Миссия невыполнима: выжить в другом теле.

      Одиночество… Это социально-психологическое явление, эмоциональное состояние человека, связанное с отсутствием близких, положительных эмоциональных связей с людьми или со страхом их потери в результате вынужденной, или имеющей психологические причины, социальной изоляции — подскажет вам википедия. Одиночество — это ужасно, скажут вам люди, находившиеся, как они утверждают, в таком состоянии. Одиночество — губит, уничтожает. Оно разрушает человека, ломает на сотни маленьких осколков, которых никаким клеем не склеишь. Одиночество въедается в кожу, как тот же чёртов никотин, как тот же блядский наркотик. Оно давит. Давит с нечеловеческой мощью на тебя, давит, как мошку. Давит, и, чёрт возьми, разрушает остатки человечности. Ты теряешься, путаешься, ломаешься. Таешь. Таешь на глазах, лишаясь своей индивидуальности, становишься серой массой. Одиночество жестокое. Это самое страшное наказание — остаться один. Остаться один и постепенно убивать даже собственное «я». Бездушное, бессердечное и беспощадное. Ха, одиночество — бездушное? Вероятно, вы правы.       Одиночество… пугает. Пугает до дрожи. Пугает так, что поток горьких слёз уже не остановить, и, израненное ножом одиночества, сердце бьётся то быстро, то медленно. Когда оно уже остановиться? И как-то мысли невозможно утихомирить, которые бьются громким звуком об черепную коробку, заставляя закрыть уши, чтобы избавиться от этого ужасного грома. Не получается, не правда ли? О, и руки тянутся, тянутся к тупому, незаострённому, пригодному только для резки овощей, ножу. Тянутся и останавливаются. Страшно. Страшно так умирать. Страшно, но зачем жить, когда ты в одиночестве. И рука опять, будто по поминовению пальчика, поднимается и берёт нож в руки. Поднимается и вновь опускается. Потряхивает и голова кружится. Дыхание тяжелое, как будто кто-то тебя душит. Может, ты сам?       В одиночестве холодно. Холодно, несмотря на то, что ты в двух одеялах и в любимом свитере. С одиночеством чувство ненужности усиливается и становится горько-горько, как будто ты проглотил какую-ту пилюлю, которая мама заставила выпить. И эта горечь остаётся на кончике языка, напоминая всем нам, одиночеству и себе, как ты, слабый и безвольный, вчера плакал в этой постели. Обнимал подушку и в тысячный раз думал о суициде. Думал, но страшно, не так ли?       Харука ненавидит одиночество, ведь оно пробыло с ней слишком долго. С самого рождения, можно сказать. Как будто оно неотъемлемая часть в её жизни. И это уже не так больно. Наверно. Она не уверена, ведь к ноющей боли в груди и поскуливанию сердца она давно уже привыкла. Привыкла и… Да, просто привыкла. Вероятно, глупо, подумаете вы, но ей совершенно на это безразлично, ведь так и должно быть. Она — просто кукла отца, которой можно делать всё, что захочешь при этом наплевать на чувства собственной дочери. Привыкла. Но, как же больно! Больно настолько, что просто хочется кричать, кричать, кричать. Однако, из груди вырывается лишь тихий хрип, который также тихо утонул в просторной комнате, где так же пусто, как и в сердце Харуки. Рубиновые глаза, где с задором плещется печаль, закрываются. Привыкла       Если честно, Харука не хочет, чтобы кто-то чувствовал это.Она не хочет, чтобы кто-то на протяжении дней, недель, месяцев считал себя убожеством и никем ненужным щенком. Харука не хочет, чтобы одиночество убило ещё стольких людей, которые не виноваты ни в чём. Если бы одиночество было человеком, то Харука бы убило его. Оно не должно существовать. Люди не должны так умирать.       