Три города

Три города Часть первая Вечер пятницы выдался на удивление холодным, я возвращался с рабочей фазы в свой жилой блок. Ночь сегодня была очень тёмной, на небе сияли звёзды. Огни ночного города разгоняли тьму в самом городе. Пёстрые рекламные табло, что светились разными цветами, огни окон, уличные фонари, всё это не давало ночной темноте полностью поглотить город. Верному служителю святой церкви было разрешено не ходить на рабочую фазу, но тут вопрос не в том, что можно, а в том, что ты должен делать. Я считаю, что каждый гражданин обязан ходить на такие мероприятия, ибо мы делаем это во имя святого города и нас самих, все без исключения. После долгой работы, перед тем как вернуться в жилой блок, я расклеил патриотические плакаты на складе, где проходила рабочая фаза сегодня, и в доме, где находился мой жилой блок, я так же не забыл получить свой рацион и деньги. Деньги и рационы выдавались всем авторизированным жителям бесплатно. Кому-то больше, кому-то меньше, но естественно их не хватало, и каждый шёл работать на частные предприятия, что контролировались святейшими подвижниками, или непосредственно вступал в ряды союза рабочих. Я был в составе церкви, на втором уровне класса «В». Это низший класс в церкви, но, учитывая то, что я не суюсь глубоко в политику, это более чем достаточно. Я не имею в виду то, что в других классах церкви сидят ужасные люди и интриганы, ни в коем случае. Просто я ничего особенного за всю свою жизнь не сделал, лишь то, что должен. Улица, как всегда была не убрана, лишь дезенты из союза рабочих жгли трупы усопших. Кто-то умер от голода и холода, кто-то от побоев «БГО» (блаженная городская охрана). Я не испытывал жалости к побитым, если бьют, значит, есть за что и почему, святейшим праведникам и их стражам лучше видно и лучше знать. Наконец, я вернулся в свой жилой блок класса «А». Жилые блоки класса «А» были доступны лишь членам церкви. Такие жилые блоки были одни из самых лучших. Горячая вода, свой санузел, собственная кухня, спальня, и гостиная с балконом. Я помню тот день, когда меня перевели в этот жилой блок. Тогда я ещё был членом союза рабочих, а именно постоянным работником склада. Да, вся моя жизнь — это работа, работа и служение святой церкви, высшим, и их наместникам. Я заметил, что лишь немногие из рядов церкви ходили на рабочую фазу. Мне стыдно признать то, что я хожу на неё не из чувства долга, а лишь потому, что я привык. Собирать рационы моё призвание, как бы смешно это не звучало. Время от времени я доставляю инструменты и другие посылки на дальний склад. Денег у меня в достатке, я постоянно погружён работой, поэтому я не замечаю, как копятся деньги. В общем, о них я никогда не беспокоился. Я зашёл в свою квартиру, после чего закрыл за собой дверь. Через минуту я уже переоделся в домашний халат и пижаму. Заварив себе чай, я включил свой телевизор. По телевизору идут лишь два канала: постоянный, административный. По первому каналу шли новости, съёмка города, репортажи про то, как честно работают члены церкви, сотрудники БГО, и члены союза рабочих. Также уделяли тридцать минут ненависти к Монталю, соседний город, город атеистов, город предателей, город противника. Святой Новый Рим ведёт войну с Монталем уже ни одно десятилетие. Помимо мутантов и демонических тварей, что бродят в пустошах и за стенами городов, люди нашли противника в лице людей. Но эта война — святая война, так нам говорят святые подвижники и высшие. По телевизору показывали репортаж на месте митинга. Добропорядочные лоялисты и старшие сотрудники союза рабочих вышли на митинг в поддержку святой церкви, труда и великой истины наших богов, чьи наместники, святые подвижники, направляют нас по правильному верному пути в этом мрачном мире. Вскоре прозвучала сирена, голос из громкоговорителей, что были расставлены