишь хаотично дергалось, чтобы избежать все новых и новых ударов черных клювов. Почувствовав его слабость, как в фильме ужасов Хичкока, стая воронья, найдя жертву, принялась безжалостно атаковать. При каждом прикосновении Адам чувствовал жгучую и саднящую боль, похожую на ожог от утюга или пульсацию полузажившей раны, на которую кто-то специально давил. Ударов становилось все больше, они были все более болезненными и плотными, как старое шерстяное одеяло, пахнущее пылью и временем. Обезумевшие птицы набрасывались до тех пор, пока одеяло не отрезало доступ кислорода, вызывая приступы удушья. Адам закричал. Безнадежно, хрипло, не слыша собственного голоса, просто от невозможности молчать. Кричал, тратя на это последние силы, пока темная пелена не заволокла глаза, красные и мокрые от бесконечной истерики, длиной в полгода.

***

      Он лежал в темной подворотне, глотая слезы и кровь из разбитого носа, руками прикрывая голову, стараясь уберечь ее от новых ударов. Сжимая зубы, чтобы не закричать от боли в сломанных ребрах, из-за шума в ушах он не слышал, что давно остался один. Единственное, что он слышал, — свое надсадное дыхание, перемешанное с жалкими всхлипами. Стук собственного сердца напоминал звук шагов или глухих ударов. Оно пугало его. Он хотел, чтобы эта неутомимая машина смолкла, прекратила жить, а вместе с ней и он сам.       Боль во всем теле сковывала сильнее, чем веревки или наручники. Или же это были судороги, превратившие мышцы в камень. Он не знал. Просто неподвижно лежал, ожидая, что когда-нибудь все закончится. Однако прикосновение к его плечу развеяло призрачные надежды, снова заставило сжаться в предчувствии ударов. — Эй, парень, ты живой?       Адам с трудом открыл глаза. Запекшаяся на ресницах кровь мешала обзору, но он смог разглядеть лицо парня на пару лет старше его самого, каштановые пряди и черное кольцо в губе. Тот скороговоркой назвал адрес по телефону, и, сбросив вызов, взволнованно смотрел на него, успокаивающе поглаживая по запачканным кровью красно-черным волосам. — Все хорошо. Все будет хорошо… Этот тихий шепот стал последним, что Адам услышал, прежде чем провалиться в пустоту.

