Я учился жить...

Самым коварным в утре было свое собственное представление о нем. Макар, ожидавший хмурых взглядов, скорбно поджатых губ, траурно сведенных к переносице бровей – словом, всех тех уловок для демонстрации крайней разочарованности в визави, с которыми успел познакомиться, был удивлен и даже обрадован, когда Глеб, спустившийся к завтраку, был спокоен и всего лишь чуть-чуть неразговорчив. Макар и сам не рисковал заговаривать с ним, но пытаясь найти в его мимике хотя бы какой-то намек на раздражение, негодование или что-то похожее, к своему облегчению терпел одно поражение за другим. Единственным, что Макара напрягало, было явное нежелание Глеба позволить ему заглянуть в глаза. За весь не самый длинный завтрак Макару так и не удалось встретиться с ним взглядом. Было страшно, было жутко, но Макару было необходимо увидеть, что в них творилось. Увы, годы практики сказывались, Глеб очень ловко прятал взгляд, хотя Макар был почти уверен, что и Глеб за ним следит. Глеб послушно взял ссобойку, задержался на секунду, которую еще вчера использовал бы для того, чтобы потянуться к Макару и коротко и легкомысленно чмокнуть его куда-нибудь в область скулы или носа. Еще вчера Макар бы мгновенно наморщил нос и заворчал, что его снова обслюнивают, а сегодня он даже шею вытянул. Но Глеб ровно (Макар начинал ненавидеть эту его манеру), отстраненно и до тошного вежливо пожелал ему хорошего дня и был таков. Макар подошел к двери, коснулся ее, а затем прислонился к ней спиной и опустил голову. Ему было странно понимать, как мало он ценил эти мелочи, как он воспринимал их как тяжелую обременительную данность, и как ему не хватает их сейчас, когда он по собственной глупости их от себя избавил. Настроение не становилось лучше и по мере приближения к аудитории. Макар буркнул невнятное «привет», зайдя в нее, оглядел помещение, прищурившись, и побрел к своему месту. И только у своего стола он остановился и уставился на Стаса, уже сидевшего там, с выражением на лице, которое точнее всего передавало слово «офигевший». Стас сидел с самодовольным видом, возложив руки на спинки стульев; Макар помимо воли подумал, что Стасиньке не мешало заиметь телескопические суставы, чтобы захватить этак пять ближайших рядов. В общем и целом, всем своим видом Ясинский напоминал основательно наевшегося и хорошо оттоптавшего весь свой гарем индюка. И даже расцветка его короткой стрижки – трех веселеньких цветов – этому образу соответствовала. Самым интересным было понимание того, что Макар не мог припомнить ни одной причины для такого самодовольства: еще вчера Стас был почти угнетен, а вечером у Ильи было алиби. - Ты наконец-то ночевал не дома, Стасинька? – почти насмешливо спросил Макар. На чистые эмоции у него не хватало ни настроения, ни вдохновения. Стас лениво убрал руку со спинки стула и похлопал по его сиденью. - Садись, мой каштановый друг, - снисходительно произнес Стас. Макар послушно опустился на стул, подумав, что не мешало возмутиться или как-то иначе продемонстрировать, что Стас осел и дурак. - Ну сел, - буркнул он. – Так чего из тебя прет самодовольство? - Я принял решение, - торжественно сказал Ясинский. - Офигеть! – благоговейно выдохнул Макар. – Этот день нужно отмечать как государственный праздник! Ты впервые принял решение! Стас лениво стукнул его кулаком в плечо. - Сейчас договоришься до кровопролитья, - лениво пригрозил он. Макар только хмыкнул и засунул нос в рюкзак, чтобы достать нужные конспекты, ручки и все остальное. – А будешь лезть