***
Они делят хижины между мальчиками и девочками, а третью используют как общую. Это даже удобно, хотя Гарри недовольно морщится, отвыкнув делить с кем-то пространство. Это невыносимо рано по его меркам, но он поднимается с не очень-то удобной кровати, тут же замерзая до костей, и ничего не желает больше, как оказаться в тепле своей кровати. Эта зима не была суровой, но было значительно холоднее, чем сейчас, и, он даже не представляет, каково было ночевать здесь. Элли в забавной шапке, чуть съехавшей на бок (как и раньше, она всегда носила такие раньше), смотрит на него насмешливо, словно знает наперед все мысли. Это до сих пор дико, что она не винит его и не кидается с кулаками. Она ведет себя нормально, бросает дразнящее: — Выглядишь невыспавшимся. Гарри закатывает глаза. До конца дня он почти её не видит, а потом валится с ног от усталости и засыпает сразу же, как кладет голову на подушку.***
Ему удаётся остаться с ней наедине на третий день и хочется разговорить и нарушить выстроенное молчание; Элли методично рыхлит грядки и успешно делает вид, что его не существует. — Ты так и будешь стоять или поможешь? Глаза у неё те же — голубые, как нахмурившееся небо, и они смотрят на него снизу вверх. — Я не знаю, что делать. — Просто повторяй за мной. Он старается. Честно. Гарри не привык работать руками, но выбора особо нет; это оказывается не сложнее, чем пройти через ломку и ощущение непрекращающегося ада. Труд помогает ему забыть и не просыпаться ночью в холодном поту. За это он благодарен. — Почему ты не ненавидишь меня? — этот вопрос сверлит изнутри, и когда Гарри спрашивает вслух, напряжение секундно уходит из тела. Лишь секундно, потому что Элли медлит с ответом. Он видит, как её руки замерли над землей. — Потому что в этом нет смысла. Ничего уже не вернуть. Он не знает, говорит она о Кассандре, о Дьюи, об их старой жизни или о подставе с выборами. Они все налажали, но Гарри отчаянно нуждается в том, чтобы она его не ненавидела. Он с минуту изучает её лицо, — так одновременно похожее на лицо Кассандры, и такое разное, — а после упирается глазами в грядку. Они продолжают работать молча, пока он не падает на задницу из-за неаккуратного движения. Элли называет его неуклюжим. Кажется, ей нравится делать из него клоуна. Кажется, ему нравится её смех.***
Когда он возвращается домой через неделю, дом кажется ещё более пустым и холодным. Келли, которая частенько навещает его, приносит сэндвич и рассказывает про дни в больнице. Гарри слушает вполуха, размышляя, куда он запихнул коробки с книгами и могли ли их растащить. Он думает, Элли будет рада, если он принесет ей что-нибудь новое почитать, — он видел, что она читала книгу с потрепанной обложкой на ферме. — Земля вызывает Гарри, — Келли щелкает пальцами перед его носом и встревоженно ломает брови. — Всё в порядке? — Как думаешь, в библиотеке ещё остались книги?***
— Не крутись. У неё волосы мягкие, несмотря на ужасные условия, но спутанные. Светлый ворох, который Гарри, — он никогда в этом не признается, — замечал ещё в школе, когда Элли ненадолго выходила из тени сестры (это случалось не часто, они везде появлялись вместе). Ему тяжелые пряди кажутся расплавленным золотом; Элли снова дергается. — Ауч! — Ш-ш-ш, ты их жутко запутала, — ворчит Гарри, расплетая спутанный клок. Его это удивительно успокаивает: в прошлой жизни у него была младшая сестра. Когда Элли спрашивает, он говорит ей об этом, но она не пытается продолжить расспрос и он благодарен. Может, он уже не сидит на наркотиках, но некоторые темы по-прежнему вызывают неприятную реакцию. Гарри расскажет ей