ID работы: 8404783

Бойся своих желаний

Гет
NC-17
В процессе
219
автор
Размер:
планируется Макси, написано 507 страниц, 51 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
219 Нравится 284 Отзывы 60 В сборник Скачать

3.7 Правда

Настройки текста
POV Анна       Я проплакала до вечера, потом встала и кое-как привела себя в порядок. Причесала пальцами волосы, вытерла лицо рукавом, твердо решив, что умру с достоинством. В голову лезли абсолютно безумные мысли. Например, что следует сходить в туалет заранее, потому что после смерти мышцы расслабляются и содержимое кишечника и мочевого пузыря человека освобождается. Хотелось лечь в могилу как можно симпатичнее. Хотя какая мне разница в общем-то? Было противно от того, что меня завалят трупами в братской могиле. Всегда мечтала о кремации после смерти. Думала о том, что может всё это понарошку, и умерев в этом мире, я очнусь наконец в своём. А ещё сожалела о том, что так скучно прожила свою жизнь. Знай я чем все закончится, дымила бы как паровоз сигареты, научилась бы наконец пить крепкий алкоголь, перепробовала бы все наркотики. Я так за всю жизнь ни одного и не попробовала. Никто особо не предлагал, да я не стала бы. Сила воли у меня никакая, я бы точно сразу же подсела бы. Но самое главное я бы спала с мужчинами в своё удовольствие, а не ждала большой и чистой любви. И уж точно не пошла бы работать в офис. Эх, если бы повернуть время вспять, я уехала бы в какую-нибудь тропическую страну и занималась бы там сёрфингом и жила у какого-нибудь мускулистого, загорелого мачо, который вылизывал бы меня с ног до головы. За такими мечтами меня и застал вечер.       Мне принесли довольно приличный ужин. Оставили одну с подносом. Захлёбываясь слезами, я спрятала кусочек хлеба и яблоко в матрас. Может следующему невезунчику в этой камере пригодится. Еда в горло не лезла, выпив чай, я порадовалась хоть немного отступившей головной боли.       Появившийся солдат повел меня на расстрел. Глаза щипало от слез, с которыми я боролась но проигрывала бой. Как всё несправедливо. Я же ничего плохого не сделала. У меня еще вся жизнь впереди. Или наоборот справедливо. Не хрен спать с врагами, непатриотично. Не полезла бы искать Клауса, была бы сейчас в полной безопасности в Москве.       Еще в коридоре я услышала выстрелы и задрожала. Бросила взгляд на ведущего меня солдата. Неужели не жалко? Может отпустит? Он ничего не говорил, а у меня от ужаса пересохло в горле. Мы вышли во внутренний двор. У стены лежала гора трупов сложенных как поленница. В центре рядом с расстрельным командой стоял штурмбаннфюрер Дорн. Так вот как выглядит моя смерть, подумала я. Примерно с таким стеклянным пугающим взглядом я и представляла потенциального серийного убийцу. На своём месте человек, далеко пойдет. Я захихикала истерично, так что аж хрюкнула. Он нахмурил брови, его явно доставало отсутствие страха у меня. — Что не надумали говорить? — Гори в аду, сука. — Напрасно вы так. Даже не за идею ведь погибаете.       Опасно его так распалять, отменит казнь и начнет пытать, но меня уже понесло. С бешенством в глазах, он приказал отвести приговоренную к стене. Слишком рано привели. Передо мной ещё один человек был. Испуганный мужчина, совсем еще молодой, но посеревший от страха, и я никак не могла определить сколько ему лет. Ему надели мешок на голову, вывели в центр. Солдаты прицелились по команде Дорна. Он поглядывал на меня изредка. Я же думала о том, что чувствовали солдаты когда стреляли. Какие мысли пролетают у человека в голове когда он вот так убивает. Даже не в бою, а просто как скот.       