***
Несмотря на то, что день только начался, Рампо — а именно так называют нашего героя его сотрудники — хочет уйти домой из агентства или, как минимум, насладиться своими сладостями. Однако, еще раз зевнув, он выдвигается на свое задание, хоть город и не полностью восстановлен, зло, как говорится, не дремлет, поэтому он идет место убийства, которое он, конечно, как обычно великолепно и быстро раскроет! Но гложут мысли нашего детектива. И мысли отнюдь не о сладостях, а о человеке, которого именуют Ацушей. Он не знал, какой это человек, но относился к ней не очень благоприятно, зная то, что ей в принципе безразличен город и люди. Нет, таких много, однако она могла спасти многих людей от самоубийства, от психических травм, но она просто смотрела на это, как на шоу. С весельем, в котором таилась скука. Уж что-что, а в этом он уверен. Такой человек пугает, до чертиков пугает. Такой человек может с легкостью убить или замучить, а после, как не бывало, пойти пить чай. И это, черт возьми, ненормально. Рампо признает, что она похожа на Дазая, хоть и видел ее мельком, что глаза Ацуши ничего не выражают, оставаясь пустыми, как сама бездна. И это тоже устрашает. Он видел многих людей, он видел жестоких, сумасшедших, поистине странных и лютых, но людей, коим было просто безразлично и скучно — немногих. И, можно с точностью сказать, что она явно из такого меньшинства людей. И они намного опаснее и страшнее любых убийц, ведь могут с таким хладнокровием резать кого-то. Такие люди воистину ужасны. Поэтому Рампо остается надеяться, что в Ацуши есть что-то человеческое, что-то живое, которое, хоть и крошечное, но не делает из нее куклу. Машину для убийств. Такую же черствую и равнодушную. И, в глубине души зная, что это всего лишь жалкие надежные, он не теряет надежды, прям как маленькое дите, что живет в своих воздушных замках и читает свои сказки. Рампо знает, что характер у него не самый приятный, знает, что мир — это не самое счастливое место, где все прекрасно и сказочно. Нет, мозг его знает, но принять не может, поэтому и Ацуши он не может понять. Поэтому он видит в ней то самое чудовище, которое живет в темноте и ждет своего часа, чтобы выйти на волю. А он боится темноты, боится знать, что в ней, боится, что он навсегда застрянет в ней и будет медленно утопать в бесконечной и такой пожирающей тьме. Он понимает, что это весьма глупо, особенно, когда работаешь на такой профессии, ведь каждый день видишь вещи и похуже, чем тьма. Но ничего поделать не можешь, поэтому и стараешься спать со светом, не так ли, Рампо? Понимает, но не может принять сознательно, поэтому ему и остается лишь биться в своих мыслях и вздрагивать, когда наступает тишина. А еще Рампо знает, что это неправильно, что пора бы повзрослеть, однако эти мысли уже не доходят, а остаются где-то на дне, как маленький червь, который медленно пожирает сознание. ОН знает, но ничего не может поделать, поэтому он просто запирается в футляр и идет раскрывать преступление, стараясь просто не думать обо всем. Однако же червь остается, и, когда-нибудь, он догрызется, остается просто ждать. Ну, а пока пусть поживет со своим эскапизмом. А в это время Ацуши думает о том, как выпроводить своего гостя, ведь он так надоедает своим присутствием и своими жалкими, но поистине умелыми попытками флирта. От него разит слащавой романтикой и едким лицемерием с приправкой противного высокомерия. Том ей не нравится, ведь то, каким расчетливым и хладнокровным может быть, станет либо проблемой, либо новым приобретением. Однако Ацуши встречала таких людей, такие как он не любят, когда над ними властвуют и командуют. Они получают истинный кайф от того, как люди им подчиняются, как им лижут ботинки и заглядывают в рот, чтобы, не дай бог, пропустить