Бойся своих желаний

POV Анна       Я плохо помню, как добежала до какой-то железнодорожной платформы. Мне крупно повезло, что она вообще попалась на пути. Прочитав указатели на чешском и немецком, я приблизительно вычислила, в какой стороне восток, и запрыгнула на первый поезд, идущий в том направлении. Спрятавшись в грузовом вагоне, я сильно трусила, что меня вот-вот схватят, и готова была бежать в лес при первом же тревожном знаке. В тоже время чувствовала восторг и возбуждение, что с каждой минутой я всё ближе к своим родным людям, к своей земле. Ещё немного, и я буду в безопасности.       Всего я провела в пути, около полутора суток. Время от времени, приходилось спрыгивать с вагона, убегать, прятаться и менять составы. Я избегала всех людей, не только солдат в немецкой форме. Лучше немного потерпеть до границы, чем опять попасться. Возможности украсть еду мне не подвернулось. Через полтора дня я готова была пить собственную мочу, но, к счастью, до этого не дошло. Согласно указателю я добралась до Люблина, расположенного в Польше. Совсем рядом проходила граница нацистской Германии и СССР.       Я выбралась из грузового вагона вся в пыли, голодная и обезвоженная. Если я срочно не найду, где попить чистой воды, то не выдержу и буду лакать из любой лужи. Голова дико болела, а в горле пересохло. Нужно было сначала утолить голод, а потом придумать, как пробраться мимо немецких пограничников.       Я брела по дороге. Всю одежду, которая помогла мне убежать, в начале я несла с собой, надеясь обменять на деньги или хотя бы еду, но скоро бросила, решив, что лучше не общаться с местными.       Повсюду были немецкие солдаты. К счастью, они мало обращали внимания на одинокую девушку. Я старалась избегать их, но чем ближе к границе я подходила, тем большим было скопление войск. Стягивали армию перед наступлением.       Чертыхаясь, я добрела до многочисленной танковой дивизии. Среди припаркованных танков деловито сновали танкисты. Был разбит полевой лагерь. На кострах готовили еду в котелках. Собственно, запах еды и вынудил меня, как зверя, выйти из укрытия и подойти к людям. Солдаты весело смеялись, разговаривали. Даже не верилось, что совсем скоро эти симпатичные, улыбчивые люди будут убивать также просто, как дышат. Ещё и будут гордится этим и получать медали. Среди танкистов сновали и гражданские люди. Кто-то что-то продавал, женщины и девушки мило хихикали и строили глазки солдатам.       Увидев, что я не единственная из местных трусь возле армии, я воспрянула духом. Страшное чувство, пробираться сквозь толпу людей, практически не понимая, что они говорят. Если из польской речи, я иногда улавливала смысл, то немецкий оставался для меня тайной.       План был таков: найти более или менее пустующий привал вокруг костра, подсесть в наглую к солдатам, воспользовавшись тем, что я — женщина, и отожрать у них как можно больше припасов. Главное, по-русски ничего не ляпнуть при этом. Я, конечно, понимала, что гораздо безопаснее было бы побродить по окрестностям в поисках какой-нибудь деревушки и попросить еды у поляков, но, во-первых, у меня просто не было энергии на это, а, во-вторых, поляки не очень-то любили в тот момент русских, и шансы, что меня схватят и передадут с рук на руки немцам, были очень велики.       Я шла сквозь ряды припаркованных танков уже приличное время, поражаясь количеству танков противника — их были сотни. Куда смотрел Сталин? Как можно не заметить такую угрозу у границы? Я всё ещё делала вид, что у меня есть конечная цель, не решаясь подсесть знакомиться с немцами. В принципе, никаких агрессивных или полных ненависти взглядов я не заметила. На меня смотрели с любопытством, похотью, удивлением, но не с негативом. Это были обычные солдаты Вермахта. Мужчины и парни. Кого-то из них призвали, кто-то сам пошёл служить дальше. Но все они собирались бороться за процветание своей Родины, за расширение границ.       