Хроники Конца Света, который не случился.

«Желтый цвет — высшая просветленность любви. Солнце и свет, по счастью, можно выразить при помощи желтого, бледного желто-зеленого, лимонного и золотого. Как прекрасен желтый цвет!» Винсент Ван Гог Человек идёт по жизни сам, в полном одиночестве. Сам рождается, сам делает выбор, сам умирает. Самостоятельная тварь, в груди которой бьется своё горячее сердце, а в голове скрываются свои собственные демоны и призраки, разрывающие его. Человек живет один, лишь изредка впуская в свой мир каких-то людей, с которыми в определенный момент ему удобно, комфортно и спокойно. Но моменты такие имеют свойство заканчиваться, и тогда связь с людьми лопается, как потрепанная временем резинка. Отдача от этого уничтожает все на своем пути, и остаётся только боль, раны и взаимные упреки. И любая встреча превращается или в состязание по молчанию: неудобно жмётесь, покручивая в руках чашки с кофе или с пивом, смотрите в сторону и мечтаете оказаться где-нибудь в другом месте. Или в громкие скандалы, до стуков — в стенку от впечатлительных соседей и в дверь от раздосадованной полиции — и швыряния вещей в такое раздражающее лицо. Люди не умеют уходить заранее, пока все не рухнуло в бездонную пропасть, вслед за осевшей прямо из-под ног землёй. Человек летит вниз, пока не цепляется за очередной выступ, где его снова ждут новые связи. До поры, до времени. Пока земля не дрогнет под пятками. Но есть одна вещь, которая достает эти воспоминания и чувства, словно из старого сундука. Смерть — удивительно бессмысленная и при этом важная вещь. После неё на плечах человека появляется тяжелый чёрный камень, а за спиной — образ того человека, который еще накануне вызывал злость и ярость, а теперь — только тоску и сожаления. Эти прозрачные призраки идут следом за человеком по жизни, а по ночам трогают своими ледяными руками, сквозь грудь хватают прямо за сердце. И его стук замедляется, эхом проносится по телу, бьется в висках. Чем дольше живет человек, тем больше призраков плетутся за ним, смотрят пустыми глазами и превращаются в вечный укор: все брошенные в порыве злости слова, все отложенные визиты и списанные на усталость и нервозность признаки беды. Задачка для первого класса: сколько потерь сможет тащить на своих плечах человек, пока не сломается под ними и не рухнет сломанной куклой? А если он собирает потери почти шесть тысяч лет, подхватывая на руки каждую душу, каждого потерянного друга? Вечная жизнь не всегда бесконечное счастье и отсутствие смерти. Чаще всего — это проклятие, пропитывающее ядом все существование. Предложат Вам вечную жизнь, бегите со всех ног и зовите на помощь. Весна 1890 Овер-сюр-Уаз, Франция Весна в пригороде Франции всегда поражала любое, даже самое развитое воображение. Бесконечные убегающие вдаль поля, на которые совсем скоро выйдут трудяги, чтобы каждый день с самого утра работать до седьмого пота. Высокие могучие деревья, покрытые молодыми почками, скоро превратятся в зеленые океаны, которые будет трепать и дергать задорный ветер. Золотое солнце, набирающее силу, пока еще ласковое и тёплое, усыпающее детские лица рыжими веснушками. И лазурные высокие небеса, которые тянутся в бескрайние дали и накрывают людей словно волшебное одеяло. В воздухе уже ощущался запах цветов, которые собирались распуститься и затопить поля сотней оттенков. Птицы, пережившие зиму, пушили свои перья, сидя на ветках. Ангел любовался природой, запрокинув голову и рассматривая кучевые белые облака, бегущие куда-то вдаль. Он переносил вес с одной ноги на другую и крутился вокруг себя, не в силах остановить взгляд на чем-то одном. Слишком прекрасным был городок, окруженный полями. Азирафаэль дышал полной грудью и чувствовал, как искренняя горячая любовь омывала его, словно волны моря. Улыбка не сходила с его лица, как