Такой разный Детройт

      Маркус заставляет себя не отводить взгляд. Смотреть — в глаза. Точнее, в один целый глаз и один вдавленный, почерневший, со снятой плёнкой, имитирующей белок и радужку.       Андроид напротив него угрюмо молчит, почти не шевелясь, даже не вентилируя. Маркус чувствует на себе тяжёлый, настороженный взгляд.       — Что с вентиляцией? — спрашивает он, стараясь держать магнитный ключ в форме отвёртки так, чтобы это не казалось угрозой.       Андроид молчит. Он из одной из серии ассистентов, даже не домашних роботов, и их часто можно встретить в торговых центрах и разных учреждениях. У них простая внешность соседского парня: кучерявые тёмные волосы, большие губы, светлые глаза. Но Марку, видевшему в своей мастерской сотни и сотни поломанных внешне и внутренне андроидов, понятно: этот парень стал девиантом совсем не на ассистентской работе.       — Голосовой модуль? — хмурится Маркус.       Андроид наконец опускает взгляд целого глаза.       — В порядке, — отзывается он мрачно. Он сжимает зубы — Марк видит, как напрягается челюсть. — Мне сказали, ты можешь помочь.       Марк сосредоточенно кивает. Да, именно, он может помочь. Ради этого он разругался со своим отцом в пух и прах, ради этого поменял документы и фамилию, получил технические знания и опыт в роботоинженерии. Потому что видел: эта помощь нужна так сильно, что больше просто некому. Только ему, сыну зазнавшегося художника, со своей группкой единомышленников.       — Могу. Но для того, чтобы я мог помочь, тебе надо принять мою помощь, — мягко, но убедительно говорит он, глядя андроиду в целый глаз. — Пожалуйста.       Андроид вдруг прерывисто, с лёгкими хрипами, вентилирует.       — Пожалуйста, — просит он. — Пожалуйста, снимите с меня… эту дрянь.       Он указывает взглядом вниз, и Марк отлично понимает, о чём он. Генитальные биокомпоненты — почти каждый третий на этом кресле просит его их снять. Слишком уж многие из них бегут из подпольных, полулегальных секс-клубов, которых в Детройте не счесть. Бизнес воспользовался принципиальностью мисс Камски, отказавшейся создавать линейки секс-андроидов, и вывернул всё наоборот: любая модель с любыми изменениями внешности — всё ради клиентов.       — Чтобы ничего не было, — прерывисто продолжает парень, — совсем ничего! Чтобы больше никто…       — Сейчас всё снимем, — Маркус кивает, сосредоточенно хмурясь, осторожно кладя руку андроиду на плечо. — Никто больше ничего не сделает.       Парень стискивает пальцы на подлокотнике, его губы подрагивают, в глазах стоят слёзы.       — Там, — он хрипло выдыхает, — там заклинило. Там до сих пор что-то… есть, — его передёргивает, начинает трясти, но он быстро стягивает, почти рвёт на себе одежду. — Выкинь. Выкинь из меня всё, что задело. Лучше ничего, чем… такое.       — Саймон, — техник оборачивается, ища глазами своего лучшего программиста, — мне нужна будет твоя помощь. Сейчас и потом.       ...Маркусу с трудом удаётся успокоить его, уговорить на часовое отключение. А затем наклоняется над пахом андроида, освобождённым от одежды.       Это просто ужасно.       На андроиде, модели с узкими мужскими бёдрами, модели, вообще не предназначенной для этого даже теоретически, втиснуто сразу два комплекта гениталий и анальное отверстие. Его член надорван у основания, поясница и живот повреждены, ходы анального отверстия и вагины переклинились друг другом, анальное разорвано в четырёх местах, между ягодицами живого места нет. Половина внутренних биокомпонентов сдвинута вглубь корпуса ради удовлетворения людской похоти, частично повреждена механическим воздействием. И да, тут всё склеено биологическими жидкостями: спермой, мочой, даже кровью. Похоже, нелюди, сотворившие это, хоть немного получили по заслугам...       Саймон, готовый помочь, не выдерживает, отворачивается, пока Маркус сосредоточенно отключает, переподсоединяет, вынимает, вычищает, заменяет. Мусорное ведро заполняется доверху смесью техно— и биоотходами, и Саймон старается не смотреть в жуткое развороченное нутро. У него самого слёзы на глазах, ему больно за того, кто хотя бы сейчас уже не чувствует боль. Он кусает губы, придерживая корпус или подавая инструмент, и очень хочет, чтобы это побыстрее закончилось. Чтобы этот несчастный, наконец, смог начать новую жизнь, стать самим собой.       А вот Маркус… Маркус в ярости. У него холодная голова, и он действует чётко, быстро: надо ведь сдержать слово и управиться за час. Но он чувствует ненависть — ко всем этим подонкам, ко всем ублюдкам, думающим, что всё можно, всё позволено, это же машины.       Заканчивая, он закрывает паховую и межягодичную области — чистыми, ровными пластинами.       — Я закончил, — говорит Маркус, и Саймон чувствует, как от того прямо исходит волна силы, так что тронь — получишь разряд. Саймон не боится дотрагиваться, кладя Марку руку на плечо, сжимая его. — Теперь твоя очередь. Надо перенастроить все нижние биокомпоненты и сделать общую отладку.       Саймон кивает. — И выкинуть всякую вирусную дрянь. Я знаю.       Он подходит к изголовью кресла, подключаясь к андроиду через терминал. И оборачивается, прежде чем начать.       — Я сделал посты и рассылки. Через два дня все соцсети будут на ушах.       Маркус холодно улыбается. Прекрасно. Как раз к их субботнему выступлению. Возможно, они смогут даже набрать больше тысячи человек на этот раз.       Новую расу признают. Рано или поздно, но обязательно признают. Людям придётся взглянуть в лицо своему творению на равных.       Он этого добьётся.