Среди Хаоса

Лязгнули засовы, и в камеру вошли двое. — Встань, — сказал один из них. Опять Мунаката. Вот делать ему больше нечего, кроме как шастать сюда каждый божий день. Микото лежал на жестких нарах лицом к стене и упрощать Синему жизнь не собирался. Он даже не пошевелился. — Пришел ответ губернатора Архипелага на твое прошение. Тебе неинтересно узнать, какой? Ему было неинтересно. Суо заранее знал, что губернатор не отменит приговор. Не тот случай, когда можно надеяться на милость Его долбаного Превосходительства — "Хомра" и ее капитан всегда были для властей занозой в заднице, пусть даже их разбойничью славу сильно преувеличивала молва. И прошение это бессмысленное Суо заставил написать тот же Мунаката, "использовать последний шанс", как он сказал. Ну, использовал, чтобы этот Синий отвязался от него наконец. — Оставьте, Мунаката, — сказал второй, незнакомый голос. — Мне без разницы, в каком положении находится заключенный. Пусть хоть на голове стоит. — Как хотите. Микото стало любопытно, кто же это пожаловал в гости, и он повернулся на другой бок. Черная форма с черным же плащом, вышитый золотой нитью герб на груди — заяц и две скрещенные шпаги. Забавная картинка, если не знать, кто носит этот герб. Золотой Кролик, из личной гвардии губернатора. Какая охренительная честь. — Суо Микото, ваше прошение о помиловании отклонено. Приговор будет приведен в исполнение в течение трех дней. Кролик свернул бумагу с печатью и передал командору Синего корпуса. А тот злился так сильно, что это было даже заметно. Может, кто другой и не понял бы, но Микото нравилось выводить из себя заносчивого Синего, хотя бы словесными выпадами, если уж не было возможности подраться. Так что он научился определять, когда Мунаката действительно спокоен, а когда прикидывается. Сейчас он прикидывался — из-за того, что при разговоре присутствовал посторонний. Если бы не этот Кролик, то Микото бы сейчас опять приложили мордой о каменную кладку. Вряд ли Мунаката верил, что может таким образом принудить его изменить решение, он просто бесился. С чего, спрашивается? Его дело ловить таких, как Микото, дело губернатора — подписывать приговоры, дело палача — исполнять. А дело пирата — грабить богатеньких купцов, пока удача на его стороне, и надеть пеньковый галстук, когда придет время. Микото отлично знал, что закончит на виселице. И Мунаката это знал, все то время, пока играл в кошки-мышки и делал вид, что не может поймать капитана "Хомры". Чего он прицепился, как репей? Нашел тоже друга, синемундирник. Тошнит от его унылых рассуждений о порядке и всеобщем благе. Когда его хорошенько разозлить, то хоть на человека становится похож, а не на ходячий вычислитель в синей форме... Может, в этом и причина? Ему не хватает кого-то вроде Суо Микото, кто раздражал бы его? Тьфу, чушь какая лезет в голову. Микото лениво зевнул и снова отвернулся к стене. Мунаката с "зайцем" вышли, но Синий обязательно вернется понудеть о том, какой Микото идиот и как он не ценит свою жизнь. Что б он понимал, этот страж, мать его, порядка! Можно подумать, Микото так уж хотелось сдохнуть. Можно подумать, у него был выбор. Суо Микото любил жизнь, свой корабль и свою команду, любил то пьянящее чувство свободы, которые можно ощутить только летя на всех парусах в толще Хаоса... Но все это уже не имело никакого значения, так что разубеждать Мунакату он не собирался. Воздух в камере был сырым и затхлым, с непередаваемым ароматом нужника, что поднимался из примитивной дыры в углу. Зарешеченное окошко выходило в закрытый двор и было снаружи прикрыто козырьком, так что ни солнечный свет, ни ветер сюда никогда не добирались. Во всяком случае, за те дни, что Микото находился здесь — он не знал точно, сколько именно времени. Считать было бессмысленно и лень. Кто-то из его предшественников придерживался иной точки зрения — стену выше деревянного лежака исчертили зарубки арестантского календаря. Этот кто-то, судя по всему, провел в камере несколько циклов — группы параллельных черточек забирались на высоту среднего человеческого роста, если считать от пола. Но Суо подобная участь не грозила, и он об этом ничуть не сожалел. Лучше уж сразу на виселицу, чем медленно сходить с ума в провонявшей дерьмом одиночке. Он провалился в один из своих обычных кошмаров: на этот раз