Встречи

Все киваем и покидаем помещение. Подходит Ганаш, и выходим из здания вообще. Проходим мимо пары всё таких же безликих офисных зданий — даже не знала, что в Берлине есть такие кварталы — и я уже задумываюсь, не слишком ли долго нам идти к якобы близкому бару. Но Эстерхази как чувствует моё недовольство — он входит в один из домов и приглашает нас сделать то же самое. Слушаемся — а то что нам ещё делать? Иначе бы отправились по делам. Оказываемся в очень интересном баре. Или этот интерьер на самом деле обычный, просто я слишком редко бываю в подобных местах? А остальных деревянная барная стойка, высокие стулья и столы из того же материала вроде бы не удивляют. Эстерхази приглашает нас жестом присесть за один из столов. Еле взбираюсь — чёртов мелкий рост! — на стул и пытаюсь устроиться поудобнее, мысленно позавидовав, как всегда в подобных случаях, длинноногим сестрёнке и семейству Борщей. Как только мы устраиваемся, подходит официантка в каком-то странном платье — сверху что-то, похожее на белую блузку и чёрный корсет на ней, а снизу пышная розовая юбка до колен. Запоздало понимаю, что таращусь на девушку слишком неприлично — Борщ-то наверняка привык к моим взглядам, хотя, она, может, тоже привычная к таким знакам внимания. Может, заметив мой взгляд, Эстерхази объясняет: — Никогда не видели дирндль? Баварский национальный костюм для девушек. Никто не говорит, мол, конечно, знаю такое платье, так что он со вздохом продолжает: — Поэтому и бываю здесь. Я вообще фанат Баварии. Позже, видимо, понимает, что девушка стоит как-то слишком долго возле нас, и предлагает ей принести меню. Мне кажется, или от неё веет каким-то облегчением, когда она от нас отходит, взмахнув длинными светлыми волосами? А Борщ уточняет: — А ещё вы наверняка болеете за «Баварию», не так ли, господин Эстерхази? Эстерхази почти приказным тоном, несмотря на содержание реплики, отвечает ему: — Прошу вас, называйте меня просто Курт. И да, вы правы, господин… Борщ перебивает его: — А я просто Иван. Развелось нас, Борщей… Постараюсь запомнить. А Эстерхази кивает, мол, понимаю тебя. А за это время возвращается официантка. Кладёт перед каждым из нас по неожиданно тонкому меню. Смотрю внутрь. К счастью, есть вариант на английском, а то мой немецкий оставляет желать лучшего. Девушка отходит, и я вчитываюсь более внимательно. Замечаю интересный вариант — имбирный эль, так что уже понимаю, что буду брать. И с облегчением закрываю меню. Смотрю на всех остальных. Робкий Поплавок никак не может выбрать, ведь нервными неожиданно для его комплекции худыми пальцами переворачивает немногочисленные страницы чуть ли не раз в пару секунд. Борщ с предвкушающей улыбкой закрывает меню и, видимо, снова почувствовав мой взгляд, улыбается мне. Эстерхази вообще вроде бы не заглядывал в меню. Хотя раз он это место любит, значит, ассортимент знает наизусть. Ну, мне так кажется. Остальные же просто спокойно выбирают. Эстерхази, наверное, замечает, что я больше не смотрю в меню, раз спрашивает: — Может, что-нибудь подсказать, фройляйн Лазанья? — Нет, спасибо. Я уже выбрала. — Позвольте полюбопытствовать, что? Будто бы не узнал, когда я буду заказывать. Но отвечаю, несмотря на раздражение где-то там, внутри, спокойно: — Имбирный эль. Борщ поднимает голову и спрашивает с изумлением, причём звучащим натурально, в голосе: — Лазанья и имбирь? Вы меня удивляете, девушка. В наш разговор встревает сестрёнка, до этого спокойно изучавшая меню: — А что вы думали, господин Борщ? Моя сестра любит что-то непривычное. Как и я. Борщ как-то по-птичьи склоняет голову набок и просит: — Пожалуйста, обращайтесь ко мне на ты. Все. Хорошо, что наши разговоры автоматически переводятся на понятный собеседнику язык. Ещё одна плюшка воплощений, без которой было бы не очень удобно общаться с себе подобными. Например, если бы мы все общались на каком-то языке, где нет разделения на вежливое «вы» и обычное. Такие