Быстрей бы уже все кончилось, я не готова была долго ждать. С каждой секундой не думать о смерти становилось все сложнее. Особенно когда она вот так вот у тебя перед глазами. Сломаюсь и начну умолять. Тьфу, аж самой противно. Закрыв глаза, я думала в жизни после смерти, есть ли там что-нибудь? Скоро узнаю. Возможно скоро встречу своего дедушку. И бабушку, я её совсем плохо помню. Но больше всего хотелось встретить прабабушку в честь которой меня мама назвала. Она умерла за год до моего рождения и мама всегда с такой любовью о ней отзывалась. Добрая, отзывчивая, трудолюбивая прабабушка была хорошим человеком. Вряд ли она одобрит некоторые из жизненных решений которые я принял. Особенно если учесть, что прадедушка умер воюя с немцами. Но осуждать меня она не станет, не таким она была человеком.       Грохот выстрелов. Я открыла глаза. Мужчине судя по всему попали в живот, он упал на землю и держась руками за него, дико кричал. Господи, да они мазилы! Я посмотрела на Дорна, он одними губами прошептал: Ты следующая.       Дойдя до мужчины, он вытащил пистолет и застрелил его. Крики стихли. Труп оттащили к поленнице. Меня взяли за руки и повели на место где в землю еще не до конца впиталась кровь мужчины. — Последний шанс сдаться. Зачем умирать так по-глупому? — как демон-искуситель шептал Юрген.       У меня хватило сил лишь мотнуть головой. Какой-то хрен пошел ко мне с мешком. Я дико затрясла головой. Нет, пусть смотрят мне в глаза, я надеялась что мой взгляд будет сниться им в кошмарах.       Вот я стою перед взводом солдат. Все происходит как в замедленной съемке, они поднимают ружья. Дорн все еще смотрит на меня с надеждой. Больной ублюдок, если получится, я вернусь в качестве призрака и выкошу всю его семью.       Высокий голос прорезает тишину. — Да хорош измываться, ничего она не скажет.       Откуда-то сзади подходит Гейдрих в идеальной форме и без следов побоев. Гладит меня по щеке как собаку. — Умница. Хорошая девочка, я знал что ты меня не подведешь.       Это все слишком. Слишком для меня, для моей психики. Я не понимаю, что происходит. Не понимаю чего мне следует бояться в тот момент. Мир вокруг темнеет и я теряю сознание от нервного перенапряжения.

***

      Проснулась я на мягкой кровати, все еще в рваном платье. Кто-то положил меня и накрыл сверху одеялом. С трудом я поднялась, живот и спина болели. Синяки на спине превратились в одно сплошное фиолетово-синее пятно и каждое движение вызывало боль. Кое-как перекатываясь я докатилась до края кровати.       Хоромы, в которых я оказалась, по другому и не скажешь, были очень богаты. Мебель в стиле Людовика XIV, дорогие шторы, мраморный пол с коврами. Камин. Хрустальные люстры. Сама кровать была произведение искусства. Огромная с балдахином, на ней спокойно могли бы разместиться пять человек. Много подушек и шелковое бельё. От великолепия и блеска слепило глаза.       Встав я пошла искать ванную комнату. Предварительно захватив с собой рубашку и штаны из шкафа. Мылась я очень долго и больше лила воду на себя. Дотянуться до ног, не представлялось возможным, из-за боли в спине. Я вообще еле двигалась.       Когда я выползла из ванной, Гейдрих уже сидел за накрытым столом. Я даже не удивилась. У параноидального шефа СД везде камеры и подслушивающие устройства. Он наверное узнал о моём пробуждении за пару секунд до открытия моих глаз.       Я молча села за стол и принялась есть. Надо наесться и напиться, пока этот урод еще что-нибудь не придумал. После событий последних дней я была морально раздавлена. Больно осознавать что человек за которого ты готов был умереть способен на подобные измывательства.       Он смотрел на меня некоторое время сквозь прищуренные глаза, потом сказал. — Дуешься?       Я молчала. И сосредоточенно ела клубнику. Крутой тут у него brunch*. Свежевыжатый апельсиновый сок, пухлые оладушки, бананы. — Энн. Скажи что-нибудь. Мы оба слишком стары, чтобы играть в молчанку.       Я вспылила. — Я не старая. И вообще зови одну из тех молодых студенток и капай ей на мозги. — Это еще почему? — Потому что ты для меня мертв. — драматично выкрикнула я.       Он вздохнул. Заметил мои попытки достать тарелочку с заварным кремом, подтолкнул ее ко мне поближе. Из вредности я переключилась на мед. Он снова вздохнул. — Так надо было. Создать видимость твоего ареста и допроса. — Врешь! Ты просто отомстил мне за Клауса. — Значит признаешь, что мстить есть за что? — теперь он тоже начал злиться. — Ты псих. Так только психопаты поступают.       