Последний год

Никогда не смотри мне в глаза, Никогда не сверли меня взглядом. Никогда не смотри мне в глаза, Никогда, никогда не сверли меня взглядом. Лучи осеннего солнца, просвечивая сквозь старые, дырявые шторы, покрытые сантиметровым слоем пыли, падают на кровать и того, кто на ней лежит. Такие привычные серые стены, неровный потолок, треснутое стекло в деревянной оконной раме, ковер на стене и вонючий матрас давили на психику уже больше суток. Парень так и не смог уснуть этой ночью из-за целого роя мыслей в голове. Привычная судорога, ощущение такое, будто мышцу просто рвут на части, хочется орать от боли, но вместо этого белобрысый лишь кусает запястье. Вгрызается в него так сильно, что потом останутся синяки. Сколько он уже не ел? Трое суток? Больше? Неважно, Коля к такому привык, просто недостаток витаминов, сейчас главное — суметь встать. Может, в школе что-нибудь съестное перепадет. Когда боль отступает, Ивушкин с трудом поднимается на ноги, шипит от неприятных ощущений и, пошатываясь, бредет в ванную комнату: надо привести себя в порядок. Из зеркала на него смотрит юноша с безжизненным взглядом, острыми скулами и бледной кожей. Сделав над собой очередное усилие, Коля натягивает на лицо что-то наподобие улыбки, но с ней он выглядит еще более измученным, похожим на человека перед расстрелом. — Ха. Да ты красавчик, Ивушкин, убрать бы синяки под глазами… — Говорит белобрысый своему отражению. И это утро даже можно назвать добрым, если откинуть отсутствие парадной одежды, боль во всем теле и желудок, который буквально сводит от голода. Но что поделать, когда в холодильнике и кошельке пусто? Надеть более-менее приличную рубашку и любимые рваные джинсы, подаренные заботливой тетей, и выползти выйти из дома. Благо, дорога до школы занимает минут пять, и времени на негативные мысли, которые съедают изнутри, не остается. Подойдя к школе, Коля протискивается между людьми, находит свой класс, рядом с которым почему-то нет полюбившейся классной руководительницы. «Странно» — успевает подумать парень, перед тем как видит приближающегося к ним высокого мужчину. — Василенок, это что еще за хрен? — интересуется белобрысый у рядом стоящего Степана. — Так, а ты шо, не знал? Это ж новый классный, на собрании объявляли. — А Ленка куда делась? — Муж у нее теперь есть, накой ей эта работа сдалась? — Блять… — со вздохом произносит Ивушкин. Елена Владимировна была как мать: всем пыталась помочь, никогда не повышала на учеников голос, всегда шла навстречу в плане учебы, а потому быстро завоевала доверие не только своего класса, но и других. — Савельич, ты, кстати, как? — Ой, да шо со мной сделается? Не я ведь голодный как волк хожу. Ты лучше расскажи, как сам. — Жить можно, и ладно. — отмахнулся Ивушкин. Уж очень он не любил, когда о нем заботятся посторонние люди. И неважно: друг это, учитель или прохожие, заметившие, что парню стало плохо, и он еле на ногах стоит, что, кстати, довольно часто бывало. Коля вообще предпочитал молчать о том, что он из неблагополучной семьи, но некоторым одноклассникам все же удавалось об этом узнать. Тогда одни начинали жалеть его, как брошенного котенка, а другие — издеваться, но второе было даже лучше. Тем временем мужчина уже был за спинами ребят, что не давало Ивушкину нормально рассмотреть его. Коля не был в состоянии объяснить то, что уже чувствовал неприязнь к новому учителю. А он ведь даже слова ему не сказал. Два часа линейки проходят медленно и мучительно: солнце никого не щадит, речь директора настолько скучна, что можно заснуть стоя, школа все еще выглядит как давно заброшенное здание, разве что стекла не выбиты. Стабильность. За это время парень успевает пару раз чуть не упасть в обморок, раз десять обернуться и мельком взглянуть на учителя, пересчитать всех первоклашек и подумать о том, сколько денег ежегодно тратится на это «торжество». В общем, развлекался, как мог. После окончания линейки вся эта орава, что стояла возле школы, отправилась в здание, где тело Коли видимо решило отключиться, и он полетел спиной вниз, но был схвачен странным мужиком, как мысленно его окрестил, и слегка прижат к его телу. — Аккуратнее. — Ага… — с долей презрения ответил парень. У нового учителя не только внешность как у героя фильма про войну, но еще и немецкий акцент присутствует. «Пиздец! Кого нам вместо Елены подсунули?! Что это за немчура?!» — Коля был возмущен, перспектива провести целый год под крылом этого человека не устраивала Ивушкина. Из рассказов деда он вынес для себя то, что немцы — мрази, и хоть преподаватель не имеет никакого отношения к войне, парень его невзлюбил. И, дабы больше не попадать в такие неловкие ситуации, Коля обеими руками вцепился в перила, словно они — последний шанс на спасение. Вот он — до боли знакомый, такой родной кабинет, разрисованная парта, скрипучий стул, на котором просто невозможно пошевелиться, не издав при этом противный звук, школьная доска, украшенная гирляндами из картонных листьев. И вроде бы появилось в душе желание учиться, но усталость сделала свое дело, и Коле жутко захотелось принять горизонтальное положение. Увы, подремать на последней парте Ивушкину не дал заговоривший мужчина: — Доброе утро, молодые люди и девушки, хочу поздравить вас с днем знаний и напомнить, что вы — выпускной класс и должны проявить максимум серьезности… — Кхем… — прервал мужчину Коля, — Позвольте поинтересоваться, как вас зовут? Мужчина глянул на парня испепеляющим взглядом, но все же ответил: — Ну, во-первых, перебивать — плохо, а во-вторых, если бы Вы соизволили явиться на собрание, то знали бы мое имя. — На первый-то раз можно и простить! Я Николай Ивушкин. — Это он произнес, встав на ноги и чуть поклонившись. — О, так мы с Вами тезки… Николаус Ягер, к Вашим услугам. — Мужчина решил отвечать в таком же тоне, что ученик, — Можете сесть, а я продолжу. Так вот, в этом году вам всем предстоит сдавать экзамены, разглагольствовать об их важности я не буду, с этим и другие учителя справятся, только спрошу: кто-нибудь из вашего класса выбрал немецкий? Леса рук, как и ожидалось, не было, единственная, кто решила сдавать немецкий — Анна Ярцева, которая, если быть честным, нравилась Ивушкину, но упорно этого не замечала. *** Ягер еще минут пятнадцать что-то говорил, но Коле это было интересно в самую последнюю очередь, он просто смотрел на немца, будто пытаясь проделать дыру. У Ягера были голубые глаза, такие холодные, что в них было страшно смотреть, темные волосы и шрамы на правой щеке. Что странно, они совсем не портили мужчину, а делали только красивее, в чем белобрысый признался себе не сразу: не хотелось видеть плюсы в учителе. Николаус не нравился парню еще и тем, что казался слишком идеальным, слишком правильным, а таким людям Коля никогда не верил, они искусственные, и, в этом он был уверен, вместо сердца у них кусок пластика. — …Надеюсь, мы сработаемся. — закончил свою речь голубоглазый, чем вывел Ивушкина из раздумий. «Конечно, тезка, обязательно сработаемся, можешь в этом не сомневаться».