Я учился жить...

Макар утянул пылесос в чулан, огляделся последний раз на кухне, довольно кивнул головой и направился терроризировать некоторых потенциально несчастных жертв его правдолюбия. Жертвы, пока в единственном числе, сидели на диване в домашних брюках, а не в боксерах, к которым испытывали слабость, возложив ноги на журнальный столик и пристроив на животе лэптоп. Телевизор был включен, но внимания на него жертвы (пока в единственном числе) не обращали, с сосредоточенным видом изучая что-то на экране компьютера. Макар с решительным видом стал прямо перед жертвой и упер руки в боки. - Ну? – требовательно спросил он. - Что «ну»? – лениво поинтересовался Илья. - Рассказывай! – возмутился Макар. – Все, в подробностях, в деталях! А то от этого Ясинского фик чего добьешься. Как же, это же не какая-нибудь теория искусств. Илья подозрительно посмотрел на него. Макар сурово хмурил брови и ждал. Илья с надеждой покосился на дверь, но Макар лишь хмыкнул. - Ну не добежишь же, я быстрей, большой размалеванный друг, - ехидно пропел он, но на всякий случай стал между Ильей и дверью. - А в глаз? – обреченно поинтересовался Илья. - Догони сначала, - легкомысленно отозвался Макар и уселся на диван рядом с Ильей. – Стасинька меня не убьет, что я смею сидеть рядом с тобой? - Чего это он должен убить тебя за то, что ты сидишь рядом со мной? Неужели за другие мульён причин он уже рассчитался, и я имею удовольствие общаться с умертвием? Макар развернулся к нему. - Так не убьет? Это хорошо. А теперь рассказывай, как ты докатился до такой жизни. - Какой такой? – обреченно буркнул Илья и попытался попятиться, потому что нос у Макара лоснился от любопытства слишком красноречиво. - Ну как какой? - Макар дернул плечами и попытался заглянуть на экран лэптопа, предсказуемо получил по носу и отстранился, нисколько не обижаясь. – Ты мне который месяц грузил, что одиночество и самоугождение – вот цель твоей жизни, и я почти поверил, и тут Стасинька встряхивает кудрями, и ты сначала замираешь в благоговении, а затем уволакиваешь его в свою берлогу, а теперь выпарываешь эскизы парных татуировок? – Илья закатил глаза и поморщился, а Макар злорадно заявил: - Да, я знаю. Неужели ты думаешь, что Стас позволит себе скрыть от своего лучшего, самого верного, самого надежного и самого преданного друга существенные изменения в своей жизни? Так что давай, выкладывай! - И что же я должен выкладывать, если он уже все выложил? – Илья с надеждой посмотрел на Макара. - Айхенбах, не увиливай! Он мне выложил свое видение ситуяйции, а это в интерпретации нашего красноречивого Стасиньки выглядит примерно следующим образом: «Ну. Вместе. Ну нормально». Затем следует два пожимания плечами, три дебильные улыбки и обещание свернуть шею. Как ты думаешь, до каких выводов я могу додуматься с такими исходными данными? Так что если ты не хочешь избыточных умствований с моей стороны, давай выкладывай, что у вас там за фигня творится. И заодно как ты настолько попал под скромное очарование буржуазии, что готов на совершенно панковские сантименты. В принципе, - Макар помедлил и поизучал Илью. – Это можно озвучивать и под ростбиф. У тебя же есть? Илья слушал тираду Макара с благоговейным лицом. - Макарушка, тот твой папик уже при жизни может подавать документы на канонизацию. За один день с тобой ему положена индульгенция на полжизни. – Илья тяжело вздохнул и встал. – Пошли, я вырезку на гриль кину. Он неторопливо направился на кухню. Макар увязался следом. - Ты замечательный человек и гениальный повар! – затарахтел Макар у него за спиной. – Ты готовишь шедевральные блюда, к которым ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не останется равнодушным. А твои замечательные починятельные умения? А твоя хозяйственность? Илья развернулся и навис над Макаром. - Это ты сейчас о чем? – кротко поинтересовался он. Макар бесстрашно