Rich and smoky

С некоторых пор она попросту не выносит те моменты, когда просыпается одна в постели. Она привыкла, что каждое утро на горизонте кровати мелькают теплые, соблазнительно пышные формы там, где покоится её левая рука. Сейчас на этом месте, внезапно, — ничего. Мятые простыни, на которых кто-то определённо спал некоторое время назад, теперь опустевшие и холодные, и это кажется Кроули неправильным. Она поднимается, садясь на пятки и трет глаза. Пробуждение — одна из тех вещей, которые даются ей с титаническим трудом. Ничуть не легче, конечно, чем готовка, стирка и демонстрация любви (сугубо секретной) растениям (которые, кстати, с армейской выправкой по струнке выстроились на кухне и в гостиной). После нескольких минут созерцания в одну точку, она решает обойти вниманием ванную комнату и сразу отправиться на поиски некоторой особы, дезертировавшей с той половины кровати. Где она просто, чёрт побери, должна в идеале оставаться. Кроули находит её расположившейся в углу белого кожаного диванчика с черно-белой чашкой чая в ладонях. Она замирает в нескольких шагах от дверного проема, только чтобы прочувствовать спокойствие, окружавшее ореолом её возлюбленную. Пышные блондинистые кудри вьются по плечу слева, обнажая правую её сторону глазам Кроули, вполне удовлетворённой видами. Её взгляд спускается вниз по длинной шее оттенка ангельского крыла к ключицам, видимым в широком вырезе футболки. Даже непринуждённое движение руки, cлегка изогнувшейся, чтобы ободок чашки мог соприкоснуться с её бледными пухлыми губами и позволить сделать маленький глоточек чаю, выглядит страшно соблазнительно в своей манере. Ни один сорт чая не мог умерить её обычное смятение после сна так, как это делал Цейлон. Это было сравнимо с "Добрым утром" от её возлюбленной. Кроули читает это в наслаждении на лице Азиры, когда она делает первый глоток. И Кроули никогда не признает этого вслух, даже если от этого будет зависеть её жизнь, но первое время их совместной жизни она частенько бросала убийственные взгляды и мысленные угрозы выпотрошить бедные пакетики чая, заглядывая в кухонный шкаф. Со стороны это было глупо, да, но она всегда остро реагировала на любую, даже самую ничтожную угрозу своей стабильной личной жизни. У Азиры ушло две тяжких недели на то, чтобы связать плавающие на поверхности чашки чаинки с тем фактом, что её девушка объявила войну Цейлону. Что в свою очередь привело к импульсивному, но потрясающему сексу, приправленному громкими заверениями от Азиры в том, что она любит Кроули бесконечно сильнее, чем какие-то невинные чайные пакетики и что пора бы положить конец этой их односторонней войне. Тем не менее, даже спустя четыре года, Кроули всё же не особо смирилась с тем, что любовь всей её жизни так легко ускользает в собственный кокон счастья и умиротворения именно в компании утренней чашки чёртового чая. В такие моменты она с той же лёгкостью переходит в свое состояние капризной детины из-за фактической невозможности одержать верх над неодушевленным соперником. Не тогда, когда упомянутый соперник приятно дымится и дарит некоторый особый вид удовлетворения её Зире, на что сама Кроули попросту не способна.[1] То есть, конечно, она способна, но иным образом. Она прекрасно знает, что это бесконечно тупо сравнивать свое место в огромном сердечке Азиры с нишей, которую занимает Цейлон. Они абсолютно несравнимы хотя бы потому, что один из них — всего лишь напиток, приносящий удовольствие единственным образом, тогда как Кроули может провернуть то же самое несколькими способами и иногда даже одновременно.

----------------------------------------------------------------------

[1]Прим. переводчика: В оригинале в этом предложении использовано сочетание rich and smoky по отношению к сэру Цейлону (что созвучно с названием, на минутку), но я потратила уйму времени пытаясь перевести это максимально приближённо и вот это мой максимум, можете бить по ушам.

