Такой разный Детройт

      “На этом стоит всё закончить. Закрыть вопрос навсегда”.       Коннор подбирал слово за словом в этих двух коротких фразах два дня. Писал, переписывал, едва не нажимал “отправить” — и снова стирал. Мучительно обдумывал каждое, мучительно менял местами, переформулировывал, опять стирал. С тяжёлым, гадким комком в горле вкладывал в них своё решение, которое принял сразу после отказа брата. Выдавливал из себя страх, что брат откажется заканчивать, и снова писал.       Потому что слова нужны были такие, чтобы задеть гордость. Чтобы брат даже не пытался вернуться, дёрнуться обратно. Чтобы порвать раз и навсегда, отрезать начисто и насовсем.       Коннор отстранённо удивился, насколько это оказалось просто. Ответ пришёл всего лишь через десять минут.       “Как скажешь, братец”.       Коннору было пусто и горько — от всего сразу, но всё же чуть легче, когда стало ясно: не потребуется бороться, уговаривать, слушать обвинения, угрозы, не потребуется многого объяснять. Это значило, что его решение было абсолютно, точно правильным.       ...Но это так же значило, насколько сильно, ужасно он ошибся. В себе, в брате, в том, что было между ними последние два месяца, в том, что хоть когда-нибудь могло быть между ними.       Неважно, было ли им по восемнадцать или по двадцать восемь. Неважно, сколько времени прошло и пройдёт. Неважно, что у него, Коннора, в отличие от брата, никого не было с самой академии, когда он с головой ушёл в работу раз и навсегда. Да и вряд ли уже кто-то будет.       ...Как же было глупо с его стороны хоть во что-то поверить.       Коннор закурил, сидя на ступеньках Департамента. Ранним утром в понедельник можно было встретить только хмурые и немного удивлённые лица людей и пустые лица андроидов, но даже с ними было немного легче, чем дома одному.       Детектив задумчиво щёлкнул зажигалкой несколько раз. От третьей сигареты подряд в голове слегка кружилось, и надо было б выпить какой-нибудь кофе, наверное.       Домой возвращаться не хотелось. Даже не потому, что там было пусто — ох, да там всегда было пусто, кроме редких приездов брата, а теперь и подавно. Не хотелось возвращаться к старому, к старым мыслям, к каким-то воспоминаниям, стремлениям, которые бродили в его ещё юной с академии голове. Лучше бы было всё обнулить, хотя бы на время. А лучше — насовсем.       Наверное, стоило и вовсе продать свою маленькую квартиру. Но сейчас он просто снял номер в ближайшей к работе дешёвой гостинице, перетащив туда ноутбук и немного вещей, да захватив с собой маленький аквариум.       Впрочем, даже туда он собирался разве что возвращаться ночевать.       Детектив глянул на часы, поднимаясь со ступеней и туша сигарету. До рабочего дня было около получаса, теперь можно было б и пройти на место. Капитан не должна была ругаться за небольшие переработки: ей досталось полгода назад от профсоюза за то, что он проводил на рабочем месте времени чуть ли не вровень с андроидами, и Коннор теперь искренне старался попадать в стандартные девять рабочих часов, по крайней мере, по записям с ресепшна.       Коннор прошёл на третий этаж здания, в крыло убойного отдела, попутно поздоровавшись со всеми. Заварив кофе, он сел перед своим монитором, медленно цедя его порция за порцией.       На мониторе мелькали фотографии, отчёты о вскрытии, отчёты коронёров, детали и места… Он хотел уже было погрузиться во всё это, уйти с головой в анализ, забыть хотя бы на несколько часов удушающе тревожное, пустое чувство внутри, которое царило в нём уже, казалось, половину его жизни.       Он уже больше недели не вспоминал о брате, старательно не давая себе думать о том, что мог повлиять на их сломанные судьбы, мог быть причиной и следствием.       Он мыслил их отношения продолжением семейной близости, он рискнул пойти на них, чтобы сохранить то, что их связывало, как близнецов, как братьев, как — родных, в чём его так долго и упорно пытался разубедить близнец. Он и любил-то Кеннета как брата, но вот только у него почему-то не оказалось границы, которую нельзя было переходить. Зато она оказалась у Кеннета — и тот не хотел, боялся её пересечь.       