бы он не старался успокоиться. На нем был светлый костюм, который превращал оттенок коротких волос почти в белоснежный. Не привыкшая к солнцу кожа казалась почти прозрачной. Контраст усиливал стоящий рядом мужчина в идеальном чёрном костюме и шляпе, под которой прятались огненные волосы, хотя несколько прядей и выбились наружу. На лице у демона были темные очки, скрывающие блестящие от нетерпения желтые глаза. В руках демон держал охапку роз, которые с особым старанием вырастил специально для этого дня. Цветы были невероятными: большие головки, бархатные розовые лепестки, запах, которых был похож на аромат райских цветов. Азирафаэль видел, как дрожат загорелые руки с длинными изящными пальцами, и улыбка снова украшала его лицо. — Перестань лыбиться, — беззлобно бросил демон, поправляя свободной рукой воротник рубашки. — Раздражаешь. — Неправда, — ласково отозвался Азирафаэль, протягивая руку и поправляя сам. — Не переживай, дорогой мой, уже совсем скоро. — Я сам знаю, — скривился Кроули, нетерпеливо перехватывая букет. Ангел покачал головой. Это почти детское нетерпение было чересчур милым, но сказать это было равносильно самоубийству, поэтому он промолчал. Вместо очевидного комплимента, который однозначно разозлил бы змея, Азирафаэль перевёл взгляд на дорогу. Вдали наконец показались очертания кабриолета, который вез им навстречу потрясающего, удивительного человека. Даже издалека были видны золотисто-рыжие волосы и большая соломенная шляпа. Лошадь спокойно бежала по дороге, поднимая светлую пыль. Ангел на мгновение посмотрел на небо, на всякий случай, чтобы убедиться, что солнце находилось на своём месте, а не соскользнуло от неудачного движения какого-то небесного воина вниз, прямо в повозку. Солнце было на месте, а яркий свет, исходящий от человека, продолжал согревать сердце. Азирафаэль развернулся к демону, чтобы убедиться, что он видел кабриолет, и замер. На загорелом лице Кроули была такая искренняя и радостная улыбка, какой ангелу не приходилось видеть, наверное, еще ни разу. Так вот от кого исходило это тёплое чувство любви. Невидимые крылья затрепетали от нежности, которую ощутил их хозяин. Они дождались, пока человек вылезет из повозки и вытащит свои вещи: многочисленные папки с рисунками, большие холсты, коробки с принадлежностями и совсем немного личных коробок. К нему поспешил младший брат со своей семьей. Ангел и демон не хотели мешать, поэтому остановились недалеко. Но Кроули без остановки облизывал пересохшие губы, что выдавало крайнюю степень его нетерпения. Рыжеволосый человек, обнявшись с любимым братом и его женой, отделился и направился к ним. Азирафаэлю на мгновение показалось, что демон не утерпит и побежит навстречу, словно маленький ребёнок. Но внутренняя гордость и то, что рядом стоял пернатый любитель блинчиков удержали его от безрассудных поступков. Человек подошёл ближе, и на его лице расцвела практически такая же широкая улыбка, как и у Кроули. В зелёных глазах отразилось солнце, посылая мелкие искорки света, потерявшиеся у зрачка. — Мой дорогой друг, — человек протянул руки и крепко обнял Кроули. — Я так рад тебя видеть. Не ожидал, что ты приедешь. — Я бы ни за что не пропустил твой приезд, — демон хлопнул его по спине, а в голосе звучало неподдельное удовольствие. — Ты же меня знаешь. — Конечно, — человек хрипло рассмеялся. — А вот этого удивительного юношу я не знаю. — Это мой друг, — спохватился Кроули, разворачиваясь к ангелу. — Азирафаэль. Мы работаем вместе, что-то вроде. А этот солнечный человек — Винсент Ван Гог. — Очень приятно с Вами познакомиться, — Азирафаэль с улыбкой пожал протянутую руку. — Как и мне, — внимательный взгляд скользнул по его лицу, по вьющимся волосам и отражающим небеса глазам. — Мне бы очень хотелось Вас нарисовать, если это не покажется оскорбительным. Винсент