есть, я точно знаю. Все киваем, мол, ладно, хоть на «ваше величество». Борщ улыбается. Эстерхази предлагает: — Может, вам что-то посоветовать, госпожа Спагетти? Сестрёнка кивает, состроив умильную просящую рожицу. Ух, как же она это любит делать. А главное, способ действенный — все мужчины от людей и до воплощений — всегда готовы ей помочь. Надо бы и себе так научиться. Эстерхази всё-таки берёт своё меню, а я замечаю у него скромный маникюр. Ммм, ухоженные мужчины — моя слабость. Интересно, у него есть кто-то? Но спрашивать как-то страшно. А пока я так думаю, он находит что-то интересное в меню и предлагает сестрёнке: — Может, возьмёте пиво «Пицца»? Сестрёнка смеётся, я тоже. А она объясняет: — Нашу сестру зовут Пицца. Ржёт уже Борщ. Причём он выглядит прекрасно даже когда издаёт такие неприятные звуки. И решает: — Пожалуй, возьму себе. И закуски не надо. Почему-то мне кажется, что он сидит на диете. Иначе разве выглядел бы таким хрупким? А Эстерхази, как ни в чём не бывало, продолжает предлагать: — Может, коньячное пиво? Приподнимает голову уже Зелёный Борщ. И решает: — Закажу. Сестрёнка начинает подлизываться к Эстерхази, почти мурлыкая — ух, берегись, мужик! знаю, что это за тон: — Вы так умеете рекламировать… Эстерхази смотрит с удивлением в стальных глазах: — Но я ведь только говорю названия напитков. — Которые мы бы сами не заметили. Борщ вклинивается в разговор: — Есть такое, Курт. И смотрит при этом на него так, что мне почему-то кажется, что на этого мужчину претендует не одна сестрёнка… А я? А что я? Он меня не интересует, он меня не интересует — повторяю мысленно, и по нашей ментальной связи сестрёнка ржёт. А Эстерхази при этом продолжает невозмутимым тоном — молодец мужик! на него такая атака, а он и в ус не дуёт. Кстати, усы бы ему пошли... — Сливочное пиво? О, вроде бы он нашёл подходящий вариант для сестрёнки. Она ведь, несмотря на возраст блюда, воплощением которого является, остаётся в душе ребёнком. И любовь к фэнтези у неё отсюда. Хотя разве нас нельзя назвать персонажами этого жанра? Сестрёнка чуть ли не подпрыгивает на стуле, аж Зелёный Борщ, судя по жесту, собирается её ловить, если упадёт, и спрашивает с огромным интересом в голосе: — Как в «Гарри Поттере»? Эстерхази улыбается так хитро-хитро, когда отвечает: — Ну, мы искали самые интересные варианты всяких напитков для разных вкусов. Сестрёнка мигом понимает, что он проговорился, и уточняет: — Значит, это ваше заведение? Он кивает. А сестрёнка вслух удивляется: — Но вы же воплощение торта. А здесь вряд ли подают десерты к пиву. Эстерхази пожимает плечами и по крайней мере пытается объяснить: — Это здесь не подают, а вот за стенкой есть небольшая кофейня. И торт эстерхази там — самый популярный десерт. Почему мне кажется, что он просто лучится счастьем, когда это говорит? Вот, и морщинки у глаз уже видны, улыбка на пол-лица… Видимо, он действительно гордится своими заведениями. Уже подаёт голос до этого молчавший Пирог-Поплавок: — И почему же вы не повели нас туда, господин Курт? Эстерхази улыбается уже лукавой улыбкой. И мне почему-то мерещится, что это более свойственное ему выражение. — Но девушки же хотели пива. А кто я такой, чтобы переубеждать их? Понятно. Ещё и джентльмен. Или просто играет роль? Что-то в нём чувствуется то ли фальшь, то ли двойное дно… Хотя выбор заведений для открытия тоже об этом говорит — каждое для разных сторон души. Борщ подтверждает: — И правильно сделал. Раз уж наши коллеги сами нарываются… И добавляет со зловеще-удовлетворённым выражением лица: — То какое есть у нас право им мешать? Эстерхази улыбается и подтверждает. А к нашему столу приближается официантка, и он, наверное, как-то резко вспоминает, что Пирог ещё никакого пива не выбрал, так как спрашивает у него: — А вы, господин Поплавок, вам что-то подсказать? Тот качает головой. А официантка спрашивает, готовы ли мы сделать заказ, и Эстерхази перечисляет