Поняв, что я так и не смогу набраться смелости и подойти к кому-нибудь, я юркнула в просвет между двух близко стоящих танков. Оказавшись в относительной безопасности, я опёрлась одной рукой на танк и стала думать, что же делать дальше. Ничего умного не приходило в голову. Мои мысли обратились к танку. Пусть немцы и проиграли войну, но их танки выглядели на редкость круто. Особенно тот, что сейчас был передо мной. Более пяти метров в длину, и три метра в ширину, больше двух с половиной метров в высоту. Эта махина внушала страх даже мне — выходцу из 2019 года. На танке был нарисован какой-то забавный монстрик с мечом. Представляю, как страшно было простым крестьянам Советских Республик, когда такие махины въезжали в их деревни. А как страшно воевать в окопе, когда этот монстр прёт на тебя? Как его вообще можно остановить, кроме как не на другом танке? Но ведь останавливали. — Красивый, — пробормотала я на-английском. — Не могу не согласиться, — сказал бархатистый мужской голос.       Я подпрыгнула на месте. Голос раздался откуда-то из-за танка, и я обогнула его. Прислонившись спиной к одной из гусениц, сидел очень красивый немец и вальяжно курил трубку. Он был одет в чёрную форму танкистов и широко улыбался. Его зубы были удивительно белыми, а между передними верхними была небольшая щербинка, придававшая ему мальчишеское, озорное очарование. — Танк действительно красивый, или вы это обо мне? — выражение его лица было игривым.       Его губы были очень чувственными, волосы золотистыми и коротко постриженными. Гладко выбритое лицо обладало красивыми, правильными чертами, но больше всего меня поразили его глаза. Они горели, как два дорогих топаза. Необычайно чистые и однотонные они были редкого оттенка. Назвать их просто голубыми было бы преступной халатностью. Топаз был моим любимым драгоценным камнем, и я подвисла, мечтательно глядя на него. Не знаю сколько я так простояла, но в итоге он рассмеялся мягким, глубоким смехом и похлопал по траве рядом с собой. Я сразу же присела. Ему хотелось подчиняться, его лицо располагало к себе. Хотелось стать его другом, заслужить одобрение. — Гауптман Клаус Ягер к вашим услугам, фройляйн, — я решила, что пора завязывать пялиться на него, как какой-нибудь сексуальный маньяк, и уставилась на траву. — Пани Анежка, — скромно потупила глазки. — Какой красивое имя — Анежка, — я засмущалась. — Спасибо. Это ваш танк, герр Ягер? — Это танк Германского Рейха, — рассмеялся немец. — Но да, я командир роты, к которой он приписан, — не без гордости сказал он. — И можете просто звать меня Клаусом. Вы не одна из моих подчинённых.       Голосом он выделил слово «подчинённых», и, посмотрев ему в глаза, я поняла, что это было нарочно. В его глазах скакали дьяволята, а в уголках глаз были морщинки от частых улыбок. — Вы так молоды, а вам уже доверили роту? Должно быть, вы очень талантливый командир, — он улыбнулся и со смущением отвел глаза. — Я лишь исполняю свой долг перед Отечеством. Победы Германии во Франции и Польше это, в первую очередь, заслуга танковых дивизий генерала Гудериана, моего личного кумира и примера для подражания.       Глаза Клауса горели, когда он рассказывал мне о своём танке, Панцерваффе и генерале Гудериане. Я многое не поняла о спецификациях танка, но он так самозабвенно рассказывал. Было очевидно, что он очень гордился и своей страной, и её армией, и своей ролью в ней.       И тут меня осенило. Это же Клаус Ягер! Тот самый прославленный танковый ас, один из пяти лучших танковых асов Германии. Совсем недавно про его жизнь даже сняли фильм «Т-34», который мне очень понравился. Клаус был очень интересной и неоднозначной личностью. После просмотра фильма я смотрела интервью на ютубе с нашим ветераном-танкистом, который дважды победил Клауса. Причём после второго раза он пощадил врага, но тот предпочёл умереть, чем идти под позорный трибунал.       