уставился на него. - Мотоцикл же починили? Починили. Бюджет на следующий месяц спланировали? Спланировали. – В тон Илье отозвался он. Илья шумно выдохнул. - Я целых пять минут думал, что Стас действительно молчун, - грустно признался он. - Избирательно, - живо подтвердил Макар и рискнул подшутить над Ильей. – Ты не слышал, как он в свое время первых красавиц нашего отделения грузил! Златоуст, не меньше. Илья прищурившись посмотрел на него. - Тролленыш мелкий, - ухмыльнулся он. – Давай, давай, экспериментируй. Макар поскучнел. - Ты до такой степени в нем уверен? – спросил он, становясь рядом и сосредоточенно глядя, как Илья режет мясо. Илья расслышал в его голосе страстно, но неуклюже скрываемые нотки неуверенности. - И что тебя в этом смущает? – лениво поинтересовался он, натирая мясо специями. - Стас говорил, что ты ревнивый, - буркнул Макар, вытянув шею следивший за его движениями. Илья усмехнулся. Бросив куски мяса на решетку, он повернулся к нему и прищурился. - А скажи мне, мой тощий друг, какая физиономия при этом была у Стаса? – смиренно спросил он, и только глаза у него ехидно блестели. Макар сделал шаг назад и задумался. - Довольная, - осторожно предположил он. – Нет, правда, он бурчал, что ты тиран и деспот, что ты его терроризируешь, но он был довольный. – Макар постоял, посмотрел на мясо, которое Илья бросил на решетку. И тут его озарило. - Так ты что, на самом деле не такой, просто ты это все ему показываешь, чтобы он там... ну, уверенней был, что ли? Ух ты какой заботливый! Он искренне восхитился Ильей, заулыбался, но его улыбка потускнела, когда Макар заметил, что Илья смотрит на него, насмешливо приподняв бровь. - Что, нет? – грустно спросил он. - Мелкий, запомни на будущее: в жизни кроме белого и черного еще до фига цветов. Одного серого до трехсот оттенков можно насчитать, в зависимости от тренированности. - Тогда что? – возмутился Макар. – Не, правда, ну объясни! Я мелкий, я глупый, мне учиться и учиться надо! Давай объясняй! Илья засмеялся. - Ты у меня вещи спрашиваешь, которые я сам понять не могу, - отозвался он. – Просто бывают люди, которые ни на мгновение не сомневаются в себе и других. Но у них есть какие-то представления о том, как должны выглядеть такие отношения. Не удивлюсь, если у его родителей примерно так роли распределены. Типа мать – сильная, доминантная женщина, отец у нее под каблуком. Соответственно он за ней сумки тягает, на шоппинги ходит, выглядит в глазах других подкаблучником и совершенно не парится, и до тех пор, пока она его всюду за собой таскает, он не сомневается в них. Ему проще так, чем вдаваться во всякие умствования. Кому-то нужны постоянные подтверждения принадлежности. Кому-то что-то другое. В общем, не знаю, - неожиданно закончил Илья, рассеянно глядя на мясо. - И как? - Обязывает, - честно признался Илья. – Типа, у разных людей разные таланты. Его талант – доверять. Он молчал, в унисон ему молчал и Макар. На кухне установилась благоговейная тишина, в которую робко прорывались звуки улицы и многие другие шумы, которыми славны все многоквартирные дома. Илья, пребывавший в созерцательном настроении, изучал, как изменяется фактура мяса, и лениво переворачивал его одной рукой, засунув другую в карман брюк. - А твой? – Макар наконец осмелел настолько, что позволил себе задать вопрос. Илья посмотрел на него дикими глазами, а затем захохотал. - Ты термит! Ты мелкий и наглый саранчонок! Ты прямо так и норовишь под кожу влезть. Ну откуда я знаю? Может, нежелание признавать за ним слабости, может, легкомыслие, может, поддержка. Может, как раз постоянное требование доказательств его принадлежности мне, - Илья усмехнулся и начал снимать мясо с решетки. – Расставляй приборы и доставай соусы. Макар кивнул головой и потянулся за тарелками. - Так ты его действительно совсем не ревнуешь, а просто притворяешься? – спросил он, выныривая