***
POV Автор — Какого черта Дорн? Я же сказал обращаться с ней мягко! — Обергруппенфюрер, мне нужно было создать видимость опасности. Иначе она бы не восприняла всё серьезно. Вы же видели ее отношение, она вообще с самого начала допроса не боялась ни меня, ни Максимилиана. — Тебе был дан приказ и ты его ослушался. Ты считаешь, что представление со мной в цепях недостаточно? — Рейнхард очищающий актерский грим с груди, кусочек за кусочком и бросающий себе под ноги, раздраженно посмотрел на подчиненного. — Простите обергруппенфюрер, пару тумаков, в моем понимании, это значит обращаться мягко. Вы хотите знать правду или нет? Ничто не дается легко. — Вчера я позволил тебе выпороть ее, но сегодня ты переступил черту. На кой-черт мне инвалид в постели? — Ничего с ней не случится, обергруппенфюрер. Я знаю как бить так, чтобы не повредить внутренние органы. Гейдрих был недоволен ответом, но сделанного не воротишь. — Ладно, заканчиваем. Прикажи солдатам перенести её в мою комнату и позови врача. — Если позволите обергруппенфюрер, я бы хотел провести еще один тест. — Нет, не позволю. — Но мы ничего толком и не добились. Если остановите меня сейчас, девушка пострадала ни за что. Обергруппенфюрер смотрел на него внимательно. — Она так тебе не понравилась? Рвешься доказать, что она предатель. — А вы боитесь, что у меня получится? — рискнул бросить Дорн. Его начальник едва не вспылил, но вовремя сдержался понимая, что Дорн заботится о его же интересах. Или точнее об интересах спецслужбы. — Бить её больше не дам. — И не нужно. Дайте разрешение завтра вывести её на расстрел. Я дам ей последний шанс сдать вас. — Любой перед лицом смерти сломается. — Нет, не любой. То есть вы понимаете, что не можете ей доверять и лучше от нее избавиться? Рейнхард долго молчал, повернувшись к нему спиной. Наконец, сказал не поворачиваясь: — Без рукоприкладства. Я просто хочу знать, что именно она расскажет про меня. — Как прикажете.***
POV Анна Всю ночь я смотрела в потолок думая о Рейнхарде. Я никогда прежде не боялась за него. Он всегда оставался в безопасности на своём недостижимом пьедестале. За жизнь Клауса я всегда боялась. Он солдат на поле боя, смелый командир не прячущийся за спинами своих людей, в конце концов, ему угрожал ревнивый Рейнхард. Но каким-то непостижимым образом, самого Гейдриха я никогда не боялась потерять. Даже когда наши пути разошлись, где-то в глубине подсознания, я всегда знала, что могу вернуться к нему. Хотя бы попробовать. А теперь он был для меня недоступен. И скоро его и вовсе не станет. Вот уж действительно пока не потеряешь, не поймешь, как сильно тебе что-то было дорого. Или кто-то. Передом мной стоял трудный выбор: сдать Гейдриха на верную смерть ради призрачной надежды, что меня это предательство, может быть спасет или ничего не делать и тогда у него хотя бы будет шанс выкарабкаться. Ничего не делать это по-моему. Всегда любила отсидеться в кустах, пока ситуация сама собой не разрешится. Глядя на потолок камеры я задала себе один вопрос: Верю ли я что Дорн меня пощадит в итоге? Нет, причин ему доверять у меня не было. Могу ли я сдать мужчину с которым я когда-то делила, постель, стол, кров, который как минимум пощадил меня, а как максимум защитил от опасной среды? Нет, подобная мысль претила каждой клеточке моей души. Будь он чуточку доступнее и открытее, и не таким закоренелым нацистом я могла бы даже позволить себе влюбится в него. Получалось что и выбора-то у меня нет. Той ночью я больше не плакала. Не было сил и лишней жидкости. Сам живот не болел, только мягкие ткани, где образовался синяк от удара. В груди была глухая, тупая