Фильм был снят про побег ветерана из плена, но в общих чертах обрисовали и личность Клауса, потому что бежал он именно от него. Надо же, как точно они подобрали актера на роль. Он был точной копией своего реального прототипа. Ветеран отзывался о своём злейшем противнике с уважением и некоторой печалью, сказав, что при других обстоятельствах, они могли бы даже подружиться.       Ветеран, которого звали Николай Ивушкин, говорил о том, что фактически Германия проиграла войну в 1943 году, когда все лучшие солдаты и офицерский состав Вермахта уже полегли на советской земле, а Курская битва вбила последний гвоздь в гроб нацистской Германии, и Ганс стал уже не тем. Именно такие как Клаус, представляли собой главную угрозу. Отличные командиры и храбрые солдаты, они обеспечили Германии превосходство в Европе. Ивушкин рассказал, что немец предпочёл умереть с честью, как солдат на поле боя, чем наблюдать за агонией умирающей страны.       Клаус, конечно, ещё не был танковым асом, когда я его встретила, но, если всё пойдет как должно, он дослужится до высокого звания и получит два Железных креста за убийство моих сограждан! — Зачем вы здесь? — Клаус, смотрел на меня выжидающе, по-кошачьи прищурив глаза. — Я голодна и мне некуда идти, война уничтожила мой дом. — Война никого не щадит, — он жалостливо взглянул на меня. — Я не унываю. Уверена что-нибудь подвернётся.       Обхватив трубку губами, он закурил. Я зачарованно изучала его профиль и губы, думая о том, что была бы не против почувствовать их на себе. Он резко повернул голову, поймав мой взгляд. Хищно улыбнувшись, он плавно поднялся, предложив мне руку. — Пойдем. Я накормлю тебя.       «О, да! Теперь он нравится мне еще больше».       Он был высок, отлично сложен, и чёрная форма танкиста удивительно хорошо ему шла. Залихватски криво натянув фуражку на голову, он подмигнул мне. Я потрусила за ним.       Мы вышли к небольшой полевой кухне. Вокруг огня уже сидели танкисты. Все вежливо вскочили поприветствовать меня. Не привыкшая, что мужчины встают при виде женщины, я смутилась и с улыбкой поприветствовала их. — Это Вольф Хайн, мой хороший друг, — Клаус представил ещё трёх мужчин, но их имена быстро ускользнули из моей памяти.       Я села между Клаусом и Вольфом, который, кстати, был очень красивым мужчиной с мальчишеской улыбкой, но моё внимание безраздельно захватил Клаус. Он подал мне фляжку с водой и металлическую миску с картошкой и тушёнкой. Было божественно вкусно. Я старалась есть медленнее, чтобы не выдать насколько отчаянным было моё положение, но всё равно отполировала всю тарелку и попросила добавки.       Клаус и Вольф подтрунивали друг над другом, рассказывали мне смешные истории из их военных походов и довоенные годы. Оказалось, они были близкими друзьями, ещё с мальчишеского возраста. Я смеялась до слёз, слушая рассказ Клауса про то, как в пятнадцать лет они улепётывали от какого-то разъярённого военного, вернувшегося с дебрифинга раньше времени и обнаружившего Вольфа в постели с его жёнушкой. Клаус, как лучший друг, помог принести и прислонить тяжёлую лестницу к балкону на втором этаже, а потом остался ждать, пока его друг развлекался наверху. Ягер вообще пытался отговорить Вольфа от рискованной затеи, являясь голосом разума в их тандеме, но Вольф убеждённо твердил о любви и ничего не хотел слушать. Военный любил запирать жену дома, потому что она отличалась на редкость блудливым характером. В итоге, именно Клауса первым увидел военный, услышавший подозрительный шум из сада, и гонял его несколько кругов вокруг пруда с фонтаном, пока тот криками пытался привлечь внимание Вольфа. К счастью для Ягера, военный был уже в годах, и закончилось всё тем, что он попытался срезать круг, пробежав через пруд. Он поскользнулся и упал, расплескав воду и рыбок. Оба мужчины со смехом вспоминали, как он ещё какое-то время бежал за ними. Весь в зелёной тине и с побегом водоросли, свисавшей с огромных усов, он угрожал оторвать им ноги и засунуть в задницу.       