----------------------------------------------------------------------

Кроули выпадает из своей задумчивости, уловив краем уха нежный вздох Азиры. В уютном безмолвии их квартиры, особенно в такие ранние часы, каждый звук кажется каким-то преувеличенно громким. Губы уже по наитию растягиваются в улыбке, полной нежности, когда её возлюбленная чуть ёрзает, чтобы поудобнее устроиться, и глубоко вдыхает тонкие струи дымки с поверхности напитка. Очевидно, Азира проснулась не ранее, чем десять-пятнадцать минут назад, раз её чай ещё настолько горячий. Она созерцает восход солнца с восторгом пятилетки, поэтому, очевидно, Кроули была разбужена ее отсутствием именно во время рассвета. Предоставим Азире возможность иметь непреодолимые позывы (не имеющие оправдания в ее физической сущности или сознании), пусть и в такую рань. — Доброе утро, моя дорогая, — она поднимает голову и тепло улыбается Кроули, когда та всё же решает показаться в поле её зрения. Кроули ворчит в ответ, потому что она никогда не была ранней пташкой, и плюхается на диван рядом. Жмётся поближе, чтобы прикоснуться. — Я называю утро "добрым" только если оно начинается в полдень,— она раздраженно бормочет себе под нос. Азира мягко усмехается в чашку: — Как с тобой может быть иначе? Кроули многозначительно вздыхает и кладет голову на плечо своей блондинистой подруги. Она наблюдает за восходящим солнцем, потому что ей больше нечем занять себя (и ещё она надеется, что это поможет ей снова уснуть). — Почему желание выпить блядского чаю возникает у тебя именно в пять часов утра? В воскресение, ради всего, блять, святого. — Тебе не стоит разговаривать, пока ты такая сонная, милая. Это подбивает тебя злоупотреблять словами на "б", — с осуждением произносит Азира. — А тебе не стоит покидать постель, пока на это нет стоящих причин, — Кроули отвечает с нескрываемым раздражением, на что её девушка только мило улыбается. — Ты отлично знаешь, что из-за головных болей я не могу долго оставаться с тобой в постели после того, как проснусь. Кроули похабно усмехается: — Даже не думай об этом, пока я знаю, как избавить тебя от них, не вставая с койки. — Но ты сама сказала, что спала. Как ты можешь мне помочь в таком случае, если спишь? Кроули поднимает голову с плеча Азиры, чтобы взглянуть на неё с непониманием, вычерченным на лице: — Я не говорила ничего подобного. — Ты подразумевала, — поправляет себя Зира, выдержав слегка неловкую паузу. — Не помню такого. — Божечки, как скажешь, — отмахивается от неё женщина и прикладывается губами к чашке. — Слишком раннее время ты выбрала, чтобы выговаривать мне за мои манеры, — тем не менее продолжает полемику Кроули с озорной ухмылочкой, ничего хорошего не предвещающей. — Прекрати ребячиться, это тебе не к лицу! — Заставь меня. Она разглядывает Кроули несколько мгновений, оценивая её настрой. В темных глазах Азира видит игривость с нотками серьёзности. Когда она ставит чашку на кофейный столик и снова возвращает свое внимание к женщине напротив, то замечает ещё и искры желания и голода, ничего общего не имеющего с недоеданием. Поэтому она нисколько не удивляется, когда Кроули прерывает ход любых её мыслей, захватывая её губы в глубоком и почти обжигающем поцелуе. Кислое послевкусие сна встречает насыщенный вкус цейлона в сплетении губ и языков. Время начинает захлёстывать скоротечностью рядом с Кроули, и вскоре Азира обнаруживает себя под нею. Её старая, выцветшая, голубая футболка, сползая, дюйм за дюймом оголяет светлую кожу для блудливых ручонок Кроули. Азира в своей сути далека от извращений, но она не может отказать себе в этих вспышках удовольствия, когда Кроули овладевает ею так требовательно и собственнически. Даже её природная невинность уступает всплескам похоти от одного осознания, что