боль от осознания безысходности. Может быть это моя вина, что его арестовали? Могла ли я подставить его своим неожиданным появлением? Могу ли как-то спасти теперь? Мне спастись надежды уже не было. Если только Клаус волшебным образом не спустится на парашюте и не использует своё влияние, чтобы вытащить меня из передряги. Но он даже не знал где. Я и не рискну просить его о помощи. Не хватало ещё и его подставить. Я трезво смотрела на ситуацию. Я уже не жилец. Без Рейнхарда на своём посту, мои дни сочтены. И теперь нужно найти способ максимально безболезненно выпилиться. Утро наступило очень быстро. За дверью загромыхали ключами и солдат вошел, показывая мне жестами подняться и следовать за ним. Дорн ждал в комнате, глядя своими круглыми, бледно голубыми глазами. Господи, как же сильно я его ненавидела. Никогда в жизни не испытывала большей ненависти ни к кому. Даже к тем недоумкам, что пытались меня убить. Он шагнул вперед и с животным страхом, я инстинктивно отпрянула назад, ненавидя себя за слабость. Но память о вчерашнем ударе еще жила во мне. — Мисс Энн, у меня больше нет времени возиться с вами. Много работы. Вынужден сообщить вам, что вы приговорены к расстрелу за подделку документов, незаконное проникновение на территории, подвластные Германскому Рейху, сопротивление при аресте, саботаж и прочее. Приговор приведут в исполнение сегодня же вечером. Ждать до утра не станем, тюрьмы переполнены и нам нужны камеры. Больше ничем не могу вам помочь, если только, вы не хотите мне что-нибудь сказать? — Я хотела бы увидеться с герром Гейдрихом. В последний раз. Считайте это моим предсмертным желанием. — Это невозможно. Пока идет следствие, к нему допускаются только следовали и адвокат. Но это и к лучшему, леди не следует видеть как он выглядит сейчас. Он подошел ко мне. — Я правда хотел бы вам помочь. Знаю, что вы должно быть думаете обо мне, но мне не доставляет удовольствия казнить женщину. Спасите себя. Встретьте меня на полпути. Должно же быть что-то, что вы можете рассказать? — он почти участливо заглядывал мне в глаза. Всё ты врешь, тварь. Удовольствие это тебе доставляет и немалое. Играет тут хорошего полицейского. Мне все равно уже не жить. А если они узнают про будущее то и вовсе страшно представить себе, что со мной сделают. Пусть лучше расстреляют как обычного шпиона дилетанта. Быстро и безболезненно. Заодно и грех на душу не возьму, что сдала близкого человека. Я устала и сдалась. Я мотнула головой. — Хорошо это ваш выбор. У вас есть время до вечера.***
POV Автор Настроение у Тилике было отвратительное. Клаус отрыл, в какой-то куче, своего старого друга Вольфа, перевел к себе в дивизию и теперь носился с ним как дурень со ступой. Прям как пара девчонок, держась за руки, он рассекали на танке по окрестностям и весело гасили китайцев. Не то, чтобы Теодор не понимал привлекательности подобного времяпрепровождения, но обычно Клаус брал его с собой. А тут оставил в городе приглядывать за всем, передвигать бумажки по столу. И всё бы ничего, Теодор не какая-то ревнивая девчонка и пережил бы необходимость делить Клауса с каким-то Вольфом, да только друг оказался тем еще говнюком. Он сразу просек, что его присутствие заставляет Тилике чувствовать себя некомфортно. И не преминул поиздеваться над гауптштурмфюрером. Тот конечно ответил. И понеслось. Двоё мужчин использовали любую возможность нагадить друг другу. Сколько Клаус не бился, не смог примирить их. Теодор фыркнул, вообще не пристало штандартенфюреру ездить по окрестностям рискуя своей жизнью. Он что, какой-то гауптман? Написать донос что ли? Штандартенфюрер СС необдуманно