любой вздох. Такие, как он, испытывают эйфорию от мысли о том, что они на вершине, о том, что они тут главные. И это омерзительно прекрасно. А еще очаровательнее то, как они падают с такой высоты, ведь наблюдать за их лицами — истинное наслаждение. Чем выше летаешь — тем больнее падаешь. С такой фразой Том явно не знаком, ведь он уверен в том, что он тут самый умный и гениальный, что он держит все в руках, что он управляет всем. Ацуши довольно улыбается, в мыслях, конечно. Но ясно представляет то, как он погибает от своей самой глупой ошибки, ведь такие как он зачастую бывают слепы и излишне самоуверенны. Глупы. Поэтому и падают, а сверху еще и камень летит на них, разбивая их, придавливая и убивая. И Ацуши с удовольствием будет смотреть на то, как он разобьется. Да и сама протянет к этому руку. Поэтому он сладко-сладко улыбается, как те самые клубничные конфетки, и заходит в свою комнату. Поэтому она позволяет собой в некой степени помыкать и заставлять думать о том, что он манипулирует ею. А манипулятор, к слову, неплохой из него вышел, однако же этого не хватает, чтобы хоть как-то заставить Ацуши повестись на это. — Оу, мистер Марк, — неуверенно та начала, смотря своими оленьими глазами прямо в голубые бездны, — тут такое дело… — О, прошу зовите меня просто Том, — очаровательно улыбнулся шатен, доверительно заглядывая той в глаза, — так что там с информацией? — слегка наклонив голову спросил мужчина. — Хорошо, Том, — кивнула Ацуши, чуть смущаясь, но тут же став серьезнее, продолжила, — информация нелегальна, — и, закусив губу, продолжила, — даже опасная и очень запрещенная, — закончила она, нахмурив брови. Вам бы в актеры идти, миледи. — Правда? — печально спросил тот, смотря на Ацуши своими дьявольскими глазами, — неужели никак, — почти шепотом продолжил он, играя со своими эмоциями и заставляя меня его пожалеть. Пытался. Но, можно сказать точно, делал он это потрясающе. Не разочаровал. — Простите, — на этих словах плечи девы опустились, а сама она глядела на мужчину, чей вид был изящно печален и сгорблен, — ничем не могу помочь, — вздохнула Ацуши, удивляясь тому, как мужчина не терял своей ауры самомнения даже в момент такой «искренней» печали. — А может все же сможете? — все так же безотрадно умолял деву, — я любые деньги заплачу, — и, схватив ее руку, прижал к сердцу, — мне очень-очень надо. Прошу вас, нет, умоляю, помогите! — Я-я, — нервно пытаясь что-то ответить, Ацуши бегло осмотрела свою комнату, — я не могу, — тихо прошептала та, опуская взгляд на пол. — Ацуши, прошу вас, меня могут убить, — резкий вздох Ацуши и округленные глаза в удивлении были ему в ответ. Тут не один актер умирает, тут их два. Две лицемерные суки, которые играют лучше, чем профессионалы, — я могу на колени встать! — не встанет, и Ацуши это знает. Такой человек, как он никогда не встанет на колени, особенно перед девушкой. Гордый. — Нет! Нет! — вскрикнула та в ужасе, — не стоит, — тут же отрицательно помотала головой, — я постараюсь что-то добыть, но не обещаю, — сказала Накаджима, возвращаясь к компьютеру, замечая удовлетворительный взгляд Тома. Ну-ну, довольствуйся пока. — Вы моя спасительница, — с благоговением ответил шатен, тем самым смущая девушку, — я ваш вечный должник, — продолжал играть в свою роль Марк. Ацуши ничего не ответила и занялась поиском. Нет, она даст информацию, даст. А после будет смотреть, как он заживо горит в адском огне. Удивительно обворожительная картина получится. Она с удовольствием глянет на нее. Попозже. Однако же ее терпение будет вознаграждено. — Я, кажется, что-то нашла, — неуверенно прошелестела пепельноволосая. — Правда?! — тут же вскочил наш герой романтик, заглядываю в компьютер, — и точно! Ацуши, вы и правда гений! — восхищенно воскликнул