на рожон, ничего не узнаешь. Макар покосился на него. Вот сейчас ему было до такой степени все равно, что не передать словами. - Уже молчу, - огрызнулся он. Стас охотно расценил это как желание знать. - Ладно, ладно, - снисходительно бросил он. Макар откинулся на спинку стула и подозрительно посмотрел на него. - Ты что, решил оставить Илью в покое и уйти в монастырь кармелиток садовником? – настороженно спросил он. - Да нет. Я вчера к Оскару заглянул. Он долго ржал, а потом сказал, что это может быть даже интересно. Так что Илья может сделать мне еще пару экспериментов. Макар хмыкнул. - Слышь, стратег, ты там памперсы не забудь натягивать перед очередным сеансом цирюльнической экзекуции. А то Илья как достанет опасную бритву, как щелкнет ей перед твоим носом, так ты и задумаешься о бренности всего сущего. А кресло потом мне убирать, - ехидно прищурившись, произнес он. - Ты что-то сказал? – Стас угрожающе надвис над Макаром. Тот дерзко уставился прямо ему в глаза. - Я говорю, ты такой простой, Ясинский. Он тебя и выставить может, если вдруг не захочет с тобой возиться. И ничего ты не сделаешь. Ты пойми одну вещь. Это со мной тебе просто было и сбежаться и разбежаться. Нам с тобой и лет поровну, и опыт не так, чтобы сильно разный. – Макар оперся локтями о стол и посмотрел вперед. – А там та-акие тараканы могут водиться. А твои еще только-только из пеленок вылупились. Макар поморщился, подумав, что эта его фраза не Стасу предназначалась, а как раз о наболевшем была. - Разберемся, - отмахнулся Стас. Макар не удержался и тихонько хмыкнул. К концу занятий до Стаса дошло, что Макар не похож на себя обычного. Он увиливал от разговоров, огрызался, когда с ним пытались перекинуться шутками, и усердно избегал шумных компаний. На последней паре, после того, как прозвенел звонок, Стас ухватился за рюкзак Макара, который вознамерился прошмыгнуть. - Стоять, - прошипел он и снова обратился к старосте, которая пыталась с ним что-то обсудить. Макар дернулся раз, другой и замер, угрюмо косясь на Стаса. Отбившись от ее домогательств, Стас поволок Макара к выходу, приговаривая:– Пошли-ка мы с тобой посидим в каком-нибудь кафе и потреплемся за жизнь. - Стасинька, чего это тебя на треп пробило? – попытался вырваться Макар. - Да вот, Макарушка, жизнь располагает к философствованиям. - С какого это перепугу подобное и на меня накатить должно? И вообще, мне идти надо! Я спешу, - возмутился Макар. - И куда же это ты спешишь, Макарушка? – отмахнулся Стас, вытаскивая его на улицу и оглядываясь. В кафе «Под липами» тащиться не хотелось – оно уютное, но под взглядами знакомых, пусть даже и только Макару, глаз особо не поговоришь. То, что ближе, либо слишком пафосное, либо забегаловочное. Стас хмыкнул и решил попробовать одно кафе с уютными холщовыми занавесками ржавого цвета. Туда он и зашагал, крепко держа Макара за рюкзак. - Я тебе еще раз говорю, мне на работу пора! – рявкнул на него Макар, пытаясь вырваться. - И к какому времени тебе на работу надо? – насмешливо поинтересовался Стас. Макар замялся. - А что, у меня других дел быть не может? – воспрял он внезапно духом. Стас остановился и повернулся к нему. - Каких таких дел? – ласково поинтересовался он. – Ну давай, поделись со мной, деловой ты мой. Макар попытался помериться с ним взглядом, смешался, буркнул себе под нос что-то невнятное и явно ругательное и отвернулся. – Ну вот попьем кофейку, съедим что-нибудь вкусненькое и убедимся, что жизнь прекрасна. Макар тяжело вздохнул. - Веди