наши желания, удивляя меня своей памятью. Девушка послушно записывает и, выслушав его до конца, спрашивает: — Вы весь заказ сделали? Эстерхази смотрит на Пирога, и тот смущённым немного писклявым — как я раньше этого не заметила? — голосом говорит: — А мне бокал просто тёмного пива. Официантка записывает и уточняет у нас: — А закуску будете какую-нибудь? Все задумываемся, а спустя некоторое время Борщ, видимо, что-то для себя решив, предлагает: — Может, Курт что-то посоветует? Или вы? Под его взглядом девушка немного смущается. И уже собирается, судя по открытому рту, что-то сказать, но Эстерхази её опережает: — Вроде бы лучшей закуской к пиву считают морепродукты, чипсы, жареные куриные крылышки, варёный картофель, луковые кольца… Борщ его перебивает вопросом: — И конечно же, здесь есть морепродукты? Эстерхази вздыхает. А Борщ говорит, посмотрев на него чуть ли не уничижающим взглядом: — И при таких энциклопедических знаниях кое-кто не удосужился позаботиться о лучшей закуси. Эстерхази опускает взгляд на стол. А когда продолжает Борщ, то кажется, что он хочет его утешить: — Но ничего. Курт ведь подумает, Курт найдёт хороших поставщиков… Эстерхази краснеет. А мне кажется, что Борщ перебарщивает. Мда, каламбурим на досуге. Я ведь пытаюсь думать на его языке. И перегибает палку он, по-моему, потому что при подчинённой так высказывается. Не идёт такое на пользу шефу. Борщ, вероятно, улавливает мой настрой, так как абсолютно миролюбивым тоном заказывает: — Порцию луковых колец, пожалуйста. И как же он собирается есть этот лук? Наверное, у него никаких встреч больше на сегодня не запланировано. А то не представляю, как бы он с кем-нибудь общался. Но… стоп, он же сейчас общается с нами. И моё недоумение передаёт Зелёный Борщ, обратившись к нему: — Никаких свиданок сегодня? А, братец? Стареешь. Борщ складывает руки на груди и огрызается: — Вообще-то, ты меня младше. И вообще, молчи, зелень. Я просто хочу луковых колец. Интересно, они всегда так общаются? Подкалывают друг друга, говорят таким тоном… Такими вообще бывают братья? Борщ спрашивает у официантки: — У вас ведь есть сейчас луковые кольца? А не как морепродукты. Эстерхази смотрит на девушку гневным, что-то приказывающим взглядом, и как почувствовав это на себе, а не просто увидев, она лепечет: — Да, есть. И уже более спокойным тоном спрашивает у нас, чем мы будем закусывать. Зелёный Борщ заказывает варёный картофель, уточняя, разумеется, есть ли он. Ага, как будто меню не читал. Все остальные, включая меня, либо не сидят на диете, или просто решают не выёживаться, и просят просто чипсы. Официантка удаляется, а Борщ, видимо, решает поиграть на нервах Эстерхази, или спровоцировать его на что-то, так как говорит, что проверит, за сколько времени нам принесут заказ. Эстерхази встаёт, наверное, чтобы предупредить персонал, чтобы с нашими заказами бегали как угорелые, но через пару секунд садится обратно, вероятно, передумав, и говорит Борщу, что всё принесут быстро. Борщ кивает, мол, верю. А на лице играет загадочная предвкушающая улыбка. И почему мне мерещится, что они с Эстерхази покинут бар вместе, еле держась на ногах? Прочитав мою мысль — всё-таки семейная телепатическая связь — хорошая вещь — рядом хихикает сестрёнка. Она меня прекрасно понимает — сколько мы посмотрели вместе яойных аниме. И эти два неплохо смотрелись бы там. Не заставляя нас долго ждать, появляется официантка. И я удивляюсь, и это ещё мягко сказано. Ведь даже без напоминания хозяина она носится, как метеор. Вроде бы на обдумывание заказа она давала нам больше времени. А ещё мы видим перед собой картину, которой славится Октоберфест — официантка несёт огромный поднос с абсолютно всеми видами пива, которые мы заказывали. А это ведь очень много, если учесть и количество бокалов, и их ёмкость — чуть ли не литр. А она идёт очень спокойно, как будто не переносит огромную тяжесть, и плавно. Хотя последнее