Прежде чем я влюблюсь

      Первая мысль, ворвавшаяся в голову Гермионы после пробуждения: что делать с волшебной палочкой?       Она проснулась в своей же постели, в который раз отворачиваясь от лучей солнца, которые неприятно щекотали глаза. Ей не приходилось сомневаться, что новый день был совсем не новым, иначе она бы проснулась в больничном крыле.       Гермиона душила себя переживаниями за волшебную палочку. Как же она будет жить все эти дни без неё? А если ей придётся с кем-то драться? Например, с Томом.       Мысль о нём заставила Гермиону вздрогнуть. Сегодня она прекрасно ощущала все свои чувства и теперь испытывала гамму противоречивых ощущений, начиная со страха и заканчивая яростью. Этот гад сломал ей волшебную палочку! Вот так просто – хрясь – и всё! И нет у Гермионы больше волшебной палочки!       Она повернулась на другую сторону и увидела возле себя аккуратно сложенную мантию Тома. Какого чёрта она оказалась рядом с ней, вдобавок ещё и сложенная? Нахмурившись, она схватила её и швырнула на пол. Не нужны ей его подачки, которые он безукоризненно делал буквально после того, как она корчилась в его ногах от непростительного заклятия!       Что за странный человек? Как можно так бездушно пытать, а потом как будто проявлять заботу? Точнее, милосердие, как Том называет это. Хотелось прямо сейчас же подскочить с кровати, найти его и задушить голыми руками. И вдруг Гермионе стало смешно: как она собирается воевать с ним, если у неё даже нет волшебной палочки? Она не может ни напасть, ни защитить себя.       Она бездвижно лежала под одеялом и пыталась побороть гнев. Несмотря на то, что Гермиона была ужасно зла на Тома, она прекрасно осознавала, он прав – нужно прекратить поддаваться ярости и, наконец, взять себя в руки. Но как это сделать, если она не может ни найти что-то об этом дне, ни вытянуть из Тома об этом, ни конфликтовать с Лавандой или Джинни, ни беситься от глупой вечеринки, что проходит каждый вечер, а ко всему прочему, теперь нет еще и палочки. Всё. Это была безысходность.       Гермиона почувствовала, как от отчаянья сжалось сердце. Хотелось весь день валяться в постели и никуда не вставать. Может быть, так и нужно сделать?       Более получаса она размышляла над вчерашним днём и скрипела зубами от того, что, видимо, ей придётся прийти к озеру и посмотреть на снежную погоду. Как же это глупо звучало!       Гермиона окончательно решила, что до вечера ни за что не выйдет из комнаты, будет сидеть здесь и размышлять над тем, как вытянуть из Тома то, что больше всего беспокоит. Стоило придумать, как схитрить, чтобы тот сказал больше, чем рассчитывал.       Спустя ещё полчаса она задумалась над тем, а не была ли это ловушка? Он мог соврать, что что-то расскажет, а по итогу она придёт, и невесть что может произойти. Почему именно к озеру? Почему нельзя по-обычному в аудитории, где впервые встретил её?       Нет-нет. Она не пойдёт. Она вообще весь день просидит здесь и ни с кем не заговорит. Душевное состояние стало настолько подавленным, что тошнота обхватила горло. Гермиона просунула руку под подушку, чтобы лечь поудобнее и с лёгким удивлением нащупала что-то похожее на волшебную палочку. Быстро подорвавшись и сев на кровати, она откинула подушку и увидела свою целую палочку. Она была целая! Как такое возможно?       Радость и облегчение наполнили все чувства. Гермиона схватила её и тут же прошептала заклинание. Белый огонёк вышел из палочки и спустя несколько секунд потух. Её оружие было целым и невредимым.       Но как такое возможно? Почему мантия Тома так и остаётся с ней, не исчезая, а волшебная палочка, как и другие волшебники, ничего не помнит и спокойно лежит под подушкой, где всегда и была в этом дне по утрам?       Пришлось сделать вывод, что, всё, что касается Тома, имело место сохраняться, а остальное исчезало и появлялось в новом дне так же, как и было в предыдущий раз. Это открытие безумно радовало, но и заставляло задуматься: почему в этом дне Том являлся исключением?       Вспомнив все свои предположения и догадки, Гермиона проанализировала и теперь придерживалась мнения, что этот день повторялся из-за Тома, а точнее из-за его диадемы, которая обладала настолько странной магией, о которой ни в одной книге не было написано. Коснувшись этого странного предмета, она вызвала какие-то силы, заключившие её в этом дне, и секрет всего происходящего мог знать лишь Том, ведь эта вещь принадлежала ему, если верить его словам. Значит, у неё совсем нет никакого выхода, как вытягивать из него всю правду. Но, если этот день зависит от Тома, то, значит, в его силах разомкнуть этот замкнутый круг! Почему он этого не сделает? Зачем ему она?       Очередная догадка привела в смятение и панику: ему было что-то нужно от неё, и, более того, что именно, она не имела представления. Возможно, на её месте мог оказаться кто-то другой, но оказалась именно она. Может быть, Тому не важно, кто бы это был, но это именно она. Если ему верить, то он знал всё, что с ней происходит, и в этом уже не приходилось сомневаться – он действительно знал о её событиях слишком многое и не отвечал, откуда это известно. Значит, он знал бы о любом другом человеке, будь это не она. Значит, весь этот день – это его мир, и он в нём властелин.       Гермиона резко вздёрнула голову к потолку от пришедшего в голову осознания и замерла, как и замерло в этот момент её сердце. Если она права в своей теории, то любая попытка оттолкнуть от себя Тома отталкивала её и от наступления настоящего следующего дня. У неё нет выхода. Она уже в какой-то игре и придётся играть по чужим правилам.       На удивление слёзы безысходности не проступали на глазах, да и для злости куда-то делись все силы. Гермиона медленно поднялась на ноги, невидящим взглядом посмотрела в сторону Лаванды, плохо осознавая, что та уже проснулась и сейчас вытягивалась на кровати.       Как во сне, Гермиона медленно пошла в ванную комнату с одной единственной мыслью, что это игра. Она здесь просто игрок. Каждое утро – это «чекпойнт», откуда приходится начинать всё сначала, потому что в конце дня она проиграла и не достигла нужного результата. Просто не прошла уровень, чтобы оказаться на следующем. А Том – это испытание в игре. Том – это и советчик, который хочет «заставить пройти уровень». Том, может быть, - даже создатель этой игры. Да, точно, создатель.       — Что ты делаешь?! — вытянул Гермиону из мыслей взбешённый голос Лаванды.       Но было поздно. Она почувствовала, как осколки медленно впиваются в ногу и неприятно разрезают кожу. Гермиона остановила свою ногу над полом и не до конца вонзила себе сломанный шарик. Повреждений явно меньше, но шарик уже не вернуть.       — Ты совсем уже что ли слепая?! — визжала Лаванда, подрываясь со своей кровати. — Ты сломала его! Как ты могла?! Ты это сделала специально! Дура!       Гермиона ощутила, как каждая клеточка тела наполняется гневом. Этот шарик чертовски её достал! Ну, всё, Лаванда, – держись, дорогая!       Она взглянула на соседку, сдерживая в себе слёзы боли и закричала:       — Дурная твоя голова! Сама ты – дура! Ты достала уже раскидывать свои вещи! Прилепи этот идиотский шарик себе на лоб и ходи с ним, чтобы не валялся, где попало!       Лаванда оказалась возле Гермионы и всплеснула руками.       — Как ты разговариваешь со мной, противная заучка!..       Гермиона подняла раненую ногу к себе, со злости вытащила из стопы крупные осколки и выкинула их на пол. Ступив полностью на ногу, она тут же оттолкнула от себя Лаванду, которая едва удержала равновесие, и зашипела:       — Тупорылая идиотка! Заткнись уже со своим шариком! Бешеная горгулья!       В этот момент Гермиона уловила, как к ним подлетела Парвати, а затем почувствовала, как та вцепилась в руку.       —Отвали от меня! — дёрнулась Гермиона и высвободила свою руку.       — Что с тобой, Грейнджер?! — была поражена Парвати.       — Свинья! Дрянь! — голосила Лаванда, задыхаясь от злости.       — Ах ты чертовка!.. — взорвалась Гермиона, делая стремительные шаги к соседке.       Лаванда схватила разъярённую Гермиону за руки и попыталась оттеснить от себя, но та упорствовала с нечеловеческой силой.       — Ты ещё пожалеешь, что со мной связалась! — кричала Браун.       Она отпустила одну руку и вцепилась Гермионе в волосы. Та взвизгнула и попыталась оттащить от себя Лаванду, которая теперь не отступала.       — Прекратите! — визжала Парвати, с ужасом глядя на происходящее.       — Я устрою тебе сладкую жизнь, Грейнджер! — язвила Лаванда, чувствуя преимущество.       Гермиона пыталась вырваться и стала лихорадочно соображать, что делать. Решение пришло само собой: она выпустила руку разъярённой девушки и тут же вцепилась ей в горло, сильно сдавливая пальцами тонкую шею. Лаванда стала ослаблять борьбу, тут же вцепилась в запястья Гермионы, чтобы разжать её хватку, но у той было столько сил для удушения, что, казалось, пальцы прилипли к белой коже и не способны были как-то разомкнуться.       Решительная Гермиона.       Парвати завизжала, размахивая руками. Лаванда тяжело дышала, выкатывая глаза от ужаса и задыхаясь. Казалось, разум Гермионы ничто не могло пробудить – она потеряла саму себя от гнева и толком не осознавала, что сейчас делает.       — Отпусти её! — визжала Парвати, вцепившись в руку Гермионы и пытаясь оттеснить от Лаванды.       Но та была непоколебима. Она чувствовала, что удушье – безошибочный вариант, как поставить своего противника на место. Она знает, что это такое, ведь её тоже несколько раз душили. Сейчас этой идее она обязана Тому – это была гениальная идея!       — Отпусти!       Гермиона почувствовала, как под пальцами тело волшебницы ослабевает. Руки Лаванды уже не сопротивлялись с такой рьяной силой, как несколько секунд назад. Голос Парвати становился громче, и Гермиона, наконец, её услышала.       — Ты убьёшь её! — с ужасом стонала она.       Гермиона кое-как пересилила себя, медленно разжала пальцы и невидящим взглядом посмотрела в лицо бледной Лаванде, которая уже готова была потерять сознание.       Она чуть её не убила.       Находясь словно в какой-то нереальности, Гермиона медленно повернула голову в сторону Парвати, слабо осознавая, что та уже пыталась помочь своей подруге, которая обмякла в её руках, пытаясь прийти в чувство.       Что она наделала? Она чуть не задушила Лаванду Браун!       Гермиона, не обращая внимания на боль в стопе, зашла в ванную комнату и с испугом посмотрела на себя в зеркало. Она не видела перед собой себя. Она видела какую-то взбешённую девушку, с горящими черными глазами и губами, сжатыми настолько плотно, будто их и нет вовсе. Она была в ярости. Она была готова плеваться ненавистью в сторону каждого, кто скажет хоть что-то неудовлетворительное.       Злая Гермиона.       Как на автомате, она промыла ногу, умылась и вышла в спальню, где Парвати продолжала трепетать над Лавандой, которая пришла уже в чувство. Одеваясь под пристальными гневными взглядами девчонок, Гермиона пыталась привести мысли в порядок. Она была в ужасе от своей попытки причинить человеку боль, но чувство раскаянья в себе почему-то не находила.       — Ты — самая настоящая дрянь, — прерывисто сказала Лаванда, скрипя зубами.       Всем своим нутром Гермиона ощутила приближающуюся атаку. Она резко развернулась и отскочила от летевшего в неё проклятья.       — Тебе было мало, Браун? — зашипела на неё Гермиона, попутно обувая уличные ботинки и обнажая свою волшебную палочку.       Лаванда больше не решилась нанести заклинание, глядя ей в глаза со смесью ненависти и страха. Значит, так она смотрит на Тома, когда тот показывает перед ней преимущество? Тем не менее, этот взор, обращённый к ней, был Гермионе приятен и вызывал в ней чувство собственной гордости и превосходства.       — Я тебя удавлю, — зашипела та в ответ.       — Уверена? — делая шаг к Лаванде, с какой-то ядовитой насмешкой произнесла Гермиона, теребя в руках свою палочку. — Лучше заткни свой поганый рот, идиотка, и не спорь больше со мной!       Она не дождалась ответа Браун, схватила с пола тёплую мантию Тома и с высоко поднятой головой вышла из спальни. Спустившись в гостиную, Гермиона увидела Джинни, возле которой были её брат и Гарри. Она быстро подошла к ним, и не успел кто-то что-то сказать, как Гермиона накинулась на Рона, толкнув его в плечи.       — Иди, успокаивай свою ошалевшую подружку! Очевидно, она встала сегодня не с той ноги!       — Гермиона! — изумился Гарри.       — Что ты делаешь? — не понимала Джинни.       — Делаю, что мне хочется! — тут же огрызнулась та, смерив всех смертоносным взглядом. — Эта дебилка попыталась показать надо мной своё превосходство! Дрянь тупая! Чего вылупился?! Ты будешь её успокаивать?! Иначе в следующий раз я за себя не отвечаю, если она кинется на меня!       — Что происходит, чёрт возьми?! — воскликнул ошеломлённый Рон, глядя на неё так, словно увидел перед собой призрак.       — Ничего хорошего! — воскликнула Гермиона, гневно сверкая глазами. — Твоя Лаванда истерит, что я разбила твой ужасный подарок, потому что наступила на него! Какого чёрта она раскидывает твои вещи, если они ей так дороги?! Ты ей мозги вправить не можешь что ли?!       — Гермиона, остынь, — вступилась за брата Джинни, отгораживая их друг от друга рукой.       — Что произошло-то? — продолжал находиться в недоумении Гарри. — Лаванда утверждает, что ты разбила подарок Рона?       — Тот самый шарик? — уточнила Джинни.       — Да! И я его сломала! Потому что эта дура разбрасывает свои вещи, где не надо!       В этот момент раздался пронзительный визг, на который обернулись все. Лаванда и Парвати вышли из спальни, и первая быстро побежала к Рону, на пути сбивчиво объясняя:       — Эта уродка знаешь, что сделала?! Она меня чуть не убила!       — Да ладно?! — снова взорвалась Гермиона при виде Лаванды.       — Лохудра! Она меня душила!       — Да, лучше бы и задушила! Ты – несносное истеричное существо! Как тебя такую вообще земля носит!       — Перестаньте!       — Лучше бы реально сдохла! Так многих бы избавила от своего визгливого крика!       — Перестань, Гермиона! — вцепившись в локоть подруги, пыталась образумить её Джинни.       — Тебе в больничку надо, психанутая! — защищалась Лаванда, прячась в объятиях ничего не понимающего Рона. — Совсем поехавшая!       — Ах ты дрянь! Ты меня достала! — взревела Гермиона, делая несколько шагов к противнице.       — Заткнись, Гермиона! — что есть сил, закричала Джинни, начав тянуть на себя подругу.       — Сама заткнись! — крикнула ей в лицо Гермиона, отталкивая от себя младшую Уизли. — Заколебала под ухо мне орать! Тоже конченая истеричка!       У Джинни вытянулось лицо от ошеломления и нахлынувшего гнева.       — Зачем ты обзываешься? — воскликнул Гарри, взяв Гермиону за другую руку, но та сразу же вырвала её и пихнула Поттера в сторону.       — Отвалите от меня все! Вы почему такие дебилы?! Эта идиотка вечно кричит, что я сломала её глупый шарик! «Туманный глазик» чёртов! Что за идиотское название?!       Гермиона резко взглянула на Джинни и продолжила:       — Эта чудачка вечно с недовольствами наезжает на меня! Ты не поверишь, но ты так достала уже мозги мне этим выносить!..       — Ты разговариваешь с моей сестрой! — воскликнул Рон, который, наконец, начал что-то понимать.       — Гермиона! — воскликнул Гарри.       — А какого чёрта не заступаешься за свою ненаглядную?! — насмешливо возразила та.       Лаванда поддалась насмешливости Грейнджер и с непониманием взглянула на Рона.       — Почему ты не заступился за меня?       — Ты совсем головой стукнулась со мной так разговаривать?! — закричала Джинни.       — Заткнитесь все! — не выдержал Гарри, понимая, что за их ссорой внимательно наблюдает весь факультет, причём очень давно.       — И ты тоже заткнись! — фыркнула Гермиона, свернув глазами в сторону Гарри.       — Ругайтесь в другом месте! — крикнул ей в ответ Поттер. — На вас уже все давно смотрят!       — Да пошли вы к чёрту! Буду я ещё своё время тратить на этот дебилизм!       Гермиона прошла между Роном и Джинни, толкнув одного из них плечом, и направилась к выходу. Джинни просто так не хотела отпускать её и побежала следом. Схватив её за руку на выходе из проёма, она воскликнула:       — Что ты себе позволяешь? Какого чёрта ты себя так ведёшь?       — Отвяжись! — пихнула её Гермиона и целеустремлённо направилась дальше по коридору, оставив изумлённую Джинни стоять на месте.       На самом деле хотелось сказать им всем больше, чем прозвучало слов, но желания ввергать себя в ещё глубинную пучину злости не было.       Пылкая Гермиона.       Ей нужно было хорошенько подумать над тем, что предпринять дальше. К тому же она так и не решилась: идти сегодня вечером разговаривать с Томом или нет.       Гермиона оказалась в вестибюле и только тогда почувствовала, что вся стопа изнывает от тягучей боли. Она тут же оступилась и замедлила свой шаг, ощущая неприятные липкие ощущения в носке. Очевидно, раны разошлись, и снова потекла кровь. Как же её снова угораздило вляпаться в эту историю с шариком? Это уже было слишком смешно!       Гермиона наглухо застегнула пальто и вышла на улицу. Холодный воздух сразу же отрезвляюще подействовал на рассудок, и болезненная мысль ударила в голову: она чуть не задушила свою однокурсницу. Как она могла? Что за дьявол управлял ею, когда она решилась обхватить тонкую шею девчонки и крепко сжать её своими пальцами? Она не могла остановиться! Она хотела безоговорочной победы над врагом!       Гермиона призналась себе, что стала сходить с ума. Если несколько дней назад она просто была раздражительная и неуравновешенная, то сегодня - безумной и, может быть, даже жестокой. Но сейчас, идя по тропинке к запретному лесу и трезвея разумом, почему не ощущала своей вины? Почему её не мучила совесть?       Всё внутри так и кричало, что однокурсники заслужили такого отношения. Они сами виноваты, что натыкаются на её злобу и гнев, ведь именно они вызывали эти чувства. И их нисколько не было жаль! Пускай сегодня квиддич, и команда Гриффиндора снова проиграет: Рон не сможет отбить ни один мяч, Джинни не забьёт ни одного гола, а Гарри, может быть, даже не поймает снитч. Гермиона не хочет, чтобы в этот день хоть какое-то радостное событие осветило их лица улыбками. Если страдать приходится ей, то пускай страдают и другие, — всё равно этот день начнётся заново и, возможно, в следующий раз у них он будет лучше. Но не сейчас. Сейчас она хочет, чтобы всем было плохо!       На горизонте она завидела группу слизеринцев, которую вчера заметила не сразу. Малфой, Крэбб и Гойл что-то увлечённо обсуждали и не сразу заметили приближающуюся к ним Гермиону. Не чувствуя перед ними никакого страха, она целенаправленно не сбавляла шаг, продолжая хромать на больную ногу. Если они и вздумают вступить в перепалку, то Гермиона уверена, что справится с ними, ведь вчера у неё это блестяще получилось – у Малфоя оказался сломан нос.       Первым её заметил Гойл и указал друзьям. Малфой и Крэбб обернулись, и втроём они сорвались с места и быстрым шагом направились к школе.       — Посмотрите, кто тут у нас! — воскликнул насмешливо Крэбб. — Мисс грязнокровка! Собственной…       Гермиона даже не стала доставать волшебную палочку, а тут же, поддаваясь яростным порывам, в несколько шагов оказалась возле Крэбба и со всей силы зарядила ему кулаком по носу. Малфой невольно сделал несколько шагов назад, очевидно, поддаваясь инстинктам самосохранения, но Гойл, остановившись и осознавая ситуацию, сразу схватил Гермиону за плечо и ударил по щеке наотмашь. Та отшатнулась, но его рука не дала упасть. Из её рук выпала только мантия Тома.       Отлично, Грейнджер, а что дальше?       Кажется, она переоценила свои возможности. Это не Малфоя бить.       Безрассудная Гермиона.       — Поганая тварь, — выругался Крэбб, вытирая нос ладонью, а затем разглядывая кровь. — Ты сейчас за всё ответишь!       Его лицо исказилось от гнева. Он замахнулся и ударил Гермиону по лицу.       В глазах всё заискрило и стало темнеть. Голова ужасно разболелась, в ушах зашумел гул, а слёзы боли брызнули из глаз. Захотелось закричать и завыть от такой силы удара по лицу, но она закусила губу, и не издала ни звука. Рука Гойла по-прежнему держала на ногах.       — Эй! — услышала она за своей спиной голос Малфоя, но из-за удара под дых не смогла расслышать, что тот сказал дальше.       Дыхание перехватило. Она мучительно простонала, другой рукой вцепившись в пальто в районе груди, и согнулась пополам.       — Дебилы, что вы делаете?! — снова воскликнул Малфой где-то за спиной.       — Поганая мразь! — не останавливался Крэбб и снова ударил Гермиону по лицу коленкой, заставляя выпрямиться.       Она снова вскрикнула и застонала. Кровь брызнула из носа и своим теплом стала согревать онемевшее лицо. Это было ужасно больно, неприятно и, наверное, унизительно. Внезапно в ней проснулась насмешливость к самой себе: серьёзно, на что она рассчитывала, нападая на двух громил без палочки? Малфой был не в счёт – он только и умел, что оскорблять и прятаться за спины своих дружков.       Крэбб нанёс ещё один удар по лицу, и в этот раз Гойл не стал её удерживать. Гермиона отшатнулась в сторону и упала на грязную траву.       — Всё-всё, хватит, Винсент! — пытался друга остановить уже и Гойл.       — Она мне за всё ответит!.. — пыхтел яростно тот, пытаясь подобраться к беззащитной гриффиндорке.       — Тащи его! — шипел Малфой с ноткой паники в голосе. — Быстрее!       — Винсент! Хватит! — крикнул ему Гойл, пытаясь встряхнуть того.       Крэбб расправил плечи, выдохнул и попытался успокоиться.       — Она и так получила сполна, — отозвался Драко.       — Всё нормально, всё, — тяжело дыша, ответил он, до сих пор не сводя прожигающего взгляда с Гермионы, которая согнулась пополам на траве, лишь мечтая, чтобы они оставили её в покое.       — Пошли! — нервно звал Малфой.       Гойл отпустил друга, уверившись, что тот успокоился, но в этот момент тот снова сделал шаг к Гермионе и пнул её в живот. Гермиона зажмурилась, сдавленно простонала и согнулась ещё сильнее, пытаясь перебороть ужасающую боль. Она проклинала себя за необдуманность и безрассудство.       — Крэбб! — взревел злостно Малфой и подошёл к другу. — Оставь, я сказал!       И в этот момент Гермиона услышала, как рядом с ней рухнуло что-то тяжёлое.       — Что за?!.. — послышался изумлённый голос Драко и тут же потонул в звуке повторившегося грохота.       Гермиона ощутила, как что-то тяжёлое повалилось на неё и придавило ноги. Она со страхом открыла глаза и увидела, как Гойл падает недалеко от бездвижного тела Крэбба и Малфоя на землю. Оказалось, что ноги придавил ей Малфой, раскинувшись на траве, как тряпичная кукла. Его глаза были открытыми и смотрели в небо.       Смесь ужаса и паники овладела Гермионой. Она сразу приподнялась и попыталась отползти от бездвижного Малфоя, но тот оказался тяжелее, чем она предполагала, и вызволить ноги не получилось. Внутренние инстинкты кричали, что нужно убираться отсюда поскорее, но что нужно было для этого сделать?       Ей хотелось упасть на траву от слабости и лежать в ожидании, когда изнывающая боль пройдёт, но страх неизвестности был сильнее, поэтому Гермиона нагнулась к Малфою, по-прежнему ощущая разрывающую головную боль и онемение в лице, схватила его за руку и попыталась оттащить с тяжкими и отчаянными стонами. Его серые тусклые радужки бросились в глаза, и Гермиона стала понимать, что это не парализующее. Это непростительное заклятие.       Она не сдержала в себе истошный возглас, но тут же прикрыла рот, осознавая, что человек, который совершил это деяние, находится здесь же. Если он это сделал с ними, то её тоже могла ждать такая участь.       Гермиона прикрыла рот второй ладонью, с ужасом разглядывая три бездвижных тела, и онемела, не находя в себе сил сдвинуться с места, подскочить и побежать.       Неожиданно сзади кто-то схватил её за подмышки и потянул наверх. Она ощутила, как ботинки почувствовали под собой землю, но не смогла устоять, поэтому вцепилась в руку стоящего за спиной человека. Тот придержал её и развернул к себе, пытаясь встряхнуть.       — Это уже не безрассудность, а безумство.       От страха в глазах плыло, но она прекрасно различала перед собой тёмную рубашку волшебника, крепко держащего её за плечи. Найдя в себе силы поднять голову, Гермиона увидела лицо Тома, которое не выражало абсолютно ничего, словно он был такой же тряпичной куклой, как и раскинувшиеся на земле Малфой, Крэбб и Гойл. Единственное, что его отличало от них, это густой цвет глаз, наполненный жизнью.       И ноги снова подкосились от ужасного осознания: Том убил троих однокурсников. Только что. Почти что у неё на глазах.       Крик ужаса застрял где-то в горле, а прерывистый вздох застыл на губах. Гермиона смотрела в гущу антрацитового тумана равнодушного взора и не понимала, где она и как это произошло.       Наверное, минуту она неотрывно глядела на Тома, не в силах поймать хоть какую-то мысль. Тот ощутил, что Гермиона может стоять на ногах, отпустил её и медленно подошёл к месту, где та уронила его мантию, когда сцепилась со слизеринцами. Под её растерянным полного испуга взглядом Том поднял свою вещь, навёл на неё палочку, и мантия стала чистой. Затем он неторопливо надел её на себя и посмотрел на Гермиону, подходя к ней ближе.       — Выдохни, — тихо произнёс ей.       И Гермиона шумно выдохнула, как по команде.       Том остановился напротив и смерил её пронзительным взглядом, от которого та ощутила такой безжалостный страх, которого никогда в жизни перед ним ещё не испытывала. Обо всех болезненных ощущениях от недавних ударов и раненой стопе она забыла и с приоткрытым ртом глядела на стоящего перед ней волшебника, осознавая, что он убил троих студентов. Том убил троих людей!       — Кто ты такой? — едва слышно выдохнула Гермиона, чувствуя, как её начинает жестоко трясти.       Том молчал.       — Зачем ты?.. О, Мерлин! — тихо всхлипнула она, приложив свою ладонь ко рту и подавляя в себе крик.       Гермиона оступилась назад, ощутив в себе жажду убежать и спрятаться.       — Ты хотела, чтобы они избили тебя до смерти? — мягким голосом отозвался Том.       Нет, она такого не хотела.       Она молчала, но тот, кажется, прекрасно видел ответ, поэтому едва заметно кивнул, слабо улыбнулся и отвернулся от неё.       Гермиона неподвижно продолжала наблюдать за его действиями. Том подошёл к мёртвому телу Малфоя, взял его за руки и вытянул их над головой покойного. Затем он то же самое сделал с руками Крэбба и Гойла.       Не может быть. Это немыслимо.       На её глазах Том касался руками убитых им людей и приводил к одинаковым позам. Медленно и неторопливо. С полным безразличием на лице и во взгляде.       Страх куда-то отошёл на второй план, уступая место безжизненной пустоте - Том пришёл не её убить. Бояться нечего: он пришёл расправиться с её обидчиками.       Как парализованная, Гермиона продолжала дальше наблюдать за тем, как Том взмахнул палочкой и наколдовал тонкие путы, связавшие руки каждого у изголовья. Концы нитей легли на грязную серую траву возле ног Тома, и он поднял взгляд на Гермиону.       — Может быть, поможешь?       Она не шелохнулась, продолжая смотреть на эту жуткую картину широко раскрытыми глазами.       Где ужас, что сковал несколько минут назад? Где страх, что недавно заставлял замереть сердце?       — Возьми, — ровно сказал Том, продолжая прямо смотреть в глаза.       И она на ватных ногах направилась к безжизненным телам, словно под заклинанием. Оказавшись возле Тома, она посмотрела на него и замерла. Тот, не спуская с неё взгляда, наклонился к земле, схватил три нити и одну из них подал ей.       Гермиона опустила на неё взгляд, проследила за тем, что она уходит к связанным рукам Малфоя, и взглянула в тусклые широкие глаза. Не понимая каким образом, но она медленно взяла нить в руку и снова подняла взор на Тома. Тот слабо улыбнулся, намотал на кулак две других нити и зашагал вперёд.       Это было волшебство – Гермиона не чувствовала физической тяжести тела, но чувствовала всю тяжесть обхватившей пустоты. Бездумно она шагала рядом с Томом, глядя себе под ноги и не задаваясь никакими вопросами. В эти минуты она почему-то боялась посмотреть в лицо Тому, словно могла там увидеть что-то страшное и невообразимое. Ни за её спиной разразилась страшная картина, а вот, здесь, рядом – она шла с этим нога в ногу. Шаг – и рядом её шаг. Скрип мокрой пожухлой травы, треск сухой ветки под ботинком, и тишина, сопровождаемая её прерывистым дыханием.       Они достигли первых деревьев запретного леса. Том немного ускорил шаг, сбивая одинаковый ритм движения, словно разбивая какую-то магию, возникшую между ними, и остановился спустя несколько минут возле насыпи из сухих листьев и веток. Повернувшись к Гермионе, он посмотрел на неё, и та увидела на его лице такую же слабую улыбку, когда тот подавал ей нить. Его руки выпустили связку, он отвернулся, чтобы расчистить листву взмахом палочки, и перед ними обнажился небольшой овраг.       