тот. Причем, искренне, — как я могу вам отплатить? — вопросительно взирает он на нее своими очами. — Ну что вы, — смущается оная, — я просто хочу, чтобы вы были живы, — благородно и слегка самоотверженно отвечает. — Ты мой чудо, — звучит с уст шатена, — я могу забрать эту информацию с собой? — Нет, — тут же прозвучал твердый отрицательный ответ, — нельзя. Просто запомните, пожалуйста, — промямлила она, — мне нужны потом проблемы, — и почти беззвучно закончила. — Понимаю, — серьезно вторил, — хорошо, я уже запомнил, — кивнул тот. Что-что, а память у него была удивительная. Да и информации там было не очень много. Ацуши постаралась убрать самые нужные факты, оставив лишь малую часть, так, чтобы совсем скучно не было, — чем я могу вас отблагодарить? — О, что вы! — тут же замахала та руками, — мне достаточно слегка повышенной денежной компенсации, — нервно усмехнулась девушка. В ответ заливистый смех шатена. — Как говорится — любой каприз за ваши деньги, да? — лукаво глядит на нее Том, — хорошо, будет вам повышение. — Благодарю, — очаровательно улыбнулась та, — надеюсь никто не узнает о том, что я вам помогала? — прижав к губам пальчик, спросила та. — Конечно никто не узнает, это наш с вами маленький секрет, — подмигнул он ей, — вы, кстати, свободны в эту субботу? — спросил голубоглазый. — Прошу прощения, но я занята, — покачала головой Накаджима. — Жаль, конечно, но ладно, — фальшиво вздохнул тот, наконец-то убираясь из дома Ацуши, — тогда до свидания, Ацуши. — Прощайте, — прощебетала девушка, — надеюсь, вы умрете в мучениях, — промурлыкала она, стоило Тому уйти. Мужчина же в это время довольно улыбался, как пес, получивший косточку. Хотя ему больше подходит шавка. Наслаждайся своим маленьким триумфом пока можешь, глупый-глупый Том. Ацуши с удовольствием потом выпьет за твой неупокой. А чуть позже Ацуши пойдет к своей новенькой игрушке и уже ей улыбнется нежно-нежно, как самый милый ангелок в раю. Успокоит нервное дитя, а после ласково погладит ее, ведь клиентов сегодня не будет, чему она так рада, ведь они вызывают лишь чувство неприятного раздражения. А Чуя в это время нахмурено глядит в окно, ожидая ливень, а ведь он так не любит дождь, а особенно грозу. Но грозному мафиози это ни по чем, а пот обычному человеку иногда бывает печально быть одиноким в это время. А Чуя — человек. Но он не верит этому и продолжает делать отчет, не чувствуя, как что-то побаливает между ребер, а в легких стало тяжко. Это, наверно, от сигарет — считает Чуя. А может он и прав, а может и нет. Кто его знает, ведь почти каждый тут считает свои долгом что-то да не замечать, оставляя где-то в уголках сознания, и Чуя не исключение. Он старается не замечать многое, углубляясь все больше в работу, он хотел потонуть и забыться в ней. Это не помогает. Зато помогает алкоголь, и знаешь, уже не так важно все остальное. Поэтому он, приходя с работы, открывает бутылку какого-либо вина или шампанского, пьет. Просто пьет. Он не алкоголик. Нет. Но что может быть лучше лекарства, чем нет что-либо с градусом? И пьет он отнюдь не всегда, а только в самые тяжкие дни, например, как сегодня. И дома его ждет Chianti Classico San Felice — прекрасное вино с выразительным и элегантным ароматом вишни, черной смородины и фиалки. Нотки табака и земли придают вину комплексность. Гармоничный вкус оставляет за собой длинный шлейф послевкусия. Он не хотел бы сегодня открывать его, но что-то подсказывает, что этот день лучший для его пробы, поэтому он вновь вздыхает и продолжает работать. А еще у Чуи скверный характер и способность его скверная. Ну, он сам так считает. А еще он думает, что не достоин большего, чем сейчас. Это странно и одновременно так грустно. Накараха грубый человек. Грубый, злой и бесконечно одинокий — в чем