уж, Сусанин, - бросил он, поправляя рюкзак. Стас самодовольно ухмыльнулся. Стас истребовал сообщение о том, что стало причиной плохому настроению Макара. Глубина терзаний последнего и его же муки совести оставили Стаса невпечатленным. - Чего ты дергаешься, я не понимаю? – немного недоуменно поинтересовался он. – Подумаешь, велика беда, сбегал на сторону. С кем не бывает. Нет, конечно мы живем в такое время, что болезни всякие, все дела. Только я чистый, да и мы с презиками были, все дела. - Да не в этом дело, - поморщился Макар. – Тут другое. Ну как он мне доверял, а я его подвел. Стас подозрительно посмотрел на него. - И как ты его подвел? Ты же не его лучшего друга на его же свадьбе поимел, или там... не знаю, начальника. Ну или из квартиры все вынес. Да ладно тебе, с кем не бывает! Ну позлится немного, успокоится. – Стас отмахнулся. – По-моему, ты себе напридумывал. - Не, - Макар покачал головой. – Тут его надо знать. Глеб такой,.. Ну, правильный, что ли... - Ага, и гей. Сильно правильно. – Не сдержался Стас. - А причем здесь это? – тут же взвился Макар. – А сам?! Что, как верными быть, так только парень с девушкой, а как тут, так совсем не обязательно?! И тебе самому понравится, если тот же Илья сначала с тобой, потом еще с кем, потом со всем миром, а потом тебе скажет: «А что тут такого?»?! - А что, он и еще с кем, и со всем миром? – угрожающе прищурился Стас. Макар закатил глаза. - Ну откуда я знаю? Я ему не дуэнья, со свечкой не стоял. Ну как, тебе самому понравится? Стас подозрительно смотрел на него. - Макарушка, - кротко ответил он. – Откуда я знаю? Я вообще не понимаю, из-за чего шум. Ну сходил ты налево, ну запалили тебя, и что? Или ему неприятно, что ты спалился и его друг теперь ему в глаза тыкать будет? Макар уставился на него. - Да кто об этом говорит? Речь в другом! Ну что ты такой бестолковый, Ясинский! – в порыве отчаяния он даже руки воздел. – Речь о том, что если у нас серьезные отношения, то мы должны серьезно к ним относиться, понимаешь? То есть и сами доверять, и чтобы нам было за что доверять. Слово такое «моногамность» слышал? Стас зло прищурился, потянулся через столик и больно дернул его за волосы. - Говори, да не заговаривайся! Знаю, конечно! Только я не понимаю, что ты этим сказать хочешь. Вот правда не понимаю. Макар подозрительно смотрел на него. На лице у Ясинского было крупными буквами написано недоумение. И он был совершенно искренен. - Смотри, - Макар попытался зайти с другой стороны. - Тебе говорят: твой Илья тогда-то и тогда-то, там-то и там-то с тем-то и с тем-то. Твоя реакция? У Стаса вытянулось лицо. - Придурок, что ли? Какое «мой Илья»? Лицо вытянулось у Макара. - А чего ты за ним бегаешь? – недоуменно спросил он. - Я не бегаю! – рявкнул Стас. У Макара приоткрылся рот. Он подумал, что можно сказать, и снова закрыл его. Взяв десертную вилку и повертев ее, Макар посмотрел на крошки на блюдце, пожевал губу и сказал: - Ну да. - Что? – подозрительно спросил Стас. - Не, ничего. А чего ты от меня хотел? Ну, раньше. - А что, неясно, что ли? – рассердился Стас. – Я свое получил, спасибо большое. Теперь можно и успокоиться. Еще вопросы есть? - Не, нету. – Макар задумчиво оттопырил губу. – Ладно, тогда все в порядке. Ты точно не сильно переживал, когда все так получилось? - Да блин, что ты привязался? – внезапно занервничал Стас. – Ну повстречались, ну поругались, ну разбежались, все живы-здоровы. Чего ты в прошлое лезешь? - Да не лезу я! – вспыхнул Макар. – Ну, почти, - подумав, признал он. – А от