Бойся своих желаний

POV Анна       Следующий день стал днём расплаты. Клаус разбудил меня утром, махнув рукой в сторону ванной комнаты. Без возражений я пошла приводить себя в порядок. Страх от того, что он придумает, не отпускал меня. Я очень долго возилась в ванне, и в конце концов он открыл дверь и поманил меня пальцем, устав ждать. — Иди сюда.       С понурой головой я вышла в комнату. Вопреки ожиданиям, он не набросился на меня сразу, а просто прошёл мимо в своей идеальной форме в свой совершенный, по-немецки безупречный кабинет.       Я остановилась, дыхание застряло где-то в горле. Он наклонился над коробкой, доставая что-то. В ужасе и одновременно съедаемая любопытством, я подошла поближе, хоть он и не звал. Он повернулся ко мне, в руках у него был гладкий относительно большой фаллоимитатор, вырезанный из слоновой кости. Парализованная я смотрела на него. Ягер сделал шаг ко мне, я решительно удержала себя на месте. Бежать всё равно было некуда.       Вставив в меня фаллоимитатор, он обмотал вокруг моего тела мягкую шёлковую верёвку, завязав узлы на спине и спереди. Одна петля была свободно накинута на шею, одна над и под грудью и одна поперёк бёдер.       Конец верёвки был пропущен между моими половыми губками и между ягодицами, завязан узлом над клитором, плотно его прижав. Верёвка не давала фаллоимитатору выскользнуть из меня. Офигевшая от того, что он в принципе знал подобную технику, я с ужасом поняла, что прошлой ночью нарвалась не на любителя миссионерской позы, а на вполне себе прожжённого в сексе мужчину. Правильно истолковав моё выражение лица, он усмехнулся.       После этого мне было позволено одеться. Проделала я это очень осторожно, узел давил на клитор. Да и ощущение верёвки между губ вынуждало двигаться медленно. Бросив напоследок, чтобы я не смела ласкать себя или снимать верёвку, он, насвистывая, вышел из кабинета. На столе стоял поднос с завтраком, видимо, его принесли пока я пряталась в ванной. Решив, что сегодня я запросто отсижусь до вечера в комнате, я взяла книжку и залезла на кровать, устроившись поудобнее.       Между ног ныло после прошлой ночи, и мысль о том, что я сама это с собой сотворила, спровоцировав его, заводила. Каждое движение распаляло, верёвка врезалась в нежную кожу. Помучившись немного, я так и не смогла добраться пальцем до клитора. Туго натянутая верёвка и узел надёжно закрывали доступ, а снять верёвку я не рискнула. Я не за что не смогла бы завязать узлы также, как он. Неудовлетворённая, со взмокшими висками, я глянула на часы. Только одиннадцать часов. Ещё сидеть и сидеть с долбанным фаллоимитатором внутри, который давал ощущение заполненности, но никак не наслаждения.       Ближе к обеду появился солдат, сказавший, что мне приказано явиться в общую столовую, одевшись в удобную, походную одежду. Так как прежде Клаус никогда не заставлял меня ходить туда, я сразу поняла, что он просто хотел усилить мой дискомфорт и поиздеваться.       Натянув штаны, те самые, что я обрезала ниже колен, и одну из его старых рубашек, я поплелась за солдатом. Мне стоило нечеловеческих усилий идти ровно, но всё равно скорость моего передвижения пострадала, и я плелась позади солдата, с ужасом думая, что будет, если он поймёт.       В столовой меня подвели к офицерскому столу. Там уже сидели несколько ССовцев и немного в стороне от них Клаус с Тилике. Клаус даже не удостоил меня взглядом, словно я не стояла перед ним с засунутым его же руками по самые почки дилдо.       Тилике осмотрел меня холодно, как насекомое, с неодобрением задержавшись на штанах, открывающих икры и щиколотки, и распущенных волосах. Эй, я думала ты теперь мой кореш? — Значит, знаешь китайский? — Да, — неуверенно ответила я, не понимая, куда всё ведёт. — Сегодня поедешь с нами, танкистам может пригодиться знание некоторых слов по-китайски. Заодно и расскажешь, чего ждать от коричневых ублюдков.       Ягер, всё также не смотря на меня, встал. Тилике вместе с ним. Я тщетно пыталась встретиться глазами с Клаусом. Оба мужчины уже были в камуфляжной форме. — Я себя плохо чувствую, — рискнула квакнуть я.       Тилике выглядел раздражённым. Его чёрные блестящие глаза без всякой симпатии вперились в меня. — Очень жаль. Прости мы не знали. Давай я отнесу тебя в комнату и подоткну одеяльце? — отлично понимая, что он не всерьёз, а издевался, я огрызнулась: — Давай. — Есть отличное средство от любой немоготы. Называется пиздюли. Распаковать тебе коробку пиздюлей?       «Ох, знал бы ты, как мне аукивается твоя предыдущая коробка, Теодор», — подумала я.       Заметив, что другие офицеры уже подбираются поближе, желая слышать, о чем остарбайтер может говорить с двумя высокопоставленными офицерами СС, я промолчала, лишь качнув головой.       Ягер уже прошёл мимо, не глядя на меня. Тилике отвесил мне подзатыльник, пихнув в сторону выхода. Интересно, он для других офицеров создает видимость или просто мудак?       Дальше был ад. Весь день, когда я сидела или двигалась, узел грубо давил на клитор, натирал его… Вряд ли мне помогло бы, если бы отсутствовал фаллоимитатор. Я и так сходила с ума от трения.       Я бежала за стремительно идущими по коридору мужчинами. Потом на военном автомобиле, что-то типа джипа без крыши, мы доехали до полигона. Там уже выстроились семь экипажей рядом со своими танками. По пять человек на танк. Все, как на подбор, высокие, рослые, гладко выбритые. Они смотрели на меня с недоумением, а некоторые с изрядной долей неприязни. Какое-то низшее существо посмело осквернить своим присутствием их священный полигон. Может, я просто мерила людей по себе, и им было пофигу на меня. Вытянувшись по струнке, они выслушали речь Ягера, который накачивал их патриотичной чушью про превосходство Рейха и бла-бла-бла. Тилике три раза проорал «Sieg», а они отвечали «Heil»*. Голосистый ублюдок.       Я стояла позади Ягера и Теодора и радовалась, что от меня ждали потупленного в землю взгляда. Смотреть в глаза или тем более общаться ни с кем вообще не хотелось. Клаус совсем отбитый что ли? Мы же оба спалимся. Хотелось топнуть ножкой и убежать в комнату, но унизительность ситуации и страх того, что все узнают, как меня воспитывал чокнутый шовинист, останавливали меня. Клаус, отличный психолог, верно просчитал мою реакцию. — Иди сюда, — Клаус поманил меня пальцем.       Робея под взглядами танкистов, я подошла поближе. — Расскажи о китайцах, если ты выучила их язык, должна понимать и их менталитет. Я буду переводить.       Теперь военные смотрели на меня с большим интересом, осознав, что я буду вещать о нации, на которую они скоро нападут.       Я растерялась, не зная, с чего начать. Господи, да и знала я о Китае лишь моего времени, а чем он отличался от Китайской республики сороковых годов не знала. Думай давай, есть же какие-то вещи, которые не меняются на протяжении веков. По любому они не хотят слушать ничего хорошего о китайцах. Лишь что-то, что будет полезным в войне. Прочистив горло, я начала. — Для западного неосведомлённого человека Китай может показаться одной большой страной с объединённой нацией, но эта не так. Китай состоит из большого числа провинций, люди в которых испокон веков воевали друг с другом за власть. Китай — разобщённая страна. Особенно чётко это прослеживается в языке. Жители разных провинций говорят на диалектах, настолько сильно отличающихся друг от друга, что жители южных областей, могут, например, не понимать северян. Китайцы легко подчиняются завоевателям. Связано это прежде всего с длительным феодальным периодом в истории страны, длительным бесправием большей части населения, отсутствием демократии. Большая часть населения на протяжении многих веков боролась за элементарное физическое выживание. Необходимость подстраиваться под господ спровоцировала развитие таких качеств как вероломство, беспринципность, угодничество, жестокость и приспособленчество. Вы можете захватить их деревню и они будут кланяться вам в ноги и улыбаться, втайне ненавидя вас, а завтра, когда вашу танковую дивизию выбьют из деревни, улыбаться они будут уже вашим врагам. Не дай Бог вам оказаться беспомощными и во власти у китайцев. Жестокие условия жизни в их стране вырастили их безжалостными к любым проявлениям слабости. Пощады, доброты, помощи в трудную минуту от них можете не ждать. Вас будут уважать и подчиняться, только пока вы общаетесь с позиции власти. Если китаец найдёт вас раненым в канаве, на медицинскую помощь из жалости можете даже не надеяться. В лучшем случае вас добьют. Они очень злопамятны. Их характеризует преклонение перед авторитетом и чинопочитание. При общении с вами китаец сразу же будет стремиться сориентироваться в вашем общественном статусе.       