проклятый сад

вместо ободранных стен взгляд паши медленно скользит по телу, пока закрытому за оверсайз майкой и такой же большой рубашкой поверх, что сидит на его бедрах с ровной осанкой, слегка прогибаясь в талии навстречу, от чего ему хочется одновременно и сорваться, и замедлить время. теплые лучи света, в которых видна парящая пыль, вздыбленная к верху раннее, создают подобие уюта в квартире на пару часов, но на это внимание как-то не обращает никто. паше интересней бедра подростка, обтянутые в черные потертые скинни, по которым он ведет своими жилистыми руками, сжимает тазобедренные кости своими кистями, доставляя легкую боль, почему младший мычит. паша заглядывает в большие матовые, словно поглощающие не только свет, но и всю материю в принципе, глаза с широкими ресницами, — единственное, что не скрывает маска, помимо карминовых губ, на которых проступают капли крови — подросток не перестает их кусать от приятных ощущений. старшему это надоедает, он стягивает с его плеч рубашку, высвобождая по очереди тонкие руки от плотной ткани, что сразу тянутся к своему лицу. парень поддевает пальцами ткань на шее и медленно стягивает белую балаклаву с головы, обнажая в первый раз перед пашей свое бледное лицо, выпуская длинные пушистые, наэлектризованные синтетической тканью, волосы. они опускаются на лицо, закрывая его снова, закручиваясь на концах. — …арсен, — негромко, хрипло, произносит паша, теряя голос полностью в момент, когда сам арсен, качнув бедрами и вжавшись по итогу в пах парня под ним сильней, левой рукой легким движением зачесывает челку назад, открыв наконец старшему полноценный вид на собственные иссиня-лиловые синяки под глазами и покрасневшие от духоты и возбуждения щеки, что на контрасте практически зеленой кожи выделяются так ярко, захватывают внимание полностью. старший практически не дышит, пока арсен не опускается чуть ниже, упираясь ладонями в его грудь, холодным кончиком носа касаясь линии челюсти, пока зубами не сжимает кожу на шее в районе сонной артерии, заставляя очнуться, запустить мысленные процессы обратно и руки заставить двигаться вновь. хватает этого, конечно, не на многое — только на взаимное удовольствие и поглощение картины перед собой до подкорки сознания, чтобы сохранить навсегда. когда собственное тело наконец свободно от тканей, когда мягкие бедра обнажаются от стягивающих их джинс и бархатная разгоряченная кожа прижимается, перед глазами начинает плыть, накладывается легкое размытие, словно фильтр, на все, кроме самого важного — розовых округлых бедер, худой спины с выпирающими позвонками и ребрами и черной макушки. под ухом с одной стороны раздаются отчетливые стоны и других звуков не существует в округе — даже собственноручно оставленного шлепка не было слышно. на периферии сознания паша не ощущает ничего, кроме привкуса алых губ на своих; а после приятная нега, в которой он утягивает податливое тело с тихим стоном с собой, укладывая рядом. пока арсен, прикрыв устало глаза, старается восстановить дыхание, старший, гладя его по талии, разуверяется в словах парня о том, что тому восемнадцать было полгода назад. паша, конечно, наслышан о том, как искусно и без зазрения совести подросток врет и, сейчас он убеждается, смотря на его непорочное, на взгляд, тело, что возраст он так же приукрасил на пару-тройку лет. через час у арсена остается только иногда на грани грубости фантомные прикосновения, а больше ничего — дорога к этой хрущевке вылетает из сознания и пропадает в забытье от страха последствий.