Встречи

Вот и приходит день встречи. Добираюсь до Берлина на самолёте — люблю их, всё-таки люди иногда могут придумать что-то качественное. Хотя... они же придумали меня! Так что уже знаю две удачно изобретённые вещи. В таком вот приподнятом настроении оказываюсь в огромном офисном здании. Спрашиваю у шоколадного в буквальном смысле — у него на бейджике написано «Ганаш», а это ведь почти глазурь — парня, где бы найти все воплощения. Он предлагает проводить и вітаскивает из тёмной, как и он сам, сумки бейдж и предлагает прикрепить к свитеру. Слушаюсь. Знакомая ситуация — и бейджики надо носить с именами, и садиться на строго отведённое место… Ганаш вытаскивает — еле сдерживаю смех — опять-таки чёрную ручку и просит подписать бейджик. Послушно пишу своим далеко не каллиграфическим почерком своё название — «Лазанья». Парень звонит кому-то, и из ниши в стене появляется его белый двойник с надписью на бейдже «Маскарпоне». После Ганаш кивает и показывает жестом — мол, идите за мной, госпожа Лазанья. Послушно следую за ним — иначе мне ведь не найти, эти места встреч постоянно меняются. Поднимаемся на лифте на десятый этаж и оказываемся в крайне уютном, хоть и большом, лофте. В комнате стоит стол и несколько стульев. Ганаш подводит меня к одному из них и указывает на стул. Проверяю — да, на столе табличка с моим именем. А в вазе стоит одинокая, но красивая кроваво-красная роза. Наклоняюсь к ней, проверить, есть ли у цветка вода. И уверяюсь, что о ней позаботились и без меня. В прозрачный сосуд налито достаточно воды. Так что уже с чистой совестью вдыхаю любимый аромат. И ёжусь, почувствовав на себе ехидный взгляд. Поднимаю свой, и вижу, что на меня смотрит Зелёный Борщ. Блин, боюсь его белых глаз. Почему наш создатель не позаботился о более привлекательной внешности для некоторых из нас? Вот, например, этот парень. Вроде бы красивый, но зелёные волосы, к примеру, меня наталкивают на мысли о зависти. А глаза цвета снега… или, если думать о кулинарии, белка, как минимум странные… Зато брат у него, который, кстати, сейчас входит и направляется к месту рядом с ним — для меня воплощение мужской красоты. Длинные красные волосы, вечно прищуренные кошачьи — именно зелёные, а не жёлтые — глаза, стройная фигура, длинные, не то, что у меня, ноги… В общем, опять я слишком засматриваюсь на Борща. Нет, он этого заслуживает. Но наверняка я смотрюсь тупой фанючкой рядом с ним. И вот думаю, не надо мной ли он смеётся, когда он показывает в насмешливой улыбке белоснежные зубы. Ах уж этот рот… Так и хочется его поцеловать. Когда братья одновременно переводят взгляд на меня, а Борщ подмигивает, понимаю, что засмотрелась. Ну да, слабость такая есть у меня — разглядывать что-то или кого-то красивое. А сестрёнка Спагетти Болоньезе вообще когда подходит, то хлопает меня по плечу, мол, возвращайся из грёз к нам. И садится на свободный стул рядом со мной. И, в отличие от меня, на цветок, стоящий перед ней, внимания не обращает. Смотрю, кто ещё уже на месте. Итак, Кесадилья представляет Мексику, Пирог-Поплавок — Австралию, Фунчоза с курицей и овощами — Азию, Эфо Риро — Африку. В общем, основные представители на месте. И мне до сих пор кажется, что несправедливо это — что Европа присутствует всегда на этих встречах таким количеством народа. Тогда как другие континенты почти обходят вниманием. Но это вопрос уже к организаторам. Слышу чихание. Смотрю на соседей по столу, и понимаю, что это Буйабес. У него вроде бы аллергия на все эти цветы, но хозяева вечно это игнорируют и ставят перед ним те же розы, что и перед другими. А он всегда так смотрит большими печальными прозрачными, как море, откуда берут ингредиенты для супа буйабес, глазами. Наверняка чувствует мой взгляд, так как смотрит на меня страдальческими глазами. Кивает, мол, вижу тебя, подруга, спасибо, что беспокоишься. И таки улыбается, хоть и грустной улыбкой. Вот наконец и прибывает хозяин нашей сегодняшней встречи — Торт Эстерхази. Сначала думаю, где же хвалёная немецкая пунктуальность, но вскоре почему-то меня почти осеняет мыслью, что он был где-то на замаскированном балкончике под высоким потолком и нас всех видел. И хитрое лицо, обрамленное длинными наполовину седыми волосами, мне просто кричит о таком наблюдении. Эстерхази садится во главе стола и здоровается с нами. Отвечаем