Я замолкла, глянув на переводившего Клауса. Он довольно смотрел на меня прищуренными глазами, кивнул. Ободрённая, я продолжила. — Если вы встретите улыбающегося китайца, не думайте, что он вам искренне улыбается или сердце этого человека переполнено радостью. Это может быть как улыбка вежливости, так и улыбка зависти. Иногда от улыбки до агрессии и непонятной жестокости один шаг. Они могут безжалостно убивать редких диких или собственных домашних животных. В Китае не услышишь пение птиц ни в редко встречаемых лесах, ни в многочисленных городских парках. Страна бедная, население растёт быстро. Всё, что можно есть, в Китае едят, поэтому в лесу нет птиц, как и многих животных. Они просто другие, вы должны это понять. Для них животные это вещь. Предмет без чувств и способности испытывать боль. Воспринимаемая нами жестокость, как абсолютная, по отношению к животным в Китае считается нормой китайского быта и не противоречит ни окружающей действительности, ни внутренним убеждениям каждого китайца — ведь все так делают. Тем более животные существуют для потребностей человека, в частности, для его желудка.       Я замолкла. Клаус закончил переводить, добавил что-то от себя. — Пока достаточно, — он кивнул мне, веля вернуться на место.       Дальше были учения. Клаус в роли командира, Тилике в качестве наводчика, меня посадили на свободное место в заднице танка возле командирского места. Каким именно членом экипажа пожертвовали, я не знала, но, видимо, не очень ценным, раз танк маневрировал, вёл бой и стрелял без каких-либо потерь для качества. Ягер и Тилике устроили охоту на другие семь танков. Полдня они ездили по полигону, со смехом стреляя учебными снарядами. Из обрывков немецкой речи я поняла, что они вели счёт, и экипажи танков, плохо себя показавших, ждала незавидная участь. Что-то из серии пробежать вокруг полигона энное количество кругов с мешком камней в одной руке и Майн Кампфом в другой, распевая Дольче Золдат. Теодор жестоко смеялся каждый раз, как попадал по танкам, а наводчиком он оказался от Бога.       Иногда Клаус делал вид, что учит китайский, рандомно спрашивая как будет «снаряд» или «пушка» по-китайски, а меня нещадно мотало в танке. Каждый поворот отзывался сладкой болью, но хуже всего было, когда нас подбрасывало от выстрелов или неровного ландшафта. Скоро я уже еле сдерживалась, матерясь тихо себе под нос и борясь с желанием вылезти из танка или сорвать с себя верёвки. Клаус, видя мои мучения, назло приказывал закладывать такие виражи, что меня выкидывало с сиденья. Время от времени он бросал на меня взгляды, от которых мурашки бежали по спине. В темноте танка с минимальным естественным освещением и красным светом, отбрасываемым на его лицо лампой, он выглядел поистине демонически. Особенно когда выглядывал цель в оптический прицел, шепча «Я тебя достану» или «От меня не уйдешь» по-немецки. За такими обещаниями всегда следовал радостный возглас Тилике, попавшего по цели, и Клаус кидал на меня довольный взгляд. Мне кажется, если бы не экипаж, он завалил бы меня прямо там.       Но всё когда-нибудь заканчивается. Мы вернулись на базу, ни Тилике, ни тем более Клаус не задержались, чтобы помочь мне вылезти из танка. Весь экипаж выпрыгнул, а я осталась сидеть, понимая, что сейчас расплачусь от слишком сильных ощущений.       Клаус отчитывал экипажи, указывая им на ошибки, но также щедро отмечал, где они отличились. Я вылезла из танка на ватных ногах. Тилике тщательно меня рассматривал. Я вся похолодела. Нет, он не мог знать, не мог догадаться. Под взглядом его тёмных глаз хотелось провалиться сквозь землю.       «Не смотри на меня так, не смотри!» — как мантру повторяла я про себя.       Я стояла, стараясь принять беззаботный вид. Потом вспомнила, что должна выглядеть покорно, как остарбайтер. Сгорбилась, уставившись в землю. Рискнула глянуть в сторону Тилике. Он разглядывал меня с таким видом, словно хотел покрутить пальцем у виска. Пошёл он. И без его молчаливого неодобрения день был мягко говоря не очень.       