Хроники Конца Света, который не случился.

"Снова зима. Ты была моей осенью. Летом оставшись, весною напротив. На табуретке звезду погасили. Но самая тусклая станет мессией. Время не лечит и воздух не пахнет. Без этой звезды даже солнце пропало. Но что-то внезапно шепнуло на ушко: Что самое главное - самое важное" – Ладно, хватит тянуть кота за возможность продолжить свой гордый кошачий род, – Кроули хлопает в ладоши перед собой и делает такое лицо, будто готов выйти один на один со всеми легионами Ада – ну или тем, что от них осталось после всех этих лет бесполезных и самоубийственных миссий от начальства. – Давай просто закончим с этим поскорее. Зашли и вышли, сели и встали и все остальные глаголы действия. Азирафаэль только улыбается – естественно так, чтобы абсолютно самостоятельный демон этого не увидел – и наблюдает, как Кроули усаживается прямо на пол посреди его книжного магазина. На дверях висит табличка “Очень закрыто”, чтобы никто не посмел сунуть свой любопытный нос. Плотные шторы опущены до самого подоконника. Для верности на потолке чуть подрагивает сетка из тихого ангельского шепота, чтобы не подпустить никого чужого, слишком наглого, чтобы проигнорировать сообщение на тонком картоне. Пока ангел осторожными движениями пальцев отодвигает подальше мешающие шкафы и кресло, Кроули сгибает ноги в коленях и стягивает с плеч плотный пиджак. Он даже не смотрит, куда кидает его, потому что совершенно не сомневается, что предмет его костюма аккуратно опустится на спинку стула и сам по себе разгладится по всем принятым законом моды складочкам. Следом исчезает рубашка из какого-то известного модельного дома, которую Кроули случайно увидел на обложке журнала и мгновенно откуда-то спер самым наглым образом. Никто никогда так и не сможет распутать страшное дело исчезновения одежды с манекена в Парижском бутике. Кроули зябко ведет обнаженными плечами, и ангел на мгновение теряется в водовороте своих мыслей, стоит ему заметить россыпь маленьких очаровательных веснушек на загорелой коже. Он настолько путается в замысловатых узорах, которые можно сложить, если вести непрерывную линию губами от одной веснушки к другой, что забывает о своем занятии. Кресло с грохотом врезается в книжную полку, и внушительная стопка книг падает сверху, рассыпается на отдельные, оскорбленные таким отношением единицы. Сам шкаф покачивается несколько секунд, словно не может решить, как ему лучше поступить, но все-таки заваливается набок, грозя обрушить все остальные – раз погибать, так вместе. Ангел и демон оба вздрагивают, немного нервно реагируя на громкие звуки в пределах их маленького уютного закутка, которым становится этот магазин. Пока Кроули пытается успокоить змея внутри себя и растирает проступившие на щеках острые черные чешуйки, Азирафаэль спасает остальные шкафы от гибели одним плавным движением и медленно выдыхает, опустив руку на грудь. Все-таки, никогда нельзя отвлекаться от своего занятия, нужно все делать в свое время. Любоваться своим возлюбленным в том числе. – Ты по что буянишь, Ангел? – Кроули оборачивается через плечо, чуть хмуря брови. – Мне и без твоих фокусов хватает впечатлений. – Прости, мой дорогой, – Азирафаэль виновато улыбается и подходит ближе, чтобы опуститься на колени точно за напряженной спиной демона. – У меня и в мыслях не было подшучивать над тобой. Кроули шипит себе под нос, и его мышцы каменеют еще сильнее, словно не Азирафаэль за его спиной, а кто-то из ублюдочных ангелов из перечня его непосредственных начальников. – Сделаем вид, что я тебе верю, – не слишком довольно допускает демон и дергается, когда на ссутуленную спину ложатся теплые и нежные руки. – Тише, тише... Это только я, – мягко сюсюкается над ним Азирафаэль, чем еще сильнее раздражает взъерошенного Кроули, но к его удивлению, действительно становится чуть легче. – Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда. Кроули закрывает глаза и медленно выдыхает. У него выступают мурашки на коже, что заставляют его едва заметно содрогнуться. Азирафаэль тут же согревает его шею своим дыханием, разгоняя их прочь сильными ладонями. Эта нехитрая ласка делает свое дело, и демон в его руках расслабляется постепенно, оседает под