он, конечно, сам никогда не признается. У него глаза бездонные, как сам океан, как небо. У него глаза не пустые, как у Дазая или Ацуши, они наполнены чем-то непонятным, чем-то удивительно тяжелым, прям как его сила. У него в глазах купается и плескается смесь чувств. Он, как открытая книга — скажут многие, ведь он такой эмоциональный и громкий. Он страстный, да, но это не значит, что его кто-то знает так, чтобы легко его читать. Невозможно понять, что или кто плавает в его глазах. Немногие знают, но Чуя очень тревожный. За маской спокойствия таится клубок нервов, который уже никак не распутать. И в эту грозу он тоже тревожен. Не понятно чем, но тревожен. Вообще, ему кажется, что мысли преследуют его везде, не давая спать и есть. И он кажется привык, но боль эхом говорит, что нет. Кажется, что Чуя нескончаемый источник какого-то непонятного одиночества. И чувства у него есть. Жаль, что сам он считает иначе. — Чуя-сан, вас босс вызывает, — отвлекает его от мыслей Акутагава, глядя на него своими угольными глазами. — Хорошо, спасибо, — кивает Чуя, вставая с насиженного места и беря в руки отчеты, — можешь идти, — и с этими словами младший исчез в тени, как будто его не было. Рыжеволосый же просто прошагал к кабинету Мори, чтобы обсудить всякие дела и проблемы. Все же он откроет бутылку вина сегодня. А гроза уже набирает обороты, пугая всех своими возгласами. Тяжелые тучи вмиг окутали Йокогаму, а быстрая и неумолимая молния где-то успела мелькнуть, окрашивая на секунду небо в неоново-синий цвет. Гроза ужасна — пробурчит кто-то. Гроза прекрасна — восхищенно проторит другой. Гроза отвлекает — устало вторит третий. Гроза вдохновляет — безмятежно ответит следующий. Гроза для каждого свое: кого-то она пугает своей громкостью, кого-то она заставляет чувствовать себя свободным, а кого-то угнетает и вводит в апатию. Для Ацуши гроза имеет абсолютно никакого значения. Ей безразлично то, как сильно она может шуметь, или то, как она кого-то успокаивает и дарит чувство умиротворения. Ей плевать на то, какой она может быть — яростной или далекой, нешуточной или все же шуточной. Но ей нравится то, что после нее бывает. А если гроза и сильная, то ей нравится хаос, который она приносит в мирную жизнь. То, как она пугает детей и взрослых, заставляя их волноваться и переживать. Это прекрасно и удивительно! Поэтому Ацуши просто глядит в окно, ожидая бури, которая будет пожирать абсолютно все, что встанет у нее на пути и оставит после себя лишь обломки чего-то нужного прекрасного. Что же, кто-то находит что-то пленительное в разрухе, прям как Ацуши. А еще она улыбается. Неискренне, нет. В последний раз ее улыбка была настоящей при том дне*, больше же она не озаряла лицо девушки. Улыбается она Харуке, тем самым даря ей успокоение, ведь она, как милый кролик, очень боится грозы, поэтому и прижимается к Ацуши, ища в ней тепло и уют. И находит. До отвращения фальшивый и иллюзорный. Но находит. И жмется к нему все сильнее и сильнее, ведь это до скрежета зубов приятно. И неважно, что так тошнотворно лицемерно. Впрочем, никто бы и не смог понять, что объятия Ацуши неестественны, поэтому Харука так доверчиво тянется к ее ослепительному свету. В прямом смысле ослепительному. А знаете, почему еще Ацуши импонируют последствия после грозы? Конечно же дело в ее прошлом, где она жила в таком прекрасном и чудесном место как приют. Там, каждый раз после грозы, директор был очень зол и всегда падал в грязь. А еще можно было что-то да украсть у такого глупого человека. Да и вообще, во время грозы всегда так благоприятно кого-то случайно убить. Или не случайно. Но один момент ей запомнился больше всех остальных. Flashback В это время была сильная гроза, которая сметала все на своем пути. Многие дети дрожали от страха в