по всему городу, вещал об очередной атаке парящих вражеских дисков на наш священный город. В дальних районах города прозвучали мощные взрывы от сброшенных бомб, в свою же очередь ПВО Нового Рима сбивали парящие дисковидные летательные аппараты, и те падали за стены города. В это время выключили электричество, из света у меня остался лишь светильник и радио на батарейках. Но тут случилось неожиданное: один летальный аппарат упал прямо в центре города, буквально в пяти километров от жилого блока, где я проживал. Жил я, кстати, на самом последнем этаже, поэтому мне всё было видно. По всему городу включили прожектора, по радио передавали сообщение о том, что объект упал в центре города, на место выезжают специальные подразделения БГО, а так же сотрудники СР. Обычно такие атаки мы пережидали в домах и подвалах, а потом забывали про них как про страшный сон. Потом атаковали мы их, ничего удивительного. Но это первый раз, когда аппарат упал непосредственно в сам город, это означало то, что человек в парящем диске мог выжить. Война… Эта война шла очень давно, задолго до моего рождения. Никто не говорит, почему и с чего она началась, но так нужно, так говорят праведные святейшие подвижники, так говорят высшие, наши отцы и создатели. Я вышел на лестничную клетку и чуть не споткнулся на мусоре, только сейчас я заметил этот чёртов мусор. Я почему-то никогда не обращал внимание на весь тот хлам, что лежал у нас в жилом блоке. Бутылки, упаковки от пайков, и прочий мусор валялись везде в изобилии, окна неожиданно стали старыми, пыльными, такими тусклыми и невзрачными. Лампочка, что тускло светила, иногда мигала, я только сейчас это заметил. Старая пыльная лампочка, что доживает свой долгий век. Странно… Что же со мной произошло? Словно весь мир потерял свои краски, словно сама реальность пошатнулась, сбросив с меня розовую пелену, тем самым открыв свою истинную сущность и краски, тусклые невзрачные мрачные краски. Продолжалось это недолго. Возможно, я просто устал, причём ещё даже не ужинал. Из своих квартир выбежали и другие лоялисты. К примеру Аргус. Этот крупный в плане ширины мужичок был большим любителем свинины, табака, и выпивки. Он очень любил носить свой большой крест, к слову он был сделан из золота, и инкрустирован драгоценными камнями. Он очень им хвалился перед другими лоялистами, показывая, как он, близок к высшим, но многие говорили, что он близок к ожирению. Он очень не любил простых граждан, называл их ничтожествами и, откровенно говоря, бомжами, чья судьба до конца жизни собирать пайки и рыскать в мусоре в поисках ржавых банок. Он был лоялистом третьего уровня, очень уж он гордился собой, часто приносил в центр лояльности свою коллекцию мраморных фигурок или его счастливый драгоценный крест. Из этой толпы помимо толстого Аргуса я узнал и Ренингерма с Яжей. Молодой лоялист первого уровня. Затюканный и очень не разговорчивый молодой паренёк. Очень часто видел его в государственной столовой и в центре лояльности. Встретил я его впервые месяц назад, когда у меня был заказ. Я должен был отнести посылку в офис СР, по-моему это были инструменты и мелкие детали. Этот паренёк пахал там часами напролёт, и делал он это каждый день. Когда посылок не оставалось, он шёл в столовую, и помогал разносить заказы, коробки с посудой и едой на точки. Но что самое главное, он был близок к простым людям. Как оказалось Ренингерм в прошлом являлся сотрудником СР. Я раньше задумывался над этим, почему же я ранее не видел такого работягу? Оказывается, он работал разнорабочим, собирал мусор, таскал те же коробки с посылками, занимался ремонтом и починкой и, возможно, иногда работал на складе. Яжа, молодая девушка лет восемнадцати, ранее была судима за кражу сигарет у лоялиста, также промышляла торговлей этими же крадеными сигаретами. Но арестовали