Ильи тебе что тогда надо? - Ну ты клещ! – выплюнул Стас и рывком встал. – Пошел ты знаешь куда? Макар откинулся на спинку стула, в некотором недоумении следя за Ясинским, который, кипя от эмоций, рассчитывался с официанткой и уходил. – И что это было? – риторически спросил он. Смена начиналась через двадцать минут. Макар, подойдя к кафе, посмотрел в сторону парикмахерской, подумал и решил не дергать еще и этого кота за усы. Поколебавшись перед входной дверью еще немного, он вошел в кафе и побрел ко служебным помещениям. День был не самым хлопотным, но занятий хватало, что Макара радовало помимо воли. Так у него была возможность не сильно углубляться в себя; с другой стороны, у него было достаточно возможностей еще раз перебрать по крупинкам вчерашний разговор с Глебом, предварявшую его беседу с Ильей, и он признавал, что совсем растерялся. - Что-то ты не в своей тарелке, Макар, - голос Натальи Владимировны, раздавшийся сбоку, заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Макар настороженно посмотрел на нее. Наталья Владимировна изучала его ласковым и сочувствующим взглядом. – Случилось что? - Да нет, тетя Наташа. Ничего непоправимого, просто я набедокурил немного, а про это узнали, - немного виновато улыбнулся Макар. - Эх, голова бедовая! – Наталья Владимировна обняла его и прижала к себе. – Сильно влетело? Макар дернул плечом, не стремясь вырваться из ее крепкого захвата. Ему было очень уютно стоять, прижимаясь к округлому плечу и чувствуя, как ее рука похлопывает его по плечу. - Не влетело, - буркнул он, вдохнув и начав высвобождаться. – Лучше бы влетело, если честно. А так просто сказали: твое место на коврике в прихожей. Там просто такой человек, ну такой... - С холодной кровью, что ли? – неожиданно понимающе спросила она. - Ага, - Макар вскинул на нее глаза. - Бывает. У меня муж такой. Кажется, ни эмоций, ничего. А переживает ого-го как. Ты это, дай ему время, - просто сказала она. – Не лезь на рожон, потому что еще сильней получишь. А потом еще раз попробуй поговорить. - Думаете, надо? – с робкой надеждой спросил он. - Откуда я знаю? – Наталья Владимировна легкомысленно пожала плечами. – Тебе решать. - Спасибо! – выдохнул Макар и резко потянулся к ней, обнял и отстранился. - Да тебе спасибо, - ухмыльнулась она. - А мне за что? - Да хоть за Илью, - прищурилась Наталья Владимировна. – Ладно, смена закончилась, марш домой, охальник! - Щас! – радостно отозвался Макар. Если Генка думал после злосчастного разговора с Глебом, что начал понимать Оскара, то первая же встреча с ним разбила его надежды в прах. Оскар был вежлив. Даже больше: Оскар был бесконечно вежлив, и от этой вежливости у Генки сводило скулы. Оскар слушал его с вежливой улыбкой, за которой могло скрываться все – от интереса до раздражения, и его глаза, его безмятежные, ничего не выражавшие, кроме все той же безликой заинтересованности, и смотревшие сквозь его, даже лоб, отражали только вежливость. Оскар вроде слушал, задавал вроде уместные вопросы, вроде адекватно реагировал, но что скрывалось за вежливой улыбкой, Генка понять не мог. Ужин был неплох. Локи вел себя почти прилично, по крайней мере, Оскар срывался с места только четыре раза и один раз, притащив его с балкона, запер в клетке, как следует вычитав. - Бедняга! Без суда и следствия обречь на заключение, - посетовал Генка. - Он мог испугаться птиц и упасть. Тем более он уже давно знает, что это запрещено, - отстраненно откомментировал Оскар, берясь за вилку; Генке, вслушивавшемуся в его слова