Сакура.»
На лице Наруто показалась легкая улыбка, хотя глаза были на мокром месте. - В три часа ночи тебе лучше отдыхать, а не обо мне думать. - Как же о тебе не думать, когда ты такой очаровашкой родился? - промурлыкал мужчина, приоткрыв сонные глаза. В темноте его левый глаз горел алым огоньком, как у волка, смотрящего из темноты дремучего леса. Признаться, раньше Наруто боялся смотреть на шаринган именно Какаши-сенсея, когда впервые увидел его в бою с Забузой. Узумаки доверял ему, как учителю, однако Копирующий глаз никогда не давал тому спокойно смотреть сенсею в лицо, пока он не был спрятан за протектором Конохи. - У Саске же были другие глаза. Ему они подходили как по характеру, так и по поведению, они были ему свойственны, что ли, - так объяснял блондин сам себе разницу отношения к шаринганам Учихи и сенсея. А сейчас, именно в эту минуту, Наруто словно утопал в красном море его шарингана, что моментами поблескивало седыми лунными лучами. Он очаровывал джинчуурики. Хотя, что уже таить, буквально каждая частичка тела джонина казалась ему великолепием и самой роскошью. - Да ну вас, - засмущался Наруто, укрывшись кончиком одеяла до макушки. Но в скором времени, конечно, под укрытием воздуха не осталось, и ему пришлось высунуть голову. Перед ним, ухмыляясь, нависал Какаши, чего Наруто не ожидал увидеть. Он даже не почувствовал перемещения Хатаке! - Ты в порядке? - улыбка мужчины сменилась на сжатые губы. - Да, тело больше не ломит, - улыбнулся тот. - Я не про это, - он ткнул пальцем в грудную клетку парня. - Ничего. Пройдет. Пару секунд длилось молчание, Какаши все это время не отрывал взгляда от Наруто. Задумался, затем внезапная тревога поглотила его. В голубых бездонных глазах привиделось мужчине отражение чего-то ужасного. Настолько пугающего, что мышцы его ног сильно свело и тот чуть не рухнул на тело блондина. - Что случилось? - спросил Наруто, заметив образовавшиеся морщинки около дрожащих бровей цвета платины. Возможно, Хатаке хотел что-то ответить, но его лицо само потянулось к губам блондина. Касание обрело напористость и грубость, хотя Какаши хотел сделать это как можно нежнее. Им овладели в этот момент не дикая любовь или что-то подобное, а страх потери этой любви. Джонин почувствовал, что может потерять Узумаки. Почему, как и из-за чего - было совершенно неясно, однако паранойей это назвать было тяжело. Это было предчувствие, а предчувствие Какаши никогда не ошибалось. Блондин, не растерявшись, ответил на поцелуй, хотя через секунду он начал улыбаться, что препятствовало этой затее. - Ты чего? - Я просто сча-а-астлив, но при этом хочу плакать, от этого становится еще смешнее-даттебайо, - бессвязано проговорил тот, по вискам пробежала пара слезинок, хотя улыбка все еще не покидала его. - Тебе просто нужно еще поспать, - очередная волна тоски захлестнула Хатаке. Ему снова приходится видеть страдания любимого человека, который уже так долго тонет в озере отчаяния. Сам Наруто уже не понимал, как реагировать на судьбу. Он просто намешал эмоции в одну большую центрифугу и ждал, когда какая-то из них в хаотичном порядке будет проявляться. Он начал подниматься с кровати, и собрался присесть на стул, на котором находился до этого. - Ну не-ет, - снова протянул Узумаки с той же непонятной улыбкой. Помутневшие и покрасневшие глаза словно утопали в где-то в пространстве перед лицом Какаши. - Эй, мои губы для тебя наркотиком являются? - усмехнулся тот. - Просто я хочу чувствовать ваше тепло постоянно, - Наруто обхватил учителя руками и крепко прижал к себе. Он уткнулся носом в шею мужчины и быстро начал погружаться в сон. - Ты же понимаешь, что мне неудобно? - сам же Какаши оказался прижатым лицом в подушку рядом с ухом Наруто, да и ноги его были в напряжении, так как ему не очень хотелось раздавить парня. К тому же, если он прижмется к Наруто максимально близко, при этом ощущая его частое горячее дыхание… не надо ему пока такого добра. Ловкими движениями он переместился на вторую половину кровати блондина и улегся в разы удобнее, хотя объятия не прервал. - Все будет хорошо, я обещаю. Я сделаю все ради твоего счастья.***
- Хатаке, твою мать, Какаши! - громкий ор пронесся по всей больнице, если не по всей территории Конохи, пробивая барабанные перепонки всех рядом находящихся. Разъяренный голос машинально поднял джонина на ноги, а на его лице спустя миллисекунды уже красовалась маска, закрывающая такое до невозможности великолепное обычное лицо. Стоило его глазам сфокусироваться после крепкого сна, по спине пробежал отвратительный холодок, заставивший того встрепенуться. Наруто находился в не меньшем удивлении и мог лишь наблюдать, что сейчас будет. - Ради всего святого, Какаши, о чем я тебе говорила?! - Цунаде с каждым словом подходила все ближе к Хатаке, пока ее указательный палец на уперся в жилетку джонина. Легкое прикосновение передалось тому неприятной болью, словно в него воткнули шпагой. - Давайте хотя бы не здесь, - отозвался ниндзя так тихо, словно провинившийся ребенок, хотя во взгляде таилось не сожаление, а раздражение. Он помнил нравоучения Хокаге об отношении к Наруто, и ему иногда казалось это