Среди Хаоса

Микото всегда знал, что Кусанаги, в отличие от остальных, подчинялся ему только до тех пор, пока это не шло вразрез с его интересами, не говоря уже о том, что корабль вообще-то принадлежал ему. Он даже порой позволял себе отчитывать Микото. Но никогда еще Кусанаги не случалось нарушить прямой приказ капитана. Сказать, что Микото рассвирепел, было бы сильным преуменьшением: — Вы совсем охренели, вашу мать? Я же сказал, чтобы "Хомра" не появлялась в порту! — А ее здесь и нет, — счастливо улыбнулся Тоцука. — Мы увели у одного растяпы голетту и пришли на ней, поэтому нас никто и не засек. Это Кусанаги придумал. Правда, круто? — Вот же засранцы! А если бы вас там положили? — Не положили ведь, капитан! Он покачал головой и сказал серьезно: — Кусанаги. Я думал, мы с тобой обо всем договорились. Зачем вы мне помешали? Тот улыбнулся: — Затем, что ты ошибся. Время еще не пришло. И... Тоцука с Анной, кажется, кое-что нашли. — Опять? — Микото покачал головой. — Что за хрень вы придумали на этот раз? Волшебную деревянную ногу Сильвера? — Не было у него деревянной ноги, и ты прекрасно это знаешь, — влез Тоцука. — А вот карта с маршрутом и местом крушения “Химмельрайха” — была. — Это же просто легенда! — А вот и нет! Увидишь! — просиял Тоцука. — Мы такое раскопали! Ну что ж. Фокус определенно не удался. А он так надеялся, что решит сразу кучу проблем, позволив Мунакате себя поймать… Кстати о Мунакате. Откуда бы команда “Хомры” могла узнать, когда его повезут на казнь? — Кто вам сообщил день и время? — спросил он Кусанаги. — Какой-то шустрый парнишка в серой хламиде, я его и рассмотреть толком не успел. Только и заметил, что волосы светлые, почти белые. Ну, понятно. Сам Ива-сан, как он представился, вряд ли побежал бы на пиратский клипер докладывать о планах Синего корпуса относительно их капитана. Но теперь до Микото наконец-то дошло, почему в камеру пришел именно Серый священник. “Слушает и передает услышанное по назначению, угу… За ним-то никто не следит, в отличие от Мунакаты”. Он вздохнул: — Ладно. Не жалуйтесь потом, когда вас будут демоны жрать. Татара любил сказки. Они делали мир лучше и интереснее. А кроме того, настоящие сказки всегда так или иначе были связаны с реальностью. В сказках человеческий мозг отражал то, чего не мог объяснить. Страх неизвестного, а в основе его — присущий всему живому страх небытия, ведь что может быть непостижимее смерти? Не то чтобы Татара не боялся. Просто его любопытство было сильнее страха. Ему всегда хотелось заглянуть за край неведомого, приоткрыть завесу, за которой в равной степени может оказаться как голодная бездна, так и волшебный Грааль. И чем больше он видел, как непостижимое и пугающее становится вдруг привычным и обыденным, даже если оно так толком и не объяснено, тем сильнее убеждался, что сказки и легенды могут быть источником информации, которая вполне способна стать толчком для нового открытия. Никто не понимал, что такое Хаос, и мало кто из многочисленных пассажиров разбирался в принципах работы магнитных парусов, однако же большинство охотно пользовалось услугами перевозчиков. А если и не удастся найти что-то стоящее, то ведь и сам процесс поиска — дело необыкновенно увлекательное. Пока Татара жил с дядей, у него не было денег на путешествия, и он довольствовался библиотеками. Копался в старинных фолиантах и вырезках из журналов, прокладывал воображаемые маршруты от города к городу, от архипелага к архипелагу, и верил, что однажды все изменится. Однажды он отправится в настоящий поиск. И все изменилось, когда он встретил человека, который собирал легенды и слухи с вполне практической целью. Кусанаги Изумо привел его на “Хомру” и познакомил со своим капитаном. К тому времени Татару уже ничего не держало в городе, дом его покойного опекуна со всей скудной обстановкой был продан с молотка чуть ли не на второй день после похорон. Суо Микото обладал