Коннор сглотнул, едва не подавившись кофе. Ему было больно от осознания своей вины перед братом. Ему было больно об этом думать, больно везде: в голове и в сердце, в сухих глазах, которые снова начало жечь. Ему было больно дышать и, наверное, больно жить.       ...Возможно, ему бы стоило вовсе попасть под шальную пулю или бандитский нож. Возможно, это сделало бы его жизнь правильнее, легче. Возможно, это было бы просто лучше.       В последнюю неделю он уже два раза подхватывался на вызовы, где требовалось задержание, он бросался за вспугнутыми преступниками, бегал по подворотням и крышам. Но увы, отделывался только парой синяков.       Он с трудом выполнил приказ капитана Штерн не выходить на работу в воскресенье, и сейчас анализировал информацию максимально быстро, как только позволял ему человеческий мозг.       — Андерсон! — ворчливый голос капитана грохнул на весь участок, и Коннор вздрогнул, надеясь, что Аманда не заметила его раннего прихода. — Зайди.       Детектив поднялся в стеклянный, закрытый сейчас матовым, кабинет и нахмурился, первым делом наткнувшись взглядом на высокого светловолосого андроида в костюме. Что-то ему подсказало, что это не к добру, и интуиция его не подвела.       — Эта последняя разработка Киберлайф, и его будут обкатывать на нашем участке, — сухо сообщила ему Штерн. — Обладает множеством функций, предназначен для анализа, расследований и допросов, способен на самостоятельные решения.       Коннор с недоверием, несколько вопросительно покосился на начальницу.       — Он произвёл анализ среди полицейских с наивысшими показателями, — Аманда холодно усмехнулась, — и подал запрос на становление твоим напарником на всё время обкатки, Андерсон. Не обсуждается с твоей стороны.       Коннор только вздохнул, оглядел ещё раз передовую разработку: в Киберлайф явно старались придать ей вид внушительный и даже грозный. И поманил андроида за собой.       Что ж. Может быть, так будет даже проще, если они будут работать вдвоём?.. Может быть, он наконец-то где-нибудь свернёт себе шею за проигранную жизнь и избавит брата от забот. В конце концов, Кеннет погорюет и пойдёт свободно жить дальше, не обременённый больше переживаниями за его жизнь и здоровье и своей неуникальностью рядом с близнецом — зато обременённый его квартирой по наследству, и даже продавать-то ничего не придётся.       Ну, а больше никто и горевать особо не будет… Не рыбки же, в самом деле.       — Как тебя зовут? — без интереса спросил детектив, направляясь к столу и собирая материалы.       — Нет имени. Установите на Ваш вкус, детектив Андерсон, — отозвался андроид низковатым, с лёгкой хрипотцой, голосом.       Коннор глянул на него и потёр лицо.       — Да ты издеваешься, — вздохнул он, а потом оторвал ладонь от глаз. — Ладно. Будешь Генрихом. Такое же вычурное, как твоя внешность, — он бросил взгляд на волнистые русые волосы и пронзительные голубые глаза, которые чем-то напомнили ему образ рыцаря из старых-добрых европейских сказок.       Андроид, пристально наблюдающий за ним, медленно и степенно кивнул.       — Принято, детектив.       Коннор глянул на него: эта хрипотца — боже, зачем вообще андроиду такой немелодичный голос?.. — как-то непонятно отдала ему в грудь.       Детектив поморщился, отмахнувшись от неё последним глотком остывшего кофе.       — Ну что, Генри, проверим одно место, — он кивнул на пересечение трёх улиц, которые успел выделить, прежде чем пойти к начальству.       На лице Коннора сама собой вылезла кривая, не по-человечески неживая улыбка. Самый центр самого старого гетто, в соседстве с заброшенным зданием. О да, это было прекрасное место, чтобы найти там преступников — и покончить со своими жуткими мыслями.       По крайней мере, Коннор слепо надеялся на это как на какую-то чёртову удачу.       Он, простой детектив, ещё не знал, что удача подведёт его сегодня, и послезавтра, и в пятницу, и на следующих неделях ещё очень, очень много раз. Так, словно это будет какая-то не менее чёртова судьба, стальной рукой удерживающая его раз за разом в этом чёртовом мире.       Вот только вряд ли кому-то ещё самолично удавалось дать своей судьбе имя.