Закончив с курсантами, Ягер и Тилике двинулись к главному корпусу. Я засеменила за ними с кислой мордой. Тилике шёл рядом с Клаусом и что-то со смехом ему говорил. Большое расстояние между нами и плохой немецкий не позволили мне понять, что именно, но он поглядывал через плечо на меня, и моя паранойя разыгралась вовсю. Каждый раз я встречалась с ним взглядом, пытаясь понять, говорят ли они обо мне.       Мы подошли ко входу. Там ждал высокий красивый мужчина с аристократичной внешностью. Начинающие седеть волосы добавляли ему особый шарм. На рукаве у него была нашивка с буквами SD. SicherheitsDienst. Служба безопасности рейхсфюрера. Я мгновенно напряглась. Отдав честь, Теодор скрылся внутри здания. Клаус остался стоять снаружи, разговаривая с мужчиной.       Как завороженная, я приблизилась к ним. Надо было пройти мимо, но я дико затупила. Может, я должна стоять рядом с штандартенфюрером и ждать приказа? Могу ли я просто проскользнуть мимо двух таких высокопоставленных офицеров, не говоря ни слова? Это вообще нормально? Или я должна поцеловать им сапоги и ударить челом в пол? Не зная, что делать, я встала чуть поодаль с самым смиренным видом. — Клаус, мне кажется, эта милая особа ждёт тебя, — с улыбкой сказал мужчина.       Клаус вздрогнул и посмотрел на меня словно только вспомнил о моем существовании. — Отправляйся в комнату! — Ну зачем же так грубо, — поцокал мужчина. —Где же твои манеры?       Пройдя вперёд, он протянул мне руку. Я уставилась на неё в недоумении. Он что, хочет обменяться со мной рукопожатием? Делать было нечего, из вежливости я протянула свою ладонь. Он обхватил её своей затянутой в перчатку рукой и поднёс к губам, целуя. Я застеснялась. За всю жизнь можно было пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда мне целовали руку. — Штандартенфюрер СД Ганс Ланда к вашим услугам, фройляйн — он улыбался, но улыбка до глаз не доходила.       Я замерла, шкурой почувствовав, что доброта была наигранная. И вообще он как-то странно вёл себя, словно с ребёнком разговаривал. Его шутливая манера и искромётная радость были неуместны не только в концлагере, но и где-нибудь в центре Берлина между двумя незнакомыми людьми.       Ланда, тот самый штандартенфюрер, которому я испортила машину. Моя детская, глупая выходка, которая стоила жизни пяти мужчинам. Да, вот так просто я убила людей, у которых вполне была возможность дожить до какой-нибудь амнистии или сбежать из лагеря.       До попадания в это время я всегда фантазировала, что если каким-нибудь образом попаду в другой мир, вселенную или время, то обязательно буду на стороне добра. Буду биться за правое дело, вести себя благородно и смело. Защищать слабых и выступать против несправедливости и зла, но пока я несла людям вокруг себя только плохое. Да и сама не очень хорошо устроилась. Оказалось, что проживать другую жизнь в другом времени также тяжело, как стараться не облажаться со своей собственной в своём времени. Даже багаж знаний мне не помог, а скорее наоборот. Я легко слила всё, что знала, чтобы не закончить как Уильям Уоллес.       И я чётко понимала, что Клаус не при чём. Это не его вина, а моя целиком и полностью. Вина за смерть людей лежит на мне, и я уже никогда не отмоюсь от этого. Придавленная навалившимися тяжёлыми мыслями, я вдруг поняла, что этот чудик из СД, и не думает отпускать мою руку, а его пальцы окольцевали моё запястье. Тут всё встало на свои места.       Жил у меня в подъезде бывший КГБщник на пенсии. Вечно, сука, норовил установить физический контакт. То обниматься лез, то за руку хватал и стоял так, держа за запястье. Нет, ничего сексуального, просто, видимо, старые привычки с трудом умирали. Годами я терпела, пока однажды не подумала, какого собственно хрена я с ним и его женушкой любезничаю? Мама говорила, что нужно быть вежливыми со всеми и не ругаться. Никогда не знаешь, когда помощь соседей потребуется. Но годы шли, помощь не требовалась, а чаша моего терпения переполнялась. Однажды я чётко дала понять, чтобы ко мне больше со своим измерением пульса не лезли и больше похожими на допрос беседами не о чём в стиле «А где мама? А что папа делает? А брат на работе?»       Сказать ко мне больше не лезть Ланде я, конечно, не могла и потому стояла смирно, чувствуя себя так, словно по спине пробежало какое-то мерзкое насекомое типа многоножки. Б-р-р. — Владеет китайским, — Клаус подошёл поближе. — Вот только с полигона. Просвещали курсантов о Китае. — М-м-м, расходный материал. Знаешь, нам такие нужны в Берлине. Для перевода с допросов. Ты же не будешь против, если я её реквизирую?       