Он поморщился. — Офицер допрашивающий тебя перестарался, он получил за это выговор. — Выговор? Меня избили по твоему приказу.       Рейнхард нахмурился. — Считай это наказанием за то, что не вернулась ко мне. — Что?! Меня чуть не убили из-за тебя. Ты обещал защищать меня и меня чуть не убили под самым носом у тебя.       У него хватило стыда опустить взгляд. — Да ты хоть знаешь через что мне пришлось пройти? — Знаю. Я нашел преступников. Я знаю, что именно они сделали и про реку… тоже знаю. Я искал тебя вдоль течения много месяцев, но не нашел никаких свидетелей того, чтобы кого-то выловили живым из воды.       Я вспомнила цыганский табор. Чувствуя как в горле застревает ком спросила: — Кто это был? За что?       Он долго молчал глядя на меня. — Не имеет значения. Я разобрался.       Возмущенная, я вскочила на ноги. — Ещё как имеет. Я хочу знать кто меня чуть не убил. Вот когда тебя попытаются убить тогда и будешь мне рассказывать про значение. — Моя бывшая жена. Лина. Из-за ревности.       Я села за стол. Бывшая жена. Он её убил? В груди распространялось теплое чувство. Он отомстил за меня. За такое я готова была простить многое включая цирк с расстрелом. Возможно кто-то и осудил бы меня, за излишнюю кровожадность и мстительность, но мне все равно. Я всегда считала что наказание должно быть прямо пропорционально преступлению. За предумышленное убийство — казнь, за изнасилование — кастрация и так далее. Подставлять другую щеку, я перестала еще в раннем детстве, когда поняла что вокруг меня звери которые загрызут и даже глазом не моргнут. — А мужчины которые исполняли? — Один из них мой адъютант. Она его соблазнила. Второй его верный друг и помощник. Оба мертвы. — Значит все трое мертвы. — довольно сказала я. — Двое. — он поправил. — Ты же сказал бывшая жена? — я напряглась. — Я развёлся с ней.       Я вскочила на ноги, за секунду сорвавшись из спокойного состояния в безумный гнев. Такая ярость охватила меня, что в ушах зашумело из-за высокого давления. Глаза заволокла красная пелена. Трясясь от гнева, я уставилась на него. Он отложил в сторону нож для масла, готовясь к разборке. — Давай-ка проясним кое-что. Она пыталась меня убить. А ты как её за это наказал? — Развёлся. — То есть никак. Развод это не наказание. Люди постоянно разводятся. — Она мать моих детей. Энн не думай о ней, не стоит она того. Она лишилась своего социального положения, я перевел её на скромное содержание. Поверь, для такой как она это хуже смерти. Лина жила светской жизнью и обожала карабкаться вверх по социальной лестнице. Доживать долгие годы в деревне для нее ужасная судьба. — Да пошел ты! И Лина твоя пошла! — я истерила. Лютая обида охватила меня. Шрам в боку словно физически ощущался.       Я побежала к двери. Он метнулся за мной. Поймал он меня уже в коридоре. Я брыкалась и проклинала его. — Тихо! Не смей позорить меня перед прислугой и солдатами. — Да чтоб ты сдох. Чтоб вы оба сдохли! — испуганные фрау протирающиеся тряпками коридор, не смели никак реагировать на нашу ссору.       Он закинул меня на плечо и унес обратно в спальню. Там он кинул меня на кровать. И упал сверху. Не знаю на что он рассчитывал. Может думал что секс как и прежде все сгладит между нами. Но я знала что не в этот раз. Такого предательства я никогда и никому не прощу. Драка между нами разыгралась серьезная. Я била его как умела, пыталась лягаться и кусаться. К его чести он лишь защищался. После того как я едва не откусила ему губу и попыталась выдавить пальцами глаза, он наконец-то понял, что в этот раз поцелуями не удастся меня задобрить. Спрыгнув с кровати он отошел назад к столу, глядя на меня с опаской и неверием, как на безумное животное. — Или успокойся или я позову врача и тебе вколют успокоительное. — Я тебя во сне убью. Только попробуй меня трахнуть. Убью. — тихо, еле слышно пообещала я.       