из холодильника, прижимая к себе бутылочки. Илья угрюмо посмотрел на него и отвел глаза. – Ревнуешь? – просиял Макар. – Нет, правда? - Заткнулся бы ты! – огрызнулся Илья. – Будто ты у нас такой весь из себя бесстрастный. Неужели у твоего папика никогда глаза не горят, когда он журналы с почти голыми спортсменами листает? - Он не папик! – взвился Макар и со стуком опустил бутылочки на стол. - Ну отец русской демократии, - лениво пожал плечами Илья. Макар сжал кулаки, втянул в себя воздух. - И он не листает журналы с голыми спортсменами! – гневно выпалил он. - А в интернетах по разным сайтам не лазит? – хитро прищурился Илья. – Ты уверен? Нимб вступает в неразрешимый конфликт с грязным содержимым этих сайтов? Макар плюхнулся на стул и гневно уставился на Илью. Тот самодовольно ухмылялся. - Он не такой! – выпалил Макар. – Понятно тебе? Илья благоговейно сложил перед собой руки. - Макарушка, ты дивно оригинален, - выспренне произнес он. – Ты себя-то только что слышал? Сколько пафоса! Сколько напыщенности! Сколько мыльнооперности! «Сам-ты-барбара» обливается горючими слезами от зависти. У Макара заалели уши. - Придурок, - буркнул он, берясь за вилку с ножом. А затем он отложил их. – Только он не лазит! – торжествующе воскликнул Макар. – Зачем это ему? - А что, он снова допустил тебя до своего тела? – деланно невинно поинтересовался Илья. - Нет, - буркнул Макар и опустил голову. У него заалели не только щеки, но и лоб. Он отлично понимал, что не мешало бы обидеться, демонстративно встать и уйти, но стейки были такими аппетитными, а соусы такими экзотичными, что Макар угрюмо посмотрел на Илью исподлобья, надеясь вызвать в нем угрызения совести, и принялся за свою порцию. Илья хмыкнул, криво усмехнулся и покачал головой. Он лукавил. Пустив Стаса в свою жизнь на правах полноправного и постоянного партнера – а на меньшее бы ни он, ни Стас не согласились, он с удивлением и раздражением обнаружил у себя внутри маленький, но очень настойчивый шторм, который терзал его. Оказываться субъектом устойчивой привязанности было приятно и даже лестно. Делить свою территорию с человеком пусть и значительно младше его, но уже со сформировавшимися привычками было куда тяжелее. Некоторые вещи приходилось принимать, некоторые менять; ему повезло, что Стас был не ленивым и вполне послушным, иначе совместное проживание с самого начала потерпело бы катастрофу. Илья лукавил и во многом другом. Он не смущался демонстрировать свое недовольство тем вниманием, которое Стас мог уделять любым другим людям, и почти искренно пытался убедить Макара, что это всего лишь игра, но часто, слишком часто Илья действительно ревновал – была за ним такая примечательная особенность. Сам Илья почти в шутку обозначал свое положение в их союзе как «свадебного генерала», но более чем разумно не сообщал этого Стасу – а что, мальчик он домовитый, с огромным удовольствием занимавшийся их совместным бытом (за исключением кухни – на ней Илья не позволял хозяйничать никому), на подтрунивания Ильи, которые изредка граничили с довольно болезненным сарказмом, почти не реагировал, а даже если огрызался, то вполне милосердно. И Стас искренне, неподдельно и полностью отдал себя им двоим. Илья свернул бы шею любому, кто посмел сказать, что это жертва. Но именно отношение Стаса к их отношениям вызывало у Ильи благоговение, и именно поэтому Илья был готов на многое; на все он не пошел бы ни за какие шиши, еще чего! Но глядя на Макара, с кислой миной уплетавшего стейк, Илья удивлялся его аппетиту, которому не могло помешать ничто, и флегматично признавался, что как раз эти выкладки ему сообщать и не стоит. Макар в силу своего юного возраста наверняка ждет признания в Великой и Чистой Любви, верит в нее или напридумывал себе еще какой хрени в силу юношеского максимализма. А хотя – кто его знает, что есть эта самая Великая и Чистая Любовь. К