её не за это. Сигареты оказались дешёвым заменителем, эта известная запрещённая марка была очень опасна, так как туда добавляли дефектный табак и, как оказалось, токсичные отходы. Марку запретили ещё до моего рождения, но простые граждане курят эту запрещённую дрянь и по сей день. Её приставили к лоялисту в качестве временного слуги. Не посадили же её лишь за то, что она по сути спасла жизнь этому верному служителю, украв дешёвые ядовитые сигареты. И нет, это не типичное клише по типу «курение убивает» и всё в этом духе, эти штуки правда опасны. Есть и аналог заменителей, где количество бумаги, отходов, и табака сбалансировано. И это в принципе можно курить, но даже такие сигареты редкость. Настоящее золото — элитные сигареты, что так сложно найти, настоящий табак и качественные продукты для изготовления. Девушка эта вроде была спокойной, временами милой и доброй, но душа у неё бунтарская. Две недели назад я навёл о ней справки, оказалось, что её отец был одним из членов синдиката, преступной организации, если её можно так назвать. Но в последнее время их стали подчистую вырезать, в прямом смысле этого слова, священный город всерьёз взялся за эту проблему. Матери у Яжи, или как мы её называем «Яжечки», не было. Довольно интересное имя, Яжа… Почему же все вышли? Ну, это естественно, посмотреть на упавший летательный аппарат. Все спустились и вышли на улицу. Буквально в нескольких метрах от нашего подъезда я увидел большой дискообразный летательный аппарат, что отчасти напоминал наш. Кабина пилота находилась сверху, она была вся раскурочена, помимо обгорелых кусков металла оттуда торчал и обгорелый труп пилота. Человека в этом трупе уже было не узнать, словно это просто обуглившийся манекен в частично уцелевшем костюме. Буквально через минуту прибыли гравитрансперы БГО и СР. Сотрудники блаженной городской охраны разогнали зевак по домам, был объявлен жёлтый код, то бишь комендантский час. Дезенты из союза рабочих принялись в срочном порядке аннигилировать остатки летательного аппарата и труп, пожарные принялись тушить пламя, на это у них ушло не больше пяти минут. За всем этим я уже наблюдал в окно и с другими жильцами жилого блока. Неожиданно ко мне подошёл Аргус не отводя взгляда от окна. — Джон, вы представляете какая напасть? Это же просто возмутительно! — говорил на высоких тонах Аргус, пыхтя и тяжело дыша. С его лица капал пот, возможно лишний вес даёт о себе знать. — Да, Аргус, понимаю. Человек исполнял свой долг и погиб. Но, уверен, он знал на что шёл. Сказал я, всё так же не отрывая своего взгляда от огня. Аргус возмутился ещё больше, его лицо сморщилось, и, казалось, он даже немного разозлился. — Да упаси тебя высшие Джон, люди гибнут каждый день как мухи, а этот вообще должен был хорошо помучиться, проклятый еретик. Дело не в этом, из разговоров сотрудников СР и БГО я узнал, что наш подъезд перекроют на некоторое время, теперь придётся ходить через этот чёртов запасной выход. — Как через запасной? — с негодованием и трепетом ответил я. Как же я не любил этот запасной выход. Если пользоваться подъездом было удобно, то запасной выход годился только для эвакуации. Запасной выход вёл в узкие переулки, и это было не очень безопасно, ибо там тебя запросто могли ограбить, или даже убить. Причём был этим недоволен не только я, Аргус негодовал ещё больше моего, а когда узнают другие жильцы, то точно жалобных писем не избежать. — Я буду жаловаться, чёрт побери. Я буду жаловаться во все службы, ибо это полный беспредел! Всё так же, пыхтя и с одышкой, говорил Аргус, одновременно вытирая пот с лица своим платком, который он носил в нагрудном кармане своего пиджака. Перекрестившись, Аргус ушёл к себе, обратно в квартиру, что находилась на последнем этаже. Он с трудом поднимался по лестнице, пыхтя и обливаясь потом. Я стоял на