***

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше! На лице, конечно, все еще пиздец, но уже можно смотреть без слез!       Высокий парень ворвался в больничную палату, словно солнечный свет. Уголки губ Адама непроизвольно поднялись вверх, но он тут же отстраненно отвернулся и встретил пришедшего очень холодно: — Снова ты. Саш, тебе заняться нечем? Хули ты носишься туда-сюда? Чего доебался до меня? — А вот такой вот я доебистый, — парировал визитер со смеющимися искорками в зелено-карих омутах. — Хобби у меня такое: искать избитых детей в подворотнях, а потом таскаться к ним в больницы. Ты вот восьмой уже. Или девятый. Я со счета сбился, — улыбнулся он, сбрасывая с плеча чехол с гитарой и пододвигая стул к больничной кровати. — А гитара тебе зачем? — Хоть ты в прошлый раз и был о-о-очень болтливым, — усмехнулся собеседник, вспоминая последнюю встречу, во время которой Адам произнес от силы пару слов и все время пытался выгнать его из палаты, — ты сказал, что любишь «Нервы». Я и раньше хотел выучить пару их песен, а теперь вот появился дополнительный стимул. — Какой еще стимул? — Подумал, вдруг ты улыбнешься? Я ни разу не видел, как ты улыбаешься…       Саша нежно провел пальцами по струнам, а Адам отвернулся к стене, пряча пылающие кончики ушей. Он закрыл глаза, стараясь расслабиться и погрузиться в любимую музыку. Лежа на неудобной больничной койке, слушая знакомую мелодию и глубокий бархатный голос, Адам пытался наслаждаться этим: живое выступление, компания приятного человека, еще пару месяцев, пока не выпишут, ему точно не надо будет ходить в школу. Но раз за разом перед мысленным взором прокручивались картинки, которые он хотел забыть как можно скорее. Прикладывая усилия, он отгонял от себя ужасные события последних месяцев. Адам не заметил, как его руки сжались в кулаки, по щекам поползли беззвучные слезы, как Саша замолк и перестал играть, сочувственно смотря на него. — Почему ты не расскажешь им? — Что? — Адам, вынырнув из воспоминаний, недоуменно посмотрел на замершего гитариста. — Почему не говоришь полиции, кто это сделал с тобой?       Подросток устало откинулся на подушку, раздраженный тем, что ему вновь и вновь приходится слышать этот вопрос. — Мама попросила спросить об этом? — Я нашел тебя и видел, что они с тобой сделали. Эти ублюдки заслуживают наказания и должны сидеть в тюрьме! — Прекрати, — парень потер глаза, отмахиваясь от любых слов в свой адрес. — Почему я должен прекратить? Чего ты боишься? Никто больше не тронет тебя, ты в безопасности… — Пошел вон!       Внезапная вспышка ярости заставила Адама схватить кружку с прикроватной тумбочки и бросить в сторону собеседника. Из-за резкой боли в ребрах он коротко вздохнул и безвольно упал на постель, короткими рывками втягивая в нос воздух.       Саша взволновано приблизился к кровати: — Ты как? Доктора позвать? — Иди на хуй, — едва слышно просипел Адам, пытаясь выровнять дыхание.       Парень задумчиво постоял над кроватью, неуверенно прикусил кольцо на своей губе, но все же отошел, чтобы зачехлить гитару. — Ладно, тогда до встречи. Ну, я хотя бы не буду задерживать тех ребят, что остались ждать своей очереди за дверью, — Саша печально улыбнулся, поправляя на плече чехол от гитары. — Что? Кто пришел? Адам удивленно обернулся, словно ожидал увидеть кого-то прямо в своей палате. — Твои одноклассники. Я перекинулся с ними парой слов в…       Саша не закончил фразу, потому что увидел, что Адам испуганно вцепился в железные поручни, а его расширенные от страха глаза затопила безграничная безысходность. Мальчишка откинулся на подушку, закусив губу так сильно, что зубы окрасились красным. Из его хрупкого тела, и так изломанного и избитого, будто выдернули стержень, который помогал ему существовать все это время. — Так это были они…       Адам испуганно уставился на Сашу, словно умоляя никому не рассказывать о слабости, свидетелем которой он стал. Ответом ему стала уверенная и чистая улыбка. Визитер коротко кивнул и пошел к выходу. На секунду замерев на пороге, он обернулся: — Не волнуйся. Они тебя больше не тронут. Я обещаю, все будет хорошо.

