Бойся своих желаний

      Утром я проснулась очень довольная и отдохнувшая. Если бы не голод, всё было бы вообще отлично. Собственно, проснулась я намного раньше Рейнхарда только из-за голода. Обычно я сплю допоздна.       Выбравшись из-под него и из кровати, я пошла в туалет. Забравшись в ванну, быстренько приняла душ, почистила зубы, подёргала волосы его расчёской, но, поняв, что мне нужна щётка для волос, бросила эту затею.       Вернувшись в постель, я случайно произвела достаточно шума, чтобы разбудить его, и уселась поудобнее ждать. Рейнхард приподнялся на локтях. Я сидела, облокотившись на спинку кровати и целомудренно завернувшись в простыню.       Встав он пошёл в ванную. После двадцати минут нервного ожидания и звуков текущей воды, он вернулся. В шёлковом домашнем костюме. С гладко выбритым лицом. С мокрыми волосами, с которых всё ещё стекала вода. Он восхитительно пах можжевеловой пеной для бритья. Забрался на кровать и сразу же начал целовать меня. Я увлеклась, целуя его рот, пахнущий мятой, но быстро опомнилась и отпихнула его. Вчера дать ему понять, что я недовольна, не получилось, но не беда. Настоящая женщина всегда найдёт возможность вынести мозг мужику. Он отстранился и улыбнулся. — Есть хочешь? — А ты как думаешь? — сердито спросила я.       Он позвонил по телефону вниз, заказав нам завтрак. Пять минут мы играли в гляделки, пока ждали завтрак. Он снисходительно и насмешливо, я воинственно и заносчиво. По крайней мере, я надеялась, что моё лицо выражало всё моё «фи» по-отношению к нему.       Когда горничные накрыли на стол и ушли, он встал и подал мне руку. Я приняла её и позволила довести себя до стола. Так мы и позавтракали, я — завёрнутая в простыню, как в тогу, он —задумчивый и молчаливый. Казалось, он уже обдумывал всю работу, что ему предстояла на сегодня. Я начала осознавать, что болтуном он не был. Говорил строго по делу, каждое слово было весомое и обдуманное. — Я рада, что ты выкарабкался, — когда я решилась начать разговор, он взглянул на меня. — Я должен поблагодарить тебя за спасение. — Не стоит. Я спасала и свою жизнь тоже, — услышав мой ответ, он кивнул. — И всё же, я благодарю тебя за спасение моей жизни. — Трижды, — с улыбкой, добавила я, и его брови удивлённо приподнялись вверх. — Когда крикнула «ложись», когда не дала тебе истечь кровью до приезда солдат и когда дала таблетки, — он нахмурился, но спорить не стал. — Расскажи где ты взяла таблетки?       Я вздохнула. В принципе, вреда от антибиотика, попавшего нацистам в руки, должно быть не так уж много. Вряд ли их учёным удастся воспроизвести химическую формулу. Слишком уж много всего ещё не изобретённого и не изученного нужно перепрыгнуть. — Это разработка советских учёных. Ты правильно поступил, что принимал его. Кстати, сколько всего дней? — Пять. — Раны затянулись почти бесследно. — Прошло две недели. — Могу я задать вопрос? — Конечно. — Что это было прошлой ночью? Почему ты… зачем мы… — я сбилась под его пронизывающим взглядом. — Анна… я могу тебя так называть? Думаю, после прошлой ночи формальности не обязательны. Анна, мы оба взрослые люди в здравом уме и рассудке. Мы хотели друг друга и удовлетворили эти желания. В этом нет ничего плохого. Не стоит искать скрытый смысл там, где его нет.       Да уж, умеет он заставить женщину чувствовать себя особенной утром. Я немного расстроилась. Я не ждала признаний в любви и предложения руки и сердца, но всё равно расстроилась. Как-то сухо и по-деловому прозвучали его слова. Чертов аналитик! Я раздражённо тыкала яичницу вилкой. Он встал из-за стола и начал одеваться в серую форму. Как же ему шло! Это не справедливо, что каждый раз при взгляде на него у меня в голове пропадали здравые мысли. — Где мои вещи? Мне нужна одежда. И щётка для волос. Как только я соберусь, я уйду и больше не стану вам докучать, герр обергруппенфюрер, — немец вздохнул, словно имел дело с ребёнком. — Анна, то, что мы занимались любовью, не значит, что у меня нет к тебе вопросов, — он подошёл ко мне. — И никуда ты не пойдешь.       Реальность рухнула на меня, как дамоклов меч. Я-то думала, что мозги у него отключились одновременно с тем, как кровь прилила к члену, а он всего лишь убил двух зайцев. И всё ещё планировал допрашивать меня. — Сейчас я должен идти, но я вернусь ближе к ужину, и мы серьёзно побеседуем. Я хочу, чтобы ты использовала время до моего возвращения продуктивно. Подумай и пойми, что тебе лучше не лгать и не молчать. Когда я вернусь, ты мне всё расскажешь сама. Мне ведь не придется тебя убеждать?       «Убеждать» из его уст прозвучало совсем скверно, и мне стало страшно. Мужчина, с которым я провела ночь, который нежно целовал меня и гладил, исчез. На его месте стоял шеф СД, говорящий с нотками металла в голосе. Он взял меня за подбородок, подняв лицо вверх. — Я не враг тебе. Ты доказала, что тоже не являешься моим личным врагом, и я не позволю никому причинить тебе вред, но и тебе не позволю действовать против интересов Германии. Кем бы ты ни была, чьи бы интересы не представляла: Британии, СССР или даже США, когда я вернусь, мы во всём разберемся, и раз и навсегда закроем эту страницу твоей жизни.       Я кивнула в знак согласия. Он отпустил мой подбородок и вышел. Я осталась одна, и меня затрясло крупной дрожью. Что делать? Что ему можно говорить, когда он вернется, а что нельзя? Могу ли я изменить ход истории? Или всё уже предрешено? А что если, из-за меня Советы проиграют? Мой рюкзак он так и не отдал. Дело дрянь. Вся техника запаролена, и её не так-то просто включить, зато разобрать на детали и посмотреть что внутри — запросто.       Я металась по комнате, как тигр по клетке, кусая ногти, пока через час дверь не раскрылась, и в комнату не вошёл мужчина в элегантном, но не броском костюме. С ним было несколько женщин, нёсших рулоны ткани и свёртки одежды. Мужчина поздоровался по-немецки и жестами объяснил, что он пришёл снять мерки. Отлично, Рейнхард вздумал меня наряжать. Ну прям как наложницу! Ярость вспыхнула во мне: на него, на себя, за то, что отдалась так легко прошлой ночью. Но я не дала выход эмоциям, мне действительно нужна была одежда.       Я спокойно позволила усадить себя на пуфик перед зеркалом. Одна из женщин расчесала, наконец-то, мои волосы и уложила, а ещё одна немного накрасила лицо. Страшно было позволять наносить на лицо косметику, состав которой, мягко говоря, настораживал, но я терпела, чтобы усыпить их внимание. С меня сняли мерки, но портной не спешил уходить, откуда-то он достал почти готовую одежду, примерил на меня, подогнал по фигуре и отдал швеям дошить до конца.       Я удивлялась щедрости Гейдриха. Он настолько увлёкся мною, что сразу решил взять меня в любовницы, снабдив очень дорогим гардеробом? Или же в нём говорило чувство благодарности, и он таким образом откупался от совести? Примерка продолжалась часа два. Я так же обзавелась несколькими парами обуви. И тут до меня дошло, что таким образом Рейнхард усыплял мою бдительность. Хитрожопая сволочь думал подкупить меня тряпками?!       А ведь почти подействовало. Никогда прежде ни один мужчина не осыпал меня такими дорогими знаками внимания. Я расслабилась вместо того, чтобы пытаться вырваться любой ценой, хоть самоубийством. Я стала думать, что всё не так уж и плохо. Его хитрая тактика усыпила не только мой инстинкт самосохранения, но и чувство патриотизма. Я осознала, что калёным железом пытать меня Рейнхард не станет, он опасен по-другому.       «Пора валить», — решила я.       Встав, я взяла уже готовые юбки и рубашки и пошла в ванную комнату, якобы для примерки, показав жестом меня не ждать. Внутри я включила воду, для большего шумового фона. Быстро одевшись, я приоткрыла дверь ванной комнаты и выглянула в щёлку. Портной копошился с одеждой, вся комната была завалена тряпками и рулонами ткани. Швеи строчили одежду на швейных машинках. Терять мне, в общем-то, нечего. Вот-вот вернётся Гейдрих и устроит мне допрос с пристрастием. Дождавшись, пока все окажутся ко мне спиной, я, с замирающим от страха сердцем, бесшумно выскользнула из комнаты и пошла к двери, на ходу подхватив ворох одежды.       Выйдя из комнаты, я держала кипу одежды на уровне лица и просто прошла мимо двух солдат, стоящих у дверей. Главное идти с уверенностью, что я и сделала. Солдаты до такой степени расслабились, что даже не подумали меня тормозить и проверять куда это швея идет с одеждой.       «Хана вам ребятки», — подумала я, спускаясь по лестнице вниз.       Гейдрих очень расстроится, когда вернётся и обнаружит, что птичка вылетела из клетки. На удивление, ни один слуга не попался мне на пути, хотя периферическим зрением я видела, что кто-то возится по дому. Выйдя за входную дверь, я быстренько дошла до кованных ворот и вышла на улицу. Спокойно дойдя до угла и конца забора, я только тогда побежала так, что засверкали пятки.