когда-нибудь потом, если она позволит. — Спасибо за книги. Но необязательно было притаскивать сюда половину книжного шкафа, — хмыкает она. Гарри пожимает плечами, хотя она не может этого увидеть спиной. — Я не знал, что тебе понравится. — Я оценила "Джейн Эйр" и "Цветы зла". — Не Шекспира? Мне казалось, тебе понравится "Отелло". Элли снова поворачивает к нему голову, несмотря на просьбы не делать этого, пока он распутывает её волосы. Они здесь уже полчаса, и совсем скоро закончится перерыв. Гарри не хочет двигаться с места. — Это не я из нас двоих играла Ромео, Гарри. Она произносит его имя шутливым тоном, но ему все равно хочется её поцеловать прямо сейчас. Эта мысль кажется глупой и безрассудной, но она застряла у него в голове с тех пор, как он показался на ферме. Сначала Гарри думал, это чувство вины; потом — облегчение, что она жива и её смерть не лежит на его плечах. Сейчас приходит понимание, что дело может быть совершенно в другом. — Из меня вышел отличный Ромео, — подыгрывает он, мягко разворачивая её голову обратно, чтобы, наконец, заплести косу. — Я не сбился ни разу. — Какое достижение. Я знала, что ты в тайне тот ещё зануда. — Причем тут занудство? Я артистичный. — Занудный театрал. Они оба легко смеются. Гарри не в первый раз думает, что, несмотря на их сложные отношения, они быстро находят общих язык. С Элли легко — она шутит и она та девчонка, которая улыбалась как безумная, когда её сбила машина. Его, наверное, как мотылька, тянет на этот огонь, который разгорелся заново, когда с неё сняли бремя лидера. Иногда, правда, она всё равно впадает в задумчивость или долго-долго смотрит в одну точку. Гарри не знает, о чём она думает в такие моменты, но чем бы оно не было, это на неё давит.***
Кэмпбелл держится у власти до апреля. Они вместе с Лекси идут ко дну, и если последняя отказывается от власти добровольно, то для устранения Кэмпбелла требуется смелость Эль. То, что она о нём рассказывает, заставляет кровь стынуть в жилах. (На следующий день после её признания его находят мёртвым. Расследование заходит в тупик. Никто не пытается искать убийцу.) — Я не знаю, хочу ли возвращаться, — Элли шепчет, Гарри едва ли различает её голос. Они последние у вечернего костра, прибираются, прежде чем уйти спать, и Гарри вспоминает, что Кэмбелл — её двоюродный брат и то, что она была отрезана от города на пять месяцев. Он успел заметить, что у неё немного выпирают кости, а пальцы в мозолях, но волосы так и остаются золотым ореолом вокруг. — Разве ты не скучаешь по нормальной кровати и горячей ванной с пеной и пузырьками? — он неловко пытается шутить, и Элли чуть улыбается и качает головой. — Что, Гарри Бингхэм, тебе не по душе жизнь в диких условиях? — Я люблю комфорт, разве это преступление? "Но ради тебя я от него отказываюсь, ты не видишь?". Он не произносит этого вслух, только помогает ей потушить костёр и провожает до женской хижины. — Доброй ночи, Гарри. — Доброй ночи, Элли.***
Он видит, что она волнуется: закусывает губу, нервно играет пальцами, то перехватывая лямки рюкзака, то отпуская. Наверное, он бы тоже волновался на её месте, но он не был в вынужденном изгнании, только добровольном. Не ему судить. — Всё будет хорошо. Элли искоса смотрит на него, пойманная с поличным, и Гарри тянется к её руке, чтобы переплести их пальцы. У него со словами выходит в последнее время из рук вон плохо, он надеется, что она читает в этом жесте вложенное в него "я с тобой". Когда они вернутся в Нью Хэм, всё изменится, но Гарри хранит надежду на то, что они оба не забудут дни на ферме. Элли вдыхает полной грудью. — Дом, милый дом.