***

      Адам сидел на кровати и пытался заставить себя дышать, чтобы не выглядеть совсем уж подозрительно. Парень, сидящий в опасной близости от него, пощипывал струны на гитаре, внимательно вслушивался в звучание и подкручивал колки. — Как ты что-то отличаешь? Оно же звучит одинаково! — Это с опытом приходит. А сначала для настройки тюнером пользовался. Все, готово!       Адам принял протянутую гитару, сел, попытавшись скопировать позу Саши во время игры, и недоуменно посмотрел на струны: — Ну и что дальше? Ты серьезно думаешь, что сможешь научить меня за два месяца? Лучше сразу сдайся! — До уровня дворового гитариста я вполне тебя дотащу. Для этого, собственно, почти ничего и не надо. Пара видов боев, с десяток аккордов, и ты уже красавчик. Так что без паники, маэстро. Музыку!       Адам пару раз тренькнул по струнам и довольно оглянулся на своего учителя. — Ну как? Я уже хорош? Только пальцам больно, — он продемонстрировал покрасневшие подушечки пальцев правой руки. — Чтобы пальцам не было больно, мы сжимаем их так, будто держим невидимый медиатор. — Саша положил ладонь на хрупкую белую руку и скрестил их пальцы.       Сердце Адама пропустило удар. Ощущение горячих мозолистых рук на своих было сродни действию алкоголя на сердечника, когда от одного бокала вина пульс ускоряется, кровь начинает лихорадочно нестись по жилам, а по всему телу проходит слабый электрический разряд. Саша, управляя чужой рукой, начал наигрывать простенький бой. — Фактически ты играешь ногтями, указательным — вниз, а уголком большого — вверх. И двигаться должна только кисть, рукой не дергай, — вторая горячая ладонь легко приобняла его и легла на острый локоть Адама, удерживая от лишних движений.       Он был близко. Так близко, что от его запаха у Адама начинала кружиться голова. Он и сам не знал, с каких пор стал так остро реагировать на прикосновения Саши, но ему было плевать. Единственное, чего ему сейчас хотелось, — прижаться, почувствовать его губы на своих губах, зарыться пальцами в густые каштановые волосы… — Зачем я играю невидимым медиатором, если могу играть настоящим? — хрипло выдавил Адам, пытаясь отвлечь себя от ненужных сейчас мыслей.       Саша прекратил играть его руками и отстранился. Адам выдохнул. То ли с сожалением, то ли с облегчением. А учитель нравоучительно поднял ладонь и начал загибать пальцы, перечисляя: — Во-первых, медиатором играют в основном на металлических струнах, во-вторых, удобнее учиться играть именно пальцами. Переучиться с пальцев на медиатор легко, а вот в обратном порядке уже немного сложнее. Ну и в-третьих, зная тебя, я абсолютно уверен, что в первый же раз, когда у тебя медиатор в розетку залетит, — Саша указал на круглое отверстие, — то ты нахер разобьешь гитару в попытках его оттуда достать. Так что давай будем с этим экспериментировать не на моей девочке?       Он любовно погладил гитару по темному грифу и едва не приложился к ней губами. Спустя час непрерывного бреньканья, психов и несколько смятых листов со стрелочками, Адам разочаровано откинулся спиной на кровать. — Ладно, согласен, шестерка — это просто, но восьмерка у меня катастрофически не получается! Я не могу сделать из этого даже элементарного подобия мелодии!       Саша, стоящий у широкого низкого подоконника, присел рядом и потянул Адама за руку: — Давай, в этом нет ничего сложного.       Опять взяв управление руками под свой контроль, он нежно сжимал тонкие кисти в своих руках. Адам старательно смотрел на струны, по которым ударяли его пальцы, но взгляд то и дело поднимался наверх, ко рту, тихо шепчущему:  — Вниз-вниз-вверх-вверх-вверх-вниз…       Завороженный происходящим, растворяясь в тихом, грудном голосе, Адам не дал ему закончить в очередной раз фразу и, развернувшись, притронулся к его губам своими. Это и отдаленно не напоминало поцелуй, а едва уловимое и невинное прикосновение, длившееся пару секунд, тотчас прекращенное, как только Адам понял, что натворил. Он резко отдернулся, слово губы Саши обожгли его, и втянул голову в плечи, ожидая удара. Гитара выскользнула из его рук и, задев металлический угол кровати, упала на пол, отчего на темной древесине грифа образовалась вмятина. В комнате стоял громкий гул звенящих от удара струн.       Адам хотел выдавить из себя что-нибудь вроде: «Извини», но единственное, о чем мог думать, это то, что он все испортил. Сейчас он вновь потеряет все, что было у него когда-то: дружбу, доверие, любовь… — Наконец-то!       Адам вздрогнул от теплого прикосновения ладони к своей щеке. Открыв глаза, он увидел счастливо улыбающееся лицо Саши, которое медленно приближалось к нему. — Все хорошо, мальчик мой, все хорошо.       Все еще не понимая, что происходит, Адам закрыл глаза, стараясь навсегда запомнить ощущение любимых рук на теле, которые не пытаются причинить боль, а ласково согревают своим теплом вечно холодную шею.

