Переживания

« — Не грусти, — сказала Алисa. — Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно». Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес».

      За девятнадцать лет Сьюзен вполне себе перестала плакать об убитых честолюбивыми принцами в сказках драконах и ждать эльфа на Рождественскую ночь, но вот привычка рассматривать облака у неё всё-таки осталась.       Сьюзен встанет в семь, позавтракает, накрасится, наденет милое платье и пойдёт в университет, разбивая сердца молодых парней. Сьюзен все равно, что кто-то кого-то не полюбит из-за неё, что кто-то всю жизнь будет ее вспоминать, Сьюзен просто живет-существует-обитает.       В три прийти домой.       В четыре приготовить поесть.       В пять встретить братьев и сестру.       В шесть промыть посуду.       В семь проверить у всех домашнюю и проследить, чтобы Питер правильно собрался к завтрашнему дню.       В восемь почистить на завтра одежду и обувь.       В полдевятого приходят родители.       Сьюзен перестала плакать — ей некогда, ей незачем, Сьюзен прячет своё сердце под полумиллиметровым слоем косметики, защищающем его не хуже рвов и крепостных стен. Сьюзен учится, работает, занимается по дому и следит за остальными по мере сил, чтобы были накормлены, одеты, причесаны, но Эдмунд презрительно кривит рот и зовёт ее «мамочка», и это режет сердце.       Сьюзен за девятнадцать лет отвыкла плакать, но когда Лу со счастливой улыбкой и сверкающим взором рассказывает о Дочери Звезды, Лордах и Каспиане, Сьюзен незаметно уходит к себе.       И сжимает побелевшими пальцами подушку, силясь удержать в себе рвущиеся наружу рыдания.       Сьюзен выросла. Путь в сказку Сьюзен закрыт.       Сьюзен осушает слёзы, натягивает на лицо улыбку и стирает размазавшийся карандаш с век.       Сьюзен не плачет. Сьюзен уже не плачет — она уверяет других, что все в порядке и сама начинает верить в это.       Сьюзен не плачет, когда им сообщают о смерти родителей, и молча и мертво стоит рядом с братом в церкви, а на следующий день, стряхивая с себя пепел могил, впервые красится алой блестящей помадой и надевает юбку выше колена.       Братья неодобрительно косятся на неё, Люси качает головой, а Сьюзен находит утешение в объятиях и поцелуях каждый раз новых мужчин, с головой бросаясь в наслаждение и давя в себе себя.       Сьюзен не плачет и тогда, когда на дом профессора Кёрка, который он-таки выкупил, падает смертоносная капля бомбы, а расстегивает на следующий день верхнюю пуговку горла блузки. Питер орет на неё, срывая голос, орет, что не она одна потеряла близких людей, а Сьюзен молча чертит пальцем по обнажённой коленке. И только в глазах Люси неодобрение мешается с пониманием.       Когда ей приходит короткая телеграмма, Сьюзен не даёт воли чувствам, но на похороны не является, и перестаёт не то что укорачивать одежду — вообще выходить из дома.       Сьюзен не плачет, Сьюзен взрослая, Сьюзен собирает остатки воли в кулак и опять напяливает улыбку, а сердце протыкают ребра, когда она видит в облаках очертания львиной морды, и все доходит до того, что девушка вообще перестаёт рассматривать небо.       А лев с неба глядит так же укоризненно, как и семья с фотографий на надгробях.       А Сьюзен не плачет с того-самого-дня, со дня, когда Люси вернулась из Нарнии.       Сьюзен не плачет, но когда она, растрепанная, в грязном платье, с длинной рваной раной на шее и засосами оказывается на лугу, когда восстанавливается ее тело и успокаивается душа, когда она слышит оклик и, обернувшись, видит Питера — она бежит к Нему, дальше вверх и дальше вглубь, и, зарываясь пальцами и лицом в золотую гриву, рыдает до боли в горле.