тяжестью собственного тела. А спустя короткую секунду просторный зал книжного магазина наполняет едва уловимый шелест, будто ветер проносится по зеленому лугу, тревожа пушистую траву своим присутствием. Перед Азирафаэлем раскрываются два громоздких черных, будто самая непроглядная летняя ночь, крыла. Они ударяются сгибами в потолок, а крайние перья все-таки задевают документы на столе, сбрасывая их прочь. Несколько полок оказываются на их пути, поэтому книги продолжают падать на пол с грохотом. Но Азирафаэль не обращает внимания на эти мелочи. Он не может отвести глаз от распахнутых крыльев демона, да он даже вдохнуть не может нормально, его грудь содрогается короткими спазмами. Не так уж и часто Азирафаэль видел эти крылья белыми, если честно, он не успел даже в полной мере рассмотреть их в те короткие встречи, что выпали на их долю. А став демоном, Кроули сам не стремился появляться перед ангелом в подобном виде. Азирафаэль имел смутное представление о его крыльях: знал, что они стали черными, что перья стали жестче, что взлететь на них невероятно сложно. И вот первый раз, когда Кроули соглашается добровольно обнажить себя окончательно, как никогда раньше. Крылья невероятные. У них изящный изгиб, который так и хочется проследить кончиками пальцев. Массивные черные перья поражают своей силой. А короткий пушок между ними трогает сердце нежностью. Азирафаэль едва успевает сдержать порыв зарыться в них лицом, покрыть медленными и долгими поцелуями от самого корня до края. Кроули наклоняется вперед под их тяжестью, упирается ладонями в пол и низко стонет, от облегчения и боли одновременно. Распахнуть крылья – что выпрямить затекшую в неудобном положении ногу. Так сладко и неприятно одновременно. Азирафаэлю сложно понять это. Его крылья невесомые и легкие, они наполняются ветром, стоит ему распахнуть их. Ему страшно представить, чтобы крылья стали бы для него такой тяжестью... – Долго будешь пялиться?.. – шипит Кроули, задыхаясь собственными словами. – Либо чисти их, как хотел, либо я пошел отс... Он сбивается, когда осторожные пальцы ангела касаются самого нежного места – самого основания крыльев, там, где они натягивают слегка влажную кожу. Азирафаэль чувствует жесткую кость, что крепит их к лопаткам хрупкого тела, едва обводит уплотнение в самом начале крыльев, прежде чем провести по очаровавшему его изгибу. Он двигается очень медленно и так сладко, что у Кроули поджимаются пальцы на ногах и немеет кожа на затылке. Теплое дыхание вырывается из его рта вместе с протяжным стоном, тем самым, что гордый демон позволяет себе исключительно в постели. Кроули хочется оттолкнуть наглые руки ангела, но Азирафаэль зарывается под перья, чтобы разгладить их, удалить заломанные края и выпадающие пучки пуха, и демону кажется, что его снова раскрывают, словно в ту самую первую ночь, когда они пробуют что-то новое, когда Кроули признает, что слишком доверяет своему спутнику, дальше некуда, больше невозможно. Демон тянется назад и хватается за локоть ангела, чтобы найти хоть какую-то опору. Слишком страшно ему падать в такое удовольствие, голову кружит сладость возбуждения, и он буквально стелется перед ним, опускается на локоть. И крылья также устилают пол, чуть подрагивают под чуткими руками, под выверенными прикосновениями. И Кроули приходится вцепиться зубами в собственную ладонь, когда места между крыльями – где так тонко, что буквально можно сквозь кожу увидеть его проклятое сердце – касаются горячие губы. Демон практически кричит, объятый огнем чистейшего желания, абсолютной любви и такого доверия, что Ад буквально должен разломиться на части от стыда. Азирафаэль накрывает его собой и продолжает ласкать его крылья, пока Кроули буквально не распадается у него в руках на части. Даже если кто-то решит, что он жалок и смешон, демону так плевать, что все ненавистники скорее всего разрыдаются жгучими слезами, если узнают насколько. Он скребет пальцами дорогой паркет на полу в магазине Азирафаэля, пока хозяин этого самого магазина боготворит его крылья, слагает им богохульные молитвы на забытом языке ангелов. Кроули так стыдно, что на глазах выступают слезы. Ему так сладко, что кажется, он кончает не раз и не два просто