***

— Не бойся, — Саша шутя толкает идущего рядом парня плечом. — Я и не боюсь, — легко отмахивается Адам. — Серьезно? Тогда почему нет?       Парень задумывается, пытаясь подыскать причину, но в голову не лезет ничего, кроме: «Я правда боюсь».       Саша не торопит с ответом. Он идет широкими шагами, вскидывая голову и подставляя лицо осенним солнечным лучам. Несмотря на раннее утро, воздух удивительно теплый. По прогнозам синоптиков уже завтра небо заволокут темные тучи, беспрестанно начнет моросить противный дождь, а под ногами хлюпать грязь. Погода сделает все, чтобы казаться «правильной» сентябрьской погодой.       В молчании дойдя до парка, через который пролегал их путь, они невольно замедлили шаг. Дело было не в «тихой красоте печальной осени» и не в «приглушенном золоте, листами опадающем с черных веток деревьев», а в банальной причине — им обоим не хотелось в универ.       Саша вуз не любил из принципа: его творческой натуре претила экономика, которую он сдуру выбрал больше трех лет назад, а Адам потому, что после первых дней учебы он еще не разобрался в людях, с которыми ему предстоит учиться следующие пять лет, и чувствовал себя среди них неуверенно и скованно.       Саша решительно остановился. Адам, притормозивший рядом, недоуменно посмотрел на него. Не отвечая на немой вопрос, Саша протянул ему раскрытую ладонь. — Давай.       Тот лишь испуганно покачал головой, оглядываясь по сторонам. Волосы, которые недавно из красно-черных стали черными, разметались и закрыли глаза. Саша потянулся, чтобы по привычке убрать их, но одернул себя. — Давай. Думаешь, я не видел, как ты смотришь на людей на улицах, которые свободно делают это? Я знаю, что ты хочешь, — Саша ободряюще улыбнулся и опять протянул руку. — Давай. Я с тобой.       Адам закрыл глаза. Он чувствовал себя, как перед прыжком с вышки в бассейн, куда ходил в пятом классе. Пятки немеют, руки дрожат, сердце бешено колотится. Страх становится тем сильнее, чем дольше медлишь, оттягивая решающий момент. Он начал считать до трех, но вот прошел четвертый и пятый счет, а он все на месте. Застывший на краю пропасти, разделяющей его жизнь. Все плохие воспоминания из прошлого разом накрыли его ударами из темных подворотен, оскорблениями, тычками в спину, боязнью быть узнанным, страхом вновь услышать в спину: «Смотри, это тот, который…» — Я с тобой.       Звонкий смеющийся голос смел воспоминания, солнечным лучом освещая настоящую, реальную жизнь. Не думая ни о чем, Адам протянул ладонь, чувствуя, как его пальцы переплетаются с чужими — горячими и мозолистыми. Он открыл глаза, но не смог увидеть лицо, которое теперь стало для него дороже всего на свете, из-за пелены слез, которые мутным маревом искажали действительность.       Адам сжимал ладонь, которая в стенах квартиры так часто блуждала по его телу, обводя пальцами ключицы, абрис губ, запутываясь в волосах, но к которой он всегда боялся прикоснуться на людях. Все еще не веря в собственную решимость, в осознание того, что переступил барьер, чувствуя, как чужие пальцы стирают слезы недоверия и счастья с его щек, Адам улыбнулся, но продолжил растерянно всхлипывать. Саша притянул его, спрятал лицо у себя на груди и погладил по волосам, тихо нашептывая: — Все хорошо. Я с тобой…