можно понять — пиво-то нужно донести, не расплескав. Девушка ставит поднос перед нами и предлагает раздать каждому бокал с напитком, который он выбрал. Но она ведь не знает, кто из нас что брал! Разве что Пирог. А так все напитки называл Эстерхази. Видимо, он всё-таки это понимает, так что отпускает её, приказав вернуться поскорее с закуской. А сам ставит перед каждым из нас его заказ. Надеюсь, он не перепутал. И, пригубив из своего бокала, понимаю, что по крайней мере для меня он поставил правильно. Ведь в напитке явно чувствуется вкус имбиря, который я обожаю. Борщ тоже, видимо, решив не ждать возвращения официантки, пробует своё пиво. И по его красивому лицу не видно, понравилось ли ему. Интересно, правильно ли ему дал пиво Эстерхази? Хотя он дальше пьёт, и я еле подавляю желание заворожённо следить за движениями его кадыка. Сделав пару глотков, Борщ интересуется, и я чуть не разливаю на себя пиво: — Лазанья, что же вас сподвигло пригласить нас сюда? Подбираю слова, правда, меня выручает сестрёнка, объясняя: — Вообще-то, сестра звала только Пирога-Поплавка. И не сюда, а в какой-то уютный бар. Эстерхази прокашливается: — Значит, это место не уютно для вас? Не хочу, чтобы сестра снова сказала что-то неудобное, так что отвечаю сама: — Нет, что вы, господин Курт, здесь прекрасно. Просто мы не знаем город настолько хорошо, как вы, вот и не подозревали об этом месте. Эстерхази кивает. А Зелёный Борщ произносит куда-то в пустоту, как, мне кажется, ему очень свойственно: — Кое-кто подлизывается. Борщ смеётся, причём этот звук мне уже кажется более приятным, чем в прошлый раз. Привыкаю, что ли? А сестрёнка с самым невинным выражением из своего арсенала отвечает: — Господин Иван, просто мы с сестрой очень вежливы и любим делать людям приятно. Ответом служит взрыв смеха со стороны уже обоих братьев Борщей. А сестрёнка переводит взгляд с одного на другого, как будто не понимает, что сказала такого. Парни резко перестают смеяться, когда к нашему столу снова подходит наша официантка и ставит поднос на стол. Несколько минут проходит в тишине, пока мы разбираем свои заказы. И наверняка уже все удивляемся, когда видим, с каким наслаждением Борщ суёт свои луковые кольца в рот, мешая их с пивом. Он, видимо, ловит наши взгляды, так как извиняющимся тоном говорит: — Почему-то обожаю лук. И братья поэтому меня часто называют извращенцем. Эстерхази посылает в его сторону то ли по-настоящему, то ли наигранно-удивлённый взгляд: — И что же в этом извращённого? Голос Борща звучит совсем по-другому, когда он отвечает. Видимо, Эстерхази нормально на него влияет. — Ну, это же крайне специфический овощ. И запах, и то, что рыдаешь, когда его режешь… Зелёный Борщ перебивает его: — Что-то я не видел тебя плачущим над луком. — Как будто мы часто видимся. Зелёный Борщ подмигивает и заговорщицким тоном отвечает: — Тебя понял, братишка. А сестрёнка спрашивает у братьев: — А лук добавляют в борщ? Зелёный Борщ пожимает плечами, а Борщ голосом, по которому видно, что он ещё больше оживился, отвечает: — Ну, некоторые хозяйки в простой, многие — в борщ с грибами. Правда, из последнего часто скоро вытаскивают. Мне становится интересно, вот и задаю вопрос: — А почему? Его что, нельзя варить долго? — Просто есть такое поверье, что если добавленная в грибное блюдо луковица посинеет, значит, грибочки ядовитые. Не все же люди гениально разбираются в грибах. Сестрёнка облокачивается о стол и с почти искренним интересом спрашивает у Борща: — Вы столько всего знаете о своём блюде. Может, ещё что-то расскажете интересное? Борщ неожиданно отказывается: — Неа. Я не специалист-повар, вот и не вникаю в тонкости. А ещё я не такая ходячая энциклопедия, как Курт. Сестрёнка надувает губки — есть у неё такой жест, появляется при задумчивости. Я-то её знаю. И спрашивает: — Но ведь вы можете готовить борщи. Борщ качает головой. — Поправка, не борщи, а один борщ. Мы с братьями