***
— М-м-м, цзецзе, твой суп с корнем лотоса и свиными рёбрышками как всегда прекрасен! — восхищался стряпней старшей сестры Вэй Ин, жуя с таким аппетитом, что у него, кажется, закатывались глаза от удовольствия. — Просто ешь уже молча, твои похвалы слушать противно! — огрызнулся Цзян Чэн, поднося ко рту ложку с дымящимся супом и не сводя глаз со старшей сестры, которая делала прическу, стоя у зеркала. — А-Чэн, не будь так суров с А-Ином. Я рада, что вам очень нравится, — улыбнулась Цзян Яньли, а затем отошла от зеркала и покружилась. Подол платья мягкого сиреневого цвета поднялся в воздухе, кружась невероятно изящно и грациозно, словно крыло бабочки. Роскошные волосы Цзян Яньли были собраны в элегантную и красивую прическу, а уши девушки украшали аметистовые серёжки, доставшиеся ей от мадам Юй — её матери. — Ну, как вам? Нравится? — А-цзе, ты очень красивая! — Это и правда… бесподобно… Кухню заполнил звонкий смех Цзян Яньли, похожий на трель соловья. Вэй Ин расплылся в широкой улыбке, глядя на радостную сестру. Даже спустя столько лет, событий и невзгод, которые пришлось им пережить, улыбка и смех цзецзе нисколько не изменились. Они по-прежнему оставались такими же искренними, мягкими и нежными, какими были в детстве, когда все ещё было хорошо… Это, пожалуй, было одной из причин двигаться вперёд — всегда видеть эту счастливую улыбку, слышать её смех. — Мои братья сегодня тоже очень красивые. Вэй Ину и Цзян Чэну тоже пришлось одеться в более парадную одежду, хоть ради сегодняшнего события делать подобное не хотелось от слова совсем (особенно Вэй Ину, который бы не постеснялся показаться Вэням в одних лишь трусах или пижаме, показывая свой протест). Оба были в отглаженных, без единой складочки рубашках, чёрной и фиолетовой, брюках и начищенных до блеска туфлях. Боковые пряди волос Цзян Чэна были заплетены в косички и закреплены друг с другом на затылке. Однако Вэй Ин отказался от какого-либо вмешательства в его волосы, ссылаясь на то, что, пусть длина волос и у него, и у Цзян чэна одинакова, — у обоих они чуть короче плеч — ему не подойдут никакие прически. Да и волосы Вэй Ина слишком непослушные, торчащие в разные стороны, так что сколько их ни заплетай — причёска непременно распадется. — Но а-цзе, несомненно, красивее! — протянул Вэй Ин с довольным выражением лица, словно он был котом, который наелся сметаны. — Вы всегда так говорите, поэтому это не считается. — Почему это не считается? — изумился Вэй Ин, вопросительно изогнув бровь. — От кого же ты хотела бы слышать это? Щёки Цзян Яньли покрыл лёгкий румянец, и она опустила взгляд на подол своего платья. Все трое прекрасно знали, от кого Цзян Яньли хотела бы слышать подобные комплименты, поэтому вопросу суждено было остаться риторическим. — Доедай уже свой суп! Возишься с ним полчаса! Вэни уже давно прибыли. Скоро всё начнётся, — напомнил Цзян Чэн, покончив со своей порцией и заглянув в окно с хорошо заметной яростью и презрением в глазах. Улыбка с лица Цзян Яньли пропала, и она тоже взглянула в окно вместе с братом, заметив на улице фигуру в одежде с мотивами солнца. — А я ещё хотел вторую порцию… — огорчённо вздохнул Вэй Ин, после чего получил ощутимый толчок в бок от Цзян Чэна. — Хорошо-хорошо, я уже заканчиваю. Цзян Яньли коротко хихикнула и начала убирать со стола, но Цзян Чэн остановил её, забрав из рук сестры посуду. — А-Чэн, не стоило, я могла и сама убрать, — вновь улыбнулась младшему брату Цзян Яньли, убирая прядку волос ему за ухо и коснувшись кончиками пальцев косичек. Цзян Чэн на это ничего не ответил, никак не отреагировал, будто о чем-то думал, лишь угрюмо и с остервенением тёр тарелку, которая, кажется, скоро начнет скрипеть от чистоты. Видя