так, без стимуляции и прикосновений. Лишь от тех слов, что ему шепчут в основание крыльев, от тех эмоций, что струятся из-за спины, от той любви, что Азирафаэль дарит ему так искренне и открыто. На всей улице вышибает пробки в одну секунду, когда Кроули протяжно кричит в закрывающую ему рот ладонь. И над его головой раскрываются белоснежные крылья, что мгновенно ложатся на черные. Их контраст настолько правильный, что Небеса едва не взрываются смертоносным ураганом от бессилия что-то изменить. И конечно, Кроули взрывается яростью и смущением, стоит ему прийти в себя. Азирафаэль оказывается на спине, раскинув и руки, и крылья. Он счастливо улыбается, пока демон вдавливает его в жёсткий и холодный пол, который им определенно придется отмывать потом. Но Кроули так красив в своей злости. Его черные крылья раскрываются над головой, а влажные алые волосы липнут ко лбу. Он шипит и скалит острые зубы, но не добивается ничего, кроме ласковых поцелуев и восхищенного взгляда синих-синих глаз. А потом им приходится начинать все сначала, потому что белые крылья собирают всю грязь с пола магазина. И чистить их оказывается намного сложнее, чем черные. Но Азирафаэль устало лежит на модной дорогой рубашке, лениво перелистывая страницы первой попавшейся книги. Он так возмутительно обнажен, что Кроули приходится трижды наложить на окна магазина витиеватую вязь слов, чтобы убедиться, что этого никто не увидит. Он сидит точно на мягких круглых ягодицах и осторожно очищает каждое перо от пыли. И если кто-то обращает внимание, что магазин до самого утра так и не открывается, то это его личные проблемы. Им не до нас.

***

Следующим утром Кроули все-таки приходится спуститься вниз, чтобы выручить черноглазого Князя в чем-то таком, “о чем я могу рассказать только лично, Кроули, ангел тебя дери!”. И ему так хочется сказать, что как бы уже, и несколько раз, и нет в этом ничего такого ужасного, и наоборот как бы тоже, но Кроули благоразумно молчит, не желая откачивать Хастура от очередного сердечного приступа. Делать искусственное дыхание жабе не самое большое удовольствие в его жизни, если быть искренним. Они уединяются в небольшом кабинете, таком же отвратительным, как и все здесь, снизу. Хастур необъяснимо возбужден, он прячет под своим плащом какой-то древний артефакт, что может работать исключительно в истинной тьме. Кроули догадывается, что возможно, он умудрился получить вырванное сердце праведника, что освещало людям путь во мраке и ужасе тысячи лет назад, но он никогда не был жаден до частей тела людей отдельно от остального комплекта. Поэтому его интерес самый минимальный, из сомнительного уважения к этой тупой лягушке. – Надо сделать совершенную тьму! – в сотый раз повторяет Хастур и мечется по маленькому кабинету. – Иначе оно потухнет! Вельзевул убьет меня! Это же раритет! Абсолютная благодетель. Габриэль облысеет от ужаса, когда узнает, что она у нас! – Да, да... – послушно кивает Кроули, прислонившись к единственному чистому кусочку стены в этом гадюшнике – его, если честно, не очень вдохновляет вид лысого архангела Габриэля. – И как ты планируешь получить эту “абсолютную Тьму” здесь? Хастур поднимает перед собой указательный палец и многозначительно молчит. Но Кроули слишком измотан прошлым днем и зол, что пришлось оставить разомлевшего от удовольствия Азирафаэля одного в постели, поэтому восторгаться чужим идеям у него нет сил. Он только чуть покачивает ладонью, умоляя Князя продолжить свою важную речь. – Крылья, Кроули! – гаркает Хастур так громко, что за спиной дрожит стекло в двери. – Ты мне для этого и нужен, неужели не понял!? Твои крылья могут скрыть свет полностью. – У меня одного, что ли, крылья? – равнодушно кривит губы демон и намеревается уйти, но для этого ему нужно миновать излишне воодушевленного Хастура. И это воодушевление действительно отвратительно, потому что с самой уродливой миной он говорит: “Нет, но ты единственный мне должен.” Кроули раздраженно шипит и несколько секунд серьезно раздумывает над тем, чтобы сожрать наглую жабу вот прямо сейчас. Его останавливает то, что перевариваться эта гадость будет слишком долго, а вонь изо рта определенно отобьет у Азирафаэля любое желание его целовать. Поэтому