Начать жизнь заново

Домой я вернулся после того, как, выйдя из палаты, врач сказал: - Не знаю, повезло вашему другу или нет – он обошелся только сотрясением и вывихом. Если уж привезли его, то пусть отлежится несколько дней под присмотром, чтобы не возникло осложнений, места у нас есть. Документы оформите? Я согласился, про себя подумав, что и тут он отличился – спортсмены конечности на матчах вредят, а он в отпуске. Странным было то, что, пока мы ехали, он не сказал мне ни единого слова. Я видел, что Женя немного пришел в себя, но о чём-то задумался. И сейчас иду как будто в каком-то сне, за гранью реальности. Ничего не понимаю. Не хочу понять. Не могу. Знаю, что нужно обо всём рассказать Андрею, но и не уверен до конца, стоит ли это делать. А в голове… не знаю даже, как это назвать. И пустота, и каша одновременно. Боже, кажется, я запутался… Сейчас, да, именно сейчас меня, почти как конструктор, разобрали по частям и составляющим. По странным химическим формулам, которые без создателя так сложно собрать в единое целое. Нет, я обязан рассказать обо всём Андрею. Решив для себя хотя бы это, оглядываюсь по сторонам – я зашел куда-то не туда. Даже местность незнакомая. Курить хочу - ужас, а куда забрёл - без понятия, магазинов вообще не видать. Остановив прохожего, выпытал у него всё, что смог. Оказалось, до дома идти и идти, но ближайший мини-маркет недалеко. Я, словно управляемый робот, механическими движениями купил пачку «Капитана Блека» и, зайдя в неприметный переулок, закурил. Дрожащие пальцы еле выбивали искры из дешевой зажигалки и с третьего раза зажгли сигарету. Я вдохнул, быстро и глубоко, специально, чтобы закашляться. Раз, ещё раз. До хрипов. Сухой отвратительный кашель возвращал меня в реальность. «…вернуть тебя». К дьяволу! «…всё ещё люблю те…» Нахрен! К чёрту лживые воспоминания. Но только окончательные хрипы привели меня во вменяемое состояние. По дороге, обеспокоенно оборачиваясь на меня, шла какая-то полная женщина с двумя тяжелыми сумками в руках. Я же по привычке посмотрел вверх – удивительно, но в этот раз дождь обошел стороной. Небо всё ещё пестрело облаками, но грозовые тучи успели уйти достаточно далеко. Смарт подсказал, что скоро половина седьмого вечера, нужно идти домой, а пока трезво оценить всё, что со мной произошло. Широким, жадным глотком впустив в лёгкие спасительный воздух, я первый раз без сожаления выкинул недокуренную сигарету – сейчас она будет отвратительным помощником. Правда, прежде чем начать думать, мне пришлось выйти на более-менее знакомую дорогу. Киев – большой город, и легко запутаться в малоизвестных узких улочках, поэтому я не поленился поспрашивать местных и проехаться на общественном транспорте. Картинка складывалась неприятная - мы не могли встретиться случайно. Женя искал именно меня, а его появление слишком взбудоражило, встряхнуло, ввергло в панику, напрочь отбив мозги. Только ему это удавалось и, как оказалось, удаётся до сих пор. Но теперь, когда я подумал, мне становится понятно - он как-то скоординировался с Ярославом. Может быть, ждал того момента, когда Андрей уедет куда-нибудь по делам. И дождался… А с Яром мне необходимо поговорить по душам... До дома осталась пара метров. И на кого злиться? На Женю, который всё это затеял? На Ярослава, согласившегося ему подыграть? А в том, что он тоже причастен к событиям, выбившим меня из колеи, не приходится сомневаться. Для размышлений и подведения итогов логической цепочки у меня хватило времени – отсутствие сигарет очень поспособствовало. Сын встретил меня на пороге. Он сидел на деревянных ступеньках веранды и, удерживая собак за поводки, курил мои сигареты. Псы увлеченно отбирали друг у друга резиновый мяч, за азартом не заметив моего появления. - Ты же говорил, что бросил, - напоминаю, закрывая ворота. - Решил возобновить знакомство, - он глубоко затягивается и после выдоха