нестройным хором. И он объясняет, что предыдущий устроитель встреч — господин Маршмеллоу (самое дружелюбное блюдо, которое я знаю) — болеет, вот он и проведёт сходку вместо него. Что ж, искренне надеюсь, что это милое создание вскоре выздоровеет. А пока собираюсь слушать, что другие будут говорить. Мне-то сказать нечего, даже не знаю, зачем меня зовут. Наверное, и впрямь для количества. Эстерхази предлагает всем присутствующим блюдам поделиться своими проблемами. Встаёт милый, пухленький, как и все изделия из теста, с приятными чертами загорелого лица и светлыми волосами, австралиец Пирог-Поплавок. Думаю, что же у него такого плохого. Не знаю, вот и интересно послушать. И, как и большинство, киваю головой, когда он рассказывает, что незаметно для себя превращается в туристическое блюдо — жители Австралии как-то всё реже готовят его тёзку для себя. Бедолага спрашивает, что ему делать, и я всё-таки решаюсь. Поднимаю руку, и рассказываю о своём опыте — мол, устраиваюсь в рестораны и готовлю лазанью. Предлагаю ему, почему бы ему не попробовать устроиться в какой-то ресторанчик, где едят местные, и предложить в меню пирог-поплавок. Мясо-то многие любят. Ага, а горох просто обожают… Но это лишь нюансы. Всё равно австралийское блюдо вкусное, хоть и не для всех. На красивом, хоть и пухлом лице Пирога появляется улыбка. Он благодарит меня, и надеюсь, что это ему поможет. Невольно опять смотрю в сторону Борща, и вижу, что его пухлые красные, как и волосы, губы тоже улыбаются. И с радостью в сердце откидываюсь на спинку стула, грозясь его повалить, и готовлюсь слушать остальных. Эстерхази хвалит мою придумку. Все остальные вроде бы с ним согласны, а кое-кто даже хочет тоже моим советом воспользоваться. А мне становится интересно, чем же занимаются другие блюда между встречами. Не находятся же в заморозке всё это время. А пока я так думаю, Эстерхази даёт слово очередному участнику встречи. И я почти совершенно не удивляюсь, когда это оказывается Борщ. А что, он парень интересный, активный. Так что я наоборот удивлена, что первым говорил Поплавок, а не он. Борщ своим обворожительным, как и он сам, голосом, рассказывает о ситуации, преследующей его годами. Он руками с длинными музикальными пальцами показывает, как его буквально на части рвут разные страны Европы в попытке присвоить. Знакомая ситуация. Судя по его жизни как человека, он на части разрывается между разными девушками и парнями. И, конечно, меняет их, когда они, по его выражению, «приходят в негодность». И если подумать о его жизни как блюда, которую он вполне искренне, несмотря на мнимую лживость зелёных глаз, рассказывает на каждой встрече одними и теми же словами, он говорит правду. Нам ведь лгать он не может. Эстерхази явно тянется что-то сказать. Смотрю на него и вспоминаю, что не так уж часто его и видела. А между нами ходят слухи о каком-то таинственном блюде, которое управляет всеми нами. И элегантный подтянутый, несмотря на свойства блюда, воплощением которого он является, мужчина вполне может претендовать на это звание. Видимо, его желание высказаться замечает и Борщ, так как замолкает, смотря лукавыми глазами поочерёдно на всех нас. Такое впечатление, что он нас впервые видит. Эстерхази задаёт странный для меня вопрос — а к культуре какой страны согласен принадлежать Борщ? Тот явно задумывается, и отвечает тихонько, что не знает. И этим шокирует, по крайней мере, меня. Видимо, особенности его жизни накладывают отпечаток. А Эстерхази смотрит снова неожиданно для светлых волос карими глазами совсем не удивлённо и советует Борщу до следующей встречи подумать о своей национальной принадлежности. А пока приглашает всех нас к слову. В этот раз обращается к девушкам, то есть к нам с сестрёнкой. Я отвечаю, что мне нечего сказать. Зато сестра представляется новому хозяину встречи и просит его показать ей Берлин, а может, и вообще всю Германию. Как будто бы она здесь не бывала! Вот теперь на лице Эстерхази появляется искренняя эмоция — удивление. Мне даже хочется любоваться этим красивым утончённой красотой лицом. А сестра вдруг смеётся и говорит, что шутит. Мне кажется, или я слышу облегчённый вздох? Сестрёнка продолжает любить вводить людей и воплощения в ступор. Интересно, Эстерхази поверил ей? А то я вот знаю, что она знает эту страну чуть ли не лучше её