Наверно, не должны, но Ацуши это нравится. Нравится видеть, как ломаются люди под гнётом одиночества. Как глупые люди, проклиная одиночество, пытаются реабилитироваться, восстановиться. Нравится, потому что смешно. Весело. Весело смотреть на это, ведь люди, сами того не осознавая, губят себя. Интересный способ самоубийства. Как жаль, что этот способ не поможет тебе, Дазай. Хотя, честно, не жаль. Ацуши не жаль, ведь Дазай — единственный, с кем не скучно. О, и смотреть на мучения Дазая — одно удовольствие.       Рассуждая на тему одиночества, то Ацуши с улыбкой скажет, что оно ей нравится, ведь одиночество является самым лучшим другом. Оно никогда не бросит, не выдаст напитанные фальшью слова и просто послушает. Идеальный друг, идеальный враг. Ацуши нравится находится в одиночестве, ведь нигде не мельтешат люди, ничто не мешает ей просто наслаждаться одиночеством, упиваясь его соками и наслаждаясь мелодией его тишины. Ацуши не страдает от одиночества, она наслаждается им. Ацуши не одинока, нет, ведь с ней всегда ее любимое одиночество. В одиночестве раскрываются многие тайны, в одиночестве можно наконец-то подумать и порассуждать, в одиночестве можно побыть самим собой — и это самое приятное.       Честно, Ацуши долго может рассуждать об одиночестве и о том, как ей нравится, как люди убивают себя из-за одиночества. Она может целые поэмы написать об одиночестве и его влияния на людей. Особенно выделит то, как уничтожается личность и разум человека. Она может, но не хочет. «Лучше остаться никому неизвестным мыслителем, чем общественным дерьмом», — как-то бросила она.       В принципе, тема одиночества многим близка. Кому-то даже родная. И Харука искренне надеется, что оно исчезнет навсегда, и одинокие люди наконец-то избавятся от цепей и выйдут на свободу.       — О, ты проснулась, — тихий, нежный голос окончательно вывел Харуку из раздумий, — не хочешь поесть? — перед девушка предстала её спасительница в одной чёрной мужской футболке.       — О, было бы не плохо, — тихо ответила та, нервно прикусывая нижнюю губу и отчаянно краснея, — простите за предоставленные неприятности со мной.       — Да ничего, — тихо рассмеялась та, — мне даже приятно, ведь ты немного на меня похожа, — приложила руку к подбородку, — как сестрёнка, наверное.       — О… — только смогла вымолвить та из-за смущения, — а ваш парень не будет против? — и, зажмурив глаза, прокляла себя дважды за наглый вопрос.       — Парень? — чуть нахмурившись, переспросила та. В мыслях, конечно, она усмехалась от этого предположения. Однако, роль нужно играть надо идеально.       — Ну, вы же в с мужской футболке, — всё ещё не открывая глаза, пробормотала та.       — А, так я просто люблю мужскую одежду и вот прикупила её, — слегка, улыбаясь ответила та. Её улыбку вот-вот перерастёт в ядовитую ухмылку. Чёртова лицемерка.       — Ммм, — промычал в ответ ангел, — простите.       — Да, ничего, — махнула та рукой, — лучше пошли кушать, — сказала Ацуши и взяла ту за руку, оказавшись на одном уровне с ней, — открой же глаза, меня не нужно бояться, — тихо промурлыкала ей на ушко. Табун мурашек прошёлся по спине Харуки. Почему у неё такая реакция на эту девушку?       — К-конечно, — запнулась та, только открыв глаза. Лучше бы она этого не делала, ведь только открыв свои очи, она утонула в океане аметриновых вод. Большие, глубокие и удивительно тёплые глаза смотрели прямо на неё, утягивая куда-то на дно. В принципе, она не против. Ацуши тоже. Ей, наверно, приятно. Но, всё же плевать.       Ацуши в ответ лишь улыбнулась Идеально, не жутко, не слащаво, не пошло, а именно так, чтобы расположить её к себе, доверить. Привязать. Да, так лучше звучит. И правдивее, если честно.       