своих кроватях, забившись в угол. Взрослые же, в принципе как и Ацуши, были спокойны. Ацуши тогда было пятнадцать лет, совсем взрослый и самостоятельный человек. И ее почти никто не донимал, кроме некоторых особых особей, до который много чего не доходит. — Эй, чувырла! — вдруг неожиданный крик послышался из двери, мешая девушке читать книгу про строение человека, — сука, слушай меня! — прошипели ей в ухо девушки. Ничего не напоминает? Мия Акаято — глава банды из трех девушек. Она была дочерью одной из заведующей, поэтому могла вести себя более нагло, издеваясь над всеми. А еще она безумно сильно раздражала. — Что тебе надо? — спросила Ацуши, глядя ей в глаза, — если просто побесить, то будь добра, свали в туман. — Мерзкая тварь, ты должна слушаться меня! — проговорила та., на что в ответ ей поддакнули ее соратницы за спиной, пугливо смотря на меня. Мия вообще новенькая и не знает, что происходило в приюте. Что же, повторение материала только закрепляет выученное, поэтому повторим то, что было два года назад. Ацуши лишь безмятежно улыбнулась, смотря в окно, — сегодня будет гроза, — флегматично оповестила та их. — И что? — не поняв слова девушки, спросила Мия. — Сильная гроза, — продолжила та, все так же мило улыбаясь, — надеюсь, ты не боишься грозы, — промурлыкала Ацуши, посмотрев на нее своими звериными глазами, наводя лишь ужас и страх. — Н-нет, конечно! — отчего-то вздрогнув, Акаято отошла от нее на два шага. Накаджима по птичьи наклонила голову, вопросительно и слегка угрожающе глядя на нее. Мурашки градом пробежали по спине Мии, а интуиция вопила о том, чтобы она быстро убегала от нее, поэтому та, сглотнув ком, бросила, — и вообще, что мы теряем с ней время, пошли, — две девушки, которые стояли за ее спиной, быстренько сбежали из библиотеки, даря тишину нашей героине. — Очень сильная гроза будет, — усмехнулась девушка, — надеюсь, все останутся в порядке, — прозвучало устрашающе с ее уст, и она вновь продолжила читать. А у Мии снова пробежал табун мурашек. А гроза все набирала обороты, гремя о своем приходе, поэтому отложив книгу обратно, Ацуши встала и пошла в комнату одной чудной девы. Накаджима всегда знала, где и у кого какая слабая точка, где нужно сильнее надавить, чтобы полностью сломать человека — и Мия не исключение. Зайдя внутрь комнаты, Ацуши сразу заприметила одну маленькую, но такую важную вещицу — кулон, подаренный отцом. Ну что за глупое дитя, прятать кулон под подушкой, в прочем ей же хуже. Взяв столь дорогое сердцу Мии вещь, наша героиня с прекрасным настроением отправилась восвояси, ожидая, когда к ней на всех парах примчится раздражающая и, надеюсь, заплаканная девушка. Ждать долго не пришлось, и минут через двадцать напротив Ацуши стояла запыханная и растрепанная Мия, чей взор был зол и ненастроенный на мирное общение. — Т-ты! Ты! — почти крича и тыча палец в Ацуши, начала говорить та, — ты украла, да? Признавайся! — И снова здравствуй, — весьма спокойной ответила она, — о чем ты? Я понятия не имею, что у тебя что-то украли, — пожала плечами Ацуши, делая свой вид невиннее. — Не ври! — заверещала девушка, — это ты, я точно знаю! Воришка! — Но у тебя даже доказательств нет, — хмыкнула Ацуши в ответ, убирая палец в сторону, — так что ты не имеешь права винить меня, глупая-глупая Мия. — Не ври! — продолжила разглагольствовать та, — я пожалуюсь на тебя! — Кому? — улыбнулась дева, чьи глаза были похожи на аметрин, — директору? Мамочке? — язвительно продолжила та, — а может, — приложила пальчик к губе, — папочке? — на этих словах Мия вздрогнула и посмотрела взглядом побитого животного на Ацуши. — Не смей о нем говорить, — просипела та, — не смей! — Ой, как я могла забыть, — театрально удивилась Накаджима, — он же больше придет к тебе. — Нет! Он