с обостренным вниманием, послышались скрежетание зубов, что-то похожее на ярость и страх, и облегчение. - Ну заслужил так заслужил, - беспечно отозвался Генка; и когда Оскар вскинул на него глаза, совсем на секунду, он был поражен опознать в них яркую и очень выразительную злость. – Ну что ты, - неловко попытался он сдать назад, потянулся и похлопал его по руке. Оскар замер; когда Генка вновь убрал руку, он принялся за еду, но его движения были странно замедленными, как будто он пытался сдержаться и не выплеснуть свои эмоции. Генка помимо воли подумал, что с этими творческими людьми поседеешь куда раньше, чем начнешь понимать жизнь. - Бери салат, - неестественно звонким и вроде даже приветливым голосом произнес Оскар. – Он получился очень неплохим. - Спасибо, - Генка радостно улыбнулся, подумав, что нарезка этой самой травы наверняка не оскорбляет эстетические чувства Оскара, и послушно наложил себе немного – так, чтобы не обидеть. Но в салате попадались кусочки салями, и Генка вполне смирился с очередным кулинарным шедевром сомнительной питательной ценности. – А твои как дела? - Хорошо, - вежливо улыбнулся Оскар, не поднимая глаз. Генка наложил себе еще салата. - Хорошо – а дальше? Хорошо, все получилось, хорошо, все получилось, но могло быть лучше, хорошо, но заказчик остался доволен? Оскар поднял на него безмятежный взгляд. Генка невинно смотрел на него, натянуто ухмылялся и ждал. Оскар опустил глаза. - Не поверишь, мне действительно интересно, - неожиданно решил рискнуть Генка. – Мне действительно хочется узнать, как прошел твой день, хотя я и нифига не понимаю в ваших священнодействиях. Мне действительно интересно знать, что ты думал, когда решал, что все хорошо. И мне действительно интересно знать, что ты там думаешь, ковыряясь в салате и избегая смотреть на меня. Оскар откинулся на спинку стула и, поколебавшись, подобрал под себя ногу. - Хорошо. Заказчик остался доволен, - ровно отозвался он. Генка, жадно вслушивавшийся в его слова, услышал неуверенность, нерешительность и совсем незаметное тепло – как будто в стылой комнате затопили печь, и от нее наконец-то начали распространяться теплые волны. - А ты? – тут же спросил Генка. Оскар пожал плечами. - Я всегда недоволен, - честно признался он. – Мне всегда кажется, что я мог бы лучше. - И я снова слышу в твоей речи «но», - легкомысленно произнес Генка, а на удивленный взгляд Оскара, которого куда вероятней привлекла интонация, чем сами слова, ответил многозначительной ухмылкой. – Мне даже интересно, как ты с собой справляешься. Оскар усмехнулся. - С трудом, - согласно признался он. – Мне сначала нужно было учиться ремеслу, а затем – останавливаться и не переделывать сотый раз. - Научился? - Частично, - подумав, признался Оскар. - Хорошо, - торжественно сказал Генка. – Самодовольство еще никого до добра не доводило. Как насчет тоста? И кстати, я совершенно не сторонник этикета, так что можешь хоть в позе лотоса сидеть. - Спасибо, дорогой, что бы я делал без твоего разрешения. Есть вилкой с ножом можно? – безмятежно поинтересовался Оскар, подбирая под себя и вторую ногу. Генка совершенно по-идиотски заулыбался: ему очень понравилось это слово – «дорогой», такое затасканное и такое многозначительное. - Как хочешь, - он склонил голову к плечу и посмотрел на него удовлетворенно блестевшими глазами. Оскар вежливо улыбался в ответ и думал о том, что Локи примерно так смотрел на него, когда рассчитывал на поощрение. – Ты не будешь против, если я попрошу тебя сделать чай? - А