великому облегчению Илья услышал, как хлопнула входная дверь. Он почти обрадовался: спектакль-пантомима «Встреча двух старых знакомых на территории одного из них после его внезапного апгрейда до почти окольцованного состояния» должен быть интересным. Стас вошел на кухню легким пружинистым шагом, остановился в дверном проеме, настороженно глядя то на Илью, то на Макара. Одно дело подтвердить Самсонову, что они с Ильей почти официально вместе, и совсем другое увидеть этого клеща на кухне, которую Стас иначе как своей не называл, да еще так резво развернувшегося к нему и уставившегося счастливыми глазами. - Стасинька! – возликовал Макар. - А в глаз? – лениво поинтересовался Илья, не преминув подмигнуть Стасу, подобравшемуся и тут же переведшему взгляд на Илью в поисках поддержки. - Простите, господин Станислав Как-вас-там Айхенбах! – обратился к Стасу Макар. Стас посмотрел на Илью, словно ища подсказки. Тот недолго думая провел большим пальцем по горлу. - А в глаз? – поинтересовался Стас, ставя у холодильника пакет и замирая в явной неловкости. Макар тут же повернулся к нему, глядя горящими глазами. Стас помедлил еще немного и постарался на пару секунд забыть, что на кухне посторонние. Он решительно подошел к Илье и нагнулся к нему, твердо намереваясь клюнуть его куда-нибудь в область лица – типа поприветствовать: ему странным образом нравилось это совсем незамысловатое действие, но при посторонних, да еще Макаре совершать его было неловко. Илья же положил руку Стасу на шею, притянул к себе и начал основательно, тщательно и чувственно целовать. Стас растерялся, подумал, что не мешало бы вырваться и прекратить это безобразие, а то неудобно, но инстинкт оказался сильней. Макар тихонько взвыл рядом, забормотал ругательства, стукнул Стаса в плечо и выскочил из кухни. Через несколько минут он осторожно попятился назад, не поворачиваясь к ним лицом, и глухо спросил: - Ну вы там ощупали друг другу гланды? Илья отозвался сытым согласным звуком. Стас покосился на дверь и довольно ухмыльнулся. Макар опасливо засунул в комнату испуганные глаза, за ним – полыхающее лицо. Илья сидел с довольным видом, откинувшись на спинку стула, Стас усаживался рядом с ним. Макар плюхнулся на свое место. - Вы! – обличающе ткнул он пальцем сначала в Илью, затем в Стаса. – Вы первые люди, из-за которых я чуть не потерял аппетит! - Что, ты твердо намерен отказаться от добавки? – хладнокровно поинтересовался Стас, читая названия соусов. - Ани-ни! – возмутился Макар. – Не сметь морить меня голодом! Илья беззвучно смеялся. Стас посмотрел на него, усмехнулся и поднял руку, чтобы стукнуть по плечу. Илья перехватил его руку и легонько сжал. Стас совсем не спешил ее высвобождать. Макар посмотрел на их рукопожатие и пригнул голову, отводя глаза со странным чувством не то зависти, не то тоски. После очередного совещания Глеб выяснил, что оставил дома папку с очередным черновиком очередного пакета документов в незыблемой уверенности, что он если и понадобится, то только послезавтра. Увы, он оказался совсем неправ, и документы нужны были ему сегодня. Тополев решил именно сегодня начать совершать активные телодвижения, ссылаясь на карму, расположение звезд и пертурбации в руководстве там, у тех, которые... А времени ехать домой не было. Глеб подозревал, что он снова задержится допоздна и все равно не справится. Час отдавать на то, чтобы отправиться домой, забрать документы и вернуться он не мог. Посылать Генку тоже не вариант; Глеб ему доверял, но отправить домой не мог – чтобы носатый Генка, да не сунул свой нос во все щели? Да и он сам шуршал как наскипидаренный, Аркадьич его снабдил работой на полтора ближайших тысячелетия. Курьера посылать – но только такого, кому можно доверять, и совершенно нелюбопытного. И снова Глеб поморщился. Он очень не хотел посылать к себе домой совершенно левого человека. Но нужно было