повернулся к Кроули, его лицо стало тревожным. — Ты же останешься ненадолго? Я знаю, что дел у тебя всегда много, но… — Мы с удовольствием проведём здесь несколько дней, — Кроули протянул цветы другу, вкладывая прямо в руки. — Этот год был слишком долгим. — Действительно, — Ван Гог взял букет и улыбка снова вернулась на его лицо. — Какие они прекрасные. Тебе нужно открывать цветочную лавку, друг. Весь мир будет ездить к тебе. — Это не самая хорошая идея, — Азирафаэль тихо засмеялся, а демон зашипел на него в ответ. — Да, я слышал, как он кричит на цветы, — Винсент покачал головой. — Незабываемые впечатления. — И правда, — ангел не мог не улыбаться в ответ, потому что человек все больше напоминал ему солнце: тёплое, лучистое и золотое. — Побудь с семьей, — Кроули положил руку на плечо человека. — А мы подождём тебя. — Мне бы хотелось порисовать сегодня немного, — мечтательно вздохнул мужчина. — Давайте сходим, посмотрим те чудесные поля и рощу? — Это было бы прекрасно, Винсент, — согласился демон. — Не торопись, мы никуда не денемся. Ближе к вечеру солнце вызолотило верхушки деревьев и свежую, пока еще короткую траву. Они вышли из города и спустились вниз по холму, туда где стройными рядами возвышались стволы, а пушистые кусты махали своими ветками-лапами. Винсент сидел на небольшом стуле, раскрыв перед собой альбом, и делал быстрые наброски. Сначала он обратил внимание на удивительно противоречивую, но гармоничную пару — ангела и демона — которые прогуливалось в роще. Ван Гог улыбаясь, пытался поймать их очертания в разных ракурсах и позах. И Азирафаэль, и Винсент чувствовали особенное отношение к ним обоим, и практически не саркастические улыбки, и невесомые прикосновения. Два особенных мужчины быстро нашли общий язык. Они подшучивали над Кроули, перекидывались понимающими взглядами и тихо обсуждали самые возмутительные и забавные привычки их общего знакомого. Спустя какое-то время ангел завалился на спину, раскинув в сторону руки, а Винсент перевернул страницу, готовый заняться еще одним наброском. Кроули, откопавший где-то совсем маленький василек, закусил его зубами. Шляпа валялась там же, на траве, а ветер терзал огненные волосы, дергал самые короткие пряди, а из длинных вил удивительные узоры. Когда Кроули потянулся к своим очкам, Азирафаэль тревожно поднялся и хотел его окликнуть, но не успел. На художника и на ангела взглянули глубокие зеленые глаза. «Морок!» — быстро догадался Азирафаэль, а Винсент принялся быстрыми движениями копировать линии узкого лица и острых скул. Влюблённый во все прекрасное, ангел не мог оторваться от изящных рук, от быстрого движения карандаша, от портрета, который получался в итоге. Так они провели несколько дней. Человек, ангел и демон с самого утра отправлялись на поля. Разговаривали о самых выдающихся художниках, любовались природой, делили еду и терпкое вино. Один раз, перед самым отъездом, к ним присоединился младший брат Винсента — Тео. Он с восторгом наблюдал, как рисует старший Ван Гог, за безобидными перебранками его друзей. А потом он уехал. Вскоре, уехали и Кроули с Азирафаэлем. На прощание Винсент вручил им рисунок гуляющей по роще пары. Вместо мужчины в белом, там была изображена фигура девушки. Но художник смотрел слишком понимающе, и все вопросы моментально исчезли. Демон долго не мог проститься, все хватал друга за руки, говорил ему что-то на ухо, а Винсент смеялся хриплым ласковым смехом. Когда они уезжали, Кроули смотрел назад нечитаемым взглядом ставших привычными желтых глаз. И Азирафаэль чувствовал чужую тревогу. Что-то дрожало в его душе. Где-то на востоке чистое небо скрылось за грязными серыми тучами. 