Пока наши девушки завтракали, мафия и агентство — увы и ах — не спали, а занимались своими делами, то бишь работали. Не повезло — подумала бы Харука. За что — истерично бы спросил Дазай. Плевать — сказала бы Ацуши, в мыслях добавив: «Вам иногда полезно работать». А Мори. Что Мори? Он бы просто помахал рукой и нежнейшим голосом сказал: «Работайте, работайте, » — и свалил бы к Элис. Заполнять документы и продумывать планы, как настоящий злодей, потому что зло никогда не дремлет.       Дазай никогда не задумывался об одиночестве, он принимал это как данность и не обращал внимание. Хотя, сказать, что Дазай потонул в одиночестве — будет ошибкой, скорее, он одинок. Был, конечно, когда-то друг, который умер несколько лет назад, но, несмотря на это, горечь утраты всё ещё присутствует. Не такая сильная, но есть. И он не знает радоваться ему этому, или нет.       Осаму не чувствует тепла ни с кем, не чувствует той самой родной души. И ему плевать, потому что привык. И это не больно, а скорее… как-то пусто. Ему не больно, как Харуке, ему не приятно, как Ацуши, ему просто безразлично. И это не мешает ему продолжать жить и самоубиться. Думаю, он застрял где-то посередине.       — Куникида-кун, ты сегодня тако~ой угрюмый, — весело пропел Дазай, подходя к своему напарнику, который излучал энергию «зарежунахой». Зеленые глаза, которые как будто налившись кровью, убийственно смотрели нарушителя спокойствия.       — В отличии от некоторых, я работал всю ночь, — раздраженно прошипел тот, медленно переходя на парселтанг.       — Но я же тоже был занят, — и, очаровательно хлопнув глазками, невинно ответил тот, отходя на пару тройку метров назад.       — Интересно чем? — удивлённо спросил тот, — пытался самоубиться уже в восемьсот пятидесятый раз?       — Но! В восемьсот пятидесяти девятый раз, — притворно обидевшись, заявил тот, — я для тебя ничего не значу!       — Это так и есть, придурок! — прикрикнул тот, — лучше бы работал, — раздраженно заявил тот.       — Так я работал — не мешал вам работать, — весело улыбнулся тот.       — Это, конечно, отлично, — закрыл блокнот тот, — а кто работать то будет?!       — О, меня, кажется, зовут. Пока, Куникидушка, — помахав напоследок, тот исчез за мгновение ока.       — Чертов Дазай, — донеслось из уст блондина, который уже ушёл, вероятно, спать.       А голубое небо, укрытое хлопьями облаков, не предвещало беды. И, наверное, мысли должны быть тоже спокойными, но почему же тогда в голове какая-то оргия из мыслей, которая никак не может рассосаться по полочкам. Кто знает, может это к буре? Хотяя.       — Харука, несмотря на то, что город разрушен, мне нужно работать, так что не обращай внимания на людей, которые прибудут сюда, хорошо? — решила оповестить её Ацуши, пока мыла посуду.       — Да-да, конечно! — спохватилась та, — я вас должна благодарить за то, что приютили меня, — вновь покраснев, белокурая слегка улыбнулась. Честно, она была жутко смущена и хотела уйти, но то тепло, которое возникало в груди, когда она видела Ацуши, не отпускало её. И не надо.       — Я же просила на «ты», — усмехнулась ей в ответ Накаджима, подходя ближе, — ты что-то ещё хочешь спросить?       — Да, — замялась та, не зная как спросить об этом, — почему вы так добры ко мне?       — А если я скажу, что ты мне понравилась. Что ты ответишь на это? — лукаво улыбнулась Ацуши, наклоняя голову вбок и заинтересованно смотря прямо на неё.       — П-понравилась? — запнувшись на слове, переспросила та, — я?       — Конечно, — и, оказавшись у её уха, — как такая милаха может кому-то не понравиться? — промурлыкала та её в ухо.       — Аааа, — сильно покраснев, алоглазая не смогла и вымолвить и слова.       — Ладно, не смущайся, — отошла Ацуши на два шага, — иди лучше переоденься, рассмотри дом, у меня, кстати, много книг.       — Хорошо, — встала та и начала идти в комнату, где проснулась. Однако, она остановилась, как будто она должна что-то сделать, — Спасибо и простите! — резко повернувшись, она быстро подошла к слегка удивлённой Ацуши и мазнула губами об щёку девушки. Что-то ещё невнятно пробормотав, та стратегически отступила в комнату. Ацуши же приложив ладонь к месту поцелуя, лишь усмехнулась.       — Это будет весело, — и, напевая мелодию, пошла готовиться ко встречи с гостем. Зайдя в комнату, она решила сегодня одеться более просто. Черные джинсы облепили худые ноги, как перчатки, белый объёмный свитер дополнял картину. Послышался звонок в дверь, вот и первый посетитель.       — Здравствуйте, — поздоровалась с гостем Ацуши, открыв перед ним дверь и пропустив в дом, — вы Том Марк? Какая у вам ко мне проблема?       В дом зашёл симпатичный молодой человек с удивительно голубыми глазами и волнистыми волосами, которые были небрежно зачёсаны назад. Острые скулы и прямой нос делали мужчину запретным плодом для девушек всех возрастов. Строгий костюм черного цвета и коричневый чемодан. Шатен, глаза которого были покрыты толстым слоем льда, смотрели на помещение цепким, расчётливым взглядом. Этот человек явно знает, чего хочет и что нужно сделать для получения результата. Неплохой сотрудник, возможно будет отличным партнёром. Ацуши мысленно усмехнулась.       — Да, это я, — подтвердил тот, — так это вы тот самый гений, которого так восхваляют, — презрительно тот посмотрел на девушку, на что та лишь улыбнулась.       — Так какая у вам ко мне проблема? — переспросила Ацуши с милейшей улыбкой. Том усмехнулся, понимая, что она, как и все женщины, попала в его удочку. Осталось лишь увидеть её работу, может даже и бесплатно. А может и секс неплохой будет, на вид — милашка. Что ж, начнём игру?       — Проблема в том, то мне нужно найти одну важную мне информацию, — бархатистым голосом ответил тот.       — Какую информацию? — подняла Ацуши левую бровь, — надеюсь, легальную? — похлопала та своими длинными ресницами. Ацуши уже начинает скучать. Оригинальность где, Том? Или ты решил просто её соблазнить. Как это. Глупо.       — Конечно она легальна, — усмехнулся тот, смотря своими невероятными глазами прямо на неё, — иначе я бы не пришёл к вам, — соблазнительно мурлыкнул тот.       — Хорошо, тогда, — кивнула та, проходя в свой кабинет, — прошу садитесь.       В ответ мужчина лишь кивнул и начал разглядывать кабинет, который был весьма приятным на вид. Белый потолок, градиентные стены, переходящие с чёрного на белый. Черный, ламинированный стол, такие же кресла и белый шкаф. Тёмно-серый пол с белым ковром. Выглядел он довольно просто, однако в этом и была его прелесть. Большое количество книг, несколько компьютеров и телевизор дополняли полную картину кабинета. Нельзя было сказать, что у хозяина не было вкуса.       — Так какая вам нужна информация?       — О, поверьте, сущий пустяк, — очаровательно улыбнулся шатен, — найти информацию о Джоан Роулинг.       Ого, сущий пустяк. Конечно. Наёмная убийца Z-класса, на 10 месте по опасности. Сущий пустяк, да-да.       Ацуши лишь улыбнулась, вспоминая всю информацию об этой опасной женщины. Джоан Роулинг — женщина, 45 лет, внешность весьма обычна: черные, как крыло ворона, волосы и серые глаза. Тусклые, можно сказать. Не живые. Коренная англичанка, которая всю жизнь посвятила себя работе, растрачивая свой дар попусту. Хотя, нет, не попусту, ведь работая киллером всю жизнь, нельзя сказать, что она не совершенствовалась. Было бы отлично иметь её в ряду своих людей.       Детство у тёмной леди было ничуть не светлым: вечные убийства, вечные муки. Не многие знают, что эта женщина больна. И больна серьезно. Она должна вскоре сдохнуть где-то в канаве, где-то в трущобах, но нет.       Она уйдёт красиво.       Она уйдёт, как истинная англичанка.

По-английски.