Их аристократические семьи жили на одной улице и были очень близки. Когда экономический кризис ударил по Германии, обе семьи пострадали одинаково серьёзно, но легче переносили тяготы, во всем помогая друг другу. Выросшие мальчишки решили, что пойдут в армию, так как это было единственное место, где гарантированно получали высокую оплату без задержек и угрозы увольнения. По всей стране люди остались без работы и средств к существованию, ситуация была страшная. Клаус сразу же решил что, его обязанность, как старшего сына, обеспечить существование семьи и, по возможности, вернуть утерянное влияние и деньги.       Вольф угостил меня вкусным кофе. Он был настоящим кофеманом и таскал с собой корицу, ваниль, коньяк, апельсиновую цедру и даже толчённую карамель, чтобы придавать кофе разный вкус. Клаус смеялся, называя кофе, который готовил Вольф, девчачьим, но пил наравне с нами.       Через пару часов счастливого сиденья возле костра начали опускаться сумерки, вечерело. Я помрачнела, вспомнив, что спать мне в общем-то негде. Вольф ушёл куда-то с грудастой блондинкой. Кстати, выяснилось, что большая часть полячек, слонявшихся по лагерю, были продажными женщинами, которых загнала в угол тяжёлая ситуация в стране. Можете представить себе моё лицо, когда я поняла, что, скорей всего, меня приняли за одну из них. — А где у вас тут можно принять душ? — спросила я, вызвав взрыв смеха у Клауса. — Это военный лагерь. Мы моемся в тазиках или по возможности ездим в город Люблин, расположенный совсем рядом, — увидев моё расстроенное лицо, Клаус встал. — Пойдём. Я покажу тебе, где можно помыться.       Клаус отвёл меня к реке, протекавшей совсем рядом. Из своих запасов он выделил мне полотенце и кусок мыла. — Можешь спокойно мыться, никто тебя и пальцем не тронет. Мне нужно проинспектировать танк. Дорогу назад сама найдешь? — Да, спасибо.       Он кивнул, положил на камень полотенце с куском мыла и ушёл. Я радостно залезла в воду с куском мыла. Раздеться я так и не решилась, хотя никого в пределах видимости не было. Одежду я постирала на себе и заодно смыла всю грязь с себя. Выбравшись на берег, я села обсыхать. Когда я взяла полотенце, чтобы обсушить волосы, то на землю выпали рейхсмарки. Достаточно большое количество. В груди разлилось тепло, а глаза защипало от слёз.       Клаус дал мне выбор — мне не обязательно было возвращаться к танку. Деньги у меня теперь есть. Принял ли он меня за проститутку или просто за девушку, которую жизнь загнала в тупик, заставив идти продавать себя, не имело значения. Он дал мне выход из бедственного положения с гордо поднятой головой и незапятнанной честью. Осознание того, что эти деньги не упали на него просто с неба, что он много и тяжело работал за них, даже рисковал жизнью — зарплата командира роты не могла быть настолько высокой, чтобы раскидываться деньгами направо и налево, — лишь еще больше подчеркнули его доброту и человечность. Было очень стыдно, что со стороны выглядело так, словно я пришла в лагерь продавать себя. Думаю, если бы не рейхсмарки, я бы точно ушла спать в лес. У меня не было планов по поиску тёпленького местечка, под каким-нибудь немцем, но он-то этого не знал и всё равно помог. Я сидела на камне, сушила волосы и мечтательно думала о его топазовых глазах.       «Теперь мне придётся вернуться в лагерь», — говорила я себе.       Гордость требовала, чтобы я вернула ему деньги. Пусть не думает, что я проститутка. Немного обсохнув, я пошла к танку. Мокрая одежда липла к телу, солнце полностью село, и я начала сильно замерзать. Ночной холодок вытеснял нагретый солнцем воздух.       