Кроули пытается испепелить Хастура взглядом – вдруг получится, и он осыплется пеплом прямо под его стильные ботинки – но Князь все еще стоит там со своей этой тупой ухмылкой. И сейчас Змею остается только сдаться, поднять руки, признавая поражение и подойти ближе. – Скажешь об этом кому-нибудь, я из тебя кошелек сделаю, – тихо шипит Кроули, подходя ближе к центру комнаты. Хастур изгибает бровь презрительно и едва не плюет себе под ноги, но сдерживается, потому что вокруг все и так загажено, куда уж больше. – Мне тоже не хочется, чтобы кто-то узнал, что ты обнимал меня свои крыльями, – возвращает он. – Блядский боже, Хастур! – рявкает Кроули, от омерзения передергивая плечами. – Как это развидеть... Они смотрят друг на друга секунду, после чего одновременно зеленеют и едва сдерживают рвотные позывы. Решение “никому ничего не говорить” принимается молча и обоюдно. Кроули подходит ближе и закрывает глаза, стараясь представить рядом с собой не пустоглазого демона, но ангела с улыбкой нежной, словно первый снег в декабре. Крылья распахиваются у него за спиной удивительно легко, срывая лишь судорожный вздох с губ. Кроули поднимает голову, чтобы поторопить Хастура оценить свой удивительный артефакт, но напарывается на полный ужаса взгляд. – Что?.. – Кроули разводит руками в стороны. – Что ты застыл, что? – Что с тобой случилось? – хрипит Хастур, роняя из под пиджака свою драгоценность. Наполненное жаром святой души сердце падает на пол и мгновенно тухнет, теряя всю свою уникальность. Но, кажется, Князю Ада это больше не интересно. Он в таком ужасе, что едва может складывать звуки, вырывающиеся изо рта, в какие-то узнаваемые слова. – К-к-к... Крылья... – он дрожащим пальцем указывает за спину Кроули. Демон чуть оборачивается и мгновенно все его возмущения застревают в глотке тугим комком. Кроули знает, что на его коже от любого появления на солнце проступают веснушки. Он пытался их убрать и чудом, и проклятием, даже тело несколько раз менял, но сделать ничего не смог. А когда он узнал, что Азирафаэль буквально сходит с ума, едва видит их, и комплексовать практически перестал. Принял это как возможность сводить своего ангела с ума полноправно и полностью. Но он явно не был готов к тому, что подобная участь постигнет его проклятые крылья! Два широких черных крыла покрывает россыпь одиноких белоснежных перьев – то тут, то там – рандомно разбросанных по всей поверхности. Кроули несколько раз растерянно моргает, глядя на этот кошмар перфекциониста, прежде чем понимает, что произошло. Видимо, затянутый водоворотом возбуждения и восторга ангел накануне не смог удержать свою благодать. И первые прикосновения к крыльям очень скоро сменились вот таким вот своеобразным художеством. Везде, где Азирафаэль упирался или цеплялся своими руками, перья белели, не в силах сопротивляться абсолютной чистой благодати ангела божьего. Но раньше, чем Кроули успевает посмеяться над собой или отпустить несколько не очень лестных слов, его оглушает хлопок двери. Едва демон оборачивается, он замечает, как Хастур – уже оказавшийся снаружи кабинета, в коридоре, полном людьми – запирает дверь охранным проклятием, для надежности несколько раз. – Хастур! Сатаны ради, ты с ума сошел!? – Кроули делает шаг к стеклу и сбивается, едва не наступая на ставшее теперь вполне себе обычным человеческое сердце. – Забери эту гадость отсюда! – Кроули! Ты заражен чем-то! Оставайся тут! – Хастур складывает руки в рупор, чтобы его голос звучал громче. – Придурок, я тебя и так слышу! – рявкает Кроули, мгновенно пряча свои “зараженные крылья”. – Иди сюда, это недоразумение... – Нет! Это видимо та самая болезнь с Земли! Вертушка! – Хастур в панике вскидывает руки и ударяет идущего мимо демона по лицу, но в пылу ужаса даже не замечает этого. У жертвы рабочего абьюза мгновенно отваливается челюсть и часть лица, падают под ноги идущим. Кроули только обреченно стонет, запрокинув голову. – Это ты вертушка, идиот! Ветрянка она называется! И ты не человек, у тебя ее быть не может! Но придурочный Князь замечает демона, у которого вдруг на ровном месте отваливается половина лица, и его крик оглушает стоящих рядом. – Вот видишь! Она уже распространяется! Нам нужен карнавал! – Карантин! – машинально поправляет Кроули злым рыком. – Я сейчас сбегаю за Вельзевул и Дагон! Они смогут тебе помочь! – Хастур уносится прочь, продолжая врезаться в демонов, из-за чего в узком изгаженном коридоре образовывается столпотворение. Крики нарастают, но едва ли они могут заглушить истошные вопли Хастура: “Инфекция! У нас инфекция! Мы все подхватим Вертушку! Вельзевул! Босс!”