29 июля 1890 Овер-сюр-Уаз, Франция Природа молчала. Ни один лист на дереве, ни один потускневший цветок — ничто не шевелилось. Солнце скрывалось за тяжелыми облаками, пока не опустилась глубокая ночь. Птицы попрятались, только чёрные большие вороны перелетали с ветки на ветку, хлопая крыльями. Небольшой дом, в котором жил Винсент Ван Гог, был погружен в печаль. Поль Гаше, доктор с грустными глазами, который присматривал за ним с момента приезда, вышел на улицу и вдохнул густой застоявшийся воздух. Его сердце болело, стягивая грудь силками. Это были и признаки болезни, и скорбь. Душная скорбь и бессилие. Смерть была несправедлива и неизбежна. Но он был уверен, что встретится с ней раньше, чем его друг. От мучающих мыслей его отвлёк топот копыт. Лошадь вылетела из-за дома и перепрыгнула невысокий забор. На ней сидели два человека: один во всем чёрном — он спрыгнул на ходу и бросился к дому, поскальзываясь на влажной земле, второй — в белом, он приструнил лошадь и сполз с неё немного неуклюже. — Кроули! — окликнул он друга, который уже проскользнул через приоткрытую дверь. Азирафаэль столкнулся с Винсентом в начале июля в Париже. Художник приехал к брату, чтобы повидаться. Они увидели друг друга на улице и обрадовались, словно были знакомы много лет. Но ангел чувствовал, что-то не так. Слишком землистым был цвет лица Ван Гога, слишком тусклыми изумрудные глаза, слишком силён отпечаток времени на его скулах. Ангел попытался окружить человека своей благодатью и обнять крыльями, чтобы тому стало легче. И казалось, что это помогло. Они разошлись, и на губах Винсента была искренняя легкая улыбка. Но вечером 28 июля в дом Азирафаэля ворвался демон. На нем не было лица, он метался из стороны в сторону и просил только одного — отправиться в Овер-сюр-Уаз. Срочно, очень срочно. Времени у них не было. Ангел и демон выбрались из города, нашли лошадь, чтобы обеспечить себе прикрытие, и Азирафаэль перенёс их почти к дому художника. Но они опоздали. Глупо и непростительно опоздали. Он видел замерших недалеко братьев, пришедших, чтобы проводить такую светлую и чистую душу. Если бы они узнали раньше… но письмо Поля задержалось в дороге. Тео получил весточку вовремя, поэтому приехал на следующий день после случившегося. Азирафаэль зашёл следом, приветствуя доктора кивком головы. В доме пахло кровью и болью. Винсент умирал долгих два дня. Ангел прошёл в его комнату, где сосредоточение боли и тоски было больше всего. Ван Гог лежал на постели, почти слившись с ней цветом лица. Золотисто-рыжие волосы потускнели, прозрачная пелена заволокла его глаза. Человек дышал рывками, а на лбу его была испарина. Тео сидел рядом, крепко сжимая слабеющую с каждой секундой руку брата. Кроули был там же, стоял на коленях около постели и бредил что-то бессмысленное, звал друга по имени, просил не бросать его. Ангел подошёл ближе, остановившись у изножья кровати. Они виделись с художником всего несколько раз, но за это время прочная нить натянулась между их душами, возможно, не такая прочная, как у Кроули, но все же. В порыве, Азирафаэль распахнул свои большие кремовые крылья, и опустил их на всех, кто был в комнате, в попытке немного облегчить их боль — физическую и душевную. Глаза Винсента вдруг загорелись. Он дернулся к ангелу, восторженно изучая его, после чего обратился к демону. Слабая рука коснулась щеки его друга, от чего Кроули крупно вздрогнул. Ван Гог упал обратно на подушки, губы его стали совсем белыми. Он нашёл почти невидящим взглядом брата и выдохнул едва слышно, но уверенно: — Печаль будет длиться вечно…* Винсент Ван Гог умер поздно ночью от потери крови на руках у любящего брата и двух небесных созданий, которые до последней секунды укутывали его своими крыльями. Тео тихо плакал, прижимая к груди пока еще тёплое тело. Поль сидел на стуле, держась за разрывающееся от боли сердце, и ангел не мог не коснуться невесомо его плеча, чтобы та ночь не стала еще страшнее. Кроули поднялся на ноги и пошатнулся. Его щеки стягивали