редким даром — способностью чувствовать Хаос, угадывать наиболее безопасный путь для корабля. Никакие карты и расчеты не могли заменить этот дар. Хаос потому и назывался Хаосом, что плохо поддавался логике, он был слишком изменчив, и никаких надежных ориентиров в нем не было. Микото был одним из лучших капитанов архипелага. Возможно, его способности были связаны с тем, что совсем маленьким он провел много времени на борту корабля. Один из патрульных корветов наткнулся однажды на пропавшее во время регаты судно без единой живой души на борту, за исключением маленького ребенка. Никто не понимал, как он там вообще оказался — ни один капитан во время регаты не взял бы на борт мать с младенцем, — и как он мог выжить. Похоже, что судно дрейфовало в Хаосе долгие месяцы, а младенец был слишком мал, чтобы питаться самостоятельно, даже если бы на корабле осталось что-то съестное. Но он выжил, хотя Хаос поставил на нем свою метку и с тех самых пор преследовал его в кошмарах. Обычно Микото говорил, что ничего не помнит ни о своем пребывании на корабле, ни о том, как его спасли. Но однажды, когда все трое изрядно набрались, он попытался рассказать Татаре и Изумо, на что это было похоже — когда защитные поля не выдержали и на корабль прорвалось… что-то. Описать его было невозможно. Просто это было очень страшно. Оно почти никого не оставило в живых, а судно превратилось в ошметки. — Но ведь тебя нашли на совершенно целом корабле, — заметил Изумо. — Вы мне не верите? — спросил Микото, подняв на него тяжелый взгляд. Татара не хотел, чтобы между ними возникла даже тень недоверия. — Нас там не было. Но твои воспоминания на пустом месте возникнуть не могли. Возможно, полагаться на память совсем маленького и перепуганного ребенка — не очень правильно, но что-то подсказывало Татаре: не все так просто с этим пропавшим кораблем. — Зря я связался со всем этим. — Микото прикрыл глаза, — Корабль, команда… Я не знаю, что это такое, но оно где-то ждет меня и однажды дождется. Я его чувствую. И лучше бы в этот момент рядом со мной никого не было. Не хочу, чтобы вместе со мной оно забрало и вас. — Мы ему не позволим, — возразил Татара, и его голос звучал не очень твердо вовсе не потому, что он не был уверен, а всего лишь из-за пары лишних глотков. Тогда он еще не привык к крепким напиткам. — Ну да, конечно, — скептически хмыкнул капитан. Но Изумо поддержал Татару: — Мы найдем выход. И они искали. У Изумо отлично получалось добывать редкие книги и собирать разрозненные обрывки чьих-то воспоминаний, слухов и сплетен, из которых они потом выстраивали очередную теорию. Правда, до сих пор все их поиски оканчивались ничем, но, право же, оно в любом случае того стоило — в каждой из таких экспедиций “Хомры” неизведанного было с лихвой. То, что средства на эти поиски добывались не совсем честным путем, Татару не смущало. Он уже не мыслил свою жизнь без “Хомры” и ее экипажа, без Кусанаги и, разумеется, без Суо Микото. Этот человек обладал еще одним странным и удивительным даром — притягивать к себе, словно магнит. Микото повертел в руках затертый клочок карты и вернул его Изумо. — Я все равно не понимаю, чем нам может помочь этот огрызок, — он поставил пустую железную кружку рядом с бутылкой, и Изумо, не спрашивая, плеснул в нее рому, затем налил себе и вопросительно посмотрел на Тоцуку. — Спасибо, мне хватит, — помотал головой тот. — Понимаешь, этот клад Серебряного, о котором все говорят… — Чушь собачья, — припечатал капитан. — За столько лет кто-нибудь уже нашел бы, если бы он существовал. — Это если Вайсман прятал золото и драгоценности. А может, это вовсе не то, что все ищут! — Что тогда? — Судовой журнал, — негромко сказал Изумо. — Рабочие дневники, может быть. Мы с Тоцукой подумали… он ведь был исследователь. Первый, кто всерьез начал изучать Хаос. И первый, кто обладал такими же способностями, как ты. И никаких записей после него не