. Кроули устало смотрит на экран телефона, где отображается уже на несколько сотен лет позже время, чем он должен был провести здесь. Азирафаэль все еще ждет его в спальне на втором этаже, там где сладко пахнет шоколадом и любовью. А он застрял здесь, где меньше всего хочет находиться. Он собирался вернуться до того, как яркое утреннее солнце разбудит ангела, чтобы угостить его чем-то вкусным, возможно из соседнего кафе. Он сейчас должен забираться на мягкую постель и сцеловывать с теплых губ тихие вздохи, а не доказывать переполошившимся демонам, что он не принес в Ад смертоносную заразу, от которой они все трагично умрут. С раздраженным стоном Кроули опускается на пол, окончательно наплевав на сохранность своей одежды и то, что пол покрыт чем-то липким и черным. Он закрывает глаза под чье-то чавкающее: “Смотрите! Он отключился! Мы следующие!”. И черт его разберет, о чем он больше мечтает сейчас – вернуться во вчерашний день, забыв о пережитом кошмаре, или о хорошей качественной гранате. А лучше двух.

***

– Нечего трахаться на крыльях, – подводит итог Вельзевул, сидя на подоконнике в магазине Азирафаэля. Кроули показывает ей средний палец и выпивает залпом еще один бокал вина. Азирафаэль тихо смеется в плечо, но не успевает спрятаться от взбешенного взгляда желтых глаз. Именно поэтому Кроули приходится поспешно и в панике тушить загоревшийся подол его пальто. – Где ты раньше такая умная была?! – огрызается Кроули, едва не швыряет в нее остаток вина, но вовремя одумывается и допивает бутылку длинным глотком. – Я сама узнала об этом лишь месяц назад, – скучно пожимает плечом она. – Хорошо еще, что Дагон не побежала истерить на весь Ад, как некоторые. Она просто упала в обморок. Кроули давится вином и тяжело кашляет, не в силах полноценно вдохнуть. Азирафаэль похлопывает его по спине и смотрит на Князя Ада совсем по-другому, с легким оттенком уважения что ли. Вельзевул смахивает с плеча несуществующую пылинку, и совсем незаметно, что ее саму это возмутительное свойство возбужденных ангелов выбило из колеи на несколько дней. – Я могу посоветовать тебе хорошую краску, – осеняет ее. – Здешнюю, человеческую. Она хорошо прокрашивает и держится долго. – Уйди... отс..сюда... – хрипит Кроули сквозь кашель, у него слезятся глаза, и вино практически идет носом обратно от возмущения. – Ради Ада, Вельз... Нам же еще не один раз придется смотреть друг другу в глаза! Хватит мне на сегодня потрясений! – А мне нечего смущаться, – отрезает Вельзевул, спрыгивая с подоконника, и одергивает свой пиджак. – Можете даже присоединиться к нам как-нибудь. Для чистоты эксперимента. Она выходит из магазина, посмеиваясь, под отборную ругань, что сбивается на шипение. Габриэль ждет ее на другой стороне дороги. Он изо всех сил делает вид, что совсем не интересуется тем, что случилось у них в Аду. Вельзевул еще шире улыбается, направляясь к нему. Интересно, можно ли напугать демонов, хотя бы младших, до сердечного приступа? Если вдруг завтра она появится в своем кабинете на совещании с пятнистыми крыльями? Вельзевул отмахивается от удивленного взгляда архангела и берет его под руку, чтобы прогуляться немного по вечернему городу. Азирафаэль опускает плотную занавеску, оставляет их в покое. В конце концов, посреди его магазина валяется огромный черный змей, в приступе ярости и пьяной истерике. И ему нужно с этим что-то делать... Интересно, а побелеют ли его чешуйки?.. Или, возможно, он ненадолго станет змеем-альбиносом?.. Стоит ли говорить, что следующие несколько дней в Аду были совсем неспокойными. Даже небесные чиновники спустились, чтобы оценить масштаб разрушений, учинённых доведенными до паники демонами. Габриэль стоял там с самым невозмутимым выражением лица. Но кто-то все-таки заметил, что у него подозрительно дергает уголок левого глаза.