подставляется и рискует жизнью. Хм, если это дойдет до Клауса, бить его будут вдвоём. А вышестоящие офицеры обязательно сольют кто стуканул. Клаус не поймет, что Тилике подрезал ему крылья, заботясь о его жизни. Или поймет, но всё равно отметелит. Ситуация обострялась еще и тем, что в Китае сложно было найти симпатичных, здоровых, арийских красоток. И Тилике страдающему от спермотоксикоза не осталось ничего иного, как ломать голову над изощренной местью Вольфу. Не станет же он опускаться до китаянок. Тилике с отвращением повел плечами. И вот когда удача улыбнулась ему и в штабной столовой появилась пышногрудая хохотушка-немка и в конце тусклого, мрачного тоннеля в который превратилась его жизнь забрезжила надежда, прикатил черт с рогами. То есть Рейнхард Гейдрих. Сначала паранойя заставила Теодора подумать, что он приехал сводить счеты, но успокоившись и пораскинув мозгами Тилике пришел к выводу, что слишком много чести для него и Клауса чтоб обергруппенфюрер лично приехал убивать их. Он наивно решил, что просто будет избегать его. Передвигаться очень осторожно по казармам и штабу. Гейдрих даже и не узнает что он здесь, рядом, под боком, в шаговой доступности. И о чем он только думал? Во второй же день после приезда черта, он забыл что где-то здесь разгуливает смерть, смеясь вывалился из столовой со стаканом вишневого компотика в одной руке и приобнявши хохотушку Герду за плечи другой, и напоролся на насмешливо наблюдающего за ним Гейдриха. С сожалением сунув компотик Герде, расставаться с которым было досаднее чем с ней, он поправил китель и чеканя шаг подошел к черту. — Хайль Гиммлер! — Хайль Гиммлер! — лениво ответил обергруппенфюрер, разглядывая его. Чувствуя себя неловко, под взглядом по-азиатски прищуренных глаз, Тилике начал: — — Обергруппенфюрер, какой неожиданный, но приятный сюрприз видеть вас здесь… Улыбка Гейдриха стала еще шире. — Да? Что же если вам так нравится моя компания, думаю я смогу устроить так, чтобы мы проводили больше времени вместе. Видите ли мне нужны люди для выполнения поручений. Сходить туда, сделать то. Только с присущей вам самоотдачей и самопожертвованием. — он усмехнулся. — Вы же знаете, что у меня есть право отбирать любого офицера СС в СД? Наш фюрер считает СД самым важным отделом. Поэтому если справитесь, вас ждет головокружительная карьера под моей личной опекой. Черт выдел слово «опека» так что Теодору стало дурно. Внутри Тилике кричал от ужаса, но снаружи лишь вежливо улыбнулся и поблагодарил за предоставленную честь. — Я не подведу вас, обергруппенфюрер. — Не сомневаюсь. И вот его первое задание, через пару дней, пойти и проверить как дела у борделя который организовал Гейдрих. Его Святейшеству не понравились бордели с китайскими проститутками и он быстренько закрыл местный университет, а его европейских студенток определил на заработок. Теодору это лишний раз напомнило, какой неограниченной властью обладал этот хрен и как легко он мог сломать жизнь человеку. «Я что какая-то мадам что ли?» — раздраженно думал про себя Тилике. «У меня есть дела поважнее чем заниматься борделями.» Пинком ноги открыв дверь в бордель Тилике огляделся. Обстановка была роскошной. Это был бордель для офицеров, и сюда отправили только самых красивых и молодых девушек. Даже ходил слух что обергруппенфюрер лично выбирал, но Тилике не очень-то в это верил. Как будто у него дел больше нет, чем сортировать шлюх. Два бугая поднялись ему навстречу, но быстро сели назад, взглянув один раз на раздраженное лицо и петлицы офицера. — Добрый день, герр гауптштурмфюрер. Добро пожаловать. Сейчас позовем вам мадам. — Я сам найду. — отрезал