Подарок

После того дня Мастер пропал. Я не видел его уже второй день. Мне было не до его дел, пользуясь свободой я составлял план. Старый, потрепанный блокнот служил мне местом для чертежей и ежедневником. —Скучаешь? – сполошил меня Мастер. Я упал с подоконника, на котором сидел. Блокнот! Он увидел блокнот! Быстро надеясь, что это не так, прячу его под собой. Боязливо поднимаю глаза на него. За эти два дня он будто на десять лет помолодел — в глазах азарт, немного потрепанный, но довольный как кот, наевшийся сметаны. — Ты все такой же запуганный. Не бойся, видел я твой блокнот, но лезть в него не буду, – садится в старое винтажное кресло возле стелажей книг. Мне всегда нравились библиотеки, они — хранилище тысячи новых миров и бесконечной мудрости, спрятанной там. Эта была небольшой, но уютной. По центру стояли два кресла с кофейным столиком между ними. Четыре стелажа уникальных книг расходились по разные стороны от кресел. — Рей Бредбери. Вино из одуванчиков, – читал он с лежащей книги на столике. – Хороший выбор. У тебя есть вкус на прекрасные книги. Много читаешь? — Хотел бы, Мастер, но не всегда бывает время, – быстро прошептал я. — К нам придут деловые партнеры Рича. У них запланирована встреча, а Ричи приедет только завтра. Так что будь послушным, – с этими словами Мастер покинул комнату. – Мне долго тебя ждать? Партнеры? Я осторожно поднялся с пола, запихнул ежедневник под стелаж и поспешил за ним. Он рассказывал о том, как себя вести. Молча сидеть, не говорить без разрешения, не двигаться без разрешения. Может мне и не дышать? — Добрый день, – входная дверь распахнулась показывая двух мужчин. Получается, дверь можно самому открыть? Блондин с зелеными глазами одетый в штаны карго и модную курту уверенно подошел к Мастеру и обменялся рукопожатиями. Возле входа весь сжавшись стоял примерно его же возраста юноша. Необычный блеск на шее привлек внимание и я вглядывался в его изгибы. Он намного изящней и тоньше меня. — Лео, – повернувшись к мальчишке мужчина, недовольно на него посмотрев. Это имя такое? Мальчик вздрогнул и упал на колени перед Мастером. Края черной мантии, одетой на него красивыми складками осели на пол. Будто боясь, он сторожно откинул капюшон мантии и наклонился к Его ногам. И это открыло причину дивного блеска, видимого мною ранее. Красный ошейник отделанный, судя по всему, золотом, с выгравироваными тремя буквами «ЛЕО». Меня передернуло от ужаса. А дальше уже от отвращения. Незнакомый мне раб покорно склонился и целовал ботинки Мастера. Как так можно? Где его гордость? Он еле слышно прошептал приветствие Господину, за что получил подзатыльник от своего Хозяина «за то, что заставляешь Господ прислушиваться к своим ничтожным словам». Из прихожей мы последовали на кухню, он полз. И в глазах какая то щенячая радость. Отвратительно. Неужели так просто сломать человека? В столовой накрытый стол на двоих манил запахами. — Можно ли вас попросить увести мальчиков? Нас заперли в моей комнате. Сам факт был странным, меня никогда не закрывали на замок. Мальчишка выглядел как грех, который тебе не хватит духу совершить. Ярко фиолетовые волосы очерняли ангельскую душу. Ангел, наказанный за отречение от Бога, посланный на грешную землю. — Как тебя зовут? — мне хотелось верить, что в нашем мире еще помнят имена. — Ульрих. Мать назвала в честь немецкого рыцаря. "У тебя великое будущее", — говорила она. А я обычная шлюха, – голос был четким и хорошо поставленым. Лео ерзал коленями по холодному полу. Глаза - стёкла. У меня не осталось сомнений, что перед мной божество. Только крылья вырваны, а спину покрывали шрамы, царапины. По ним можно прочесть историю нелегкой жизни, как по кольцам — продолжительность жизни дерева. Пальцы боязливо тянутся к затянувшийся боли. — Не надо, –он отполз к кровати. – Мне запретили прикасаться к тебе... — Кто тебя так? – я знаю ответ, но не хотел верить, что человек на такое способен. — Хозяин. А потом неожиданно добавил: – Это давно было, я глупым был, – на губах расцвела улыбка, причину которой мне не разгадать, – ударил топором по голове и пытался убежать, – комнату залило смехом. Он совсем поехавший? Ульрих продолжил: – Теперь я никогда не брошу