почти невидимые следы от слез. Он прошёл мимо Тео, машинально погладив по голове, как это делал всегда Винсент, и двинулся дальше. Азирафаэль не мог отпустить друга в таком состоянии, поэтому тенью скользнул следом. В мастерской, куда они свернули случайно, потому что совсем не смотрели куда идут, стояли последние работы Ван Гога. Цвета полотен поразили ангела и демона в самые души. Картины были тяжелыми, тревожными, с темными оттенками. Самая последняя картина изображала пшеничное поле и перепутье, которое вело в три разных стороны. Винсент использовал любимые желтые и синие цвета, но в небе была стая страшных воронов с длинными чёрными крыльями. У каких-то птиц будто можно было различить очертания лиц. Демоны. Взгляд падшего случайно упал на висевшую на стене картину — на изумрудном фоне были изображены те самые розы, которые весной привёз в подарок Кроули. На полотне было непонятно, где верх, а где низ, лишь едва заметные очертания вазы. И такие яркие, насыщенные цвета... Кроули бросился прочь из дома, отталкивая ангела с дороги. Хлопнула сбитая входная дверь. Азирафаэль еще долгую секунду смотрел распахнутыми от удивления глазами на полотно, а после поспешил догнать безутешного демона. Он знал, что если его душа разрывается от боли, то его давний враг, ставший намного ближе, чем любой знакомый, захлебывался в своих эмоциях. Кроули так редко показывал настоящего себя, выпускал наружу свою боль, что мог попросту потеряться в ней и не найти дороги обратно. Демон бежал, не разбирая дороги, но его тянуло туда, где последний раз они сидели вместе с Винсентом. Где тот был жив и улыбался так радостно. Самым большим врагом художника было одиночество, и оно победило в итоге. Ноги Кроули подогнулись, и он покатился кубарем по мягкой траве. Азирафаэль переместился вниз, чтобы поймать его заботливыми, но сильными руками. — Пусти! Уйди! Свали к черту! — кричал демон, вырываясь, но с каждой секундой сопротивление становилось слабее, а чужая дрожь — отчетливей. Вся природа на миг замерла. Казалось, даже воздух застыл. А потом громкий страшный крик разлетелся по миру. Крик боли, скорби и жуткой тоски. За спиной демона появилась еще одна тень, молчаливая и холодная, которая теперь ждала своего часа, чтобы протянуть к нему свои руки. Ангел обхватил плечи друга и прижал его к себе, вжимаясь лицом в мягкие волосы на макушке. Кроули кричал, захлебываясь и задыхаясь, его голос рвал в клочья дрожащую реальность. И все, что мог сделать Азирафаэль — сжимать его в объятиях, кусать свои губы от бессилия и смотреть в равнодушные небеса, которые, как всегда, молчали. Они просидели так до утра. Обессилевший демон в какой-то момент замолчал и просто смотрел на свои руки, на которых осталась еще кровь близкого ему человека. Тео встретил их на пути обратно. Его больные опухшие глаза, когда-то небесно-синие, словно выцвели за ночь. Он поблагодарил за то, что они приехали, и передал Кроули одну из последних работ брата, которую Винсент просил отдать. Это была залитая солнцем дорога и высокое дерево, а позади виднелся город. Пейзаж с Шато Овер, закат и столько света, того самого, что всегда источал талантливый, но непризнанный художник. После той ночи демон пропал почти на 50 лет. Азирафаэль не мог его найти, да и не думал, что стоит. Кроули нужно было пережить свою боль. Вернее, свыкнуться с ней и научиться жить. Найти ей место в своём израненном нежном сердце. Ангел каждый день натыкался взглядом на полотно, где была изображена гуляющая пара, и грустно улыбался. Вечная жизнь — дар и проклятие. Но если рядом есть тот, кто может разделить и счастливые, и болезненные моменты, то она становится немного легче. Не обязательно быть одному все время. «Нет любви, лишь одна тоска. В сердце боль, правда у виска. Слезы снова в глазах на миг, И остаётся со мной мой крик»