он. — Не положено господин офицер, придет мадам и предложит вам выбор. Видя, что он не останавливается, один из бугаев подскочил и положил руку ему на плечо в попытке затормозить. Теодор обернулся: — Лучше убери пятерню, а то моё лицо будет последним, что ты увидишь, перед тем как проснешься в больнице и заново начнешь учиться ходить. Амбал испуганно отступил на шаг. Возможно в способность Теодора его избить он и не поверил, но драться с офицером СС это форменное самоубийство. В этот момент раздался голос мадам. — Господа, господа, пожалуйста, не ссорьтесь. Избавившись от пожилой мадам и вышибалы, Тилике пошел по коридорам борделя. Из некоторых комнат разносились стоны и крики удовольствия. Но голосов было не слышно. Мысленно сделав в голове пометку, сделать что-то по поводу звукоизоляции он поднялся на второй этаж. Посреди коридора была открыта дверь в кладовку, которую видимо использовали для хранения чистого белья, салфеток, полотенец и прочей ерунды. Там на корточках, возилась спиной к нему темноволосая девушка, ее волосы были убраны под чепчик. Мужчина положил руку ей на плечо и она подпрыгнула от страха. Когда она встала и повернулась, стало ясно, что она очень красива и высока для женщины. Несмотря на отсутствие макияжа и ее явное желание казаться менее красивой, её попытка с треском провалилась. Девушка была очень привлекательна. Черные как смоль волосы, соболиные брови, тонкий, прямой носик, пухлые губы, идеальная кожа. Встав на ноги она была лишь на пол головы ниже него, а Теодор был достаточно высок для мужчины. «Что такая красивая девушка делает уборщицей? Не нашлось свободной комнаты?» - подумал он, разглядывая неземную красоту перед собой. Девушка смотрела в пол, что по идее, должно было продемонстрировать ее подчиненное положение, но каким-то образом от нее все равно веяло холодом и непокорностью. Даже с потупленным взором, ее плечи были широко расправлены, спина прямая, а на лице иногда мелькало непокорное выражение, которое она с трудом прятала. — Ты работаешь здесь уборщицей? — Вы очень наблюдательны. — это что хамство? Но она смотрела в пол и сложно было сказать умышленно она так ответила или нет. — А почему не проституткой? У тебя болячки что ли? — не особо деликатничал он. Её ответный взгляд можно было использовать для розжига костра. Она быстро опомнилась и уставилась в пол. — Да, я болею. Очень заразно. На всякий случай, он отодвинулся подальше. "Вот черт, печально-то как." Она была не в его вкусе, но покорять непокорных дев ему всегда нравилось. Неожиданно из-за одной из стенок кладовки стали раздаваться звуки из соседней комнаты и девушка, засуетившись вытолкнула его в коридор. — Простите, не положено находиться в кладовке. Мне нужно работать. — и она убежала дальше по коридору. Пока немец разочарованно провожал ее взглядом, до него дошло, что она ни разу так и не обратилась к нему «Герр». И он даже имени ее не узнал. Тилике собирался переспать с кем-нибудь из девушек, но почему-то передумал. То ли звуки секса так на него повлияли, дав понять, что он будет пятнадцатым по счету в тот день, то ли черноокая красавица. Закончив осмотр офицер спустился вниз, мадам ожидала возле лестницы. — Как вам герр гауптштурмфюрер? У нас всё по высшему разряду. Я подготовила документы, которые вы просили. Взяв у нее увесистую папку, описывающую как устроен бордель, гауптштурмфюрер вздохнул. Всё от брендов подаваемого алкоголя до имен девушек и частоты мытья комнат было расписано в этих документах. Его ждал увлекательный вечер. Будь проклят чертов Гейдрих! — А почему у вас заразные люди допускаются до чистого белья и полотенец? — сдвинув