Том снова взмахнул палочкой, и два тела проскользнули по земле, устремившись в яму. Он обернулся к Гермионе, ожидая от неё действий, но та осталась стоять неподвижно, внимательно разглядывая чёрную дыру, усыпанную листьями и сучками.       Ни единой мысли. Это сон. Это нереальность.       Она в игре.       — Гермиона, — тихо позвал Том, и та вздрогнула при звуке своего имени.       Пальцы не отпустили нить, а, наоборот, сжали ещё крепче. Несколько секунд Том внимательно смотрел на Гермиону, затем медленно подошёл, взял её за руку, держащую нить, и аккуратно стал разжимать пальцы.       Один. Два. Три…       Рука расслабилась и отпустила нить, которая тут же упала на землю. Том, не отрывая от лица Гермионы взгляда, взмахнул палочкой, и тело Малфоя скользнуло в ту же яму, где находились Крэбб и Гойл. Спустя ещё мгновение груда листьев засыпала их, оставляя лишь холмик – напоминание, что здесь лежат три мёртвых человека. Гермиона за всем этим внимательно проследила и медленно подняла голову на Тома.       Что дальше?       Он взял её за запястье, потянул между деревьями на себя, прошёл несколько шагов и выпустил её руку. Она осталась идти с ним дальше. Так же бездумно нога в ногу, пугаясь поднять взгляд и увидеть отражение своего страха в чужих глазах.       Не меньше десяти минут они шли по лесу. В голову Гермионы не пришла даже идея, что Том ведёт её на смерть. В любой другой раз она бы именно так и подумала, но сейчас практически ничего не осознавала, лишь где-то в глубинах души поблёскивала мысль, дающая ей идти, а не упасть замертво: он защитил её от расправы, вызванной собственной безрассудностью.       Он убил обидчиков. Он дал ей в руки нить. Он заставил её принять в этом участие. Он связал её с собой секретом!       Дыхание перехватило, ноги неожиданно подкосились, и Гермиона запнулась, упала на землю. Том обернулся, сделал несколько шагов и опустился перед ней на корточки, внимательно заглядывая в глаза. Наконец, она увидела то, чего боялась – едва различимый смех во взгляде. Он смотрел на неё с любопытством и ожидал, когда она что-нибудь скажет.       Несколько минут прошли в тишине. Гермиона поднесла руку к лицу и рукавом провела по нижней его части. Взгляд опустился на пальто и различил кровь. Она снова вытерла лицо и глубоко вздохнула: смерть других была на её совести.       Но внутри была гнетущая пустота, которая не уступала место ничему другому. Где же чувство ужаса? Где же чувство вины? Где же слёзы и отчаянные крики?       Гермиона посмотрела на Тома и приоткрыла губы с очередным шумным вздохом. Он – убийца. Что ему сказать?       Сказать, что она тоже убийца. Она приняла в этом участие. Точнее, он заставил её.       И неожиданно стало что-то проясняться в голове. Кажется, Том привязал её к себе не просто секретом, сделав соучастником, но и перевернул весь внутренний мир, который стал опираться на действия Тома.       Захотелось в ту же секунду встать и закричать, что это не она! Нет-нет! Это не она! Но перед глазами возникли воспоминания с держащей в ладони нитью, а в ушах зазвучало прерывистое дыхание, пульсирующее в такт с шагами Тома.       — Это… это не я, — выдохнула Гермиона так тихо, что даже Том не должен был услышать.       Он опустил взгляд вниз на несколько секунд, затем поднял его снова на неё и слабо улыбнулся.       — Это ты.       — Нет!       — Тогда прямо сейчас вставай и иди рассказывать профессорам о случившемся.       Проникновенный тон голоса Тома словно обнимал Гермиону, окутывая чем-то мягким, но ужасно тяжёлым.       Она представила, как забегает в кабинет профессора Макгонагалл и второпях объясняет произошедшее. Ей придётся рассказать про повторяющийся день, про Тома и… про то, что она волокла тело Малфоя в лес, чтобы накрыть его листьями.       Гермиона не могла пойти к профессору и рассказать о произошедшем. Где-то в глубинах воображения она видела изумлённое лицо декана, ужас, непонимание и отвращение. Она даже себе не могла ответить на вопрос, почему решила помочь Тому и принять в этом деянии участие.       — Пойдёшь?       Это была самая настоящая психологическая давка, без сомнений. Гермиона рисовала картинки в голове, ощущала внутри себя тяжёлую пустоту и начинала осознавать, что это очередная пытка Тома, только не физическая, как все предыдущие разы. Но, раз, это пытка, где же внутренняя боль?       Она испытывала смесь отвращения и ужаса, но это всё находилось так глубоко внутри, что даже ни взгляд, ни мимика не могли выразить эти чувства. Вся сущность поддавалась лишь тяжёлой и давящей пустоте, которая заставляла замереть, смотреть на Тома и внимать каждому его слову.       Конечно, она не пойдёт ни к какому профессору, поэтому слабо качнула головой.       На тонких губах убийцы появилась улыбка, выражающая самодовольство, и тут до Гермионы дошёл истинный смысл происходящего куда глубже, чем буквально минуту назад. Произошедшее было не пыткой. Вряд ли Том вообще хотел её пытать. Он просто хотел сделать её соучастницей, привлечь к своим деяниям, заставить ощутить между ними целостность на несколько десятков долгих минут, чтобы тем самым сблизить их друг с другом. Сблизить отвратительным и ужасающим поступком, в котором она безоговорочно приняла участие, — сблизить убийством.       Было глупо отнекиваться, отпираться и отрицать. То, что уже случилось – не вернуть, и Гермиона не может кому-то об этом рассказать. Её может теперь волновать только один вопрос: что делать дальше? И ответ на него должен знать Том.       — Поднимайся, — сказал он, выпрямляясь перед ней.       Гермиона бездумно положилась на него, уверяя себя, что он знает, что им нужно делать дальше. Она опёрлась ладонями о землю, оттолкнулась и медленно поднялась на ноги. Тот внимательно проследил за ней, затем направился к просвету среди деревьев, где была тропинка, ведущая на территорию замка.       — Не опасно ли? — прошептала Гермиона, нагнав Тома возле выхода из леса.       — В безопасности ты можешь быть только со мной, — ответил он ей.       И она ему поверила. Словно какой-то камень сорвался с души, пустота растворилась, и все второстепенные эмоции выступили на передний план.       В первую очередь Гермиону охватил невероятной силы ужас. Она стала осознавать и анализировать то, что произошло некоторое время назад. Как она могла принять в этом участие? Как она могла бездумно и безмятежно тащить тело Малфоя в яму? Как она могла сейчас спокойно идти рядом с Томом, зная, что он недавно убил троих волшебников. Он – убийца! Она идёт рядом с убийцей!       Приступ паники и страха охватил каждую клеточку тела. Слёзы навернулись на глазах, отчего взгляд стал стеклянным и невидящим. Она отшатнулась от Тома, сдерживая в себе пронзительный крик, и невольно остановилась, с ужасом глядя тому в глаза, которые всё это время непрерывно наблюдали за ней.       Наступил момент реального осознания действительности. Может быть, это и была игра, но это точно не сон.       — Т-ты… ты убийца, — прошептала сдавленно Гермиона, чувствуя ошеломительный страх перед собеседником.       Она медленно достала из кармана волшебную палочку и дрожащей рукой направила на Тома. Тот склонил голову вбок и с любопытством посмотрел в глаза Гермионе.       — И что ты собираешься ею сделать?       