проклятый сад

шумный выдох теряется на фоне сквозняка в комнате. паша откидывается на спинку стула, борется с желанием порвать тетрадь с новой работой — последней, что войдёт в сборник. мысли не держатся, в голове полный хаос, но всё в итоге возвращается к номеру телефона, который был несколько раз стёрт в контактах, пару раз добавлен в чёрный список, который всё равно он знает наизусть и вновь и вновь набираемый в моменты смуты. сдаётся, поднимаясь из-за стола, он ищет телефон среди своих вещей и набирает вручную цифры, ждёт долгие минуты гудков, стоя в середине комнаты, рассматривая её, словно впервые: темная, тусклая, освещаемая сейчас лишь солнцем, что спрятано под толщей туч, с мебелью, которая, кажется, старше его самого. гудки прерываются, на том конце слышится дыхание собеседника; на самом деле, ему даже не нужно было брать трубку, он знает зачем этот звонок от контакта «поэт» — это слово, кстати, идеально, как описывает пашу — такого стройного, высокого, утонченного во всем, даже не будь это его профессией, его бы все равно записали его так. — арсен, — недолгая пауза, тихий щелчок помех связи в дождливый день, взгляд паши цепляется за трещины на стене. — приедешь? слышится судорожный выдох, но это не важно, паша скидывает трубку, ответ не нужен. он садился обратно за стол, открывает новую пачку сигарет, что курит одну за одной, в ожидании мыслей, идей. погрузившись в себя настолько, что не слышно, как в коридоре появляется копошение, — дверь всегда открыта, так что арсен просто заходит в квартиру, привычно подходя со спины, кладёт руки на напряженные плечи. это возвращает пашу в реальность, он тушит только начатый штакет и оборачивается. быстрый взгляд в глаза, после которого он убирает руки арсена с себя и поднимается, прижимая собой его к столу. арсен упирается бёдрами в жёсткое дерево, руками облокачивается позади и не решается дышать: в такие моменты замирают жилы в необъяснимом страхе, так ни с кем и никогда. в глаза смотреть, что полностью обнажают не тело, а душу, невозможно, благо паше это не интересно сейчас, ему нужно расслабиться, вдохновиться, а не утешать, на это сил нет, он звал не ради этого свою музу. горячими руками он забирается под толстовку парня, проходится по груди и спускается обратно на талию, слегка приподнимая и подталкивая назад, усаживая на стол так, чтобы встать между его бёдер, но максимально близко, настолько, чтобы между ними не было даже слоя воздуха. у арсена дыхание уже сбито, он дышит через приоткрытый рот, иногда облизывая пересохшие искусанные, оттого алые, губы, — паша не задается вопросом, искренность это или очередная уловка, возбуждающая до ужаса, просто целует, рвано и мокро, за талию прижимая к себе грубо, зажимая под рёбрами тело сильнее, без цели оставить синяки, но, возможно, они все же останутся. отпускает, только чтобы задрать толстовку и стянуть её, откинув назад, к чертям. руки арсена, обратно обретя уверенность, кольцуют шею паши, позволяя стать ещё ближе и целовать линию челюсти, идя ниже, слегка кусая кадык, срываясь на громкий выдох после, потому что паше это не нравится, что он показывает, сжав ягодицы в обтягивающих чёрных джинсах. арсен смягчается, целует шею, размеренно оставляет засосы, — его глаза прикрыты, брови не сведены в беспокойстве, он спокоен, легкая улыбка могла бы украшать его лицо, но губы заняты. паша оглаживает сейчас податливое тело, что такое нежное и аккуратное, оно выглядит девственно, несмотря на множество заживающих ссадин и синяков, ран на коленях от горлового, несмотря на всю его порочность. стянув с него джинсы вместе с бельём, паша позволяет себе заглядеться, немного задуматься, пока оглаживает большими пальцами чувствительную кожу внутренней стороны бедра, близь паха. мысли ведут к образу падшего ангела, — обращая внимание к глазам арсена, паша бы назвал его брошенным котёнком, хотя и знает о его умении охотиться, как и том, что несмотря на потрепанность, внутри он остаётся таким же белым, как цвет его кожи. окунаясь в его внутренний