Вот сейчас отдам ему деньги и уйду. Может мне даже удастся пробраться сквозь границу ночью. Ну не днём же это делать. Хотя, если честно, я тянула время перед попыткой прорыва. Реалист во мне говорил, что ни черта у меня не получится, что подстрелят меня как куропатку или спустят пограничных собак.       Я добралась до танка Клауса без приключений. Большая часть солдат разбрелась кто куда, хотя и вокруг костров многие пели, пили и тискали радостно хихикающих полячек. Я не осуждала — это их тела, и им решать как ими распоряжаться. Я вообще лояльно отношусь к проституции. Люди могут гробить свои спины, работая грузчиками, или вдыхать вредные пары на производстве, или облучаться, работая рентгенологами, и всем наплевать, но стоит только женщине использовать свои гениталии для заработка, как сразу все теряют спокойствие и верещат похуже недорезанных свиней. Если ревнивых жен я ещё могу понять, прочие борцы за нравственность могут поцеловать меня в зад.       Не увидев Клауса возле танка, я решила заглянуть внутрь. Я испытывала просто детский восторг, карабкаясь на танк. Умудрившись не свалиться, я подобралась к главному люку сверху и услышала шум изнутри. Заглянув внутрь, я увидела Ягера, возившегося с внутренностями танка. Он что-то подкручивал, время от времени сверяясь со схемой в руках. Я начала лезть в танк. Нельзя сказать, что я делала это грациозно, потому что к моменту, когда я пыхтящая и взлохмаченная спустилась на пол перед ним, он стоял и еле сдерживался, чтобы не засмеяться. — Теперь я знаю как выглядит женщина в танке.       Я фыркнула, взяла его за руку и впихнула рейхсмарки в ладонь. — Ты обронил.       Он посмотрел, что я ему дала. Его лицо приняло серьёзное выражение. — Я не обронил. Это тебе, безвозмездно. — Мне не нужно. — Неужели? Думаешь я не заметил как ты давилась едой? Когда ты последний раз ела? Я вспыхнула от унижения и стыда. — Я не проститутка. У меня были временные трудности, и вообще я верну деньги за еду, как только смогу.       Немец вздохнул, очень напомнив мне этим Рейнхарда. Почему все мужчины ведут себя так, словно я ребёнок? — Ты не проститутка и не станешь ей, если примешь помощь. Просто дружескую помощь. — Но мне не нужны деньги. У меня всё хорошо, правда, — по его глазам я видела, что он не очень-то мне поверил, но дальше спорить не стал. — Хорошо. Если ты передумаешь, ты всегда можешь ко мне обратиться. — Спасибо. За всё. Искреннее, — он кивнул, повисла неловкая пауза. — Что ты делаешь? — Танк стреляет не так метко, как должен. Пытаюсь найти причину, — я кивнула, ещё одна неловкая пауза. — Я могу помочь? — спросила я, лишь бы прервать паузу. Он рассмеялся. Ну да, глупый вопрос, но смеяться так над собеседником невоспитанно, о чём я не преминула ему сообщить, подкрепив толчком в грудь. Он отступил на шаг, и неожиданно посмотрел на мою грудь. — Я думаю тебе лучше накинуть, — он снял свой чёрный китель и протянул мне.       Я не стала отказываться, так как всё ещё мерзла. Он вернулся к тому, что делал до моего прихода. Я же воспользовалась возможностью безнаказанно разглядывать его. Он остался в одной белой футболке с чёрным германским орлом на груди. Рубашка сидела как влитая, подчёркивая развитые мышцы груди и рук. У него были очень красивые руки. Я как раз размышляла о том, как должно быть приятно в его объятьях, когда он повернулся.       Я зевнула. Очень хотелось спать. Набитый желудок, тёплый китель и то, что впервые за много дней я чувствовала себя окруженной если не друзьями, то хотя бы не врагами — давали о себе знать. — Ложись спать в танке, — Клаус достал откуда-то походную кровать, раскатал матрас и одеяло.       