год ***, 12 лет с казни Роджера. Моби Дик.
«Всё пройдет, и это тоже пройдёт». Именно эти слова согласно притче были выгравированы на внутреннем ободке кольца Соломона. Юфи со злостью вспоминала об этих словах каждый раз, когда заканчивалось время чего-то хорошего, уступая обязанностям. Моби Дик приближался к Сабаоди с неотвратимостью Титаника и ей предстояло нырнуть в жизнь дозорной будто в ледяной омут с головой.
В день, когда они причаливали к полуострову, Юфи была сама не своя от переживаний. С её лица не сходили татуировки, только подчёркивая бледность и красные, искусанные губы. Взгляд её блуждал сквозь них, будто она была действительно слепа. За последний месяц все, кто общались с ней привыкли, что изредка, в моменты большого эмоционального волнения её глаза становились такими, привыкли, что она начинает фонтанировать несуразной чушью, перескакивая с мысли на мысль, не в силах сосредоточиться. Но сейчас… Юфи забывала даже про еду, а это было уже серьёзно.
— Ты можешь плюнуть на дозор, — высказал общую мысль Мино, — Отец будет рад назвать тебя своей дочерью, а мы — сестрой.
— Я не могу, — тихо, на выдохе ответила она, когда все уже решили, что предложение было пропущено мимо ушей, — я клялась.
— Люди постоянно лгут и преступают клятвы, чем ты хуже?
— Тем, что не могу, — её лицо искривилось в страдальческой гримасе, будто сама мысль о предательстве причиняет боль, — я хочу остаться, но мне
действительно нужно стать дозорной.
— Почему?
— Свои причины, да и не будь их, обещание осталось бы. — Её лицо стало беспристрастным, а взгляд и голос жёсткими, даже жестокими, в первую очередь к себе, — так что так даже лучше.
Возможно, это правда. Пираты часто идут на поводу своих желаний, чувств, для них не всегда ведома верность семье и своим принципам. Жить, не жалея ни о чём, свободным каждый миг. Вот их главное отличие от дозорных шавок, что держит мировое правительство на поводке. Юфи сейчас как никогда напоминала пса, что сидит смирно, придушенный ошейником, что надел на него хозяин. Неважно, насколько это добровольно, ничего не может быть страшнее внутренней несвободы. Это не отталкивало, лишь заставляло
сожалеть.
***
Она рассталась с экипажем Моби Дика ещё в верфях. Долгие прощания и проводы никогда не были её темой, да и просто хотелось прогуляться наедине с собой, очередной раз прогнать план действий, напомнить, почему это так необходимо.
год ***, 12 лет с казни Роджера. Деревня Фууша
Это была её третья попытка… или пятая?
Тошнотворно, она — дочь «Золотого» Роджера сходила с ума, проклятая собственной силой.
Видеть всё вокруг — прекрасный дар. Всегда знать всё обо всех. Бежать по полю и параллельно читать книжку из-за плеча какого-нибудь простофили или узнать чей-то грязный секрет, никто не подкрадется, чтобы ударить в спину, младшие братья всегда под присмотром.
Идеальный дар, если забыть об истинной сучности людей.
За открытыми улыбками — зависть и злословие, за закрытыми дверями муж, бьющий семью смертным боем, женщины, что продают своё тело и не только его за деньги, хорошие знакомые и друзья, что весело бегают днём, а ночью льют слёзы из-за последней краюшки хлеба. Сколько горя спрятано на виду, людских трагедий, жестокости. Юфи,
когда-то в прошлой жизни Мирей, видела всё это не раз, но одно дело экран, книга, а другое — жизнь, от которой не сбежишь. Тяжелей всего было сердце, что никак не хотело зачерстветь, оно рыдало навзрыд над каждой судьбой, умиляясь мимолётному счастью, как же невыносимо было с ним жить. С таким сердцем.