это, Цзян Яньли убрала руку от волос брата. — А-Чэн? — Поверить не могу, насколько бессовестны эти псы из Вэней! — выдавил Цзян Чэн с такой злобой и яростью, что чуть ли не рычал от негодования. — Они каких-то пару-тройку лет назад сожгли до тла Пристань Лотоса, Облачные глубины, нанесли серьёзный урон другим Орденам. Они убили так много людей, лишили ни в чем невиновных жизни. А теперь, даже не дав окончательно восстановиться, продолжают бесчинствовать и создают Игры под солнцем, из которых живым может вернуться только один! Это же не игры, это ещё одна попытка медленно истребить всех нас! — Цзян Чэн… — Заткнись! — выкрикнул Цзян Чэн, выбив из рук подошедшего к нему Вэй Ина пустую тарелку из-под супа, которая, упав на пол, со звоном разбилась. — Прости. Просто я ненавижу их всей душой. Я жалею о том, что не смог убить их всех на Аннигиляции солнца. Если бы мы только смогли победить, мы бы… — Послушай сюда, Цзян Чэн, — развернув брата к себе, Вэй Ин заглянул Цзян Чэну в прямо глаза и словно призывал не отрывать взгляда от его глаз. — Мы все чувствуем то же самое, что и ты. Все мы ненавидим Вэней так же сильно и все мы желаем, чтобы они горели в аду синем пламенем. Но это жизнь. Нельзя опускать руки и отчаиваться. Особенно гадать, что было бы, а что нет. В истории нет «если бы», — Вэй Ин вздохнул, отпуская Цзян Чэна. — В общем… Нам нужно идти. Соберем осколки и пойдем. Мадам Юй и дядя Цзян уже наверняка там и ждут нас.***
К полудню солнце начало нещадно палить, вступая в полную силу, а небо было чистое, совсем без облаков; на ветер не было ни единого намека. Казалось, Вэни специально выбрали такую погоду, как бы показывая господство солнца над бренной землей. Пристань Лотоса уже была переполнена людьми. Все вокруг толкались, шумели, оглядывались, ища своих друзей и родных в толпе, тяжело дышали. Из-за такого скопления людей в одной месте становилось ещё жарче и душнее. Цзянь Яньли давно растворилась в толпе женщин, подарив братьям напоследок свою лучезарную улыбку. Вэй Ин и улыбнулся цзецзе в ответ, но улыбка эта была напряженной. Сейчас было как никогда сложно улыбаться. Жарко, неспокойно и, честно говоря, страшно… Не за себя, а за свою семью: за мадам Юй, за дядю Цзяна, за цзецзе и Цзян Чэна. Что будет, если по жребию выберут их? Что тогда будет дальше? Что делать? От тревожных мыслей Вэй Ина отвлекло столкновение с кем-то. Мотнув головой и придя в себя, Вэй Ин увидел перед собой дедушку с тросточкой, который тяжело и медленно пробирался через толпу. — Дедушка, давайте я вам помогу, — улыбнулся Вэй Ин и взял дедушку за руку, отводя в менее людное место. — Спасибо, сынок, — кряхтя, поблагодарил старик, ободряюще похлопав Вэй Ина по плечу. «Не щадят ни стариков, ни детей», — подумал Вэй Ин, когда он собрался уже было вернуться на то место, где стоял рядом с Цзян Чэном, но народ все наплывал, так что это почти безлюдное место на площади вскоре перестало быть таковым. Теперь нельзя было пройти ни вправо, ни влево, ни назад, а уж тем более вперёд, где стояло ограждение. Расстегнув верхние пуговицы рубашки, Вэй Ин тяжело выдохнул и попытался найти Цзян Чэна глазами. Вот чёрт, как он мог потерять его из виду? Они ведь ровно до этого самого момента шли плечом к плечу друг с другом. И Цзян Чэн, кажется, что-то говорил Вэй Ину вслед, когда он начал уводить старика, но Вэй Ин не смог расслышать его слов из-за гула и шума. А ещё из-за дурных мыслей, преследовавших его. Хотя что Цзян Чэн мог кричать вслед, кроме брани? — Вэй Ин! — он резко повернул голову назад, услышав знакомый голос. Чуть поодаль, где-то в середине толпы, стоял дядя Цзян, махая Вэй Ину рукой. Вэй Ин помахал ему в ответ, поймал сказанные одними лишь губами «Все