обещал, что придет и заберет меня отсюда, — отчаянно прокричала Мия, отрицая абсолютно все на свете, — он обещал! — Ну, Мия, взрослые так много врут, вот и отец соврал тебе, — почти ласково проговорила пепельноволосая, — в этом нет ничего плохого. Он просто больше не придет, — и нежно-нежно улыбнулась Ацуши, глядя довольным взглядом на опечаленную даму напротив. — Т-ты врешь, — тихо прошептали ей в ответ, — ты точно врешь, — голос девушки дрогнул, переходя на глухой, почти беззвучный хрип, — это не правда. И тут что-то щелкнуло, как будто что-о сломалось. И слезы как из рога изобилия полились из аметистовых* глаз девушки, закрывая той обзор на все. В принципе, это Ацуши и надо, поэтому взяв за руку Мию, которая ушла в свои думы и явно не собиралась возвращаться, повела ее в сторону двери. А Акаято безвольной куклой тащилась за ней следом. Тут можно удивиться, как можно заплакать от того, что тебя отец бросил в приюте, однако Мия очень сильно любила отца и ждала его возвращения, пусть и подсознательно зная, что он за ней вряд ли придет. Как-то раз она услышала разговор матери с отцом, где после она и узнала, что она приемная и ее давно хотели отдать обратно в приют. Это и было катализатором того, что у нее появилась травма. Точнее даже не появилась, а обратно вскрылась, ведь детство у нее было отнюдь не прекрасное, а очень безрадостное и плачевное. Это детство было в приюте, поэтому она не хотела возвращаться туда, и всеми правдами умоляла не отдавать ее обратно.Не получилось. Однако же ей дали обещание, сто за ней придут и заберут ее. Поверила. Поверила и ждала. Эта мысль не давала ей окунуться в бездну отчаяния, но слова Ацуши напомнили, что ее не заберут. Поэтому Мия и плакала. Нет. Рыдала. Ревела. Тонула в своих слезах. Как жаль, что Ацуши не жаль. Абсолютно не жаль. — Знаешь, Мия, — вдруг начала говорить Ацуши, обращая ее внимание на себя, — а ведь ты можешь попасть к отцу, — продолжила та, замечая искры понимания в глазах девушки. Мия умная девочка, она все понимает. Мия умная, но столь же безмозглая, что вызывает в Ацуши лишь чувство умиления и поистине детского восторга. — К-как? — прохрипела она от долгих слез, останавливаясь у двери, ведущей на улицу, где властвовала гроза. — Ты и сама знаешь, — благосклонно ответила Ацуши, — ты же хочешь быть с отцом? — Хочу, — промолвила девушка, — но мне страшно, — робко выдавила она из себя, истошно взирая на Накаджиму. Ацуши же добродушно улыбнулась, доверчиво вглядываясь в ее глаза, обманывая своим нежным и ласковым видом. — Ты мне веришь? — ласково спросила она ее. У Ацуши глаза мягкие, добрые и очень понимающие, как им можно не поверить? — Н-нет, то есть да, то есть, — неуверенно та протораторила, — я не знаю, — взвыла девушка, почти безумным взором таращилась на свою спасительницу. Ацуши на это лишь прискорбно улыбнулась, как бы понимая ее, как будто она — э то Мия. Ацуши не чувствует к ней ни жалости, ни любви. Лицемерно улыбаясь, она, как двуликий Янус*, лишь толкала ее в бездну. — Ты веришь мне, — повелительно, но с каплей притворной нежности твердо уверила Мию в том, что ее нужно слушаться. И Мия слушается. И она выходит на улицу, к такой неприветливой грозе, поднимает свои очи к небу и улыбается. Улыбается до безумия радостно и счастливо, поднимая руки вверх. — Папочка, мы скоро будем вместе! — прокричала она, бросаясь вперед к дереву, которое уже неминуемо падало ее, прижимая к голой и твердой земле своими болезненными объятиями. Девушку уже не спасти, она упала замертво с счастливой улыбкой на губах. Умерла счастливой, не зная, что на следующий день к ней приехал отец, чтобы забрать ее домой. Не зная, что он потом повесился от отчаяния и горя, так и не взяв свой кулон у Ацуши. Кулон она просто выкинула как ненужный