осталось, он просто исчез, и всё. — Вместе с этими вашими дневниками. А его, насколько я слышал, искали несколько экспедиций. — Необязательно со всеми. Он мог оставить где-нибудь часть архивов, если хотел сохранить их и собирался в какой-нибудь рискованный маршрут. Микото откинулся на спинку стула: — Слишком много “если”. Если дневники существуют, если они не пропали вместе с Вайсманом, если мы их найдем, если ваш кусок карты не врет… — Слушай, ну что мы теряем? Давай попробуем. — Мы? — взгляд Микото стал жестким. Изумо вроде бы привык к этому за годы дружбы, но все равно ему стало немного не по себе. — Это я ничего не теряю. А вы рискуете жизнями. — Мы и так рискуем каждый день, — напомнил Тоцука. — “Хомра” — пиратское судно, вообще-то. Капитан устало посмотрел на него и покачал головой: — Вы не представляете себе… — Хватит, Микото, — Изумо чувствовал, что они почти победили. — Ты знаешь, что Тоцука прав. Мы просто отправимся туда и попробуем найти следы Серебряного. — Охренеть как просто, — Микото вновь потянулся за обрывком карты. — “Саксония”. Это вообще в каком направлении? Я даже названия такого не слышал. — Это Германия. В европейском секторе. — Ты там был? — Нет, — покачал головой Изумо, — я был на Британии, мы можем начать с нее. У меня есть координаты. Они торгуют с Германией, оттуда должны быть провешены более-менее постоянные маршруты. — Значит, мы идем в Саксонию? — улыбнулся Тоцука. — Я иду сменять Яту на мостике. — буркнул Микото. — А вы идете спать. Особенно ты, Кусанаги, твоя очередь после меня. — Я помню, капитан. Заснул Изумо почти мгновенно — сказалась многолетняя привычка. Первое время, до появления талантливого молодняка, они с Микото делили все вахты между собой. Веселое было времечко. Сейчас стало, с одной стороны, проще... а с другой — намного, намного сложнее. Через три часа, наскоро умывшись и прихватив на камбузе кофе, он отправился на мостик. Микото бесцеремонно отобрал у него кружку и сделал большой глоток. — Эй, я вообще-то себе принес! — возмутился Изумо. — Ты спать идешь. — Угу, — согласился капитан, возвращая остаток кофе. — Ну, спасибо! Микото, передав ему штурвал, не спешил уходить. Стоял и курил, прислонившись спиной к бизани. Мачты на судах зачем-то всегда делали настоящими, несмотря на то, что паруса были лишь проекциями. — Ты знаешь, почему я согласился, — сказал он наконец. — Да, — подтвердил Изумо. Однажды он дал капитану слово, и если придется — сдержит его. Но он все еще надеялся, что это не понадобится. Удивительно, но наяву Микото никогда не чувствовал в Хаосе ничего похожего на тот страх и бесконечное отчаяние, что поселились в его снах. Ну, течения. Ну, “рифы” — опасные участки, на которых корежило обшивку судов. Все это было неприятно, но не настолько же. К тому же, Микото подобные вещи чувствовал заранее. Иногда даже мог предсказать их появление на пару дней вперед, и тогда можно было позволить себе передохнуть чуть дольше, чем обычно. Впрочем, отдых в последнее время все чаще заканчивался кошмарами, так что он предпочитал вести корабль сам. Хаос почему-то считался черным, поскольку поглощал свет, но слово «черный» не могло вместить и сотой доли его цветовых характеристик. Хаос был неоднороден, он клубился, тек и переливался, в нем иногда можно было увидеть какие-то формы, всегда нечеткие и размытые — обыкновенному человеческому зрению была доступна лишь часть их. Эти образования за неимением лучшей терминологии сравнивали с движением облаков — а еще с морскими течениями, приливами и водоворотами, с рифами и отмелями, хотя все эти знакомые и близкие человеческому разуму понятия оставались далеки от сути Хаоса и не могли по-настоящему описать его. Но люди любят вешать ярлыки, чтобы хоть как-то обозначить непознаваемое. Хаос менялся непредсказуемо, на местах одних формаций возникли другие, течения меняли направления, карты были приблизительны и быстро