Господина. Он удостоил меня высшего удовольствия — служить ему. — Ты серьезно? Очнись, ты игрушка. Какое к черту удовольствие? Он опять сумасшедше рассмеялся. А потом мягко улыбнулся: — Хозяин добр ко мне, он научил меня обожать боль, – он под наркотиками? – шум поворота ключа в замке. Шорканье двери по ковры. Шаги по лестнице, что отдавались эхом. Я питаюсь звуками, я боюсь их забыть. — Несомненно, это было больше, чем безрасудно... – взляд «модного» метнулся на нас, – оу, мальчики, взрослые обсудили свои дела и теперь хотят десерта, – хищник. Одурманенный властью, он не понимает, что такое человек. – Лео, сладкий, ползи сюда, – звонкий звук деревянного пола от перестановки рук и ног. Всплыл образ матери в синем платье. Мы только переехали и праздновали новоселье ее фирменым блюдом — мясом по-французски. Я до невозможности любил этот тонкий ломтик свинины, пропитаный духом Парижа и матери. Сейчас же меня тошнило. Будто собаку, Лео кормили из рук. Он с причмокиванием облизывал пальцы и вылизывал пол от жира. — Ты меня всего обслюнявил, – вытирает руки об его лицо. Если я сейчас проблевусь, что он мне сделает? — Дорогой Мастер, составишь компанию в игровой? * * * — А давай сыграем в игру? – этот тип возвышался надо мной, – я показываю тебе предмет, и ты говоришь мне его название. Молчишь — десять ударов, не угадываешь — в два раза больше, – хищник начал трапезу, — но ты не переживай, Рич будет не очень доволен, если я тебя запытаю до смерти. А вот мой песель будет только рад. Да, Лео? —Да, Господин. Смогу ли я жить дальше, осознавая, что своей рукой калечил подкоренное божество? — Я не... — Извини, телефон, – уходит за дверь. Это мой шанс. —Лео, Лео, ты мне поможешь, у нас мало времени, – я кинулся к нему, – Лео... — Ты хочешь нарушить приказ? – разве были какие-то указания по поводу этого? – я все расскажу. Он будто не здесь. Получается, он уже не человек? Раз ему не принадлежит его душа... —Начнем. Лео, на крест, – его Господин пристегнул руки и ноги. Хвосты плети легко царапали нежную кожу встроенными шипами. А что будет, если ударить? Скоро я это узнаю... — Что это? – странное приспособление похожее на прицепки. Я их видел! Только как они правильно называются... – Зажимы? — Это ты спрашиваешь или отвечаешь? Четкий ответ! – он начал повышать голос. — Зажимы! — Хорошо, а это? – поглаживая Лео хвостами спрашивает он. Лео возбудился? Ему это нравится. Мой взляд наткнулся на дилдо. В чем подвох? — Дилдо, – тишина. После первого удара кровь. Вот что будет. А их двадцать. Дурак, дурак! Нужно было хотя бы промолчать, нет , мы же самые умные!Прости, Лео, прости меня.... * * * Пять бесконечных поисков на окраине мозга этих предметов. Сорок минут душераздерающих криков и боли. К черту все, нужно будет сразу, как весь этот кошмар закончится, бежать. Да и Лео забрать, даже если у них с Господином любовь. Разве любимого человека забивают до полусмерти? Сзади апплодировал Мастер. Теряю связь с реальностью. Мир расплывается, все краски смешиваются в одно бесцветное пятно. *** Обычная боль где-то потерялась, но меня нашла темнота. Беспросветная. Вечная. За пару дней будто год прошел. Я начал бояться зеркал. Может, Рич отдал меня Мастеру, как поломанную игрушку откладывают, в надежде починить когда-то дорогую вещь. Уродец. Слабохарактерный, только для траха и годный, уродец — вот , кто я. Он меня бросит. Приедет, увидит, кем я стал, и просто развернется и уйдет. Я никому не нужен. Забираю руку от покалеченного уха, прекращая ощупывать новые черты. Что они сделали с Ульрихом? Какое необычное имя, не каждый родитель своего ребенка так назовет. Говорят, что как назовешь дитя, тем он и станет в жизни. Но неужели существуют родители, которые желают своему ребенку зла? и пускай голос хриплый, и пускай на душе кошки скребут. пустая комната искажала звук я знаю я уже никто и никем не был никем *** Скрип-свет-стоны. Что такое? Сонно пытаюсь встать. Лео, мой милый Лео. Что с тобой? Пачкаюсь в кровь невинного дитя. Судьба зла. Что сделал этот парень такого? Чем заслужил? Я бессилен. У меня нет ни ткани, ни лекарств, что бы помочь. Есть лишь слова. И я тихо шепчу то, во что сам не верю. Все будет хорошо. Я обещаю.