лестничной клетке, стоял и смотрел в окно. Разбитого транспорта и трупа уже не было. В жёлтый код на улице тихо, лишь дезенты сжигают трупы, уборщики убирают мусор, а после отвозят на заводы и фабрики. Сирена прекратилась, и в ту же минуту за стены нашего города вылетели наши аппараты. Летательные аппараты Нового Рима были овальной формы в отличии от аппаратов Монталя. Парящие овальные аппараты в размере четырёх штук вылетели за пределы города, оставив за собой лишь след из газов, что машина выпускает во время полёта. Я и не заметил, что рядом со мной стоял Ренингерм. Он задумчиво глядел на небо высматривая звёзды, и покуривая сигаретку. — Здравствуй, Рен. Тебе тоже не спится? — спросил я, тяжело вздыхая. После чего я обратил свой взор на ночное небо. — Привет, Джон. Я просто люблю посмотреть на ночное небо. Разве оно не прекрасно? Ты только посмотри на звёзды. Десятки, сотни, тысячи, миллионы… Их так много, но они так далеко от нас. В эти моменты я осознаю, как я одинок, как мы все одиноки, как наш город, наша планета обречены на одинокое мрачное существование и вечную борьбу. Будешь? — Ренингерм предложил мне сигаретку, от которой я естественно не отказался. Я взял свежую сигарету, после чего Ренингерм передал мне свою зажигалку. Несколько секунд трепета, и я уже вдыхал горьковатый расслабляющий дым. — Порой у меня появляются такие мысли в голове, но долго они не задерживаются. И всё же ты в чём-то прав, но ты должен помнить, что высшие смотрят на нас, они направляют нас и защищают. Ренингерм усмехнулся всё так же не отрывая взгляда от ночного неба, которое было полно далёких звёзд. — Да, Джон, ты наверное прав. До завтра, — ответил он, потушив сигарету, и после этого ушёл в свою квартиру, неспешно поднимаясь по ступенькам. Я же продолжил смотреть на ночное небо, на эти далёкие звёзды и думать. За столь долгое время я стал задумываться о смысле жизни, о смысле нашего мрачного, казалось, бесполезного существования. Я не увидел смысла, но смысл был и не нужен. Жизнь, как она есть. Она, как звёзды. Далёкие, холодные, но столь красивые и огромные, хоть мы и не видим всей их мощи и размеров. Так же и жизнь, она кажется нам холодной, мрачной, не имеющая смысла. Но живём ли мы вообще? Можно ли это назвать жизнью? Этот вопрос не оставлял меня полчаса. Из размышлений меня вывела боль, я и не заметил, как скурил сигарету до самого фильтра, и тот, нагревшись, обжигал мой палец. Я бросил докуренную сигарету в пепельницу, после чего тоже направился в свою квартиру. Свет уже дали, радио и светильник работали до сих пор, на моём рабочем столе лежала игрушка. Старая игрушка в виде черепашки. Давно вымершее существо… Я видел его лишь в детстве, в мультиках и книжках, которых также сейчас не найдёшь. Я не мог вспомнить лицо своей матери, лицо отца, я просто забыл прошлую жизнь, вычеркнул её заменив рутиной и служением церкви. И кажется мне, что тогда я действительно жил, тогда давно в детстве я был живым. Во что я превратился? В живого автоматона, робота который действует по протоколу, не более. Я присел за обеденный небольшой столик, пройдя в сторону кухни. — Что-то я совсем расклеился, мне нужно отдохнуть. Сказал я сам себе, после чего встал с обеденного столика, и отправился в сторону кровати. Старая койка с железным каркасом и старым толстым матрасом. Выключив весь свет и осветительные приборы в квартире, я улёгся на кровать и снова погрузился в свои мысли, хоть и длилось это недолго. Минут через десять мои глаза стали слипаться, меня мгновенно потянуло в сон. Часть вторая Меня разбудил старый будильник, громкий звон его металлического маленького механизма заставил мои глаза открыться. Сегодня был день работы, по сути это долгая рабочая фаза на весь день. Большой труд, но в такие дни даже самый последний лентяй города идёт пахать, ибо