будет хорошо». Вэй Ин ответил точно так же бессловесное, но понятное ему и дяде Цзяну «Конечно», и на душе стало как-то спокойнее. Наверное, не стоит так сильно переживать. По крайней мере в сосудах, стоящих на сцене, очень много карточек с именами, так что вероятность того, что вытянут именно имя Цзян Чэна, цзецзе или имя мадам Юй и дяди Цзяна минимальная. Боже, как он может быть таким эгоистом? Как он может думать о вероятном благополучии себя и своей семьи, надеясь, что пойдёт кто-то другой? Намного ли будет лучше от того, что пойдёт на верную смерть кто-то, но не они? Из глубины кулис не спеша, покачивая бедрами, вышла молодая особа, которая больше напоминала новогоднюю ёлку, чем простого человека: она чуть ли не с ног до головы была украшена золотыми украшениями, а её платье с глубоким декольте в прямом смысле сияло от изобилия страз и переливалось на солнце. Лицо девицы озаряла ехидная улыбка, при виде которой хотелось отвести взгляд. Нет, вовсе не от того, что эта улыбка была неприятной (хотя как сказать), а от того, что губы были накрашены ярко-красной помадой, бросающейся в глаза первее всего. «Паршивка, — прошелестело в голове Вэй Ина, скривившего от омерзения. Он не мог не узнать эту девушку, ведь это было не кто иная, как сама Ван Линцзяо. — Как жаль, что она осталась жива. Видимо, не добил». К вящему удивлению Вэй Ина, она была не просто жива и могла самостоятельно передвигаться, да ещё и выглядела отнюдь не обездоленной. Неизвестно, осталась ли она до сих пор любовницей Вэнь Чао (и было ли ему теперь до неё дело), но она смогла удержаться в кругу «богатых и знаменитых». И как ей только хватило наглости вновь посетить Пристань Лотоса после всех уроков, которые ей любезно преподнесла семья Цзян? По всей видимости, ей просто не хватило ума больше сюда не приходить. — Добрый день, дамы и господа! — радостно поприветствовала народ Ван Линцзяо, окинув взглядом каждого из стоящих внизу людей, как отбросов, недостойных её. Хотя стоила ли она и мизинца на руке кого-то их них? Увы. Ван Линцзяо нисколько не изменилась. — Я рада приветствовать вас на первых в истории Играх под солнцем и надеюсь, что они будут такими же жаркими, как и солнце, дарующее нам тепло! Сегодня будет решено, кто станет двумя героями, которые будут защищать честь Пристани Лотоса на Играх и воевать во имя солнца и победы. Итак, время пришло. Начнём с девушек. Ван Линцзяо отстранилась от микрофона и прошествовала к сосуду с именами всех женщин Пристани Лотоса. Заглянув во внутрь сосуда, Ван Линцзяо окунула в него руку. Из-под длинного рукава, вышитого стразами, виднелась рука, больше похожая на руку робота из лабораторий Вэней, в которых они так тщательно их собирают. «Протез», — догадался Вэй Ин и едва слышно усмехнулся. Пожалуй, не все его старания прошли даром. Порывшись рукой-роботом на дне сосуда, она выудила из него со всем изяществом, на которое только была способна, красный конвертик и направилась обратно к микрофону. — Первым трибутом от Пристани Лотоса становится… — Прежде чем Ван Линцзяо назвала имя кандидатки, она сделала паузу, оторвав взгляд от бумажки и словно выискивая среди толпы ту несчастливицу. — Становится… Вэй Ин ждал, боясь пошевелиться. — Становится… Молясь о том, что это будет кто-то другой. — Становится… Кусая губы в волнении и проклиная Ван Линцзяо, желая, чтобы она почувствовала хоть каплю того, что чувствовал сейчас Вэй Ин. — Становится… Да когда ж ты уже скажешь?! — Цзян Яньли. Сердце Вэй Ина пропустило удар. В этот миг на Цзян Яньли устремились сотни пар глаз. Она ошарашенно вертела головой, будто бы не понимала, что сейчас произошло. А тем временем женщины вокруг неё расступились, давая ей пройти. — Ну где же