коренных жителей. Хотя он выглядит таким воплощением, которому нельзя солгать. Спрашивает у остальных воплощений, не хотят ли они чем-то поделиться с такими, как они. Кесадилья поднимается, встряхнув гривой чёрных волос, и с акцентом рассказывает о своей популярности. А вот теперь явственно слышу завистливый вздох со стороны Поплавка. Мда, надо бы парню помочь. А вот хвастливая Кесадилья не нравится мне. С ней бы я никуда не пошла. Буйабес рассказывает, что вполне доволен тем, как к нему относятся люди. Его готовят французы и для себя, и для туристов. И это ему нравится. Заканчивает свою короткую речь чиханием. Все смотрят на него сочувственно, и я надеюсь, что по крайней мере Маршмеллоу хоть когда-нибудь догадается убрать цветок у него из-под страдающего носа. Фунчоза в ответ на приглашение Эстерхази говорит тихим вежливым голосом пару слов о том, что она не самое популярное блюдо в мире, но ей вполне хватает такой вот востребованности. Вижу поднятый большой палец Борща, да и сама с ним согласна — такая самооценка всем бы не повредила. Невзрачный Эфо Риро поднимается и говорит, что у него всё прекрасно — у него великолепная компания из разных ингредиентов. И насколько я знаю это блюдо, он создание положительное во всех смыслах, даже если не смотреть на настолько непримечательную внешность. Зелёный Борщ отказывается от слова, когда у него спрашивают, пожимает плечами и отвечает, что всё у него нормально. И это вполне понятно — он-то блюдо тёплого сезона, когда появляются составляющие для него. Так что зачем ему грустить? Эстерхази, выслушав всех нас, причём, судя по выражению обманчивого лица, внимательно, поднимается и благодарит всех за встречу. Говорит, что следующая состоится на этом же месте ровно через год, и прощается. А я запоздало замечаю, что вообще-то ничего о себе он не сказал. Хочу уже ему на это указать, но всё-таки до меня доходит, что раз настолько популярное блюдо о себе не рассказывает, значит, у него есть причины. Посылаю мысль сестрёнке. Даже мысленно слышу, как она оживляется в ответ, так что окликаю, когда она соглашается, до сих пор грустного Поплавка: — Пирог-Поплавок — а что, вполне официальное название, других имён он не называет, — не хотите с нами прогуляться в какой-то ближайший бар? Говорят, здесь, в Германии, очень вкусное пиво. Пирог подходит к нам и смотрит уже удивлённым взглядом. И как-то шокированно спрашивает: — Девушки и пиво? Я правильно расслышал? Ага. Ну, были бы у нас в Италии — пригласила бы на джелато, в Эфиопии — на кофе… Ну и так далее. Уже собираюсь с мыслями, что ответить, но сестрёнка успевает раньше, причём в своём неповторимом стиле: — Вы настолько подвержены стереотипам, господин Поплавок? Разве Австралия — не свободная страна? Пирог-Поплавок явно теряется, не зная, что ответить, и, к счастью для него, к нам подходит Зелёный Борщ, спрашивая: — Тут кто-то хочет на пиво? И, уже к Борщу: — Составим прелестным девушкам и красивому парню компанию? А, братик? Пирог краснеет. И на его белом лице это смотрится очень и очень привлекательно. Однако задумываюсь, как же он живёт, если у него, жителя Австралии, настолько бледная кожа? Неужели он из дому выходит только на встречи с нами, воплощениями? А пока я так думаю, к нам ближе подходит уже Борщ. Останавливается возле брата, а тот дружески или даже более интимно кладёт ему руку на плечо. А Борщ снова завораживает меня своим голосом, когда отвечает брату: — Если девушки и парень не возражают. Я уже готова пищать: «Ну что вы! Мы только за!», как более спокойная в этой ситуации сестрёнка отвечает, делая приглашающий жест рукой: — Присоединяйтесь. Где-то за моей спиной откашливается кто-то. Оборачиваюсь и встречаюсь со взглядом стальных глаз Эстерхази. Уже собираюсь спрашивать, что ему нужно, как он сам рассказывает: — Если я не помешаю, то готов показать вам небольшой хорошенький бар недалеко отсюда. Провести? Сестрёнка отвечает: — Нет, не помешаете, господин Эстерхази. Мы только за. А я в ужасе оглядываюсь по сторонам — вдруг ещё кто-то захочет к нам присоединиться. Но, к счастью, уже никого нет. Да и розы остаются только возле наших мест и того, где сидел Буйабес. Эстерхази лёгкой походкой проходит возле всех наших мест и собирает цветы. Подходит всё тем же прогулочным шагом к двери и предлагает: — Ну что, выходим?