оплата двойная, как и рационы в такой день. Я встал с кровати, всматриваясь в окно. Моя кровать тесно прижималась к окну, и я мог, приглядевшись, увидеть всё происходящее на улице. Я повернул свою голову в сторону настенных электронных часов: было около шести утра. Минут через десять я уже был одет и полностью собран. В моей квартире уже горел свет, а на обеденном столике стоял горячий чайник с чаем, сырным печеньем, и консервированной банкой со свининой и фасолью с томатным соусом. К чему же такая трапеза? Можно позволить, ибо сегодня будет денежный день. Сытно позавтракав, я взял недоеденную часть завтрака с собой, дабы поесть в полдник. На улице уже светало, по радио передавали вчерашние новости, и в перерывах проигрывали патриотическую церковную музыку. Я полностью оделся и собрался, после чего вышел из квартиры, закрыв за собой дверь на ключ. Единственное, что испортило мне настроение, это то, что главный выход из жилого блока закрыли, причём я не понимаю почему, ремонт территории и уборку провели ещё ночью, мне пришлось идти через запасной выход. Я с трудом открыл старую ржавую дверь, после чего вышел в неосвещённый утренним светом и фонарями переулок. Было темновато, очень пахло луком, мусором, дешёвыми заменителями сигарет и чем-то тухлым. Проходя мимо, я видел простых граждан. Все шли на работу или на рабочую фазу. К слову — когда я проходил мимо подвала на первом этаже жилого блока, я слышал странные звуки, стоны или что-то вроде того. Но об этом я долго не думал… По прибытии в центр города на склад, я работал несколько часов. Собирал пайки, таскал коробки с этими же пайками, таскал посылки в офис СР, и помогал рабочим убирать мусор с улиц города. Остальное время я потратил на развешивание патриотических плакатов, мобильных следящих камер, но и про государственную столовую не забыл. Там также нужно было таскать коробки, убираться и тому подобное. К концу дня я очень хотел есть, и у меня сильно болела спина. После получения двойной порции пайка, ну и продуктов лично от администратора столовой с оплатой, я отправился домой. В руках я нёс два пакета набитых продуктами, причём некоторые из них были дефицитом, администратор столовой поделился со мной пачкой элитных сигарет, чему я был очень рад. Мои карманы ломились от полученных сегодня денег. Я с опаской прошёл по тёмному еле освещенному переулку, после чего я всё же дошёл до жилого блока. Большая ржавая тяжёлая дверь не хотела поддаваться, но раза так с третьего у меня получилось открыть этот ржавый кусок металла. Да, и так придётся как минимум несколько недель, пока подъезд не откроют. В подъезде тускло светила старая лампочка. Мусора стало поменьше: видимо, уборщики тут были сегодня. Как только я собрался подниматься вверх по лестнице, что-то заставило меня оглянуться. Звуки… Похожие звуки я слышал сегодня утром, когда уходил на рабочую фазу. Это были те самые стоны, но только сейчас я заметил лёгкий запах гари, словно обгорела кожаная одежда. Звуки доносились из подвала, правда, подвалом это было назвать тяжело, просто заброшенный цокольный этаж, где раньше жил смотрящий за домом. Забросили его, к слову, из-за проблем с отоплением и грибком, которым поросли стены цокольного этажа. Там же были когда-то и прачечная, общая столовая и общий санузел. Дверь никто толком не запирал. Замка на ней также не было. Вернее он был, просто лежал рядом с дверью. Как я раньше не обратил на это внимание? Нужно было проверить, ибо бездомных, или, по крайней мере, тех, кто проживать тут не имеет право, в жилом блоке лично я не потерпел бы. Мало того, в этом случае им же будет лучше, ибо та дрянь, что выросла в цокольном этаже, очень заразная, и опасная. Я аккуратно приоткрыл дверь. Запах горелой кожаной одежды усилился, но вместе с этим в нос мне ударил запах пыли, и что-то