К чести Ягера, ни один мускул не дрогнул на его лице, зато я наложила кучу за нас обоих в тот момент. Выдержав паузу, он сказал: — Вынужден отказать. Скоро на фронт, и мне потребуется переводчик. Сами понимаете, дядя Ганс.       «Дядя Ганс» покачал головой понимающе и, наконец-то, отпустил моё запястье. — Собираешься тащить её с собой в Китай? Думаешь это уместно для штандартенфюрера? Рейх вполне способен предоставить тебе квалифицированного переводчика, верности и переводам которого можно будет доверять. — Мне можно доверять, — пискнула я, а Клаус посмотрел на меня, как на идиотку. — Штандартенфюрер, — подумав, добавила я. — Конечно можно, моя прелесть, — Ланда заулыбался. — Как тебя зовут?       Господи, крипота-то какая. Наверное, именно с такой рожей он пытает людей в застенках гестапо. — Ольга, штандартенфюрер. — Ольга. И из какой ты страны, Ольга? — Болгария, штандартенфюрер. — Учишь немецкий, похвально. А на каком вы общаетесь со штандартенфюрером Ягером? — На английском.       Клаус стоял и молчал. Давай спасай меня от него, что ты стоишь?! Сделай что-нибудь. — Ольга, у тебя очень интересная внешность.       Блин. Только этого не хватало. Он смотрел на меня выжидающе. Видимо, ждал комментариев по поводу моей национальности. — Я не еврейка, — брякнула я.       Глаза Клауса чуть округлились, словно он хотел их выкатить, но сдержался в последний момент. Зато Ланда забавлялся ситуацией. — Да-да, я заметил явное отсутствие еврейский признаков. Это моя работа — замечать подобное. Именно для этого наш покойный фюрер и призвал меня из моих любимых австрийских Альп. Знаете, как меня прозвали в Европе? — я потрясла головой. — Дядя… — Клаус попытался влезть в разговор. — Ш-ш-ш… Я понимаю, почему Клаус не хочет поднимать эту тему. Видите ли дорогая, меня прозвали Охотником на евреев, — я дёрнулась, чувствуя себя словно на трещащем подо мной льду. — Но чего Клаус не понимает, так это того, что я вовсе не считаю это прозвище оскорблением. В отличии, например, от Гейдриха, который ненавидит ярлык, который на него повесили добрые пражане. Вешатель. Хм. Не понимаю, что ему не нравится. Он очень долго и плодотворно трудился чтобы его заработать.        Ланда рассмеялся, довольный своей шуткой. В горле у меня пересохло. — Я же люблю своё прозвище именно потому, что я его заслужил. Вот смотрю я на вас и понимаю, что вы абсолютно точно не еврейка. На болгарку вы, кстати, тоже не похожи, — я рассмеялась, он подхватил. — Какой вы проницательный. Браво.       Я качала головой, пытаясь строить хорошую мину при плохой погоде, думая о том, что мне хана. Он резко перестал смеяться и спросил глядя прямо мне в глаза. — Так какой вы национальности? — У меня есть дальние корни из Зауралья. — Русская значит. М-м-м. Так я и думал. Уральская малая раса. Такое редкое сочетание тёмных волос, монголоидных глаз, светлой кожи и отсутствия эпикантуса, — он разглядывал меня, а я успела наложить ещё одну кучу. — Далеко же ваших предков занесло.       Я слабо улыбнулась. У меня больше не было сил участвовать в этой игре в кошки-мышки. Захочет — всё равно прибьёт лапкой. — Что же, приятно было с вами познакомиться, Ольга, — он выделил имя интонацией, взял мою руку и снова поцеловал тыльную сторону. — Взаимно, штандартенфюрер. — Иди к себе, — приказал Ягер.       Наконец-то я пошла, чувствуя спиной их взгляды. Теперь этот Ланда вернётся в Берлин и всем растреплет, что у Ягера новая пассия со специфической внешностью, а там и до Рейнхарда докатится.       Войдя к себе в комнату, я сняла одежду, развязала долбанную верёвку, вытащила фаллоимитатор и разрыдалась. Всё нервное напряжение за день скопилось и наконец добило меня. Я слышала, как открылась и закрылась за спиной дверь. Сильные руки Клауса обняли меня сзади, он развернул меня лицом к себе. Хлюпая носом, я уткнулась лицом ему в шею. — Не плачь, ничего плохого не случилось.       Я молчала. Просто мне стало ясно, что нам не суждено жить счастливо вместе ни в Германской Рейхе, ни в СССР. Согласится ли он бросить всё и бежать со мной куда-нибудь в Южную Америку? Скорей всего нет. Я молчала и плакала. __________ *Sieg Heil — Победе Слава