представляем отдельные блюда. А теперь уже по сестрёнке явно видно степень её удивления, когда она после неловкой, судя по её настроению, даже для неё паузы, говорит: — Но… вы ведь все борщи. Я думала, это одно блюдо. Например, я спагетти. И я воплощение всех видов пасты, а не только спагетти болоньезе или карбонары. А наша с Лазаньей сестра Пицца не представляет только пиццу пепперони или там четыре сыра. Борщ с усталым вздохом — видимо, его уже всё достало, и такие реплики тоже — отвечает: — Просто у вас слишком много похожего. Способы приготовления, ингредиенты. А мы разные с братьями. Я вот, например, не могу обойтись без свеклы. Присутствующий здесь Зелёный Борщ — без щавеля. А в Белом Борще вообще вместо мяса колбаса. Сестрёнка сразу снова начинает подлизываться: — Ну вот, а говорили, что не специалист. Всё-таки что-то знаете. И прибавляет с уважением: — Даже не о своём блюде. — Есть такое. Но мы же братья, так что обязаны знать друг о друге. И делает несколько глотков из своего бокала, а сестрёнка наконец-то, возможно, понимает, что он не хочет говорить, так что больше не задаёт никаких вопросов. Вот так вот и сидим в уютной тишине, допивая своё — интересно, оно у всех такое вкусное, как у меня? — пиво, пока Борщ — Иван? — не решает меня похвалить: — А мне вот, например, нравится ваша идея с приготовлением блюд на кухнях разных ресторанов и кафе, Лазанья. С удовольствием бы сам попробовал. Интересно, что бы получилось? Наверняка краснею, когда говорю: — Спасибо, Иван. И уверена, что всё бы у вас получилось. Борщ кивает. И тут слышится звук разбитого стекла. Оборачиваемся все синхронно, и видим, что возле пухлой руки Пирога-Поплавка лежит много осколков, видимо, от бокала. Пирог, видимо, замечает наши взгляды, так как лепечет, кажется, очень свойственным ему смущённым тоном: — Я такой неуклюжий. Немного выпил, — кстати, очень вкусное пиво — поставил на стол, чтобы лучше слышать вас… И зацепил локтём. И опускает взгляд, когда говорит: — Прошу прощения, господин Курт. Тот отвечает: — Ничего страшного. Вы бы знали, сколько здесь бьют посуды. Лучше встаньте. Пирог настолько резко вскакивает, что я еле подавляю желание отставить подальше от него свой эль. И снова работники бара удивляют меня своей скоростью. Буквально через минуту показывается парень в симпатичных шортах и клетчатой рубашке и собирает осколки. А Борщ после его ухода провожает его задумчивым взглядом и интересуется у Эстерхази: — А это тоже в Баварии носят? Я хочу туда. Эстерхази объясняет: — Да, это тоже национальный костюм. И вздыхает: — Но, увы, его сейчас почти не надевают. Вздыхает уже Борщ. И озвучивает свои, не знаю, искренние ли, — до сих пор не понимаю, когда он говорит правду, а когда лукавит — чувства: — А жаль. Эстерхази подмигивает ему и добавляет: — Мне тоже. И продолжает: — Вижу, уже все всё выпили и закусили, даже госпожа Лазанья. Смотрю на него наверняка офигевшим взглядом и спрашиваю: — А почему я даже? Да ещё и госпожа? Эстерхази пару десятков секунд молчит, видимо, собираясь с мыслями, и всё-таки объясняет: — Вы мне кажетесь девушкой… как бы выразиться? Сестрёнка приходит ему на выручку: — Немного не от мира сего? Он кивает, но почти сразу же извиняющимся тоном говорит: — Но я бы лучше сказал по-другому. В разговор встревает Борщ: — Да ладно тебе, Курт. По-моему, Спагетти вполне нужные слова нашла. Мне тоже Лазанья кажется немного странной. А теперь стараюсь казаться злой, когда отвечаю ему: — Вот уж спасибо. Однако как можно злиться на это чудо? Я, по крайней мере, не могу. А Борщ предлагает: — Может, перед тем как просить счёт, обменяемся контактами? А то вроде бы их знает только Маршмеллоу. Эстерхази поднимает руку и объясняет свой жест: — Ещё я. Пирог-Поплавок с искренним беспокойством в настолько тихом, что приходится прислушиваться даже нам, хоть мы и сидим рядом с ним, голосе спрашивает: — А господин Маршмеллоу не очень сильно