ты, душенька? Выходи скорее на сцену! Цзян Яньли ещё несколько секунд смотрела невидящим взглядом на людей, заглядывала в их лица, всматривалась в их глаза, пытаясь что-то там увидеть. Она видела сострадание, грусть, понимание и радость. Радость того, что выбрали не их. Цзян Яньли сделала шаг вперёд, выходя из толпы. А потом ещё один, становясь ближе к своей погибели. Вэй Ин задыхался, словно забыв, как дышать, судорожно глотал воздух, а глаза его бегали, бегали беспрестанно по площади, сердце билось в груди раненой птицей. Нет, нет, нет. Только не цзецзе, нет. Только не она. Если Вэй Ин ничего сейчас не сделает он не простит этого себе. — А-Ли! — выкрикнул кто-то издалека, и Цзян Яньли обернулась, а за ней и Вэй Ин. — Прочь с дороги! Отойдите! — кричала мадам Юй, расталкивая старушек и детей, заставляя их плакать от испуга. Однако в глазах и у самой женщины стояли слёзы. — А-Ли, стой! Нет! Нет! Нет! — А-цзе! А-цзе, уходи! — закричал, что есть мочи, Вэй Ин, стараясь заглушить своим криком голос мадам Юй, которую уже удерживали два человека в красно-белой униформе. Вэй Ин так же, как и она, начал беспардонно толкать людей, не заботясь о том, сколько силы он вкладывает в толчок и упадет ли кто-нибудь, поранится ли по его вине. Сейчас ему была важна лишь цзецзе и мадам Юй. Его схватили двое со спины, заломив руки. Вэй Ин метался в их хватке, пытался вырваться, но было бесполезно. — Стойте! Стойте! Я… Я… — он судорожно придумывал убедительную причину для этого «я» и того, зачем он выбежал из толпы. Он пытался придумать, что сделать, чтобы его отпустили и оставили сестру в покое. — Я добровольцем! Я хочу быть добровольцем! — Вэй Ина тут же отпустили, позволяя выпрямиться и продолжить. — Я хочу участвовать в Играх вместо неё. Толпа загудела, громко переговариваясь и пытаясь переварить все то, что сейчас произошло. Ван Линцзяо, стоящая на сцене, открыла рот от изумления, а затем, увидев Вэй Ина и его горящие глаза, хмыкнула. — Отлично! Впервые в истории Игр появился доброволец! — Но, госпожа Ван, разве разрешено то, что два трибута от одного Ордена мужчины? — шепнул на ухо Ван Линцзяо подошедший к ней мужчина в красно-белом, на что девушка захихикала и жестом указала на его место, где он стоял ранее, но когда тот не подчинился, с силой оттолкнула его назад. — Можно. Теперь можно! — и, едва сдерживая рвущийся из груди злобный смех, громко произнесла: — Поприветствуем нашего добровольца. Прошу, выходи на сцену. — А-Ин… А-Ин, нет, ты не должен! — К потерявшемуся в пространстве и времени Вэй Ину подбежала Цзян Яньли и схватила того за руку, начиная трясти. Вэй Ин будто бы очнулся ото сна и взял сестру за руки, крепко сжимая её ладони в своих. — Цзецзе, уходи немедленно. Уходи! Уходи немедленно! Ты не должна туда идти. Ты должна жить, понимаешь? — А-Ин, нет! Прекрати! Раз выбрали меня, то должна идти я! Возвращайся к остальным! — Цзецзе, нет! Уходи! — А-Ин… — на глазах Цзян Яньли выступили слёзы, и Вэй Ин крепко обнял её, поглаживая по голове. К брату и сестре подбежали те два Вэня, что до этого держали Вэй Ина, и потащили Цзян Яньли назад к женщинам. — А-Ин, не надо! Не делай этого! — Ох, какая трогательная картина развернулась на выборах трибутов Пристани Лотоса. Поистине душераздирающее зрелище. Ну же, парень, давай быстрее, поднимайся к нам! — поторапливала Ван Линцзяо, тогда как Цзян Яньли не переставала сопротивляться и вырываться, плача и крича. Вэй Ин не мог не оторвать от неё взгляда, даже тогда, когда Вэни взяли его под локти и потащили на сцену. — Отлично. — Ван Линцзяо протянула Вэй Ину свою механическую руку, когда он подошел к ней, и хотела уже было положить её ему на плечо, но Вэй Ин вовремя увернулся от