Не споря с ним, я быстро стянула мокрую юбку, повесив на первом подошедшем для этого крючке. Сняв китель, я стянула футболку и накинула китель обратно. Он всё это время не смотрел в мою сторону. — А все остальные обычно спят снаружи? — Сегодня они уже не придут. Разошлись по тёмным углам, в поисках уединения с дамами. — А ты? — он посмотрел на меня внимательно. — Я буду спать снаружи.       Он вытащил ещё один походный спальный мешок и начал пробираться к выходу. Я быстро подскочила и встала на пути. — Глупости. Здесь полно места. — Ты станешь спать с незнакомым мужчиной в одной кровати? — А что такого? Я тебе доверяю и знаю, что ты не накинешься на меня ночью. А на мнение окружающих мне плевать.       Я выхватила у него сверток и раскатала рядом со своей импровизированной кроватью. Бедняга ещё не знал, что у меня на него были планы. Забравшись под одеяло, я с невинным выражением лица приготовилась спать. Он вздохнул, снял обувь и аккуратно залез к себе. Его спальное место было у стены танка, а я лежала с краю. Он устроился рядом, наши руки почти соприкасались, и я лежала, не шевелясь. — А ты знаешь что твоё имя в английском звучит как Николас? — Мммга, — он звучал сонным, похоже, и у него день выдался насыщенным. — Мне Николас больше нравится, чем Клаус, — я улыбнулась, он угукнул в ответ. — Тебя в детстве дразнили Клаусом-Маусом? * — не удержалась я.       Этого он уже не смог проигнорировать. Подполз поближе, перекинул руку через мою талию и подтянул к себе, спрятав лицо в моих волосах. — Спи уже, невыносимая, пока не отшлёпал. — Спокойной ночи, Мышонок. — Анежка! — Ладно-ладно.       Сквозь полуприкрытые глаза я разглядывала его руку, лежавшую на моём животе. Загорелую, мускулистую с выгоревшими на солнце волосками. И размышляла. Привести свой план в исполнение или нет? Другой возможности соблазнить его у меня может и не быть. Какой сегодня день. я не знала. Совсем скоро они могут уже сняться с лагеря и поехать в сторону СССР, или просто вышибут меня из лагеря, или поймут, что я русская, и у меня будут большие неприятности.       Через полчаса, его дыхание стало ровным, а лицо расслабилось. Он спал. Я же не могла уснуть. Физически я очень устала, но эмоциональное напряжение не давало мне успокоиться. Лучше сегодня уже ничего не предпринимать. В конце концов, я сама была без сил.       На душе стало очень тоскливо, что завтра я проберусь к своим и скорей всего больше его никогда не увижу. Начнется война, наши войска будут лишь чуть-чуть более готовы к нападению. Он может погибнуть при другой битве и других обстоятельствах. Но больше всего меня терзал страх, я оставила все свои вещи у немцев. Что теперь будет? Что если я уничтожила шансы на победу своей страны? Что если уже сейчас в каком-нибудь бункере разрабатывается ядерное оружие или что похуже? Страшно даже представить, что могут изобрести немцы, не обременённые моральными принципами и имеющими в своём распоряжении неограниченное количество людей и территорий, на которых можно испытывать новое оружие.       В конце концов я решила, что утро вечера мудренее, и повернувшись на другой бок, тихонько придвинулась к Клаусу. Я в наглую залезла на него сверху и вытянулась, устраиваясь по-удобнее. Голову я положила ему на грудь. Было тепло и спокойно. Он распахнул глаза, дезориентированный ото сна. — Анежка? — Мне холодно, — невозмутимо сказала я.       Это была наглая ложь. В танке не то, что не было холодно, а царила духота, и нагревалось всё сильнее из-за нашего дыхания. Его тело было напряжено подо мной. Он не нашёл, что ответить. Одна его рука поднялась и обхватила меня за талию, прижимая ближе. Я ждала, сделает ли он следующий шаг, но он оказался на удивление стойким. Ну что же, решила я, давай поиграем. Я слишком устала, чтобы соблазнять его, и просто положила щёку ему на грудь, и уснула. __________ *«Mouse» в переводе с английского означает «мышь».