болеет? Эстерхази с улыбкой отвечает: — Да нет, банальная простуда. Не хотел нас всех заражать. Почему я ему не верю? И судя по выражению зелёных глаз Пирога, он тоже. А Эстерхази, как будто ничего не замечая, продолжает говорить: — Адрес моей электронной почты есть у всех вас. Я сам писал, с настоящей страницы. Ещё один тревожный звоночек по поводу Маршмеллоу. Уж написать о встрече он мог бы. А Борщ спрашивает: — Так это твоя настоящий адрес? Не боишься, что заведётся поклонник и будет писать каждый день? Что-то сам род слова поклонник, который он употребил, мне кажется подозрительным. Уж не себя ли он имеет в виду? А что, на их семейку вполне похоже. Эстерхази пытается отшутиться: — Не против. Я рад каждому новому обожателю. Борщ продолжает разговор в выгодном ему русле: — И много их у тебя, Курт? Эстерхази наверняка строит из себя святую невинность, хоть и не идёт его возрасту. Но о чём я? Мы же вечно молоды и существуем, пока блюда, воплощениями которых мы являемся, едят. Вот и тон ответа его не такой уж и несвойственный его возрасту: — Да, немало. Торт эстерхази любят. Зелёный Борщ как бы в шутку, сверкая всё теми же очень страшными для меня белыми глазищами, предлагает: — Может, предоставим этих двоих друг другу? Пирог-Поплавок, явно пытаясь в этот раз не наделать шума, тихонько встаёт и, хлопнув себя по лбу, мол, чуть не забыл, оставляет на столе довольно крупного номинала купюру. Эстерхази с возмущением, явно даже искренним, в голосе останавливает его: — Я сам заплачу за нас. Сестрёнка по свойственным ей убеждениям не может ему этого позволить, поэтому гневно отвечает: — Я вам не дам за себя платить! Сколько там стоит моё пиво и закуска? Почему-то Эстерхази мне кажется уже менее симпатичным, когда, сдавшись, просит её: — Загляните, пожалуйста, в меню. Я всех цен наизусть не помню. Сестрёнка снова садится на своё место и раскрывает меню. А Борщ с хорошо слышным, только не ясно, притворным ли, облегчением в голосе говорит: — Немного напоминаешь мне человека, а не ходячую энциклопедию. Эстерхази пожимает плечами, но когда отвечает, в его голосе слышится злость: — Разве мы люди? Пирог-Поплавок вклинивается извиняющимся тоном: — Простите, что вмешиваюсь. Но нас ведь создали люди. Эстерхази оживляется: — Вот видишь, Иван, вот и доказательство, что мы не люди. Они сами себя создавать не могут. Почему мне мерещится, что имя Борща он выделяет каким-то особенным тоном? А вот голос Пирога-Поплавка звучит очень грустно, когда он тихонько роняет фразу: — И кажется, я скоро исчезну. Сестрёнка, кажется, понимает его эмоции, ведь подходит к нему и обнимает со спины, говоря мягким голосом: — Успокойся, зая. Ты ведь сам говорил, что твоё блюдо едят туристы. Вот и будут готовить по крайней мере для них. Пирог-Поплавок поднимает до этого печальный, а теперь полный надежды взгляд, и уточняет: — Думаете? Сестрёнка прижимает его к своей пышной, как у почти всех воплощений выпечки, груди, и отвечает: — Назови мне хоть одно умершее блюдо. Задумываюсь даже я. Да и вроде бы вообще мы все. А Пирог-Поплавок дрожащим робким голосом отвечает: — Я... не могу вспомнить. Сестрёнка кивает и продолжает успокаивающим тоном: — Вот видишь. А потом абсолютно будничным тоном диктует Борщу свой номер. Я делаю то же самое. Зелёный Борщ отказывается — ну разумеется, как брат может не знать номер своего брата? Мой он тоже записывает. Пирог-Поплавок уже более спокойным голосом называет пару цифр с каким-то странным кодом — видимо, австралийским. Надо бы там побывать. Хорошая ведь страна. А код из номера Эстерхази мне знаком — один из немецких мобильных операторов. Сестрёнка оставляет на столе купюру в несколько евро. Мы все берём с неё пример. По одному выходим, — конспирация, что ли? Я остаюсь последней, так что вижу, как остаются Борщ и Эстерхази. И, по-видимому, они это место не хотят покидать. Сидят теперь очень близко друг к другу и о чём-то шепчутся.