решаться. Он вздохнул. Потом надо будет позвонить Генке, сказать, что нужен надежный человек, чтобы молча забрать документы и молча привезти их сюда, не суя в них нос. А пока надо выяснить, не впустую ли он пошлет человека. Макар ответил на звонок после шести гудков. - Привет! – радостно воскликнул он. – Я на кухне был, пока услышал, пока в рюкзаке телефон нашел, пока ответил, думал, ты сбросишь. Хорошо, что ты дождался, пока я ответил. Как дела? Глеб против воли улыбнулся. Ему было так приятно слышать бодрый и беззаботный голос, особенно на фоне напряжения, царившего в офисе в последние месяцы. - Привет, неплохо. Ты дома? - Дома, а что? – Макар насторожился. - Я сейчас пошлю курьера. А тебя попрошу взять папку на столе и передать её ему. Хорошо? - А ты сам чего не можешь ее забрать? – голос Макара прозвучал крайне недовольно, и почему-то Глебу стало приятно – Макар ревностно радел о неприкосновенности жилища, может даже больше, чем сам Глеб. - Как раз и перекусишь. Ты же опять на работе до самой полуночи будешь отираться, да? - Увы, я не могу позволить себе такой роскоши, как беззаботная прогулка домой, ужин и прогулка обратно в офис. Так что давай мы найдем папку, ты упакуешь ее в конверт, и я пойду вызванивать надежного курьера, договорились? - А зачем курьер? – неожиданно спросил Макар, обнаруживший папку и взявшийся засовывать ее в конверт. – Давай я сам её привезу. Ты ее в два раза быстрее получишь в свои цепкие лапищи. - Это не так, чтобы к спеху, - отрешенно начал Глеб. - А зачем лишний раз народ гонять? – резонно возразил Макар. – Тем более я в уличной одежде, готов к труду и обороне. Мне собраться – ноги в кеды всунуть. Глеб замолчал. - Хорошо. – Наконец сказал он. – Адрес ты знаешь? Можешь взять такси, я все оплачу. Макар выразительно фыркнул. - У меня проездной! – высокомерно отозвался он. – Ладно, я побежал собираться. Скоро буду. - Подожди, торопыгин! – усмехнулся Глеб. – Я не уверен, что сам смогу тебя встретить, поэтому запоминай, как ко мне пройти. Макар решительно подошел к охраннику, стоявшему в холле здания. Он представился, упорно отгоняя от себя благоговейные мысли, внезапно зароившиеся в голове от великолепия вообще и высоты потолка в частности, радостно отметил, как много тут обитает неуместного хрома, и успокоился, даже расслабился. Состроив благочестивое лицо, он поблагодарил охранника, указавшего на лифты, и величественно, насколько это было возможно в кедах, пошел к ним, крепко прижимая рюкзак с ценным содержимым. Да, до Стасинькиной царственной походки ему еще расти и расти. Дюжина сантиметров, килограммов этак... дюжина, и куча мала всяких секций и кружков разной степени элитности, после которых невозможно не ходить царственно, здорово бы подсобили. А пока приходилось ограничиваться снижением скорости и гордо задранным подбородком. Лифт приехал. Макар впихнул себя в него, усердно сдерживаясь, чтобы не оглянуться на охранника и не показать ему язык. А еще чтобы не попробовать ногтями и возможно даже зубами отделку кабины. Он быстро ткнул пальцем в кнопку нужного этажа, прищурился, вытянул шею и начал оглядываться. Ему повезло, до этажа он доехал без попутчиков. И только мысль о возможной камере наблюдения, которая скорее всего присутствовала в таком-то заведении, удержала Макара от несравненно более радикального проявления любопытства. Когда кабина остановилась и двери разъехались, Макар собрался с духом и вышел из нее, подозрительно стреляя глазами. Но в холле было тихо, умиротворяюще мурлыкала ненавязчивая музыка и ослепительно улыбалась роскошная барышня, на лице которой Макар отметил очевидные признаки интеллекта, что почему-то вызвало у него глухое раздражение. - Здравствуйте, я к Глебу С-сергеевичу, - Макар попытался сделать вид, что просто счастлив лицезреть ее, и не думать, что мышцы на лице ну совершенно отказываются работать