Видящая

год ***, 12 лет с казни Роджера. Где-то в Ист Блю.       Дедушка не хочет говорить, но так даже лучше. Юфи понимает его, видит, пусть и не специально гораздо больше, чем он хотел бы показать. Быть может поэтому она ещё не покинула этот корабль? Не сбежала ночью, оставив записку? Ей было так стыдно за слабость, за всё, что пережил дедушка по её вине. Даже думать не хотелось, что из всего этого поняли братья, а до Эйса с Сабо точно дошло, страшно представить, как они теперь будут к ней относиться.       В этом огне самобичевания было морально тяжело, но при этом, как не пародоксально, ещё и облегчающе жить. Чувствовать что все слёзы как и чувства — твои, просто потому что никто рядом не был… таким. Каждый раз, когда Юфи это понимала, внутри что-то обрывалось, хотелось выть.       Наверное, здесь ещё сыграли роль дозорные, экипаж. Они неожиданно оказались лучше, чем могло, чем должно было быть. У них наверняка были свои тайны и грехи, но при этом они оказались неплохими людьми, честными по крайней мере и исполнительными. В моменты, когда она не властвовала над собой, моряки оставались такими же, что и при ней. Не злословили, почти не судачили, ведь им не было известно, что девочка натворила, были дружелюбными и при этом не мешали ей сидеть в гарповой каюте или на реях. Было даже приятно посудачить с ними немного за завтраком или ужином, коль появится желание поесть.       На самом деле… на этом корабле стало чуточку легче. Не было необходимости присматривать за братьями, плавать к кому-либо, не приходилось притворяться, что всё хорошо… улыбаться. Никто не мешал ей спать целыми днями или пялиться в пустоту, потолок, морские воды, небо, куда угодно, где никого нет. В один из дней Юфи даже захотелось порисовать, правда, это ни к чему не привело, но даже так. Никто не видел её слёз, не лез, не утешал. Она словно оказалась в вакууме. Одиночество. Столь желанное и в тоже время… Почемму ей так плохо?       Кто-нибудь, спасите меня! — Думала девочка, лёжа на кровати, пока слёзы стекали из глаз прямо в уши.

***

      — Почему? — В одну из ночей всё же решился спросить Гарп, подсознательно страшась ответа.       — Я ненавижу людей. — Сказала она вместо ответа на вопрос простым, бездушным тоном. После таких слов вице адмирал на секунду поднял свой взгляд, будто надеясь найти ответ в волосах на макушке, а после вновь опустил его на руки. Они сидели бок о бок на кровати, положив предплечья на колени и сцепив кисти. — Двуличные. На вид хорошие, а если не видят — такое дерьмо. А я вижу насколько все гнилые, бесчеловечные, не могу перестать видеть, даже когда очень больно и страшно. — Её голос был тихим и хриплым, в паузах угадывались первые ещё сухие всхлипы. Гол ди была на грани слёз, — а хуже всего то, что я будто зеркало, становлюсь на них похожа, — буквально выскулила она последнее слово. — Я-я иногда ненавижу Сабо, потому что он ведёт себя неподобающе аристократу, хочу убить Эйса из-за нашего отца. — Она до боли сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. За смеженными веками плясали круги. — Я-я люблю папу, горжусь им, — будто признание, — но иногда я ненавижу его будто шакал. — Юфи на секунду выпрямилась, пытаясь поглубже вздохнуть, между всхлипами и словами, и невольно показала дедушке, как нервно расцарапывала кисть. От этого светлая кожа покраснела, привлекая внимание к шраму. Глубокий, давно заживший, он не особо выделялся, пока кожу не расчесали. Как же ему было дурно, — однажды я вскрыла себе вены, потому что возненавидела свою кровь. — Юфи говорила, всхлипывая всё чаще, отчаянно пытаясь глотнуть воздух между слов и задыхаясь от невозможности этого, но всё равно продолжая.       В конце концов Гарп перетащил её к себе на колени, обнимая и пытаясь хоть как-то успокоить. Он наконец заставил внучку замолчать и дышать вместе с ним, пытаясь остановить истерику. Дозорный решился начать задавать вопросы лишь после того, как Юфи окончательно затихла в его руках, лишь изредка шмыгая заложенным носом.       — Что именно ты видела? — Сиплый шёпот, раздавшийся в начале был слишком тих, чтобы услышать. Юфи потребовалось прочистить горло и попить, прежде чем ответить достаточно громко.       — Всё, — её голос стал глухим и вымученным, — на несколько миль окрест. Когда стараюсь не смотреть, вижу лишь на две-три мили, но могу расширить кругозор до 10-15.       — У тебя слишком рано пробудилась Воля Наблюдения, — сказал немного успокоенный Вице-адмирал. У него было достаточно опыта как владения, так и обучения Воле, чтобы точно знать, что с непривычки, особенно если некому обучить, она может сводить с ума в прямом смысле. Даже если радиус действия раза в два меньше, чем минимальный у Юфи. — Я научу тебя её контролировать, всё будет хорошо.       — А если это не Воля? — Вместо радости в её голосе сквозила обречённость. — Я не просто ощущаю всех вокруг, я вижу их будто собственными глазами.       — То я всё равно научу тебя контролю. — Как можно мягче сказал он.       Немного откинувшись назад, Юфи наконец подняла голову, чтобы взглянуть ему прямо в глаза. — Обещаешь?       — Конечно, ты станешь самой замечательной в мире дозорной и шпионкой. — От этих слов девочка засмеялась и снова заплакала.       — Я тоже обещаю, что не подведу тебя, — она неловко вытирала солёные капли, что никак не хотели прекратить идти из её глаз, тыльной стороной руки. Вторая тем временем потянулась, дрожа, за стаканом. Кажется ей и самой надоело рыдать.