прикосновения и встал в правой части сцены около сосуда. Там, где должна была стоять Цзян Яньли. — Как тебя зовут? — с притворно ласковой улыбкой произнесла Ван Линцзяо, поднеся микрофон ко рту Вэй Ина, прожигая в нем взглядом дыру. Вот ты и умрёшь. Не я, как ты этого и хотел. А ты, как хотела я. — Вэй Ин, — коротко ответил он, даже не глядя в сторону девушки. Она вела себя так, будто бы вовсе не знала Вэй Ина и с такой вежливостью спрашивала его имя, что у того свело челюсть. — Прекрасное имя. По всей видимости, Цзян Яньли — это… — Моя старшая сестра. — Понятно. Давайте поаплодируем первому трибуту Пристани Лотоса! — Ван Линцзяо вскинула руку вверх, вновь показывая свою протезированную руку и начиная хлопать. Но среди всех присутствующих никто не последовал её примеру — аплодисменты не раздались по площади; все просто молчали, выражая немое сочувствие. Ван Линцзяо недовольно нахмурилась и опустилась руки, фыркнув. — Что ж, настало время выбрать второго трибута. На очереди парни. Покачивая бедрами, Ван Линцзяо подошла к сосуду слева, достала бумажку из числа верхних и, вернувшись к микрофону, развернула её. Однако в следующее мгновение Ван Линцзяо переменилась в лице, удивленно распахнув глаза и даже покачнувшись. Вэй Ин и сам был удивлён такой реакции; его сердце пустилось вскач, и он поднялся на носочки, пытаясь разглядеть, что там было написано, но шрифт был очень мелкий. Чье же имя там написано? — Госпожа Ван, вы не смогли прочесть имя? Давайте я помогу, — промурлыкал Вэй Ин, не удержавшись от колкости, ведь знал, что Ван Линцзяо была необразованным выходцем из прислуги. — Замолчи, нахал! — выкрикнула прямо в микрофон Ван Линцзяо, устремив на него разгневанный взгляд и топнув ногой. Её лицо окрасилось в сердитый красный, и если бы не посторонние глаза и уши, её рука бы не дрогнула ударить Вэй Ина. — Вторым трибутом Пристани Лотоса становится Цзян Чэн! Цзян Чэн, на сцену! «Нет… Только не Цзян Чэн». Цзян Чэн поднимался на сцену неумолимо медленно, постоянно сжимая руки в кулаки. Вэй Ин неотрывно смотрел на лицо Цзян Чэна, пытаясь прочесть на нём каждую эмоцию: на лице брата словно сгустились черные и мрачные тучи, брови нахмурены, а взгляд был опущен вниз. Вэй Ин отвернулся от него и начал разглядывать стразы на платье Ван Линцзяо, боясь смотреть на площадь — он боялся найти в толпе цзецзе, мадам Юй или дядю Цзяна. Он боялся взглянуть им в глаза. Как жаль, что Вэй Ин только один и не может пойти добровольцем и за Цзян Чэна. — Прекрасно, просто замечательно. Трибуты, пожмите друг другу руки. Рука Цзян Чэна была горячей и влажной от пота, так что это рукопожатие было не самым приятным. Хотя что уж говорить о Вэй Ине: он и сам все это время вытирал вспотевшие от волнения руки о штаны. Их увели в тёмную глубину кулис, скрывая под белыми тяжёлыми шторами с красными мотивами солнца.***
— А-Ин! — А-цзе! Эти объятия с цзецзе были необычайно крепкими. Вэй Ин чувствовал, как быстро билось сердце сестры, кожей ощущал её беспокойство и страх. Вэй Ин обнимал цзецзе так крепко и порывисто не часто: в детстве, когда, гуляя вместе с сестрой, видел приближающуюся к ним собаку, и по окончании войны, когда увидел её живой и здоровой. — А-цзе, я… — А-Ин, послушай. — Цзецзе несколько отстранилась и взяла в руки лицо Вэй Ина. Она колебалась, нервно сглатывая, словно хотела прогнать прочь из головы все свои убеждения отказаться Вэй Ина быть добровольцем, и начала: — Уже ничего не исправишь, ведь, как ты и говорил, что сделано, то сделано. Ты сильный. Ты ведь отлично владеешь мечом, так что поэтому постарайся… — Вэни отобрали у нас все оружие. Мой Суйбянь у них. — Это неважно. Попытайся найти его или, если не получится, бери любой меч, какой увидишь. Или попытайся найти лук, а если не сможешь, сделай сам. Помнишь, ты ведь взял первое место по стрельбе из лука на фестивале? — Это ведь было так давно, цзецзе. — Ничего страшного. Я уверена, что ты нисколько не растерял навыки. Ты справишься. — Время! — Дверь резко распахнулась, и к Цзян Яньли подошёл охранник, подхватил девушку под локоть и потащил прочь из тесной гримерки, в которой и проходили свидания с близкими. — Возвращайся домой! Дверь с силой захлопнулась, и в гримерке повисла тишина. Возвратится ли Вэй Ин домой?***