устаревали. Навигация в Хаосе была делом рискованным. А демоны… демоны на самом деле были редкостью, почти легендой. Большей частью попадалась мелкая и почти безвредная фауна — проявляющиеся на мгновение на краю периферийного зрения и тут же исчезающие ветвистые полипы, размазанные чернильные кляксы энергомедуз, едва различимые спирали волновых моллюсков Хаоса… всё то, во что алфизики с удовольствием потыкали бы палочкой, но не имели такой возможности, потому что на борт их брали редко и потакать научному любопытству не спешили, а захватить и доставить хотя бы одного “моллюска” в лабораторию еще никому не удалось. Даже Вайсману, с которого все и началось. И видимости, конечно, почти не было, а сигнал локатора возвращался с такими искажениями, что почти невозможно было определить, от чего именно он отразился: от рифа, крупного моллюска или от другого корабля. По той же причине практически невозможна была и связь в Хаосе. На относительно изученных направлениях существовали приблизительные фарватеры, обычно позволявшие кораблям избежать столкновений не только с рифами, но и друг с другом, хотя аварии все равно случались. В незнакомых же секторах ходили почти исключительно на интуиции. Ну а чтобы видеть хоть немного дальше своего носа, корабль время от времени высылал вперед разведчиков — легкие и маневренные, хотя и совершенно ненадежные таблероc. По сути, это была просто доска с небольшим магнитным парусом и крошечным генератором, который создавал поле метрового радиуса, хоть немного защищавшим разведчика от воздействия Хаоса. На “Хомре” лучшим разведчиком был Ята Мисаки. Да и не только на “Хомре”. Возможно, что и во всем Шизуме. Таблеро он управлял так, словно доска была продолжением его самого, частью тела, и в Хаосе этот невысокий и отчаянный пацан ориентировался куда лучше других. Его старый приятель, Камамото, тоже был неплох, хотя осторожничал и постоянно отставал. Впрочем, нагнать Яту мог бы только сам Микото, если бы ему взбрело в голову выйти в Хаос на таблеро, да еще Фушими. Но Фушими давно ушел с “Хомры”, и поминать имя “этого предателя” в присутствии Яты не стоило. По левому борту сверкнули несколько вспышек — сигнал от разведчика. — Ята возвращается, — сообщил Кусанаги. — Внимание всем, отключение защитного поля через десять секунд. Десять… девять… Восемь… — Ятагарасу на борту! — громко доложил разведчик, лихо спрыгивая с доски возле самого мостика. Кусанаги сейчас же вернул поле в рабочий режим. — Ну, что интересного видел? — спросил он. — У нас клиент, — довольно ухмыльнулся Ята. — Транспорт. Вот здесь, — он взял у Кусанаги мел и координатную плашку и показал положение транспорта относительно “Хомры”. — Разведки у него вроде бы нет. Но тут я не уверен. — Он от нас удаляется, — заметил Кусанаги. — Если это транспорт, то разведку скорее будет высылать вперед. Есть шанс, что до последнего не заметит. Что скажешь, капитан? Микото повертел в руках плашку: — Не знаю. Не нравится мне его курс. — А что там у него по курсу? — Ничего хорошего, — буркнул Микото. Точнее он сформулировать не мог, но транспорт действительно несло в какое-то странное место, в которое Микото по своей воле бы не полез. С хрена ли они туда прутся? Мало ли, куда можно так влететь, особенно здесь, вдалеке от известных фарватеров, по которым обычно ходят торговцы. Нет, понятно, что далеко не все капитаны обладают таким чутьем, как Микото, но надо же тогда как-то поосторожнее... — Может, я схожу посмотрю? — предложил Ята, но Микото одернул его: — Сиди! Посмотрит он... Для доски слишком далеко, потеряться — как нехрен делать. Кусанаги прикурил и выпустил дым: — Может, нам просто подождать, пока его съедят? Потом подойдем и возьмем то, что останется. — Кусанаги, ну ты жестокий человек! — возмутился подошедший Тоцука. — “Съедят!” Жуть какая. Там же люди! — Везде люди, — пожал плечами Кусанаги. — Ты еще спасать их предложи, альтруист