***

      Ничто. Пустота. Вакуум. Нет ни мыслей, ни эмоций. Внезапно закончилась его жизнь, рухнули надежды и мечты, оставив после себя болезненные воспоминания.       Чувствовал ли он что-нибудь в этот момент? Вряд ли. Ни он, ни его тело не могло уже ничего чувствовать, ведь сейчас осталось только пустая и никому не нужная оболочка. Осознавал ли он что-нибудь? Ощущал ли руки матери, испуганно гладившие его по спине? Слышал ли речи, которые она говорила, в попытках утешить? Вряд ли, ведь слова, которые она сказала несколько дней назад, все еще рассыпались на буквы, набатом звеня в его голове.       Когда он сидел у гроба в окружении скорбящих родственников, говорящих о юности покойного, о ужасной его судьбе и трагическом нападении, проронил ли он хоть слезинку? Вряд ли. Его глаза просто жгло, словно кто-то насыпал в них горсть песка. В тот момент больше всего Адама волновало, что нападавшие сняли кольцо с его губы. Зачем? Он любил это кольцо. Почему они не могли оставить ему хотя бы это, раз забрали его жизнь? Почему?       Он поднялся со стула, собираясь уйти. Сделал пару шагов, покачнулся и упал, потому что ноги больше не могли держать его. Сидящие рядом люди вскочили, чтобы помочь ему подняться, но он не видел этого. Он плакал. Впервые, с того дня, как услышал:       Он умер.

***

      Пелена рассеялась. Вороны больше не кружили над ним, истерзанным и разбитым, лежащим посреди комнаты.       Вынырнув из забытья, Адам внезапно осознал, что это все. Это последняя агония, остаточный всплеск жизненных сил перед вечным забытьем. Ясность сознания, которой он поразился после того, как вновь открыл глаза, начала пропадать, уступая место мгле, медленно заполоняющей сознание. Но в этот раз он знал, она больше никогда не рассеется.       Адам закрыл глаза, полностью погружаясь в небытие, в радостном, лихорадочном ожидании от встречи с ним. Сознание, окончательно ускользающее прочь, в последний момент уловило звук ключа, проворачивающегося в замочной скважине.

ГОД СПУСТЯ

      Адам шел по длинному перрону, щурясь от солнца. Он никак не мог найти нужный номер вагона.       Проходящий мимо мужчина с тяжелым чемоданом на колесиках задел гитару, висевшую в чехле на его спине. Дружелюбно кивнув на быстрые извинения, Адам присел, чтобы поднять выпавший из рук билет. Куда ехал, он не представлял. Это было абсолютно неважно. Он ехал не куда-то, а зачем-то. Новые места, новые люди, новые знакомства — новая жизнь. Кто-то скажет, что это похоже на бегство, но это не так. Ему не от кого и некуда было бежать, нечего терять. С ним навсегда останется солнечный образ и непоколебимая вера. Адам улыбнулся, и в очередной раз посмотрел на безымянный палец. Его, словно обручальное кольцо, обвивала тонкая графичная татуировка «все хорошо».       Еще раз убедившись в беспорядочной нумерации подвижного состава, Адам не стал терять времени и подошел к проводнице. Получив от нее нужные сведения, он наконец нашел необходимый ему вагон. Поправив на плече черный чехол, Адам прошел по узкому коридору, открыл дверь купе и зашел внутрь.       Правая нижняя полка оказалась уже занята. Приветственно кивнув попутчику, он устроился на своей. — Привет! Я Дэн, — парень, сидящий напротив, отложил в сторону телефон и протянул руку. Адам замер, разглядывая смеющиеся зеленые глаза и протянутую ладонь, а потом открыто улыбнулся в ответ и обменялся с Денисом рукопожатием. — Куда едешь? Я в Одессу. Бабушка уже второй год зазывает, так что я не мог отказать, к тому же с ней сестренка живет. Она в этом году началку оканчивает, так что я точно там быть должен. Праздник как-никак, — попутчик, не останавливаясь, начал делиться всем, что приходило на ум. — Так куда едешь? — вспомнил он о своем вопросе. — Я? — Адам неопределенно пожал плечами и улыбнулся. — Допустим, в Одессу.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.