мусор. А ведь Мия могла бы жить счастливо сейчас. Могла бы… Жаль, что Ацуши не жаль. Конец. Поэтому Ацуши закрывает глаза, вздыхает, а после идет готовить обед для нее и ее сожительницы. А в это время где-то смерть танцевала вальс с дьяволом. Где-то. Не здесь. И не надо. А гроза все так же пела свои дифирамбы, злобно хохоча, смотря на испуганные лица. Никто не любит грозу, а вот дьявол любил грозу. Ему нравятся незатейливые мелодии надвигающей катастрофы. Нет, грозы могут и быть слабые, не пугающие. Могут. Но и такие грозы он любил. Прекрасное чувство, когда природа бушует, на что-то злится, и проявляет себя во всей красе. Он тоже любит хаос. Дазай, кстати, тоже любит грозу, но вот сейчас о ней он вообще не думает. Он ищет. И он найдет. — Хо, приют Надежды, — хмыкнул Дазай, глядя на то, место где был бывший приют, — здесь явно был ад на земле, — что же, Ацуши-тян, ты попалась, — ухмылка украсила лицо Осаму, — теперь осталось лишь. И тут телефон начал проигрывать непонятный мотив, оповещая о том, что хозяину смартфона звонят. Взяв в руки телефон, он улыбнулся, ведь улыбнулся тот, о котором он только подумал. — Привет! Ты вовремя, — пропел Осаму в трубку, — и как там? — в ответ ему было молчание, — что ты молчишь? — … — Что?! Это точно? — нахмурил тот свои брови, переспрашивая еще раз, — да-а, понятно, спасибо, — бросил он на последок, — все-таки она это сделала, — кивнул он сам себе, — хотя, если бы она так не поступила, то я бы удивился, — спокойно сам себе сказал, — а так, ничего удивительно, — слегка скучающе и с каплей азарта проговорил, — но кое-где ты ошиблась, Ацуши~ И насвистывая, побрел Осаму обратно, думая, что эту войну он выиграл. Думая. А может он и прав. Но он приехал не просто посмотреть на живописную картину, а по делам, которые не требуют отлагательств. Все же, в Йокогаме не два дьявола, скоро и третий и прибудет. Вот тогда и повеселимся. А гроза уже заканчивается, уступая свое место солнцу, которое радостно одаряет всех и каждого своими теплыми и приветливыми лучами. Морщась от столько ярких лучей, Ацуши вновь смотрит на компьютер, прикусывая нижнюю губу. Кто-то пытался за ней следить и взломать ее компьютер. Ацуши усмехается. Глупые. Она не столь тупа для того, чтобы удалить ненужную информацию о приюте и сделать себе новые документы. Сделать себе идеальное алиби. Сделать так, будто она давно там не живет. И она даже догадывается кто это может быть. Поэтому она не мешает ему своевольничать, иначе ей будет слишком скучно. А Ацуши ненавидит скуку. Поэтому Ацуши опять натягивает улыбку, прячет свой звериный оскал и становится той самой, которая так нужна многим. Готовит свои теплые объятия, приятные слуху и сердцу слова, и ждет. Ждет. Наблюдает. И готовится. Сможешь ли ты сделать это, а, Харука? Сможешь ли ты, ангел с удивительной черной душой, свершить задуманное? Сможешь ли ты, когда так доверчиво прижимаешься и по-настоящему боишься грозы, ища свой покой в моих руках? Но смотря на то, как ты так прекрасно и двулично мне улыбаешься, а после теряешься в своих мыслях, неуверенно пожимаешь плечами и почти влюбленно заглядываешь в мои глаза. Заставляет сомневаться, Харука. Сможешь ли ты сделать то, что приказал твой дьявол, а? Я надеюсь, что твоя маска столь же прочна, как вера. Жаль, что сердце подводит, да, Харука? Оно сильно бьется. Слишком сильно. Настолько сильно, что заставляет тебя думать, не заболела ли ты часом. Нет. И ты знаешь это. Мой милый ангел с черными крыльями. Пожалуйста, удовлетвори меня и мои желания. Но Ацуши подождет, ждать она умеет. Даже слишком хорошо, поэтому не разочаруй, не смей. Поверь, тебе лучше не знать, если ты не сможешь получить одобрение Ацуши. Тебя даже сам бог не спасет.Не стоит злить тех кто слишком сладко улыбается.