Единственным человеком, с кем Вэй Ин хотел встретиться меньше всего, была мадам Юй. И вовсе не потому, что он не выносил её присутствия или не делал слышать её брани и криков. Он просто не понимал, почему, стоя перед Пурпурной Паучихой, у него впервые начали подкашиваться колени. — Послушай сюда, — всё таким же приказным и недружелюбным тоном начала Мадам Юй. — Ты! Защити Цзян Чэна любой ценой. Умри, костьми ляг ради его спасения, но только защити его! Сделай так, чтобы Цзян Чэн вернулся живым! Ты понял меня? — Да… Мадам Юй. — Вэй Ин знал и помнил, где до этого слышал эти слова. Их говорила та же самая мадам Юй во время разгоравшейся войны. Он прекрасно помнил, как она смотрела на него, стоя с гордо поднятой головой на фоне полыхающей Пристани Лотоса. — Это был приказ. Неповиновение запрещено. И ещё… — Она помолчала пару секунд, будто раздумывая над тем, стоит ли в принципе говорить эти слова, а затем продолжила: — и сам не плошай. Иначе отхлестаю за все ошибки, совершенные на Играх. Не смей поддаваться панике. — Знай, что я ненавижу тебя, но я горжусь тем, что ты сделал ради А-Ли. Меньше всего Вэй Ин желал встретиться с мадам Юй. Но меньше всего он ожидал, что именно её слова вызовут у него улыбку. Он был бы рад быть отхлестанным Цзыдянем, как в старые добрые.***
Дядя Цзян молча стоял посередине гримерки, не находя слов, которыми мог бы подбодрить или поддержать. Он лишь прижимал руку к левому плечу, не давая куртке соскользнуть с неё. А время их свидания между тем заканчивалось. — Дядя Цзян, вы ведь знаете, что я должен был так поступить. Цзецзе не должна идти на эти Игры. Она не должна видеть всего того ужаса, что подготовили для нас Вэни, — начал Вэй Ин, с трудом подбирая нужные слова. — Это было мудрое решение, Вэй Ин. Я знал, что ты так сделаешь. Впрочем, я и сам хотел пойти добровольцем вместо А-Чэна… — Нет! Дядя Цзян, вы не можете! Вы… Вы не должны идти туда. Хотя бы ради мадам Юй, цзецзе, Цзян Чэна и… Да и не только ради своей семьи, ради всей Пристани Лотоса! Вы должны остаться в живых. Вы ведь чуть не погибли на Аннигиляции… Он не успел договорить, поскольку был заключен дядей Цзяном в объятия. Дядя Цзян прижимал Вэй Ина к своей груди, и от него пахло лотосами, мятой и… Домом. Вэй Ин обнял дядю Цзяна в ответ, осторожно кладя руки ему на лопатки. На этот раз Вэй Ин не нашёлся, что сказать. Все мысли вылетели из головы, а в ней звенело от неуютной пустоты. Тот охранник снова резко распахнул двери и приказал дяде Цзяну уходить. Дядя Цзян отстранился и на прощание улыбнулся Вэй Ину, подмигнув.***
— Матушка… — Просто молчи. Молчи и ничего не говори. — Мадам Юй стремительно сократила расстояние между ней и сыном, подойдя к нему очень близко. — Выйди победителем и прославь фамилию Цзян. Ты знаешь, чей ты сын, так что не опозорь мать. Цзян Чэн, как и было приказано, с замиранием сердца внимал каждое слово матери. Он был бы как никогда рад исполнить приказ матушки, но кто знает, сможет ли он вообще выжить больше, чем несколько часов или даже минут. Вдруг ему сразу после начала игр вонзят меч в сердце? Матушка взяла его за руку, и Цзян Чэн был почти уверен, что она сожмёт её в своей