он видел мачты «Хомры», оплетенные мерзкой паутиной, дыры в прогнивших бортах, слюнявые оскалы демонов Хаоса и белые человеческие кости, что усеивали палубу — все, что осталось от экипажа... Снова загрохотали засовы, вырывая из мутного забытья, и дверь открылась. — Суо. Сейчас он был даже благодарен Синему за то, что разбудил, но выходить из роли было глупо. — Чего тебе опять? — нехотя откликнулся Микото, не открывая глаз. А какой смысл их открывать? Перед лицом все та же стена в зарубках, а если повернуться — будет все тот же невыносимо правильный Мунаката в отглаженном синем мундире. — Тебя казнят через три дня. — Знаю. — Это все, что ты хочешь сказать? — Угу. — Кретин... — Сам, — вяло огрызнулся Микото. Прежний азарт, толкавший его спорить с Мунакатой и делать все назло, в последнее время как-то поутих, так что спорил он больше по привычке. — Какую религию ты исповедуешь? Мы должны прислать тебе священника. — Культ великого Кракена, — хмыкнул Микото. — Что, найдется у тебя жрец? Ему надоело разговаривать со стенкой, он улегся на спину, положив руки под голову, и теперь смотрел на Синего из-под полуприкрытых век. Мунаката покачал головой: — Нет. Такого не найдется. — А если бы я был, скажем, огнепоклонником, нашелся бы? — Тоже нет. У нас есть один священник Серого Собора и один друид. — Нафига тогда спрашиваешь? — поинтересовался Микото. — Процедура такая. — Бюрократы хреновы... Не нужен мне никакой святоша. Микото еще мог понять, почему Мунаката настаивал на прошении о помиловании, но его упорство по поводу священника не поддавалось объяснению. Синий смотрел холодно и отрешенно: — Это не имеет значения. Завтра к тебе придет один из этих двоих. — Я же сказал... — Так положено. У тебя есть время подумать. Завтра же ты можешь сообщить ему свое последнее желание. Микото запрокинул голову, глядя на сводчатый каменный потолок с узорами плесени: — Ты и так знаешь мое желание, Мунаката. — Придумай что-нибудь выполнимое, — а вот теперь Синий начал раздражаться, хотя выражение его лица и тембр голоса не изменились. — Я не могу гарантировать неприкосновенность твоим людям до тех пор, пока они нарушают закон. Если попадутся — будут отвечать по всей строгости. — Тогда чего ты от меня ждешь? Чтобы я попросил бутылку рома и последнюю затяжку перед смертью? Иди в жопу со своими тюремными подачками. — Как знаешь. Я тебе уже говорил, что ты мог избежать всего этого, — Мунаката обвел взглядом камеру, — но упертых баранов вроде тебя невозможно переубедить. Он повернулся и пошел к выходу. Суо не стал ничего отвечать. Разговор про "избежать всего этого" повторялся много раз и смертельно ему надоел. Мунаката на правах местного начальства убеждал его приобрести корсарский патент и перейти под начало Его Превосходительства, Суо на правах упертого барана неизменно отказывался. Никаких начальников над собой он терпеть не собирался. Серый священник пришел на закате следующего дня. Выглядел он под стать заведению — небритый, какой-то потрепанный, с темными кругами под глазами. Мятая серая ряса, правда, была чистой, хотя и сильно вылинявшей. В руках у святоши была фляжка, и он, усевшись на деревянный табурет, тотчас свинтил с нее крышку и приложился к горлышку. — Выпить не желаешь, чадо? — спросил он, причастившись благодати. Микото усмехнулся. Серый ему скорее нравился — тем, что не строил из себя благопристойного пастыря. На вид ему было лет пятьдесят, но это могло быть следствием неумеренных возлияний. — Отчего нет? Если не брезгуете распивать из одной фляги со смертником. Вдруг я заразный какой? Конечно, Мунакате он гордо заявил, что ему не требуется "последнего глотка и последней затяжки", но ломать комедию перед священником не было смысла, а выпить действительно хотелось. — Что, правда? А кружки у тебя нет? — спросил Серый. — Мне не положено. Выдают только когда жратву приносят, потом забирают. — Тогда валяй так. Ничего мне не сделается. Если бы Господь хотел, чтобы я сдох, заразившись от узника, меня бы уже давно вынесли отсюда вперед ногами. Микото сел, опершись спиной о холодную стену, взял фляжку, понюхал, глотнул. Обычный дешевый ром, сойдет. — Исповедоваться не желаешь, чадо? — спросил священник, явно не рассчитывая на положительный ответ. — Вам что ли? — хмыкнул Микото. — А хотя бы и мне. Я тайну исповеди