поднимает на меня взволнованный взгляд. – Бать, я сдурил, да? - Ты о чём? – пытаюсь казаться невозмутимым, но уголок губ всё равно дергается в невесёлой усмешке. - Ты знаешь, - затягивается по новой, выдыхая полупрозрачный дым вверх. – Ты не можешь не знать. Он просил устроить вам встречу, а я повёлся. И я знал, на что иду. Ударишь? – спрашивает, когда я подхожу ближе. Фыркаю от нелепости предположения и привычным жестом треплю его густую шевелюру: - Балбес. Что сделано, то сделано. Андрей тут? Мне надо с ним переговорить. Облегчённо выдыхает: - Нет, я звонил ему – он сказал, что скоро будет, - и вдруг, когда я почти поднялся по ступенькам, Ярослав коротко обнял моё левое колено, прижавшись к нему лбом. – Спасибо, пап. За то, что не сердишься. Я постоянно доставляю тебе неприятности: дерусь в школе, задротством промышляю, а тут вообще послушал какого-то левого мужика, подставив тебя под удар. После того как ты мне всё рассказал, мне нужно было знать, что ты не обрадуешься… - переводит дух. – Ты усыновил меня, а я… От его слов у меня чуть глаза на лоб не полезли. Что называется: «У каждого своя свадьба». Перед этим даже проблема с возвращением Жени отходит на второй план. Не думал, что сын увидит это в таком свете, хотя что-то подобное следовало предположить. Соскакиваю на ступеньки, садясь рядом. Шатен теряется, пытаясь сказать что-то, я же запускаю в его лоб полноценный щелбан, на возмущённое «За что?!» отвечая: - Слишком много «я» и слишком много «ты». Что ты там себе надумал? Я уже говорил тебе не раз и буду повторять до тех пор, пока это не забьётся в твою голову. И усыновил тебя для того, чтобы ты был именно таким – взбалмошным и шебутным, именно таким, какой ты сейчас, а не для того, чтобы ты соответствовал каким-то призрачным «надеждам». Неужели ты считаешь меня таким мелочным? Вижу – теряется, невольно прижимая руку ко лбу. - Нет, конечно. Но это как-то неправильно… - Что именно? – с любопытством интересуюсь. – «Правильно» тоже бывает очень разное. Когда-то до меня дошло, что правды может быть много, и у каждого она своя. Ко мне уже подбежали псины, ласкаясь к рукам. Треплю обоим холки – хорошо им, никаких забот. - В том смысле, что я всё равно должен был тебе рассказать. Этот Женя показался мне таким отчаянным, - тоже тянется рукой к собакам, выкидывая фильтр в стоящую рядом пепельницу. Они с Савченко и правда сговорились, теперь это кажется даже забавным. Сын и бывший любовник заодно – что может быть веселее? Впрочем, сын покаялся. Мы перешли в беседку и проговорили там всё то время, пока не пришел Андрей. Так бы и не заметили его, если бы не громкий стук захлопывающихся ворот. Я поднял голову и понял – он тоже что-то знает. - Андрей? Кивает в сторону дома: - Пойдём, потом всё расскажу. Яр тут же вскакивает, спохватываясь: - Во блин, я ж забыл, зачем выходил. Ты меня разговорил, - идёт к выходу, утягивая за собой собак. Шики сопротивлялся, но шатену, кажется, это по барабану. - Ты куда? – спрашиваю вслед. - К друзьям. Обещал показать им кое-что. - А собаки зачем? – недоуменно смотрю, как парень упрямо тянет пса за собой. Тот, кажется, нашел себе занятие поинтереснее – например, сожрать травинку, вылезшую из-под асфальтового покрытия. - Ты же забираешь их к себе каждый раз, когда Илюха или кто-то из моих одноклассников приходит, - не оборачиваясь, сосредоточивается на том, чтобы открыть замки. - Только недолго. - Как скажешь. Брюнет подаёт руку, чтобы подняться, и я, крепко её сжав, рывком встаю с лавки. - Пойдём домой? – спрашивает так, что я улавливаю двойной смысл. - Пойдём, - выдыхаю. – Но мне ещё нужно рассказать тебе об одном случае. Приобнимая меня за талию, ведёт к двери. Я же, подавляя вздох, пытаюсь «в двух словах» рассказать, что случилось. Он прерывает меня, когда я дохожу до момента с больницей. Ни с того ни с сего затыкает поцелуем, заваливая на диван. Мы сидели