к чему такие экивоки? – с любопытством поинтересовался Генка. – Я не буду против. А даже если бы и был, то по куда более незамысловатым причинам: меня значительно больше привлекает мысль о том, чтобы смотреть на тебя, делающего чай, чем заниматься самому этим безблагодатным делом. - Безблагодатным? – Оскар прищурился, в уголках его губ заиграла ехидная улыбка. – Тебе забесплатно представляется возможность заглянуть в глубины мироздания, открыть дух умиротворению, познать истинное спокойствие и создать свое маленькое чудо, и ты так беспечно от этого отмахиваешься? - Мое маленькое чудо заключается совсем в другом, - Генка наклонился к самому уху Оскара, оглаживая его плечи и стараясь звучать как можно более интимно. – Мое маленькое чудо заключается в том, что я здесь на этой кухне буду делать чай для тебя, а ты будешь смотреть на меня и любоваться. Ведь будешь? – игриво поинтересовался он. - Коварно, - одобрил Оскар, поворачивая к нему голову. – Очень по-иезуитски. Вопрос, любой ответ на который может быть истолкован против меня. - Ах, дорогой, - ласково произнес Генка, задевая губами его щеку и жадно впитывая реакцию, пусть даже она была совсем незначительной: чуть расширились зрачки, чуть глубже стало дыхание, чуть более податливо изогнулась шея. – Ответ на любой вопрос может быть истолкован против ответчика. Но я буду щедр. Цени! Генка коснулся губами его щеки и задержался на ней, выпрямился и отправился делать чай. Краем глаза он отметил, что Оскар развернулся и устроился поудобней. - Скажи, - праздным, непринужденным тоном поинтересовался Оскар, - а твое коварство как-то обусловлено твоей профессией? Генка посмотрел на него и задумался на долю секунды. - Нет, - беспечно отозвался он. – Но моя профессия его очень даже поощряет. А почему тебя это интересует? Оскар легкомысленно пожал плечами, на ощупь дотянулся до винограда, отщипнул ягоду и отправил ее в рот, задумчиво созерцая картину. Генка знал толк в чае, что вызвало не один одобрительный взгляд Оскара; он ловко управился с чайником, бережно отсыпал листьев, залил их водой и закрыл крышку, оставшись стоять у столика и время от времени покручивая чайник. Оскар выскользнул из кухни. Генка попытался определить, куда он сбежал, но ограничился тем, что вытянул шею и проследил, как он скрывается в комнате. К его вящему удовлетворению, Оскар вернулся с фотоаппаратом – почти неудивительно. Замерев в дверном проеме и оглядев кухню, Оскар едва уловимо поморщился, но вскинул аппарат. - Снимки выйдут так себе, - предупредил он. - Я буду терзаться, - заухмылялся Генка, - страдать и ночей не спать, мучиться и переживать... - Скорбеть, - подсказал Оскар, держа камеру наизготове. Генка сделал благочестивое лицо и повертел чайник. Оскар посмотрел на его руку и сделал первый кадр. Генка задержал руку, следя за Оскаром, но он уже вскинул глаза на Генку и тут же щелкнул затвором еще раз, очень уж его привлекли хитро прищуренные глаза и самодовольная ухмылка. – Голову к плечу. - Скажи, а как ты пришел к твоему ремеслу? – легкомысленно поинтересовался Генка, послушно кладя руку на бедро и опираясь о стол. - Не поверишь, детское увлечение, - рассеянно отозвался Оскар, переместившись к окну и напряженно следя за Генкой, который повернулся вслед за ним. – Кружки, курсы, отцовский ФЭД, все в комплекте. А ты? - Случай. Друг пришел ко мне в больницу и спросил, нужна ли мне работа. – Генка сделал шаг навстречу, но Оскар скользнул в сторону. - Не загонишь, - злорадно ухмыльнулся он, делая