симметрично. - Здравствуйте, - приветливо отозвалась она, подходя. – Он предупредил. Проводить вас? Макар сделал шаг назад, еще крепче вцепился в рюкзак и подозрительно посмотрел на нее. Но она вроде была искренней, а еще ей было много лет. Макар попытался как-нибудь пооскорбительней обозначить ее возраст и решил, что дамочке как минимум тридцать. Почему-то это его успокоило. Макар дернул плечами и моргнул; к его облегчению, мышцы на лице расслабились и гримаса на лице стала все больше походить на улыбку. - Да сам доберусь. У меня топографического кретинизма не наблюдается, - выпалил он. - Везет, - дружелюбно отозвалась дама. – Вон в том направлении идете почти до конца коридора и смотрите на правую сторону. Табличка на двери у Глеба Сергеевича совсем неприметная, но ее не пропустить. Макар подозрительно осмотрел ее, подозревая, что она насмехается, но ничего такого предусмотрительного в поведении дамы выискать не смог, буркнул «спасибо» и скорым шагом направился к кабинету Глеба. Буквально через пару шагов он сбавил скорость и начал оглядываться, потому что одно дело вылизанные и вычесанные фотографии для всяких журналов и совсем другое – реальный антураж. Только люди в коридорах спасли стены от чьего-то любопытного носа и не менее любопытных пальцев. Макар подошел к двери, на которой действительно была совсем неказистая табличка со скромной надписью некрупным шрифтом «Г.С. Кедрин, начальник юридической службы», поизучал ее, постучал в нее, помялся и осторожно открыл. А тут барышня была помоложе – это даже Макар со своей близорукостью мог определить. - Здравствуйте, - вежливо сказала она, приветливо улыбаясь. У Макара заныли зубы. Вот ведьма! Притворяется ведь. - Постараюсь, - буркнул он, оглядываясь. – Добрый вечер. А хорошо тут у вас, тихо, высоко. Птички летают, - Макар посмотрел в окно, но птиц не наблюдалось, да и небо было красноречиво темным. – А я к господину Кедрину по личному делу. - Вы Макар Самсонов? - улыбка барышни самую малость померкла после энергичного кивка и высокомерно задранного носа. – Глеб Сергеевич сказал, что вы должны принести необходимые ему сейчас бумаги. Он задерживается у господина Тополева. Макар со все большей неприязнью отметил, как она легко сказала «Глеб Сергеевич» и как торжественно «господин Тополев». Личная ассистентка господина Кедрина была вполне себе среднестатистической женщиной, не высокой, не низкой, не худой, не толстой, очень даже привлекательной и наверняка неглупой, иначе не работала бы она тут. Но на взгляд Макара это была недоощипанная курица, которая наверняка лелеяла свои хищные планы, сидя в гордом одиночестве вблизи от личного счастья. Не выйдет, - решил Макар. - М-да? – ехидно приподнял он брови. - Вы можете оставить бумаги и талоны на проезд у меня, - вежливо предложила барышня. - Я вообще-то должен ему лично отдать, - Макар с особым наслаждением выделил слово «лично». – А дисциплина обязывает в точности исполнять инструкции, правда? И еще у меня и личное дело, - и Макар произнес медленнее и со значительно большим тщанием: к господину Кедрину. – Так что можно я подожду его? - Разумеется. – Барышня хорошо держала лицо. Но любопытство не оставляло ее все те три минуты, которые прошли, прежде чем вошел сам Глеб. Она предложила Макару кофе, и тот вздернул нос, заявив, что спасибо, не хочет. На предложение выпить чая Макар хмыкнул и сказал, что он не успеет толком завариться. – Разумеется, - снова сказала барышня, исподтишка рассматривая его. Макар упрямо пялился на потолок, стены, окно и светильники. - А диффенбахию надо бы ближе к солнцу поставить, а то она совсем захирела, я смотрю. – Не выдержал он. - Прямо сейчас? – не сдержалась барышня. - Я же вроде сказал: ближе к солнцу. А оно сейчас не наблюдается. Или я чего-то не замечаю? - Макар прищурился и склонил голову. От ответа барышню удержал только Глеб, вошедший в приемную. - Макар? Уже