О котятах и расставаниях

Спину ломило, перед глазами плясали разноцветные огоньки. Кажется, только сейчас усталость начала брать свое. Но Годо знал: отключаться еще рано. Он сумел переправить тело Майко на другой берег и замел все следы произошедшего в саду, но у него оставалось еще одно дело. Он должен был убедиться, что Аясато Маёй ничего не грозит. Внутренний храм выглядел так, будто готов был рассыпаться от одного неосторожного движения; Годо с величайшей аккуратностью приоткрыл дверь. Внутри царил полумрак – горел один жалкий светильник, но его визор быстро адаптировался к темноте. Хоть какое-то преимущество… Додумать эту мысль он не успел. Женщина, стоявшая у стены, была не Аясато Маёй. Но и не Чинами Миянаги. Он осознал это уже задним числом, когда понял, что вспышка бурных чувств, которую в нем вызвал ее вид, не имела ничего общего со злостью. Какое-то время никто не шевелился – он застыл в дверях, она, чуть склонив голову набок, изучала свиток, висевший на стене – изображение статной женщины в традиционном одеянии. Потом Аясато Чихиро повернула голову. - Здравствуй, - тихо сказала она. Годо отстраненно отметил про себя, что она совсем не кажется удивленной. - Здравствуй, - эхом отозвался он. Любой, кто впервые видит, как работает техника призыва Кураин, теряет дар речи от шока. Годо видел это не впервые. Он еще помнил, как маленькая Аясато Харуми призвала Чихиро в суде; несколько часов назад он в этом самом саду столкнулся с казненной месяц назад Чинами Миянаги. Но это были моменты – вспышки, мгновения, чудо, появлявшееся внезапно и так же внезапно исчезавшее. А теперь Чихиро стояла перед ним, так близко, что кажется – протяни руку, и дотронешься до теплой руки. Он непроизвольно подался вперед. - Это моя мать, - сказала Чихиро. Годо растерялся: - Что? - Моя мать, - повторила Чихиро. Она бросила долгий, тоскующий взгляд на гобелен. – Аясато Майко. Она исчезла семнадцать лет назад. Мы с Маёй долго не верили, что она мертва. В нашей семье… умеют чувствовать такие вещи. Мы знали, что она жива. Но сегодня… - Она запрокинула голову, хотя там были только потемневшие от времени балки и осыпающаяся крыша. – Она была здесь. Мама. И теперь она мертва. Годо только молча кивнул; горло у него перехватило. Чихиро взглянула на него. - Ты знаешь, как она умерла? В ее глазах плескался свет одинокого светильника. В чужой одежде, с чужой прической, она оставалась все той же Аясато Чихиро – бесстрашным адвокатом, чей проницательный взгляд рассекал любую ложь. Годо сглотнул. - Из-за меня, - просто ответил он. – Это я вызвал ее сюда. Ее сестра… Чихиро кивнула. - У Маёй было немного времени, но главное она записала. – Только теперь Годо заметил, что она держит в руках клочок бумаги. – Тетя так и не оставила своих амбиций… Полагаю, если бы не вы, все могло закончиться гораздо хуже. Она улыбнулась ему – тепло, по-настоящему. И Годо не выдержал. - Чихиро… - хрипло прошептал он и качнулся к ней. Они стояли теперь совсем близко, так, что он видел, как поднимается и опускается от дыхания ее грудь под легкой, не по погоде, одеждой послушницы, видел сбившийся пучок и упавшую на щеку прядь, выбившуюся из прически… Странным образом это зрелище его несколько отрезвило. Он вдруг вспомнил, кто перед ним. Пусть это дух Чихиро, но тело Маёй, ее младшей сестры. И коснуться этой девочки… пусть даже она ничего не вспомнит… Это было тем более странно, что несколькими часами ранее, в саду, он без тени сомнения убил женщину, которая была всего лишь сосудом для духа Чинами Миянаги. Его добровольную помощницу. Пропавшую без вести мать Чихиро и Маёй. Конечно, там ситуация была другая, там речь шла о жизни и смерти. Если бы он не остановил Чинами, та заколола бы Маёй. И все-таки… все-таки… «Неужели моя ненависть оказалась сильнее моей любви?» Ужас и стыд сковали его, и Чихиро нарушила границу первой – легко, почти невесомо коснулась жестких белых волос, заледеневшей щеки, стылого металла визора. - Сорью, - выдохнула она, - что с тобой стало? Годо дернулся, как от удара. Это имя… он оставил его в прошлом, том прошлом, где еще было на что надеяться и было куда возвращаться. Но тех дней не вернуть. Чихиро мертва и похоронена, пусть даже он видит перед собой ее тень, и даже будь это в самом деле она – только Каминоги Сорью, старший адвокат фирмы старого Хошикаге, имел бы право заключить ее в объятья: ведь это его она ждала, его искала. Но с прокурором Годо у нее никаких дел нет и быть не может. Он отступил на шаг, и Чихиро непонимающе посмотрела на него. Но по наполовину закованному в металл лицу ничего нельзя было прочесть. - Значит, теперь ты будешь защищать Маёй, - полувопросительно произнес он и повернулся, готовый уйти. После небольшой заминки Чихиро отозвалась: - О нет, не я. Маёй защитит себя сама. Я только подскажу ей, как это сделать. А потом вернется Наруходо-кун и спасет всех, как он всегда это делает. Годо не сдержал презрительного смешка: - Он?.. И что ты нашла в нем, в этом мальчишке? Он же ничего не смыслит в деле, раз за разом выезжает на удаче… - Удача имеет свойство заканчиваться, - спокойно ответила Чихиро. – А Наруходо-кун побеждает раз за разом. Может быть, иногда он и сбивается, и не сразу находит выход – но он никогда не теряет веры. И это дает ему силы довести дело до победного конца. - Веры? – Годо резко обернулся к ней. – Все, что у него есть – это твоя вера в него! Если бы ты ему не помогала, он бы сдулся еще в самом начале! - Это не так, - раздельно, тихо проговорила Чихиро. В ее голосе звенел металл, но Годо послышалось в нем еще что-то… какой-то горький, отдаленный намек на недоумение и печаль. - Что ж, давай проверим это, - предложил он. – Когда мы с ним в следующий раз сойдемся в суде, ты не будешь ему помогать. Пусть сражается своим собственным оружием. Тогда мы увидим, чего он стоит. - Пусть будет так, господин прокурор, - Чихиро наклонила голову, и Годо хмыкнул: - Отлично, госпожа адвокат, - и вышел, мягко притворив за собой дверь святилища.