железное. Запах крови? Свет тут, как ни странно, до сих пор работал, если это можно так назвать. Старинная лампочка еле освещала небольшой участок прихожей. Я спустился вниз по каменным поросшим мхом и пылью ступенькам. Свет в коридоре также работал, но менее эффективно. В углу лежала фигура в горелых лохмотьях. Частично эти горелые тряпки отсутствовали, была видна кожа, и ожоги со шрамами на ней. Однако в этой форме я разглядел знак на животе ещё живой фигуры, это был ранее мне незнакомый символ. Это была эмблема чего-то непонятного. Я попытался вспомнить, и всё же вспомнил: подобные знаки я видел на дне патриотизма четыре года назад, на улице святого Брега. Конец дня. Люди сжигали флаги врага, флаги и символы Монталя. Вражеский агент? Так это просто невозможно, ибо попасть в город так просто нельзя. Да и если подумать, что он завербованный предатель, что эта версия тоже отпадает, ибо внешность совершенно не похожа на внешность жителей Нового Рима. Этот человек был явно из Монталя, но как он проник в наш город? И тут до меня дошло, что это не бомж, и не агент. Это же один из пилотов летательного аппарата, того, что упал около нашего дома. Вот почему я тогда не увидел второй труп, он каким-то образом успел скрыться в нашем здании, в цокольном этаже. Я уже собирался бежать со всех ног к ближайшему посту сотрудников БГО, но тут я подумал: «Что я им скажу? Что у нас в подвале сидит человек из вражеского города? Тогда не долго жителям этого дома видеть белый свет. А если сказать, что, мол, к нам проник какой-то бездомный, так потом же всё равно узнают кто это, и кары не избежать». Но что же делать? Сомнения терзали меня, и я решил скрыть его от глаз жильцов. Оставлять его тут не безопасно, это точно. Я, наверное, потратил час, пока пытался тащить его на чердак. Да, иного места нет, но сюда никто не будет наведываться, да и грибка тут нет нигде, лишь пыли много да хлама. Он стонал, но, кажется, он был без сознания. Я принёс один из пакетов с едой ему, после чего разложил еду на полу рядом с ним. Его же я усадил на старый, но более-менее пригодный для сна толстый матрас. Света было не так много: на весь чердак была всего лишь одна лампочка. Зато светила она получше тех, что стоят в подъезде, и подозрений это не вызовет, ибо свет тут горит всегда. Я попытался вернуть в чувства вражеского пилота, но он даже стонать перестал. А мне и лучше: если умрёт, то и проблем больше не будет. Разделать тело и вынести по кускам сейчас будет просто, ибо единственный выход из жилого блока на данный момент, это запасной выход, что мало кем просматривается. Неожиданно для меня он очнулся через несколько минут тяжело дыша, я обработал его раны биогелем, который мне ещё месяц назад передал медицинский работник СР в качестве платы за помощь в погрузке коробок. Раны, как и полагалось, заживали за секунды. Пилот посмотрел на меня с недоумением и неким страхом в голубых глазах, но лицо скрывал шлем, я видел лишь глаза. Эти красивые голубые глаза. Пилот попытался снять шлем, но, видимо, биогель ещё не до конца восстановил его внутренности, которые, несомненно, были повреждены. Я помог снять шлем пилоту на удивление для себя: я помогаю врагу, я — убежденный лоялист. Но что-то боролось во мне, словно не давая совершить ошибку, глупость о которой я буду жалеть до конца своей жизни. Сняв шлем, я смог определить пол пилота: это была девушка, молодая девушка со светлыми белыми волосами. Я потянул руку к её щеке, но она тут же прислонилась спиной к стене издав тихий стон от боли, ибо, как я сказал ранее, биогель восстанавливает внутренности дольше чем иные части тела. Я был сам напуган, напуган до чёртиков: что я делаю? Что на меня нашло? Я словно не я, или нет: как будто во мне пробудились некие старые чувства, которые я закрыл бесконечной работой и служением церкви.