приехал? – отрешенно спросил Глеб. - Как видишь, - буркнул Макар. Глеб подошел ко двери, затем остановился и сделал пару шагов к нему, протягивая руку. Макар прижал рюкзак и исподлобья посмотрел на него. Глеб хмыкнул и открыл дверь. - Алина, можете заканчивать рабочий день, - Глеб перевел глаза на барышню, с огромным интересом смотревшую на них. Макар с трудом удерживал в узде желание ввинтиться между ней и Глебом и как следует объяснить нахалке, что ей совсем ничего не светит, и нечего глазенками сверкать. И только остатки благоразумия удерживали его от гневной тирады. – До свидания, - ровно сказал Глеб, улыбнулся ей и остановился у двери. – Ну заходи, - обратился он к Макару. - До свидания, - Макар постарался, чтобы его прощание прозвучало как можно более двусмысленно и ни в коем случае не вежливо, а то развелись тут... всякие. Алина попрощалась, куда более вежливо. Глеб закрыл дверь. - Давай документы, о великий и надежный, - сказал он Макару, идя к столу. - Сначала ужин, - сурово сказал Макар. – А потом и все остальное. На двадцать минут перекуса у тебя время есть, или ты совсем деловой? Глеб печально склонил голову. - Честно? – печально поинтересовался он. – Совсем нет. Посему предлагаю компромисс. Ты выдаешь мне пакет, а сам идешь вон к той двери и орудуешь посудой в соответствии со своими представлениями о перекусе. Хорошо? Макар радостно кивнул головой. Глеб погрузился в бумаги, буркнул «спасибо», когда рядом с его локтем появилась тарелка с бутербродами и чашка кофе. Макар бесцеремонно обошел его, навис над плечом Глеба, почитал верхние строки, резво убрал голову, когда Глеб от него отмахнулся, и выглянул из окна. - Ого тут высоко! – восхищенно сказал он, рассматривая улицу внизу. - Глеб, документы уже у тебя? – Тополев вошел без стука, резко распахнув дверь. – О, да ты не один? Макар присел от испуга, глядя на него круглыми глазами. Тополева он узнал, как не узнать, и что делать дальше, не представлял. Глеб вскинул на Тополева глаза, застыл на секунду и встал, собираясь с мыслями. Макар очень удачно оказался у него за спиной, откуда и выглянул, опасливо посверкивая глазами. - Да. Знакомьтесь. Макар Самсонов. Мой личный домомучитель. Макар, познакомься, Виталий Аркадьевич, мой начальник, - прохладным голосом, чуть растягивая слова, чтобы скрыть волнение, произнес он. - Хм, - Тополев с интересом посмотрел на стол и опустился в кресло. – Он мучит тебя домашними бутербродами? - Он мучит меня необходимостью их уничтожить, - сухо отозвался Глеб. - Меня бы кто так помучил, - печально вздохнул Тополев. Макар осмелел и вышел из-за спины Глеба. - Там еще есть, - обнадеженный, выпалил он, преданно глядя на Тополева. - Я много сделал, чтобы если что, то было что перекусить. Хотите? Тополев кивнул. - И кофе, - благодарно сказал он. - И кофе! – радостно воскликнул Макар и унесся на кухню. Тополев хищно поглощал бутерброд. Макар помялся. - Я пойду? – робко спросил он у Глеба. Тот согласно кивнул и растянул губы в вежливой улыбке. - Спасибо, - тихо сказал он. - Спасибо, Макар, - дружелюбно произнес Тополев. На щеки Макара наполз румянец самодовольства. - Пожалуйста, - смущенно отозвался Макар, попереминался немного, подхватил рюкзак, буркнул скомканное: «До свидания» - и выскочил за дверь. - Забавный парнишка, - весело сказал Тополев, посмотрев ему вслед. – Веселый. - Обхохочешься, - пробормотал Глеб, допивая кофе. Тополев сделал глоток и отставил чашку. - Вот что меня в тебе удивляет, Глеб, - задумчиво начал Тополев. Глеб застыл и даже задержал дыхание. Почему-то именно перед Тополевым ему было жутче всего показывать свои связи с кем бы то ни было. И теперь он ждал приговора. – Ты умудряешься быть на редкость постоянным. Диво дивное, как тебе везет с теми, кому ты эту верность хранишь. Твой первый постоянный друг ведь первым и был, да? Тот, из-за которого тебя ко мне