В самом деле, что?       — Я… я…       Гермиона не понимала, что нужно сделать.       — Может быть, убить? — спокойно спросил Том.       Её рука задрожала сильнее, и палочка начала гулять ходуном. Зачем он говорит про убийство? Она не желает этого слышать!       — Может быть, моя смерть приведёт тебя к спасению? — тем же тоном продолжал тот.       Она никогда в жизни не будет убивать!       — Может быть, с моей смертью завтра ты проснёшься в настоящем завтрашнем дне?       Да, она хочет проснуться завтра, но если о смерти Тома, может, никто и не узнает, то три тела продолжали лежать в лесу под насыпью листьев. Это была её вина. По существу, это она убила троих слизеринцев своей безрассудностью. Она стала чёртовой убийцей! Такой же, каким оказался Том.       Палочка задрожала ещё сильнее, и, не выдержав психологической давки, она отпустила её и протяжно застонала. Гермиона не могла навредить Тому, потому что он не взволнован – он знает, что им делать. Она не могла навредить ему, потому что никакого толка не будет от попытки разбить нос или наградить каким-нибудь проклятьем. Она не могла этого сделать, потому что Том был сильнее её. И да, не стоит забывать, он был убийцей, а она всё ещё хотела жить.       Гермиона испытала на себе всю силу безысходности ситуации: стало ясно, что нападать на Тома – то же самое, что нападать на саму смерть. Как же её занесло наткнуться на эту чёртову диадему с этим чёртовым Томом?!       Она прервала страдальческий стон и беззвучно заплакала, отступая от Тома на несколько шагов назад.       — Зачем ты пятишься от меня? — тихо спросил он, начиная наступать на неё.       — Ты отвратителен, — прерывисто отозвалась Гермиона сквозь слёзы.       — Я тебе не враг, — улыбнулся Том, но улыбка больше напомнила оскал.       — Не подходи ко мне… — продолжала отступать она.       — Почему же?       — Ты убийца.       — Ты мне помогла.       Гермиона остановилась и с широко открытыми глазами сквозь пелену слёз посмотрела на Тома. Губы задрожали.       — Нет! Нет!       — Ты мне помогла, Гермиона, — ещё мягче произнёс Том, снова обволакивая бархатной тяжестью своего голоса.       Он приблизился и лёгким касанием взял её за плечо.       — Ты согласилась взять эту нить…       — Нет! — в ужасе воскликнула та, понимая, что «да!», — это была она!       — Ты приняла это, — прошептал Том, обхватив второе плечо рукой.       — Не-ет, — беззвучно отозвалась Гермиона, на несколько мгновений зажмурив глаза, чтобы не видеть перед собой Тома.       — Ты была со мной заодно, — ещё тише произнёс Том, наклонившись к её уху.       Как же это было ужасно и противно осознавать, что он прав. Она ощущала его рядом с собой, чувствовала смесь любимого запаха бергамота и чего-то сладкого, понимала, что Том вызывает в ней какое-то отвращение.       — И теперь ты со мной заодно, — заключил Том с насмешливой улыбкой на губах.       И вот оно – полное осознание того, что произошло. Том её надломил, заставил треснуть, заставил признать, что она с ним!       Отвращение к нему перешло в отвращение к себе. Неужели она такой стала? Неужели это она?       Нужно как-то успокоиться и взять себя в руки. Теперь все её перепалки с Лавандой и Джинни стали казаться настолько глупыми и нелепыми, что даже скандалы с Томом на фоне произошедшего показались ничем. Даже этот повторяющийся чёртов день был не так ужасен, как то, что она недавно увидела и в чём сама лично участвовала.       Но этот день повторится. В следующем таком же дне Малфой, Крэбб и Гойл должны быть живыми!       Гермиона ошеломлённо посмотрела на Тома и приоткрыла рот.       — Ты же их убил только сегодня.       Тот улыбнулся ещё больше и сделал полшага назад.       — Они завтра так же проснутся в своих кроватях. Так ведь?       Гермиона жадно впилась взглядом в лицо собеседника, с замиранием сердца ожидая ответа. Том слегка склонил голову вбок и произнёс:       — Ты только сейчас об этом вспомнила?       Невероятной силы облегчение, обрушившееся на плечи, заставило сделать шумный выдох, ведь завтра будет новый день, и в этом дне всё будет по-другому. Она уронила голову вниз, стёрла слёзы грязным рукавом пальто и задумалась о пережитых недавно ощущениях. Только сейчас она ощутила, как всё тело было напряжено, а в сердце снова проникала необъяснимая пустота. Она устала переживать эти испытания день за днём. Она устала теряться в неизвестности нового дня и страшного ощущения, что он никогда не закончится. Она устала бороться с собой, испытывать последствия своих глупых и безрассудных поступков, и захотелось, наконец, бездумно поверить во всё сказанное Томом и последовать за ним.       Гермиона за последний час столько пережила и потратила нервов, что сейчас её опустошённый и изнурённый взгляд не выражал ничего. Хотелось просто закрыть глаза и вслепую, не боясь ничего, последовать за кем-то. Последовать за Томом. Пусть он сделает то, что задумал. Своей жестокой, беспощадной и милосердной натурой он сломал её хрупкий мир, который уже не может стать прежним. Она с ним была заодно. Он доказал это. Он её победил.       — Идёшь?       Гермиона подняла на Тома взгляд и почувствовала себя живой куклой. Ей необходимо идти с ним, потому что очередной день ещё не наступил, а в этом дне Малфой, Крэбб и Гойл оставались убитыми. Что делают убийцы после совершённого преступления, она не знала, но, очевидно, об этом знал Том, и стоило довериться ему в этом вопросе.       Она немного опустила голову, посмотрела под ноги и проследила за тем, как её ботинки делают шаг к нему. Запястье ощутило чужой захват, и Гермиона с Томом вышли из леса и направились по склону в сторону замка. Никаких вопросов задавать не хотелось, поэтому они молча шли, пропадая в своих размышлениях.       Гермионе стало интересно: о чём мог думать такой человек?       Она посмотрела на профиль его лица, пытаясь разглядеть хоть что-то, но ничего, кроме откровенного безразличия и спокойствия не увидела. Она опустила взгляд вниз на уверенно держащую её за запястье руку, и стало неприятно, что Том как будто бы заставлял идти рядом с ним. Она развернула ладонь к чужой ладони и согнула пальцы, обхватывая пальцы Тома. Тот на неё даже не посмотрел, но спустил руку ниже, и их ладони сжались. Ощущение было странным – держать молодого человека за руку. Странным было осознавать то, что именно эта рука, которая сейчас держала её, убила нескольких людей. Эта рука способна душить, пытать, убивать.       Том шёл не быстро, позволяя Гермионе не испытывать болезненные ощущения в раненой ноге. Она была уверена, что он знал об её утренней неприятности.       В тишине они подошли ко входу в школу и, зайдя внутрь, застали там пустоту. Игра в квиддич уже началась, и в замке явно никого не было так же, как в тот раз, когда Том волок её с раненой ногой по коридорам и лестницам, желая причинить мучительную боль. Тогда она проклинала его всеми словами и молила, чтобы он прекратил эту пытку, но он вёл её насильно рядом с собой туда, куда ему хотелось. В этот раз он шёл с ней, как приятель и подельник, а она добровольно шла за ним следом, немного хромая из-за разбитого подарка Лаванды. Осознание, что теперь ничего не оставалось делать, как проводить этот день в компании Тома, оставляло её безразличной к этому факту даже несмотря на то, как она ненавидела его всеми силами души, как она гневалась на его выходки и поведение. Более того, она позволяла ему держать себя за руку, словно это прикосновение несёт в себе скрытый смысл того, что они теперь связаны тайной, о которой никто не должен узнать. Об этом никто и не узнает.       