Юфи поняла, что дошла до точки однажды ночью, когда решила пойти на дело вместе с братьями. Слишком забылась, чтобы сохранять осторожность и не приближаться надолго к большому скоплению людей. В особенности к таким мерзким и двуличным, как аристократы. От того, наверное, и позволила себе увлечься наблюдением, зная насколько легко её проникнуться даже самой чёрной личностью, невольно перенимая их поведение, сопереживая. Весь город
торопился, планируя что-то. Это не было заметно мальчикам, всё же они ещё довольно малы, а потому бесхитростны, да и не отражалось особо
предвкушение на внешней жизни. Взрослые шли всё также степенно, раскланиваясь в зависимости от знатности и этикета, дети чинно вторили им. Но Юфи видела их волнение, читая по губам во время полуденного чая «тенерьюбито», и благоговение перед ними, потомками великих героев. Ей никогда не давались имена, особенно длинные, поэтому она не сразу осознала, что эти прекрасные «потомки» — дерьмо в шарике, как их часто называли пираты, да и, что греха таить, простые люди. Угодить им всегда значило кровь и редко малую. Поэтому понимание того, что стоит за иносказательным «сжечь мусор» не вызвало удивления. Шок должно было вызвать осознание восторга от казни, оправданной благой целью, что испытывали эти
благородные.
Она следила за ними достаточно, чтобы испытывать те же эмоции, насмехаясь над Блюджемом, жалкой пешкой. Достаточно, чтобы в один из вечеров захотеть ударить,
прирезать Сабо за поведение, порочащее благородную кровь. Эйса, за то, чья кровь течёт в
его их венах. Внутренне она выла от отчаянья, от понимания того, насколько нестабильна,
опасна для братьев, внешне — еле сдерживалась, чтобы впиться кому-то в глотку зубами. Всё её существо молило о кровавом угаре, где не будет ни правых, ни виноватых, только кайф.
Не помогали даже долгие заплывы. А ведь раньше, когда собственный разум и чувства начинали утопать в увиденном, наносном, помогало. Нырнуть в искристое прозрачное море, чтобы плыть куда глаза глядят, подпевать китам и играть в салки с Морскими Королями. Ей так нравилось, чуть отдохнув, шутить над моряками, в особенности над пиратами. Не потому что они плохие, нет, потому что мало и они честные, как бы странно не звучало. За ними не нужно было наблюдать, их незачем было разгадывать, все ответы итак лежали перед тобой. Поэтому так весело было притворяться морским духом или полтергейстом. Ничего сложного или страшного. Тут вещи переложи, там крикни о помощи и тихо нырни под воду, здесь предстань призраком в ночи. Юфи редко задерживалась дольше, чем на пять-десять минут и в этом была главная прелесть. Море было практически единственным местом, где она была сама собой.
Конечно, она не только резвилась в море, но и на суше бывала. Раньше, ещё до рождения Эйса она почти каждый день проводила в мастерской Тома-сенсея, учась быть плотником. После его рождения она стала там реже появляться, деля неделю пополам: три дня на мастерскую, три дня на Эйса и один для себя.
Плавая от острова к острову она не задумывалась не о скорости, ни о расстоянии, что их разделяет. Да и зачем, если получается? В самом начале ей нравилось раз за разом менять немного маршрут, порой петляя кругами, чтобы «посетить» тем самым все островки, что были на её пути. Тогда дар был недостаточно развит, чтобы рассматривать землю в деталях, обычно она запоминала лишь что-то яркое, врезающееся в память даже при мимолётном взгляде.
Хорошие были времена. Сейчас же дар вырос слишком сильно, чтобы Юфи могла полноценно его контролировать и отдохнуть. В порывах эмоций глаза вспыхивали виденьем, раз за разом покрывая всё большую площадь. Порой казалось, что единственным местом успокоения остался лишь Рафтель, но и там ждала лишь неудача, ведь совсем «рядом», на границах восприятия оставались мелкие островки и Мыс Близнецов. Большой мир превратился в коробку с муравьями. Хотелось сбежать. От людей и от
себя. Слишком много грязи налипло в Серых терминалах и Столице.