сослали. Что с ним стало, кстати? Женился, заимел ребенка, развелся и время от времени воздыхает о былом и об упущенном? - Предполагаете или знаете? – ядовито поинтересовался Глеб. - Вот еще, узнавать о слабовольном слизне, - поморщился Тополев. – Так я прав? - Не знаю. Честно, я тоже не пытался. – Глеб выдавил усмешку. - Это хорошо. Ты с родственниками общаешься? – Тополев пристально смотрел на него. Глеб кивнул. Тополев хмыкнул. Помолчал. – А они с тобой? Глеб помолчал. - С братом созваниваемся. Племянникам и снохе шлю подарки. С матерью как-то кофе пили. В кафе, - сухо добавил он. Тополев кивнул и встал. Подойдя к окну, он сцепил за спиной руки и начал разглядывать темное небо. - Ты поэтому так хорош на этом месте, Кедрин. Ты совершенно не умеешь быть злопамятным, хоть память у тебя и отменная. Ты и достоинства отмечаешь, и недостатки, и не пытаешься ничего изменить, но из того, что есть, делаешь конфетку. И я никак понять не могу. То ли ты хамелеон, что тебе с любыми людьми может быть хорошо. То ли в чем дело? А, Глеб? Тополев посмотрел на него через плечо. Глеб смотрел на него подозрительно и даже немного подался назад. - Да не бойся. – Тополев снова отвернулся к окну. – Я-то сам умудрился два брака похерить, хотя жены у меня были не самые плохие. И с моей нынешней подругой тоже долго не протяну. Меня привлекают амбициозные дамы, хотя как раз с ними я и не уживаюсь. И разрывы с ними превращаются в кровь-кишки-прочие неприятности. Мне просто интересно, как ты так строишь отношения, что с тобой хотят их поддерживать. Так в чем секрет? Глеб замер, пытаясь посмотреть назад, докуда хватало памяти. Пауза затянулась, но ни он не пытался ее нарушить, ни Тополев, который, очевидно, и ответа не жаждал получить. - И я не знаю. Макар ведь совсем не похож на тебя. Да? И ты не стал на него похож. Значит, теория о хамелеонстве отпадает. Глеб наконец пожал плечами. Тополев усмехнулся. - А бутерброды были хороши, - наконец сказал он. – Так, что ты там себе напридумывал? Глеб с облегчением, которого и не пытался скрыть, отставил тарелку и потянулся за бумагами. Тополев шел по коридору к себе и кисло улыбался. Ему самому не нравилось странное желание думать о простых человеческих бедах-радостях. А все равно хотелось. Облегчение, с которым Глеб спрятался за бумагами, от него не скрылось; а с ним было хорошо и поговорить на общие темы, и помолчать. С другой стороны, Глеб был более чем жив и даже бодр, что не могло не радовать. Глеб смотрел на дверь, не видя ее. Сказать Тополеву – не поверит: он не строил ничего. Ему повезло быть достаточно инертным и непритязательным, чтобы быть благодарным за малые радости, но и большие не отметать, видеть недостатки других людей, но не позволять им заслонять достоинства. Глебу каждый раз приходилось заново учиться общению на интимном уровне с теми людьми, которые решали поближе к нему подобраться, что, наверное, и было тем ключом к успеху, который рассмотрел Тополев, хотя Глеб себя успешным не считал. Ну да, достиг чего-то, но столько раз терпел неудачи. Глеб перевел глаза на стол. Время уже было позднее. Он поднялся. Я учился жить. Учился жить один, учился жить с другими. Я учился жить под пристальными взглядами, учился жить, когда они поддерживали меня и когда они меня освежевывали. Я учился жить со своими недостатками. Я учился жить с достоинствами других. Учился жить, доверяя похвалам. Я учился жить, не обращая внимания на них. Я учился жить, доверяя критике и не обращая внимания на нее. Я учился жить, доверяя себе. Я учился жить, доверяя другим, принимая и косые взгляды, и кривые усмешки, и вытянутые лица не как личное оскорбление, а как сиюминутную эмоцию. Я учился жить, не обольщаясь насчет велеречий, комплиментов и приятностей. Я учился радоваться простым словам и сам говорить их. Я учился жить с теми, с кем меня сводила судьба. Я учился жить.