еще один кадр. – В больницу, говоришь? - В больницу, - Генка пристально следил за Оскаром. Его ноздри напряглись, губы поджались, и он сделал еще один шаг. - И как ты там оказался? – бархатным голосом спросил Оскар, настраивая объектив и краем глаза следя за Генкой. - Бандитская пуля! – драматично воздел руки к потолку Генка, с наслаждением вслушиваясь в щелканье затвора. – Я пытался увернуться, но она оказалась быстрее. Генка крался к Оскару, который застыл у стены, держа камеру наготове. - Твоя самонадеянность? – с издевательской вежливостью поинтересовался Оскар, наклонив голову. - Ну почему сразу самонадеянность? – Генка застыл, у него хватило наглости сделать обиженное лицо. Оскар скептически приподнял брови.- Она просто оказалась быстрее. Вполне себе объективно. Оскар неторопливо поднес руку к горловине рубашки. Генка понятливо усмехнулся и неторопливо высвободил верхнюю пуговицу из петли. - Чуть повернись, - выдохнул Оскар. – И как тебе работа? Генка откинул голову, повинуясь невысказанному желанию Оскара, втянул воздух и застыл, позволяя сделать несколько снимков, а затем скользнул вперед. - Бюрократия, дорогой. И жесткие рамки инструкций, - прожурчал он, пытаясь отвлечь его еще и голосом. Оскар вздрогнул, дернул ноздрями и отступил назад. – Никакой свободы творчества. Только преданное служение компании и железная дисциплина. - И только вечером... – приглашающе начал Оскар, пятясь к окну. - Только вечером, - интимно ворковал Генка, расстегивая еще одну пуговицу. – Только вечером я сбрасываю с себя ярмо наемной работы, высвобождаю свою нежную, ранимую и трепетную душу и открываюсь свободе. - Какая драматичная история, - выдохнул Оскар, отступая. Генка неторопливо расстегивал рубашку, надвигаясь на Оскара. Тот уперся спиной в стену, продолжая снимать Генку. Тот сбросил рубашку и медленно положил руки на пояс джинсов. - Бесконечно драматичная, - прошептал Генка и медленно поднял руки к аппарату. Бережно взяв его и отложив на подоконник, он приблизился к Оскару и прошептал: - Но вечер позволяет моей нежной и трепетной душе насладиться романтикой, восполнить иссякшие резервы и познать дзен. - Например, ковыряясь в траве, которая сходит у некоторых за салат? – ехидно ухмыльнулся Оскар, берясь за джинсы и проворно расстегивая их. Генка положил руки ему на талию и забрался под джемпер, прижимаясь всем телом. - Я согласен и на траву, лишь бы купаться в лучах твоих глаз, - прошептал он Оскару в губы. - Я проверю это, накормив тебя исключительно травой, - тихо засмеялся Оскар, послушно поднимая руки и позволяя ему стянуть джемпер. Генка бросил джемпер на стул и осторожно поцеловал его. - Не забывай, я отвечаю за завтрак, - произнес он в губы Оскару. - О коварный, - усмехнулся Оскар, забираясь в его джинсы. - Еще какой, - пробормотал Генка, обцеловывая его шею, плечи, грудь и спускаясь ниже. Генка смотрел на безмятежно спавшего Оскара, приподнявшись на локте, и решался. Наконец он поднял руку и осторожно убрал волосы с лица, бережно обвел контур лица, задержался на скулах и осторожно коснулся губами губ. Время было раннее, но ему не мешало попасть домой, чтобы переодеться. Он помедлил еще немного, изучая его, и осторожно поднялся с кровати. Задержавшись на секунду у нее, Генка нагнулся за джинсами и пошел на кухню. Локи радовался Генке, открывавшему клетку, куда больше, чем стоило ожидать, и охотно позволил вынуть себя из клетки. Он радостно обнюхал его лицо, время от времени пофыркивая, а затем начал издавать возмущенные