ты наш. Мы пираты или няньки? — Это как посмотреть… — улыбнулся Тоцука. На самом деле Кусанаги, конечно, говорил не всерьез. И Тоцука был совершенно прав. Пиратство пиратством, но людей со всех захваченных судов “Хомра” обычно подбирала и высаживала в ближайшем порту, предварительно избавив “пассажиров” от наличности и украшений. Корабль же перегоняли и продавали вместе с грузом тем, кто готовы был его купить. У Кусанаги был список с координатами таких удобных покупателей, которые не задавали лишних вопросов. — Спасать насильно я никого не собираюсь, — сказал Микото. — И упустить этот транспорт не хочется. Если я ошибся и там ничего страшного нет, только мы его и видели. Пойдем за ними, но не слишком быстро. Оставим себе пространство для маневра. — Ты редко ошибаешься, — заметил Кусанаги. — Иногда приходится рисковать. Они шли за транспортом почти два дня. Хотя в Хаосе, конечно, день был неотличим от ночи, но склянки исправно отбивали время по шкале архипелага, а судовой журнал помогал как-то обозначать события. Без этого Изумо, наверное, сошел бы с ума во время долгих походов. Это Микото было все равно, какой сегодня день и сколько времени они уже не ступали на твердую землю. Наверное, он смог бы жить на корабле постоянно. “Только кто ж ему даст, — подумал Изумо. — Хорошо, что есть команда “Хомры”, Тоцука и Анна, которая теперь живет в доме друзей, но проводит на корабле немало времени. Они не дают ему замкнуться наглухо внутри его жутких снов”. Так здорово было возвращаться иногда в порт и навещать Анну, и ночевать в своей старой, но уютной берлоге на окраине портового района Шизуме, в которой Изумо бывал от силы три раза в год, но все же исправно платил налоги от чужого имени. Ему нравились и полутемные подвальные кабачки с дубовыми столами, и сахарно-кружевные галереи верхних ярусов, где постоянно возникали и пропадали модные крохотные кондитерские-однодневки, которые так обожала недоступная красавица Сэри. Он любил эти улицы-ущелья, словно прорезанные гигантским ножом в толще людских жилищ, беспорядочное нагромождение мостиков, фонарей, веревок с бельем и висячих горшков с неприхотливыми плющами, белесыми от недостатка света, снующие повсюду сампаны и сложный, тяжелый, порой не слишком приятный запах этого города. Он иногда спрашивал себя, что чувствует Микото, возвращаясь на Канто, но никогда — его самого. Не был уверен, что хочет знать ответ. Микото за все время этой тихой и упорной погони почти не уходил с мостика и с каждым часом становился все мрачнее. Изумо пару раз смог выгнать его поспать ненадолго, но каждый раз после короткого сна капитан выглядел еще более уставшим. Хаос неуловимо менялся. Изумо не мог бы сказать, что именно изменилось, но это выглядело и ощущалось зловеще. Очень неприятное чувство, ему прежде не доводилось испытывать такого за все то время, что он ходил на “Хомре”. Словно там, в клубящейся тьме, затаилось что-то огромное и… голодное. — Тоцука, — негромко позвал Изумо, пока Микото не было рядом, — давай как-то уговорим его бросить нахрен этот долбаный транспорт и повернуть обратно? — Поздно поворачивать, — ответил вместо Тоцуки Микото, который, словно нарочно, оказался совсем рядом и все слышал. — Мы залезли к дьяволу в пасть, и теперь… короче, вам пока не видно, но везде одна и та же херня. На любом направлении. Я, конечно, тоже почти ни хрена там не вижу, но чувствую. — Значит, будем идти вперед, — натянуто улыбнулся Тоцука. — Все как-нибудь образуется. Знаете же — из любой ситуации есть два выхода... — Что-то твое “образуется” больно похоже на выход через задницу, — сердито заметил Кусанаги. — Пусть хоть так, если вообще вылезем живыми, — ответил за Тоцуку Микото. — Все настолько плохо? — Сейчас узнаем точно. Давай всех наверх, меня достало тащиться в хвосте у этого непуганого идиота. Будем догонять и брать. Заодно и узнаем, за каким дьяволом его вообще сюда принесло.