храню не хуже прочих, — ничуть не обиделся Серый. — Я неверующий. А если бы и был, ваш бог все равно меня не услышит. — Для этого и есть священники. Они слушают всех и передают услышанное по назначению. Но как знаешь. Желание будет? — Нет. — Гордый какой. Ну нет так нет. Когда тебя казнят? — А вам разве не сказали? Послезавтра. — Ну что ж... да пребудет с тобою Господь в твой смертный час, чадо, веришь ты в него или нет. Пойду я, пожалуй. Если передумаешь насчет исповеди — скажи охране, позовут. Священник с трудом поднялся и нетвердой походкой пошел к двери. Видимо, прикладываться он начал с утра, и не из фляжки — в ней оставалось больше половины. Кстати... — Эй, святой отец, вы свой сосуд забыли! — окликнул его Микото. — Пусть его, потом заберу, — махнул рукой Серый и постучал охранникам. — Открывайте, я здесь закончил. Микото повертел в руках оставленную фляжку. Учитывая обстоятельства, не самый худший способ скоротать время. Спасибо и на том, отче. На следующий день к нему никто не приходил — ни Мунаката, ни Серый священник. Охранники приносили утреннюю порцию еды, но Микото есть не хотелось, так что безвкусная размазня в оловянной плошке осталась нетронутой. К вечеру его отвели к тюремному цирюльнику, предварительно прогнав через сырую келью с плесенью на стенах, которая гордо именовалась баней. В келье имелись бадья с холодной водой, деревянный ковш и кусок серого вонючего мыла. После этих роскошных водных процедур Микото безразлично подставил лицо и шею туповатой бритве. Цирюльник не пытался с ним заговаривать, и это его полностью устраивало. Холодная вода разогнала сонливость, и это тоже было к лучшему. Погружаться в новую серию изматывающих кошмаров, в которых ему теперь настойчиво предлагали по очереди мертвых Тоцуку, Кусанаги и Анну, не хотелось до дрожи. Заняться до утра было совершенно нечем, и Микото волей-неволей принялся вспоминать. Бледная светловолосая девочка в нарядном платье и шляпке выглядела хрупкой фарфоровой куклой. Микото тогда подумал, что они не справятся. Виданное ли дело, чтобы такое сборище раздолбаев, которое представлял собой экипаж “Хомры”, заботилось о настоящей маленькой леди? Но оставить ее одну на берегу было просто немыслимо. Тоцука постарался развеять его сомнения: — Я думаю, Анна прекрасно позаботится о себе сама. А нам нужно просто защищать ее. Но красноречивее всего, был конечно, жест самой Анны, которая подбежала и вцепилась в его руку. Микото опустил взгляд и неожиданно увидел в ее глазах понимание. Как будто Анна знала о нем абсолютно все — даже то, чего он не знал о себе сам. Поместье ублюдка Мизогучи они сожгли к демонам, выгнав оттуда всех, кто еще оставался внутри, кроме самого доктора. Кусанаги и Микото позаботились о том, чтобы он не удрал. Анну пришлось забрать на корабль. Не лучшее место для маленькой девочки, но другой базы у них тогда не было. “Хомра” стояла в порту Шизуме у дальнего мола, поближе к выходу, почти готовая к старту, но проекцию магнитных парусов еще не включали, чтобы не привлекать излишнего внимания, да и сами невидимые глазу паруса развернули не полностью — в портовой тесноте это было невозможно, слишком много помех и ненужного резонанса. Едва участники спасательной экспедиции ступили на борт, Микото отдал команду, и судно на малом ходу быстро пересекло защитный барьер, отделявший порт от Хаоса, пока выход не перекрыли Синие. Только там, за пределами гавани, парусное вооружение проявилось во всей красе. Акаги, не дожидаясь команды, развернул все, до чего дотянулся. — Капитан, дайте курс! — крикнул он. — А ну кыш отсюда! — Микото привычным движением взял управление штурвальной сферой. Акаги разочарованно вздохнул, но возражать не посмел и отошел в сторонку. Курс ему, шустрый какой! В Хаосе, где карты и лоции устаревают раньше, чем их успевают напечатать, идеальный курс — это на девяносто процентов удача и интуиция капитана. Можно, конечно, высчитать его по формулам, применяя хренову тучу поправок, но Микото бы за эти формулы гроша ломаного не дал. Даже Изумо так не чувствовал собственный корабль, как он, и гораздо хуже ориентировался в быстро меняющихся условиях. По части интуиции тот же головастик Ята был, как ни странно, посильнее, особенно с поддержкой Фушими. К счастью, этого все же хватало в большинстве случаев, чтобы