звуки, похожие на щелканье. Генка невесело усмехнулся и опустил его на пол, глядя, как он рванул из кухни в спальню. Генка выглянул в коридор. Локи стоял перед дверью на задних лапках и недоверчиво трогал ее передними. - Дай ему поспать, прохиндей, - тихо попросил Генка. – Идем, покормлю. Локи подумал и после возмущенной тирады побежал на кухню. Пить вчерашний чай на чужой кухне было непривычно, странно и неуютно. Генка следил за Локи, который уплетал завтрак, медленно жевал бутерброд и оттягивал тот момент, когда ему нужно было вставать и идти домой. Он выторговал себе у себя самого еще минуту, и еще, но наконец собрался и встал. Локи тут же подбежал к нему и встал на задние лапы, преданно заглядывая в глаза. Генка усмехнулся и покачал головой. - Недаром, ой недаром тебя так назвали, зверек, - сказал он. – Пошли. Локи стрелой метнулся к спальне. Генка открыл дверь в нее и вошел. Локи уже был на кровати, обнюхивая лицо Оскара, пофыркивая и тянясь к его носу. - Дорогой, - ласково прошептал Генка, наклоняясь и осторожно гладя его волосы. – Пора вставать. - Что за манерность с утра пораньше, - в полудреме пробормотал Оскар, переворачиваясь на спину и водружая Локи себе на грудь. Генка засмеялся. - Тебе не угодить. – Он медлил, не желая просто так уходить. Оскар потянулся, зевнул и приоткрыл глаза. - Доброе утро, - невнятно пробормотал он. - Доброе, - согласился Генка. Оскар закрыл глаза. Генка вздохнул. – Мне пора. Я к тебе вечером заеду. Ты не против? - М-м, не против, но я буду занят, - после паузы отозвался Оскар. – Как насчет пятницы? - Я позвоню? – Генка поморщился, так ему не понравились непроизвольные просительные нотки. - М-гм, - согласно отозвался Оскар, поглаживая Локи. Генка собрался с силами и встал. Утро было странно томительным. Работы было немного, и она была на редкость нудной. Генка с трудом находил в себе силы улыбаться, шутить и вообще вести себя как обычно. Но перед обеденным перерывом он не выдержал и направился на административный этаж. Алина собиралась на обед. После пары двусмысленных комплиментов Генка одобрительно посмотрел ей вслед, оценил длину юбки и ноги, из нее торчавшие, на четыре и даже с плюсом и постучал в дверь. Решительно распахнув ее, он почти не удивился, когда Глеб вскинул на него отрешенные глаза. - Дорогой ты наш Глеб Сергеевич, - торжественно провозгласил он. – Я решил взять на себя заботу о твоем режиме. Ты вообще в курсе, что пришло время обеденного перерыва? Глеб тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. - Я боюсь предположить, какими известиями ты огорошишь меня на сей раз, - обреченно произнес он. Генка закрыл дверь и умильно сложил руки на груди, преданно глядя на него. - Напротив! Я пришел узнать, насколько велик ущерб, вызванный моими необдуманными откровениями, - печально произнес он. Глеб указал карандашом в сторону кухоньки. - Бутерброды и вчерашний пирог, если не брезгуешь, - вяло бросил он, снова склоняясь над бумагами. Генка вернулся через пару минут, поставил перед ним чашку с кофе и выхватил карандаш из его пальцев. - Так как велик ущерб? – настойчиво поинтересовался он. - Какой? – с легким недоумением спросил Глеб. – А, Макар. А не пошел бы ты, дорогой ты мой человек? – отстраненно поинтересовался Глеб, беря чашку. – Что тебе на сей раз от меня надо? Генка задумался. - Ничего, - наконец признался он. – Ничего. Глеб пристально посмотрел на него. - Твое здоровье, пройдоха, - приподнял он чашку в шутливом тосте. - Давай, налегай. Пирог должен быть очень хорош.