Они поднялись наверх и зашли в ту самую аудиторию, где впервые встретились. Очевидно, Том знал, что в этом повторяющемся дне это место было безопасным. Он подвёл её к столу, подтолкнув запрыгнуть на него, и отпустил её руку. На несколько секунд их взгляды встретились, и Гермиона посмотрела в сторону, ощущая, как тысячи мыслей проносятся в голове, но ни одной поймать она не может. Спустя минуту внимание привлекло то, что Том поднял её больную ногу и стащил с носка ботинок. Под пристальным взором он заживил раны, вычистил испачканное землёй и кровью пальто и отошёл в сторону. Гермиона ощутила холод, спрыгнула вниз, обула обратно ботинок и повернулась к Тому, тихо прошептав:       — Спасибо.       Он ничего на это не ответил, облокотился о соседнюю парту и перевёл взгляд на неё. Гермионе показалось, что его взор пронзает насквозь и все мысли видны, как на ладони.       От этого страх перед ним только усилился, но она пыталась спрятать его в глубинах разума. Она задавалась вопросом «кто он такой?», но ничего объективного на ум не приходило. Гермиона была уверена, он во всём врал. Он врал, что был начинающим специалистом по заклинаниям, их изучению и созданию. Он врал, что Дамблдор позволил ему оказаться возле башни Гриффиндора, чтобы поговорить с Гарри Поттером. Он врал, что выучился в школе на превосходные оценки. Она даже практически верила в то, что Том – это не его имя. Его зовут не так.       Единственное, что она знала о нём с уверенностью, - диадема принадлежала ему, появился Том здесь не случайно, и он был не только жестоким и беспощадным человеком, но ещё и убийцей. Взмахнуть палочкой в непростительном заклинании ему было легко и вряд ли в новинку.       Взгляд Гермионы принялся внимательно разглядывать Тома. На него посмотришь и даже не подумаешь, что он способен убивать! У него было бледное лицо, юная красота которого была подмечена ею ещё несколько дней назад. Очертания прекрасными, немного угловатыми, а тонкие губы всегда проникновенно отражали улыбку, будь она хоть невинной, хоть насмешливой. У этого человека было всё, чтобы сказать о нём что-то хорошее даже без признаков лести, и в этих очертаниях и мимике лица не разглядеть, какие ужасы способен он вытворять. На его лице не было написано, что его рука может без дрожи пытать или убивать. Такой человек был слишком опасен.       Возможно, он был бесстрашен. Наверняка он был рассудительным, учитывая, что сегодня Том безошибочно и точно провернул ситуацию так, что Гермиона, как зачарованная, делала всё, что ему было нужно. Он обхитрил её, обошёл на много шагов вперёд и привёл к тому, что она сидела здесь с ним, не имея возможности убежать, как делала в предыдущие дни. Том исключил возможность попытаться напасть на него, дать отпор, сражаться и победить. Он не только внушил, что противоборство с ним ни к чему хорошему не приведёт, но и доказал, что этого делать не следует. И снова мысль – он может убивать. Он не остановится ни перед чем. Он заставит её сделать то, что ему нужно, потому что в этой части игры Гермиона уже проиграла – она уже позволила ему заставить сделать то, чего никогда в жизни бы не сделала, наверное, даже под пытками: помочь совершить преступление и замести следы. Как ему пришла в голову мысль попросить её помочь ему?       Хитрый Том.       Гермиона даже сейчас не могла ответить себе на вопрос: почему она ему помогла? Почему не закатила истерику, поддаваясь ужасу и страху? Как её пальцы могли обхватить эту чёртову нить? Как она бездумно могла плестись рядом с Томом так, словно они совершали какую-то прогулку, а не тащили мёртвые тела в запретный лес?       Она с осторожностью посмотрела на него и увидела, что он так и продолжал неотрывно наблюдать за ней тёмными глазами, в которых искрились самодовольство и смех. Гермиона знала, он ничего ей не скажет о повторяющемся дне, который сегодня её даже не беспокоил, но он мог объяснить совсем другое.       — Что ты сделал?       — О чём ты?       — Почему я тебе помогла?       Странно было задавать вопрос о своём деянии другому человеку, ведь это она должна была знать, почему так поступила! Но она не находила в себе ответа, зная, что ответ знает Том.       Он некоторое время молчал. На его губах заиграла слабая насмешливая улыбка, которая подавляла Гермиону ещё больше, заставив безоговорочно убедиться: он знает ответ, а она – нет.       — Наверное, ты хотела мне помочь, — просто ответил он.       — Я никогда бы тебе не помогла в таком деле! — тут же отозвалась Гермиона с воинственным блеском в глазах.       — Возможно, ты так считаешь, — медленно ответил Том и снова улыбнулся: — Но делаешь по-другому.       У неё нет аргументов, как защитить собственные идеалы, потому что он был прав: она так считает, но делает иначе. Она противоречила самой себе. Нет, у неё не может быть такого! Она никогда не обидит человека, не сделает ему больно и не попытается помочь принять участие в совершении преступления!       Воображение тут же подкинуло воспоминания о ссорах с Лавандой, где им пришлось даже несколько раз сцепиться в драке. Она вспомнила о том, что сама нарочно ломала шарик, который был очень важен ей. Она ругалась с Джинни и успела со злости толкнуть её брата. Она накричала на многих присутствующих в гостиной своего факультета. Она кидалась на Тома и оскорбляла его. Она сломала нос Малфою без капли сочувствия. Она кинулась на Крэбба без предупреждения, хоть и переоценила свои возможности. Она тащила мёртвое тело Малфоя в лес, словно для неё это было обычным делом.       Это всё делала она. Она считалась со своими идеалами, но делала всё по-другому. Как она докатилась до такого?       Том едва ли сдерживал смех, который ещё сильнее изнурял Гермиону. Если бы это происходило не с ней, то она тоже посмеялась бы над этим, но это было с ней и это было совсем не смешно. Это было страшно.       Гермиона ничего не ответила на слова Тома, понурила голову и попыталась не думать об этом.       — Не беги от самой себя, — спокойно сказал Том, отчего та вздрогнула.       Он был прав, она пыталась убежать от самой себя. Она не хотела признаваться себе, что все деяния совершила именно она.       Том оттолкнулся от стола и подошёл к Гермионе, которая подняла на него взгляд.       — Ты же знаешь, что это ты…       Он на неё давил. Беспощадно давил её же страхом и её идеалами.       — Замолчи, — поморщившись, отозвалась Гермиона, ощущая отвращение к самой себе.       Это напоминало лицемерие, которое стало для неё, оказывается, чем-то привычным, хотя в себе до этого момента его не замечала.       — Ты ещё хочешь узнать, почему помогла мне?       Гермиона вопросительно посмотрела на Тома.       — Я спас тебя, — ответил он и замолчал.       — И что? — не понимала та.       — Я помог тебе, и ты решила помочь мне в ответ.       