только она может видеть свою любимую такой здесь, за закрытыми дверями их квартиры и только в особенные моменты их жизни. Например, прямо сейчас. — Азира, — на выдохе произносит Кроули, нарочито медленно прокладывая губами путь вниз вдоль шеи. — Милая, ты кажешься необычно.., — она тихо стонет, когда Кроули прикусывает и всасывает кожу у основания шеи, —.. энергичной, чтобы жаловаться на недосып. — А ты слишком много думаешь для моих прелюдий с языком, — она приподнимается на руках, чтобы окинуть взглядом одну растрепанную блондинку, застрявшую меж её расставленных ладоней под весом её тела. Азира смеется и касается щеки Кроули с лёгким нажимом, прочерчивая пальчиками линию вдоль горла к ключицам, чтобы остановить ладонь у V-образного выреза её желтой майки. — Чудеса Цейлона.., — как-то отстранено произносит Зира, пока взгляд фокусируется там, где замерли её пальцы. Кроули недовольно хрипит и ныряет за очередным поцелуем, но в этот раз своевольничают под чужой одеждой уже руки Азиры. Они частенько так обжимались на диване, всегда на грани чего-то большего, но никогда не пресекая эту условность. Кроули медленно выдыхает, уткнувшись носом в изгиб чужой шеи. Её голова покоится на тёплом местечке между шеей и плечом Азиры, которая с застывшей на губах нежной улыбкой рассеянно пробегает пальцами по спине подруги, прикрыв глаза. — Я надеюсь, ты не уснула, милая, — едва ли не шепчет Зира, ощущая, как женщина на её плече расслабляется, и как выравнивается её дыхание, — потому что как бы мне ни нравилось изображать твою подушку весь оставшийся день, мне всё ещё нужно встретиться с моим редактором до обеда. — Перебьётся. Сегодня воскресенье, чёрт побери. Он может поболтать с утками в Сент Джеймс парке об этой вашей ерунде, — бормочет Кроули, не сдвинувшись при этом ни на дюйм. — Ну-ну. Мистер Шэдвелл — приятный и интересный человек, даже если личность он немного неординарная, — Азира лениво возражает, пока одна из её ладоней зарывается в мягкие тёмные волосы. Кроули заставляет себя поднять голову, чтобы сонно посверлить блондинку взглядом: — Немного? Он похож на человека, который только и ждёт момента, чтобы достать Библию из-за пазухи и начать практиковать экзорцизм на несчастной душонке, попавшейся под руку. Азира заливается легким смехом и берет лицо Кроули в ладони, тогда как та так и льнет к её прикосновениям. — Как скажешь, дорогуша. Только позволь тебя поправить, — говорит она, продолжая неотрывно пялиться на опухшие от поцелуев вызывающе красные губы напротив. Кроули причудливо выгибает брови, вся во внимании. — Ему не нужно таскать с собой Библию. Я уверена, он уже знает её от корки до корки. Это заставляет Кроули фыркнуть почти от всего сердца: — Всё ещё думаешь, что его не стоит упрятать за решётку? — Того, что кто-то знает Библию наизусть, недостаточно, чтобы упрятать их за решетку, милая. Ты знаешь это лучше чем я. — Сегодня мне и этого достаточно, — Кроули почти рычит от раздражения. Азира только ослепительно лыбится и подаётся вперёд, чтобы оставить целомудренный быстрый поцелуй на её губах. Стоит ей отстраниться — Кроули тянется следом, но Зира останавливает её: — Предлагаю вернуться в кровать на пару-другую часов, — озвучивает она, выбираясь из-под сонной тушки своей девушки и протягивая ей же ладонь. Кроули широко зевает и встает следом, сжимая в руке шероховатые бледные пальцы: — Превосходная идея. Они заваливаются на постель, привычно сплетая ноги, но в этот раз Кроули обвивает руками шею своей женщины, пригрозив придушить ту, если сейчас же не заснёт. Азире тяжело впасть в дрёму после преждевременного пробуждения, но всё же нет ничего, что сморит её быстрее, чем ощущение тепла и комфорта от близости Кроули и её мерного мягкого дыхания, щекочущего чувствительную кожу.