строго брови, спросил он — Не допускаются герр гауптштурмфюрер, как можно! Да я даже подумать о таком не могу. — мадам заламывала руки. — На втором этаже, в кладовке с чистым бельем была темноволосая уборщица. Она сказала, что заразна. Мадам встрепенулась. — Это Кэти Грэм, от неё с самого начала неприятности. Отказалась обслуживать мужчин. Я решила дать ей возможность поменять решение, прежде чем отправить в концлагерь. Погибнет ведь там бедняжка, совсем не подготовлена к тяжкому труду. И вот во что мне выливается моя сердобольность! Черная неблагодарность. Я немедленно вызову офицера для отправки её в лагерь. — Не нужно. Я сам разберусь. Пока пусть остается там где есть. Вы свободны. Вот чертовка! Солгала ему. Он взлетел наверх, ища ее. Брюнетка нашлась в одной из недавно оставленных гостями комнат. Руками без перчаток она снимала постельное бельё. Фу! Подскочив к ней сзади, он сначала хотел схватить ее и грубо потрясти, но потом сменил тактику. Вместо этого, немец положил руки ей на плечи и стал аккуратно массировать плечи. — М-м-м, как хорошо. — она наклонилась в его сторону. Довольно Теодор гладил ее, уже представляя в голове как объездит новую кобылку. — Твои руки такие сильные. Особенно правая. Ты что занимаешься спортом? — хм, странно это прозвучало почти как подкол. Нет, наверное показалось. — Ты мне солгала, нет у тебя никаких заболеваний. — пожурил он, потихоньку спускаясь вниз по спине. Несмотря на высокий рост, она была хрупкой. — Мадам вынуждает меня собой торговать. Но я не хочу. Я не проститутка. Она думает рано или поздно я сломаюсь. Думает, моя красота принесет ей много денег, потому и терпит. Не бывать этому! Он удержался от того, чтобы напомнить ей, что таков приказ обергруппенфюрера. И ее мнение и желания никого не волнуют. Официально она преступница и отбывает наказание за свои преступления. И пусть радуется, что не в концлагере. Им всем следует радоваться. Но с такими речами он точно между ног к ней не залезет, поэтому лишь сочувственно посмотрел на нее. Дурацкое платье не позволяло рассмотреть ее грудь. Интересно поместится у него в ладони или нет? Длительное вынужденное воздержание мешало и начинало сказывать на его способности принимать взвешенные и хладнокровные решения. Она вывернулась из его рук, с вызовом глядя на него. Дыхание захватило от ее красоты. Восхитительная, и скоро она будет его. — Не бойся, я запрещу тебя трогать. Будешь под моей защитой. Его протекция над девушкой была эгоистична по своей природе. Он просто не хотел делиться ни с кем. — Какой вы самоотверженный защитник женщин. — издевательски сказала девушка. Нет, ну это точно уже была пассивная агрессия. Он наклонился вперед и смял её губы в поцелуе, доказывая своё господство над ней. Сначала её рот был плотно сжат, но потом зубы расцепились и он увлеченно принялся исследовать её. Она покорно позволила себя прижать поближе. Теплая и мягкая, она приятно пахла простым мылом. Её руки поднялись, пальцы скользнули сквозь мои чистые волосы. Он уже стал тянуть её к разобранной кровати, как она опомнилась, оттолкнула его руки и отбежала подальше. Грудь ее бурно вздымалась, дышала она через приоткрытый рот. — Нет, я не проститутка и спать с тобой не буду. Лучше поеду в концлагерь. Давай зови их! Тилике успокоился, приводя в порядок дыхание. Поправил идеально уложенные волосы. Так понятно, придется повозиться. Ну что же, если приз того стоит, не грех и приложить усилий. — Никуда ты не поедешь. Если не хочешь работать проституткой, останешься уборщицей. Я поговорю с мадам. Если кто-то тебя обидит, сразу говори мне. И ты вовсе мне обязана спать