И вот тут в идеалах Гермионы был прокол. Она – отзывчивый человек, получая помощь, всегда старалась отплатить той же монетой. Ей помог Том, и она в ответ помогла ему, совсем не осознавая, что помогает в таком грязном деле. Выходит, он воспользовался её важным качеством характера специально, ведь он мог бы и сам взять в руки третью нить и утащить Малфоя в яму вместе со всеми остальными. Он сыграл на её же идеалах! Это действительно было умно!       Умный Том.       Он просчитал всё куда серьёзнее, чем казалось на первый взгляд, и теперь у Гермионы не было другого выхода, как слушать его. У неё даже не было желания сопротивляться, ведь недавно Том показал, что её идеалы совсем не идеальны. Он сломал их хитро и безжалостно, и снова был абсолютно прав.       — Я помогла тебе в таком… безобразном поступке…       — Благодаря мне ты осталась цела.       — Ты помог мне, потому что просчитал всё наперёд! — вырвалось у Гермионы со злостью. — Ты знал, что я помогу в ответ!       — Конечно, знал! — усмехнулся Том, опираясь одной рукой о стол рядом с Гермионой.       Та покосилась на его руку, затем снова посмотрела в глаза собеседнику и жалобно прошептала:       — Ты же мог справиться и без моей помощи.       — Мог, — согласился тот, — но я хотел, чтобы ты мне помогла.       — Ты хотел, чтобы я… снова мучилась?       — Я хотел, чтобы ты сломала свой наивный внутренний мир, — серьёзно ответил Том.       — Но зачем? — с ноткой отчаянья спросила Гермиона.       — Ты же хочешь выбраться из этого дня?       Та слабо кивнула.       — Я же советовал тебе прислушиваться ко мне, а не пытаться навязать свои правила. Ты мне не оставила выхода, кроме как сломать тебя, а не изменить это в тебе. Я ждал, когда тебе сделают больно.       Том только что признался, что видел развернувшуюся ситуацию с самого начала. Он выжидал, когда её стукнут хорошенько, прежде чем он вступится за неё. Он не её защищал – он ломал её внутренний мир. Он хотел, чтобы та ощутила безвыходность ситуации и мечтала о помощи даже от него, даже о такой жестокой. И такая помощь её устроила. Том поступил беспощадно с ней. Это было безжалостно!       Безжалостный Том.       — Ты знал, чем это закончится, — медленно протянула Гермиона.       — Я даже знал, что ты сразу нарвёшься на неприятности после той ругани, что устроила утром в своей гостиной, — мягко произнёс тот и насмешливо улыбнулся.       — Откуда ты всё знаешь? — не понимала та, чувствуя ошеломление от этого.       Том коротко улыбнулся, отвёл взгляд в сторону, немного помолчал и повернулся обратно к Гермионе.       — Ты же считаешь, что это игра. Если это игра, то создатели знают всё. Я знаю всё.       Чёрт, он даже знал её мысли!       — Если это так, то почему ты её не закончишь? Тебе приносит удовольствие издеваться надо мной?       — В каждой игре есть конец, по прохождению которого игрока ожидает приз, награда.       — А какой тебе от этого толк, что я получу, как ты говоришь, награду?       — Создатели получают больше, чем можно подумать.       — Например?       — Например, любовь игрока к созданной игре. Это приятно, — улыбнулся Том.       — Поверь, мне с самого начала тошно играть в эту игру, — фыркнула Гермиона.       — Ты ещё не распробовала. Настанет момент, когда тебя будет не оторвать.       Та скрестила руки на груди и недоверчиво посмотрела на Тома.       — Глупости. Меня не волнует твоя игра, Том. Я сама по себе, и раз здесь всё постоянно повторяется, то я буду делать, что хочу.       — Ты уже начинаешь ощущать приятный вкус от того, что можешь делать здесь то, что тебе захочется, — заметил он.       Гермиона скрипнула зубами, понимая, что он прав.       — Я сама по себе, и я такая, какая есть!       — Да. Такая пылкая и злая, такая решительная и безрассудная, — мелодично говорил Том. — А сегодня мы выяснили, что ещё и отзывчивая.       Её поступок он назвал отзывчивостью! Это было сродни тому, что исцеление от своих же пыток он называл милосердием.       Гермиона поморщилась и снова ощутила в себе отчаяние. Она осознавала, что Том безвозвратно разрушил её внутренний мир, который никогда уже не станет прежним. Более того, своими точными словами он ломал и её.       Это всё не вязалось с его внешностью. Как такой ангельский на вид человек мог быть настоящим бесом?       — Хватит обо мне так говорить!       Том качнул головой и очаровательно улыбнулся, опустив глаза вниз. Гермиона отвернулась от него и спустя минуту молчания спросила:       — Если ты – создатель, то как мне следует закончить этот день?       — Со мной.       — Я не хочу сидеть здесь весь день и осознавать, что ты сделал со мной.       — Ты сама послушалась меня.       — Я не…       Том мгновенно оказался напротив неё и мягко, но давящим тоном произнёс прямо ей в губы:       — Ты сама послушалась меня.       Гермиона замерла и затаила дыхание. Любимый запах детства, красивое лицо и приятный голос никак не вязались со страхом, который тут же заполнил каждую частичку души. По следам страха крались отчаянье и безутешность. Они сдавили глотку и не дали возможности что-то сказать или пошевелиться. Осознание больно било в голову. Том сегодня был во всём прав. Но она не хотела быть такой «отзывчивой»! Слёзы навернулись на глазах, и Гермиона тут же ощутила, как рука Тома коснулась её волос и очень аккуратно проскользнула по всей их длине.       — Маленькая и беззащитная Гермиона, — с жалостью прошептал он ей в лицо. — Я не буду тебя обижать, если ты этого не хочешь, но тогда ты должна согласиться со мной.       Гермиона не сдержала тихий всхлип, но продолжила внимательно смотреть в густую антрацитовую бездну глаз Тома, которые были ровно напротив. Том её даже не злил. Ей безумно хотелось верить, что он хочет помочь, и его лёгкие поглаживания по волосам скорее успокаивали, чем раздражали.       Ласковый Том.       Он смотрел на неё с состраданием, но в глазах плясал огонёк насмешливости. Том играл с ней, и Том побеждал её.       Гермиона тяжело выдохнула и опустила глаза вниз. Ей хотелось спрятаться от всего мира и остаться одной. Ей хотелось уснуть и не просыпаться, пока этот кошмар не закончится.       — Скажи, Гермиона, — шепнул Том.       — Я не хочу, чтобы ты меня ещё раз обидел, — слабо отозвалась она себе под нос.       Было страшно от того, что ещё такого ужасного мог придумать Том, чтобы в очередной раз сломать её. Испытывать судьбу больше не хотелось.       Том выпрямился, убрал руку с девичьих волос, сделал полшага назад и другим – спокойным, ровным, уверенным голосом заговорил:       — Тогда завтра ты придёшь вечером к озеру, и запомни, что я, обычно, дважды шанс не даю.       Гермиона стёрла с одного глаза слёзы и глубоко вздохнула.       — А сейчас можешь пойти в свою комнату. Можешь лечь спать. Если ты уснёшь, то проснёшься уже завтра, — сказал он, отходя к другому столу, затем, помолчав, добавил: — Но это только сегодня.       Гермиона быстро спрыгнула со стола, сделала несколько быстрых шагов к двери, но тут же остановилась и повернулась к Тому.       — Это ты придумал правила? — тихо спросила она.       Том несколько секунд пытливо пронзал её взглядом, затем, очаровательно улыбнувшись, ответил:       — Для тебя я могу их и поменять.       Хитрый Том. Умный Том. Безжалостный Том. И ласковый Том.       Гермиона отвернулась и быстро направилась к выходу, мечтая поскорее забыться во сне.