Хотелось снять её вместе с кожей.
Желание повеситься было полностью импульсивным. Как и предыдущие попытки суицида. Юфи до сих пор не совсем понимает, почему вместо того чтобы выкинуть как обычно наркоту, она приняла её. Всё, что было на руках незадачливого дилера, 7 смертельных доз. Не сдохла.
Второй раз был скорее на эмоциях, девочка точно помнила, что винила себя в чём-то, вероятно, бездействии.
Юфи не сразу вспомнила, что это был Санджи. Накама её младшего брата, которому она могла помочь, но не стала, лишь наблюдая за тем, как он роняет слезы на заплесневелую корочку хлеба. На самом деле… Гол ди была ужасным человеком, в чём честно себе признавалась. Она видела всё вокруг и могла помочь, пусть и не каждому, но зачастую не делала этого, просто закрывая глаза. Так же она собиралась поступить и с накама Луффи, и с Сабо, зная, что они в итоге выживут, став только сильнее.
Третий раз произошёл в ночь, когда приехал Гарп. Любимый Дедушка как обычно выражал всю степень своей любви в гонках по джунглям и тренировкам. Братья кричали от ужаса, ну а она… это было так
весело. Зная все его движения наперёд… когда она успела вырасти из страха добычи в азарт охотника? Это было так
забавно, дичь даже не подозревала, что гонит её прямо в ловушку. Сильный,
старый опытный, Дедушка смог отбить атаку, единственной целью которой было желание проверить: сможет ли она его убить? Это было не так уж плохо, Старик даже гордился ею, тиская и умильно крича: «моя любимая внучка уже совсем выросла! Скоро станет примерной дозорной!» Не то, чтобы ей это понравилось, скорее вырваться не смогла. Но было приятно от такого комплимента, да.
Её накрыло ночью, очередной кошмар и вырвавшийся из-под контроля дар. Смотреть как вырезают семью с детьми и не иметь возможности вырваться, хотя бы на секунду перестать смотреть… Когда Юфи всё же смогла открыть глаза в реальном мире, она видела огонь, ласкающий стены,
костёр, что разжёг дед, и лиану, тугую, прочную и достаточно тонкую, чтобы завязать красивый узел. Она спрыгнула с ветки, чтобы почувствовать, как резкая боль в шее и затылке буквально выбивают из сознания.
Когда под веками вновь вспыхивают отблески костра, её тело трясут за ворот футболки как тряпичную куклу, а горго отчаянно саднит. Под вмиг взлетевшими пальцами ощущается борозда и синяк.
— Ты что творишь?! — Кричал ей прямо в лицо дед, занося руку для Кулака Любви.
-Бо-кха, — стоило попытаться открыть рот, как горло сковало спазмом, а боль усилилась едва ли не в пять раз.
— Больно?! — Продолжал он орать, будя внуков, что с непониманием и страхом смотрели на них. Но он не видел этого. Слёзы застилали взор. Он не слышал их, ведь стук сердца в ушах перекрывал даже его крики. — Сдохнуть захотела?! — За каждым выкриком следовал удар и воспоминание, будто пощёчина. Беспощадная сука память раз за разом проигрывала перед его глазами всего два кадра: как он просыпается чтобы подкинуть дров и видит ребёнка, свою любимую внучку, висящую в петле с противоположной стороны костра. Как он бросается к ней, надеясь на чудо, пытаясь услышать дыхание, нащупать дрожащими руками пульс.
***
Следующее утро Юфи встретила уже на корабле. Хмурый дед, постаревший за эту ночь будто на десяток лет, отправил её с глаз долой, предупредив, что корабль направляется в Маринфорд, где она станет дозорной.