ладони, как любящая мать, но неожиданно на ладонь Цзян Чэна опустилось что-то холодное и круглое. — Матушка… Это же… Разве он не был потерян ещё во время Аннигиляции солнца? — Конечно, нет. Я выдумала всю эту чепуху, чтобы Вэни не забрали его вместе с другим оружием, и надёжно спрятала его. Я не позволю, чтобы Цзыдянь оказался в руках Вэней. Просто забрав его, они бы не остановились и начали бы требовать сделать кого-то из их псов его хозяином. Неужели ты думал, что я действительно потеряла его?! — Н-нет… — Цзян Чэн запнулся на полуслове, рассматривая Цзыдянь на свету. Такой же красивый и роскошный, каким всегда он видел его на пальце матушки. И как только матушка сумела сохранить его у себя в течение такого длительного времени? Цзян Чэн восхищался своей матерью. — Будь бдителен и не показывай его никому, даже Вэй Ину, но всегда держи при себе. Если достанешь Цзыдянь на людях, особенно на глазах Вэней, то они непременно отберут его и ты распрощаешься с ним навсегда. Примени его только на самих Играх. — Но разве я смогу им управлять? Ведь его хозяин только… — Ты его хозяин. Борись, Цзян Чэн. Не смей опозориться, мой сын! Я люблю тебя. Цзян Чэн, пожалуй, лишь во второй раз в жизни расплакался на груди своей матери.***
Когда всё зрелище, наконец, подошло к концу и всех жителей Пристани Лотоса разогнали по домам, Вэни замельтешили на площади, быстро разбирая сцену и убирая оборудование. Ван Линцзяо беспрестанно кричала на них, махала протезированной рукой и приказывала поторапливаться. Цзян Фэнмяню и Юй Цзыюань любезно сообщили, что трибуты от Пристани Лотоса отправляются в Безночный город этим же днём и что им не дадут увидеться с родными больше тех трёх минут, что они провели с каждым из родственником в душной гримёрке. Мадам Юй не находила себе места, измеряя комнату шагами. Цзян Фэнмянь сидел на кресле и даже не снял куртку, в которой всю церемонию выборов стоял на улице под палящим солнцем. — И чего ты молчишь? Почему ты ничего не предпринимаешь и пялишься в паркет, как идиот? Неужели ты смирился с тем, что твой сын, возможно, погибнет от рук какого-нибудь другого трибута, скончается от обезвоживания, утонет, будет растерзан диким зверем или найдёт свою смерть иным способом. Тебя это не волнует? — Моя госпожа, всё вовсе не так… — А как тогда? Если бы тебя волновала его судьба, ты бы пошёл добровольцем вместо него! Ты даже не взглянул на А-Чэна, когда он выходил на сцену! Зато с какой болью в глазах ты глядел на Вэй Ина, подумать только… Для тебя сын слуги до сих пор важнее собственного. Ты нисколько не изменился. Даже война не поменяла тебя! — Ты ведь прекрасно знаешь, что я чувствую то же самое, что и ты! И ты также знаешь, что я сделал все, что было в моих силах. Ты знаешь, скольких усилий мне стоило уговорить Вэней не приводить в Пристань Лотоса миротворцев с оружием, не устанавливать экраны и камеры слежения! — Цзян Фэнмянь едва повысил голос, вставая с кресла, и куртка с его плеча соскользнула на пол, обнажая длинный рукав фиолетового свитера, безжизненно висящий поперек тела мужчины. — Это входит в твои обязанности как главы Пристани Лотоса! На твоем месте это сделал бы каждый… — мадам Юй замолчала, когда взглянула на отсутствующую руку Цзян Фэнмяня и подошла к мужу ближе. Потеребила край пустого рукава, а затем тихим, дрожащим голосом произнесла: — Твоё имя было внесено в списки сорок восемь раз. Моё — двадцать шесть. Но… Она не смогла продолжить, хоть это и не требовалось. Они оба знали то, что мадам Юй хотела сказать. «Мы променяли свою удачу на строительные материалы, еду и деньги. Мы променяли свою удачу специально ради того, чтобы защитить свою семью. Но даже так, нам не посчастливилось умереть за них».