перед включенным телевизором в зале, совершенно не обращая на него внимания. И сейчас он тоже работал, показывая какие-то новости. Я отвечал на поцелуи не менее грубо, удивившись, что можно чем-то всколыхнуть это вечное взрослое спокойствие. Его руки уже сдергивают мои шорты, а губы затыкают рот, не давая произнести ни слова. Такого вихря между нами не было ещё с первого раза. Хочет заставить меня забыть эту встречу? Если да, то я совсем не против. Мы не произносим ни слова, только не отрываясь смотрим друг другу в глаза. Марево щёлкает и исчезает без следа – я целую его шею, ключицы, а он осторожно перекатывает нас через себя на пол, так, чтобы я оказался прижат им к полу. Чему-то усмехается, а в глазах мелькает вспышка хорошо скрываемой боли. Не давая мне опомниться, припадает к тому месту, где оставил свою метку Женя. Целует её, пока я расстёгиваю молнию и пуговицы на его джинсах, и вдруг всасывает так, что меня прошибает как высоковольтным электрическим зарядом. Он тоже умеет так – грубо, раскованно, развращённо, но у нас никогда не было повода становиться такими… дикими. Всех всё устраивало и так. Не давая мне снять джинсы, расстёгивает безрукавку и спускается дорожкой поцелуев к груди. Останавливается на том месте, где проходит татуировка, и припадает к ней, жарко проводя языком. Меня почти колотит – сдерживаться подобно самоубийству. Чтобы не застонать, до скрипа стискиваю зубы – его рука скользит по дорожке тёмных волос к резинке трусов, я же, опираясь на локоть, второй рукой жестко удерживаю его за шевелюру от того, чтобы нас полностью не захватил этот вихрь. Однако внутри зазвенел какой-то тревожный колокольчик - что-то неправильно, что-то не так… Когда он отрывается от колючей проволоки, я вдруг понимаю. Это всё происходит словно… словно в последний раз! С силой отстраняю любовника от себя, практически рыча: - Блять, Андрей, не смей решать всё за меня! На секунду замерев, он будто выдыхается, садясь на пол. Я же шарахаюсь от мужчины, выбираясь из-под тяжелого тела. Он и вправду… Под моим испытывающим взглядом не выдерживает и пары секунд, отводя взгляд: - Ты не любишь меня, Мих. - Любовь может прийти с годами, - возражаю, стараясь не показать своего замешательства. - Но все эти два года она не приходила… На это мне нечего сказать – только, как будто маленький потерянный в стужу ребёнок, зябко пожать плечами: - Ты как будто сватаешь меня, - улыбается, а я не выдерживаю, крепко обнимая его за шею. – Это всё так глупо получилось… Недолго молчит: – Ты застрял здесь и не видишь, что там, вверху, только серый потолок. А нужно всего лишь дойти до лифта и нажать кнопку «вверх». Разреши мне хоть раз побыть твоим душевным адвокатом. Когда ты рядом со мной, то я превращаюсь во влюблённого мальчишку. Стоит тебе улыбнуться, и я теряюсь, улыбаясь в ответ. При одном твоём взгляде сбиваюсь с мысли. Я старше тебя, но, когда мы вместе, ты ведёшь себя так, будто ты старше. С ним же, - я слышу, как он усмехается, – с ним ты другой. Ты бы видел себя, когда рассказывал о нём. Он твой огонь, - и без перехода. – Скажи, ты знаешь, что такое моногамия? Сглатываю: - Ну… да. Это когда человек одновременно любит только кого-то одного… или брак между двумя людьми. Ничего особенного. - Что-то вроде того, - кивает. – И моногамные люди могут быть однолюбами. Редко, но такое случается, - понимаю, к чему он клонит. - Не правда, - возражаю. – Он не однолюб, как и я. Я не верю ему… и себе. И уже совершенно ничего не понимаю. Я запутался, Андрей, - отстраняясь, смотрю на мужчину. Я тоже эгоист. Вот он, передо мной: любящий, добрый, настоящий. Он пошел ради меня на многое – да, стал пассивом, в конце концов. Так почему мне так не сидится на месте? - Я говорил с ним. - Когда? – ошеломлённо. - Несколько дней назад, - сказал это так спокойно. И ведь ни словом не обмолвился. Будто прочитав мои мысли, говорит: – Я