Он услышал. Повернулся ко мне спиной. Мы оба долго молчали. — Знаешь у меня ведь тоже есть причины на тебя злиться.       Я вздрогнула. — Ты передала информацию СССР. Мне пришлось потрудиться чтобы Генрих не подумал что утечка была через меня. Знаешь, что со мной бы сделали, если узнали бы? С моими детьми?       Я молчала, я тут жертва, а не он. Не позволю себя разжалобить. — Я очень переживал, когда потерял себя. Чуть не спился. Знаешь какого мне было найти тебя под Клаусом?       Отвернувшись от него, я спустила ноги с кровати и села на краю. — Я случайно на него набрела. Но думаю он больше меня заслуживает. Он не стал бы грозить пальцем человеку который пырнул меня ножом. В отличии от тебя он умеет и хочет защищать любимых. Я два месяца провела в аду, корчась от боли. Потом еще четыре месяца практически инвалидности. Потом полгода кошмаров. Я до сих пор иногда просыпаюсь среди ночи. А ты ничего не сделал в отместку.       Сглотнув комок в горле и смахнув слезы я продолжила. — А я знаю почему. Я же никто. Так грязь под подошвой сапог. Я должна радоваться что великий ариец в принципе на меня внимание обратил, да? Куда мне до немецкой фрау. Азиатское отродье посмевшее ожидать нормального обращения. Да и развелся ты с ней потому что она посмела продемонстрировать непослушание или вообще ждал удобного случая, избавиться от опостылевшей жены.       Он ничего не говорил. Для меня это было признанием правдивости моих слов. — Мы с тобой год жили вместе, и я так и не забеременела. Раньше я не думала об этом, наивно полагала еще не время, что жизнь сама распорядится когда пора. Ты предохранялся за нас двоих, да? Поил меня в тайне отварами? Или сам пил? Не захотел славянское отродье? — боль жгла в груди как раскаленные угли.       Он повернулся ко мне лицом. В отличии от моего покрытого дорожками слёз лица, он выглядел так словно мы говорили о погоде. Холодные, безэмоциональные глаза смотрели на меня с жалостью, наверное. Сложно было сказать. Но это было как пощечина моей и так потрепанной гордости. — А ты что думала, что я могу завести ребенка с гражданкой страны, на которую мы планировали нападать? Как долго думаешь я оставался бы шефом спецслужб, заделав ребенка большевичке? Ты знаешь сколько сил и здоровья, я вложил борясь с коммунизмом? Эта зараза всю мою жизнь предпринимает попытки расползтись по моей Родине. Как раковая опухоль. — Я не коммунистка. — Не имеет значения. В глазах моего народа ты всегда будешь врагом, угрозой. Сорняком который нужно вырвать с корнем.       Вот и поговорили. Встав я вытерлась как могла рукавом. — Я ухожу. Остановить меня ты можешь только посадив в камеру или убив. Или я сама себя убью.       Я пошла к двери. — Не глупи. Со мной тебе будет безопаснее и сытнее. Куда ты пойдешь? В разрываемом войной мире? Без родных и друзей? Без меня ты не протянешь и недели. Хочешь сдохнуть с гордостью в какой-нибудь канаве? Я всегда с тобой хорошо обращался. Дал тебе крышу над головой, одежду и еду. Я даже дарил тебе украшения. Тебе не на что жаловаться.       Я ничего не ответила, лишь ускорила шаг. Пусть плюется ядом. Он догнал меня, пошел следом. — И не думай, что прибьёшься к Клаусу. Ты ему не нужна.       На этот раз наживку я не проглотила. Мы добрались до входной двери. Я начала дергать замки пытаясь отпереть замки. Весь остальной дом был таким же богатым как и спальня. Спиной я чувствовала его взгляд. — Ну и иди. Вернешься когда проголодаешься.       Едва не плюнув ему под ноги, я наконец-то справилась с замком и выбежала наружу. Слезы застилали глаза, попадающиеся навстречу офицеры и солдаты меня разглядывали, но сил сдерживаться уже не было. * brunch — бранч, поздний завтрак. Слово, образованное от br[eakfast + l]unch. В течение последних 100 лет перешло из университетского сленга в более широкое использование. В Англии brunch чаще всего едят по воскресеньям около 11 часов дня, когда слишком поздно для завтрака и слишком рано для ланча.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.