кто-то из этих троих мог подменить капитана, не то Микото пришлось бы торчать на мостике почти постоянно. Анна последовала за ним и сейчас стояла рядом, задрав голову — смотрела на проекции. Посмотреть было на что: “Хомра” была построена по моделям легендарных чайных клиперов. Три мачты, отображающие три генератора в трюме, сложная паутина такелажа и почти сорок парусов. Правда, сейчас было видно поменьше — Микото распорядился убрать лишние лисели по бакборту. — Нравится? — спросил он. — Да. Только они не красные. — То есть? — нахмурился Микото. — Ну… я видела сон, — тихо пояснила Анна, опустив глаза. — Там были красные паруса. Такие красивые... — Значит, тебе хочется красные? Девочка промолчала. Воспитанный ребенок, что с нее взять. Такие ни за что не скажут прямо — чтобы их не сочли грубыми и неблагодарными. Но Микото неожиданно понравилась эта идея. — Кусанаги, мы можем поменять цвет проекции? — Нет, для этого пришлось бы перенастраивать генераторы, — неохотно ответил Кусанаги. Менять что-либо на “Хомре” было для него равносильно кощунству. — На ходу это не сделаешь, только в доке, и сами мы не сможем отладить как следует... — Ясно. Мы идем на верфи Камамото. — Что, вот так сразу? — идея Анны, подхваченная капитаном, явно была не по душе его ближайшему другу и старпому. — А что тебя не устраивает? — Ну, это недешево… — Кусанаги, — Микото недоуменно посмотрел на него, — у нас что, денег нет? Глаза Анны загорелись, Тоцука восторженно поднял большие пальцы на обеих руках, а Кусанаги обреченно вздохнул и повернулся к Акаги: — Ты хотел курс? Вот иди и считай, тренируйся. Штурвал тебе все равно никто не даст, не дорос еще, так что зови Яту. А ты, бездельник, научи ребенка ходить по палубе, — обратился он к Тоцуке. — Не хватало еще, чтобы она вылетела за борт. — Мы за ней присмотрим, — пообещал тот. — Да, тебе пока лучше ходить везде с Тоцукой, — сказал Микото Анне. — У “Хомры” защитные поля работают только на отражение извне. Страховок по борту нет. — Почему? — удивилась Анна. — Потому что мы не торгаши какие-нибудь и не туристы! — горделиво сказал возникший на палубе Ята. — Нам это ни к чему! — Хорош хвастаться, — сказал ему Микото, передавая управление. — Будут проблемы — зовите. Я пойду к себе. На рассвете за ним пришли четверо синемундирников. Мунакаты с ними не было. Микото заковали в ручные и ножные кандалы и неторопливо провели по коридорам форта. Звяканье цепей и шаги Синих гулко отдавались в коридорах. Он шел босиком, — висельникам обувь не положена, — чувствуя холод камней, никогда не знавших солнца. У ворот ждал закрытый челнок без единого окна. Немного жаль: Микото бы посмотрел напоследок на город. Ему нравились узкие темные улицы, больше похожие на прорезанные в скалах каньоны, с обилием мостов, мостиков и переходов, с балкончиками и галереями, с дверями на всех уровнях и причаленными у порогов сампанами, с редкими проблесками желтоватого неба над головой. Но чего уж теперь жалеть. Двое синих сели внутрь челнока вместе с конвоируемым, двое остались снаружи. Несмотря на отсутствие обзора, ориентироваться было легко. Посудина поднялась выше чем обычно ходили гражданские лодки, и спокойно поплыла сначала на север, потом на северо-запад. Напротив Микото сидел Синий с длинными черными волосами, убранными в конский хвост. Смотреть на него было неинтересно, а больше не на что, и Микото прикрыл глаза. Когда снаружи раздался удар и челнок неуклюже дернулся в сторону, его отбросило влево и приложило о деревянные переборки. От неожиданности Микото прикусил язык и выругался, сплевывая кровь: — Дадут мне спокойно сдохнуть? Синий, что сидел позади него, схватил Микото за шиворот, а тот, что с хвостом, обнажил меч, но воспользоваться им не смог: из открывшегося люка в него выпустили струю какого-то дыма, от которого Микото и второй Синий тоже закашлялись. Кто-то закрыл ему рот мокрой тканью, потом его перетащили в другую посудину, которая сразу же рванула вперед и вверх. Немного отдышавшись и еще плохо соображая после того, как хватанул этого дурацкого дыма, от которого голова стала тяжелой и норовила отвалиться от тела, Микото с трудом сфокусировал взгляд... Ну, а кого он, собственно, ожидал увидеть? Кусанаги и Тоцука, конечно. Удивительно, что Яты нет, но без него тут точно не обошлось.