обещал ему, что ты ничего не узнаешь. Мы сидели у меня в кабинете, и он выглядел почти разбитым, почти отчаявшимся, почти сломленным. Он сразу понял, что ту картину нарисовал ты. Встал и так долго, не прикасаясь, водил по ней пальцами, что я подумал, он хочет впитать в себя все краски. - Шесть лет прошло, - качаю головой. – Слишком поздно для нас обоих. Но Андрей только хмыкает: - Это должно было когда-нибудь случиться. Вы просто струсили. Оба. Вскакиваю, не сумев сдержать эмоции. Господи, какой же он… правильный. Прямо до тошноты и зубного скрежета. А я словно каторжник, запертый на воде и хлебе в карцере. Ни движения, без того, чтобы рядом не звякнули цепи, пристёгнутые к рукам, ногам, шее. Ошейник без поводка, туго стягивающий горло. И, что бы я ни решил, всё равно кому-то будет больно. Отвратительная ситуация. Сколько раз я наблюдал нечто похожее в телесериалах, книгах, у знакомых, самоуверенно надеясь, что мне больше никогда не придётся метаться в клетке безвыходности. Знать бы, чего на самом деле требует моё сердце. - Миша, - сильный глубокий голос выводит из нервной задумчивости, - я же говорил, что существуют люди однолюбы, и, если он не притворялся, у вас совпало. - Ты ошибаешься, - прикусываю губу с внутренней стороны, снова присаживаясь. – Почему на протяжении стольких лет он молчал, не попытавшись связаться? - Как и ты, - напоминает о моей трусости. – Возможно, мы с тобой, как обычная пара, не обязательно гомосексуальная, прожили бы долго и счастливо. Но подумай, нужны ли тебе эти «долго и счастливо» со мной? Медлю с ответом, заключая: - Ты его защищаешь? – не отпирается. – Почему? Ненадолго прикрывает веки, заставляя меня напрячься. Такое ощущение, что струны эмоций, на которых он так умело играет, сейчас зазвенят в тревожной мелодии. - Я его понимаю. Он последний год узнавал о тебе малейшие новости. Всё, что ты делаешь, куда поступил, с кем живёшь. Этот парень в Киеве не первую неделю и уже успел со многими «перезнакомиться» втайне от тебя. Это ты думаешь, что он сразу же, приехав, кинулся к тебе, но на самом деле он долго к этому готовился – по его же словам. Почему шесть лет? Он отказался говорить мне об этом, как я ни пытался выспросить. Тебе надо спросить самому. «Со многими», - эхом пронеслось в голове, обескураживая, ошеломляя. Значит, он успел встретиться не только с Яром и Андреем, но и с другими моими скандальными друзьями. Боялся, готовился, нервничал, зная, что кто-нибудь из бывших одноклассников может его сдать. Переступал через себя, убеждал, просил, может, даже угрожал – уж некоторых наверняка пришлось уламывать сохранить конспирацию. Практически заставил меня поверить в свой спектакль, в котором я был… Зрителем? Актёром? Одним из режиссёров? И не открыл бы ролей до самого завершения. Рисковал, можно сказать, ни из-за чего, своим телом, душой, если она, конечно, существует, всего лишь для того, чтобы обратить внимание. И как я мог не заметить такого явного теперь отчаянья в его глазах, когда собрался уйти из того кафе. Удивительно, мы повзрослели, но в этом плане практически не изменились. Мы по-прежнему слишком ненормальные для этого мира. Чьи-то пальцы мягко касаются моего лица, выводя из задумчивости. Андрей. Я произносил его имя неисчислимое количество раз. Гораздо больше, чем «Женя» и «Евгений», но между нами всё равно остались белые пробелы. Таких не бывает у тех, чья любовь взаимна. Он любит меня, а я… - Что решил? – спрашивает. Мы так и сидим. Трусь щекой о его руку, рассеянно смотря, как другой он водит по татуировке, повторяя движения лозы. - Я схожу к нему. Проведаю, - он хочет что-то сказать, но я первее: - С тобой мне хорошо. А с ним… Так сложно подобрать формулировку, но это делают за меня: - А с ним правильно. И целует меня так нежно, насколько это вообще возможно. Я же действительно не знаю, будут ли поцелуи этой ночи нашими последними.