со мной. Ты мне понравилась и я не сдержался. не вини меня, твоя обворожительная красота меня обезоружила. Даже без секса я буду тебя защищать. — он галантно поклонился. Вот, пусть думает что он добрый самаритянин. Наивная овечка. И пикнуть не успеет, как он уже окажется между её бедер. С трудом сдерживаясь, чтобы не быть пойманным за разглядыванием груди и прочих прелестей, Теодор решил что пора отступить, чтобы продумать как вести дальше бой. — Гауптштурмфюрер Теодор Тилике к вашим услугам, фройляйн. — Кэти Грэм, я студентка универ… теперь уже наверное бывшая. Ваш тиран Гейдрих незаконно закрыл его! Он мысленно представил себе, что с ней сделали бы другие офицеры гестапо, услышав подобное. — Кэти, раз ты училась в университете значит умная? — Конечно! — Хорошо. Вот ответь мне на вопрос. Рабовладельчество в США было законным? — Да, но… — Никаких но. А средневековая охота на ведьм была законной? Испанская инквизиция? Она молчала. — То что тебе не нравится какой-то конкретный закон, не повод его нарушать. Если ты его ослушаешься, ты преступник, а не борец за свободу и права. Власть Германского Рейха справедлива и не должна подвергаться сомнению. Мы правим потому что на нашей стороне сила и мощь. Мы правим по праву сильнейшего и устанавливаем свои законы и порядки. Не забывай об этом, иначе следующий немец, который услышит твои неосторожные высказывания станет твоей погибелью, да и не только немец. Донести может любой. Приказы Рейхспротектора Рейнхарда Гейдриха не подлежат обсуждению. Девушка понурилась и кивнула. — Я буду часто появляться здесь. Герр Гейдрих поручил мне присматривать за борделем. При упоминании его имени, в глазах у неё загорелась ненависть. Попрощавшись с девушкой, он строго приказал мадам, чтобы даже волоса с ее головы не упало, иначе управительница на своей шкуре испытает весь ужас пыток в гестапо. Убедившись что оба бугая его тоже слышали Теодор пошел к себе. Клаус должен был скоро вернуться с полевой вылазки и его ждал очередной раунд вербального спарринга с невыносимым Вольфом.***
POV Кэти Я смотрела вслед уходящему немецкому офицеру. Какой же он привлекательный. И эта очаровательная ямочка на подбородке. От одного взгляда его темных, загадочных глаз между ног становилось жарко. Сегодня ночью я буду думать о нём играя с собой. Жаль что немец. Все они скоты. Этот просто обаятельнее остальных. Скрывает свои острые когти в мягких и пушистых лапках, до поры до времени. Хитрый котяра! Эту мышку ему не видать как своих ушей. Я предпочитала не думать, о том что кошки хитрые создания, которые научились пользоваться лапками, чтобы дотянуться до своих ушей. Я мечтательно коснулась губ, на которых еще остался вкус его мятного рта. Как же приятно было когда он сгреб меня в объятия. Подумать только я почти позволила ему овладеть мною. Еще чуть-чуть и лишилась бы девственности под немцем, в борделе, на еще неостывшей от предыдущих клиентов кровати. Я передернула плечами. Раз мысли так путаются рядом с ним, надо держаться от него подальше. Еще и лекцию мне прочитал. Но он прав нужно держать язык за зубами. Обычно я разумна и знаю, что нельзя говорить, а с ним разоткровенничалась. Сбил с толку своим поцелуем я и сглупила. Хорошо хоть не утащил в гестапо. Может он и правда не такая сволочь как остальные. И изнасиловать меня не пытался, хотя видно было что распалила я его как следует. До конца дня я работала, мечтательно думая о красавце-офицере и другой жизни в которой я уважаемая студентка университета, встретились мы на вечеринке, он галантно пригласил меня на танец, и впереди у нас была счастливая, неомрачённая войной жизнь.