верным, но сейчас его уверенность в верности своих действий была куда сильнее. - Ты, видимо, не понимаешь моих слов?! Не одурманивай мальчика! Не делай, чего не следует! - Хокаге-сама, не думаете ли вы, - он словно набрал воздуха, чтобы закончить свою речь на повышенных тонах, однако сдержал свои эмоции, - что это дело далеко не ваше? Я понимаю, что это волнение вызвано желанием обеспечить Наруто счастливой жизнью и уберечь от всего, но вам стоит прекратить лезть хотя бы в его личную жизнь! - Какаши был готов поклясться, что лицо женщины краснело прямо на глазах, и вены на лбу набухали также быстро. - Ты зашел слишком далеко! Очевидно, твоя роль, как наставника Наруто уходит в другое русло! Я сейчас же напишу рапорт о переизбрании! - Вы не можете… - Бабуля, что ты такое говоришь?! - Наруто встал между ними, прервав угнетающую битву взглядами. Он был настроен куда враждебнее, чем всегда, когда ему выдвигали несправедливые условия, однако все же оставался довольно мягок во взгляде, ведь любовь к женщине никуда не пропадала. Пусть даже в этой ситуации она была до невозможности не права. - Наруто, прошу, не лезь, ты не понимаешь, - Сенджу попыталась сдвинуть мальчика в сторону, толкая в плечо, чтобы продолжить начатое с Какаши, но тот, мгновенно среагировав, схватил ее за запястье и ничуть не отошел. Хватка казалась крепкой, такой хваткой можно переломать суставы, но все же, конечно, блондин не делал ей больно, да и не старался. - Не понимаю чего? Чувств? А ты тогда что понимаешь?! Как ты можешь обвинять меня в непонимании, если сама не видишь моего отношения к Какаши-сенсею! Прекрати строить из себя мою няньку! - Наруто, я не пытаюсь строить из себя «няньку», просто хочу тебе только лучшего, как мать и… - Моя мама умерла в мой день рождения! Я знать ее не знаю и тебя ею точно не считаю! Да и как ты смеешь говорить обо мне с сенсеем, когда сама не смогла признаться Отшельнику о своих чувствах до того, как он погиб?! - от напряжения его глаза защипало из-за полопавшихся сосудов. Стиснув зубы, он продолжал смотреть на нее со злобой и ждать дальнейших пререканий, однако таковых не последовало. Спустя несколько секунд молчания, с него спала пелена гнева и перед Наруто предстал образ несчастной женщины. Она не могла ничего сказать, ведь он по факту был прав, но все же от этих слов Цунаде стало невыносимо больно. Узумаки имел все права, чтобы так говорить, хотя глаза все равно предательски начинали слезиться. Она хотела. Хотела признаться спустя столько лет в своей любви к нему! Просто не успела. Не успела. Она уверяла себя, что такое бывает. Всегда кто-то умирает, в этом нет чего-то сверхъестественного. Она уверяла себя в этом, заперевшись в кабинете, утопая в собственных слезах и расцарапывая свои руки до крови. - Наруто, прекрати сейчас же, - теперь уже Какаши начал заступаться за Сенджу, ведь было очевидно, что Наруто перешагнул все дозволенные границы. - Он прав. Все-таки я ему не родственник, да и про чувства не могу говорить, - низким тоном проговорила та и скрылась за дверью, оставив таблетки на комоде около выхода. Джинчуурики долго смотрел на закрытую дверь, осознавая, что сейчас произошло, а потом повернулся к Какаши, словно взглядом вопрошая, что делать. От раздражения к самому себе и от чувства вины его тело затрясло, а лицо выражало панику. - Доброго утречка. - Я не хотел… Правда, я не хотел! - блондин схватился за ручку двери, чтобы побежать с извинениями к женщине, КОТОРУЮ ОН СЧИТАЛ РОДНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, но Хатаке его остановил. - Ей нужно время. И прости, из-за меня это все началось. Мне нельзя было оставаться с тобой на всю ночь. - Боже, избавь меня от тупой головы и от длинного языка, желательно навечно-даттебайо, - сам себе пробормотал блондин и завалился на кровать, повернувшись спиной к Хатаке. Подобные слова нечасто услышишь от такого балбеса, как Наруто Узумаки, что удивило джонина. - Можно я еще немного посплю? Один. Вы много места занимаете, - хихикнул парень с очень выдавленным сарказмом. - Уверен? - Да, правда. Я больше не собираюсь падать в обморок. - Понял. До встречи. Дверь тихо закрылась и Наруто остался наедине с самим собой. Плакать хотелось до безумия, но это желание притеснялось другой сильной эмоцией. Такой, от которой все внутри выгорало, и потоки крови в сосудах разгонялись все сильнее. Глава Акацуки — это парень с рыжими волосами и огромной силой, вспоминал Узумаки рассказы Шикамару о членах организации, охотящейся на хвостатых. - Клянусь, когда-нибудь я встречу тебя, урод, - его зубы настолько сильно стиснулись, что передний клык треснул ровно пополам, однако в ту же секунду вернулся в здоровое состояние, оставив от скола лишь тонкую полоску дымка, что так же быстро развеялась в воздухе. Он почувствовал уже привычное жжение в районе торса. Но оно переходило не столько в боль, сколько в приятное пульсирующее тепло, проходящее по всему телу. Это ощущение схоже с тем, что ощущаешь после интенсивной закачки пресса. Когда мышцы сводит от перенапряжения, а потом тело расслабляется и успокаивается. - Одним ударом. Одним. Самым сильным. Самым… «БОЛЕЗНЕННЫМ.»