мир, резко, не думая о защите, целуя губы, что, не способные отвечать, издают стоны, паша находит то, что искал. застегивая ширинку, он исподлобья следит взглядом, как арсен встаёт с письменного стола и уходит в сторону ванной комнаты, по пути подбирая пашину футболку с пола. он же садится за стол, вновь достаёт красные мальборо и закуривает, длинными пальцами легко зажимая фильтр, поднимает упавшую тетрадь с пола, берет ручку и наконец пишет. арсен возвращается в комнату бесшумно, через угол стола забирается на широкий подоконник, спиной облокачивается на стекло открытого окна. сигарета в руке паши остаётся догорать, он к ней больше не притрагивается, даже пепел не стряхивает, внимание сосредоточено на другом: рука, в которой зажата ручка, перелистывает лист и вновь царапает бумагу чернилами. когда парень перед ним тянется за сигаретами, паша наконец переводит на него взгляд, скользит им по обнаженным сочным бёдрам к коленям, покрытым шрамами и синяками, как и икры, к ступням, что жмутся друг к другу от холода, упираясь в стену; на бледную кожу ложился холодный свет пасмурного дня, выделяя покраснения, оставшиеся после грубых движений паши, и зеленые вены, выпирающие на жилистых руках. густые ресницы медленно хлопают, взгляд больших глаз обращён вниз, во дворы дома, без конкретики, — зрачки расфокусированы. худые пальцы слегка подрагивают, сбитые костяшки аккуратно согнуты, держат оранжевый фильтр на небольшом расстоянии от искусанных алых губ, так контрастирующих на бледном лице. паша продолжает следить, как арсен затягивается и выдыхает дым, стряхивает пепел в окно легкими движениями, как поправляет волосы, убирая пряди за уши, — это завораживает настолько, что он не сразу замечает, как сгоревший фильтр в руке начинает жечь кожу, от чего тихо шипит и тушит остатки в пепельнице. — останешься ненадолго? — паша говорит негромко, физически невозможно повысить тон, словно разрушится его мир, если он сделает это. парень напротив кивает, не оборачиваясь, его слегка знобит от холодного ветра, но он не встаёт с места, пока сигарета не заканчивается — тогда только выкидывает её в окно и поворачивается к паше, следит, как ручка в его руке быстро скользит по бумаге, издавая шорох, приятный ушам. арсен спрыгивает с подоконника на пол, тихой поступью, стараясь не отвлекать, подходит к своему рюкзаку, чтобы достать тонкую книжонку с блестящей обложкой. вместе с ней он ложится на диван на живот, упираясь локтями в подушку, открывает по согнутой, вместо закладки, страницы. скучающий спокойный взгляд не успевает захватить слова, когда книгу вырывают из рук и откидывают, а собственные запястья оказываются стиснутыми чужими руками. на мгновение арсен жмурится, словно ожидает удара, когда его резко поворачивают к себе лицом. перед глазами паша, на его лице четко видна ярость, собственные запястья уже начинает жечь, остаётся только надеяться, чтобы синяков не осталось, они уже глаза мозолят. — ты можешь ебаться с кем хочешь, с другими поэтами, но не смей, слышишь? не смей таскать их сборники или, тем более, читать стихи наизусть, — паша разом отпускает его запястья и встаёт, уходя из комнаты. арсен делает пару глубоких вдохов и садится на диване, ожидая возвращения паши, но спустя минуты его все так же нет, почему он встаёт, по холодной плитке идёт на кухню, где паша, в попытках успокоиться, готовит кофе в турке — это долго, но помогает. паша разворачивается не вовремя, раньше нужного, опирается о раковину поясницей и обращает взор на арсена, что оказался ровно напротив, слегка смущенный собственным порывом, который все же решает исполнить: осторожно подходит ещё на полшага, холодными руками проходится по горячей коже паши, сцепляет руки за его спиной и прижимается лбом к ключицам, судорожно выдыхая. парень не обнимает в ответ, из-за чего хочется развернуться, собраться и уйти, снова не появляясь в этом доме месяцы. но ему не позволяют даже закончить свои мысли об этом, паша поднимает его голову за подбородок и целует, медленно, но горячо, согревая.