2014
Гермиона Грейнджер не любила места скопления людей. Парадоксально, потому как значительную часть сознательной жизни она провела в школе, где от количества учеников разных цветов и форм яблоку негде было упасть. Когда общество однокашников, мелькающих перед глазами, начинало раздражать, а душа требовала уединения, она отправлялась в наиболее безлюдные места: в библиотеку, на побережье Чёрного Озера или на одинокую лужайку неподалеку от хижины Хагрида, где можно было спокойно провести время наедине с интересной книгой и собственными мыслями. Именно поэтому она любила это кафе. Значилось оно как «букинистическое», однако несколько расставленных по стенам книжек в мягком переплёте никак не дотягивали заведение до этого гордого звания. Интерьер лучился тёплой атмосферой старины; из современного здесь был разве что услужливый ясноглазый мальчик-бариста, который подавал Гермионе её любимый капучино, едва затихал дверной колокольчик, оповещающий о прибытии постоянной гостьи. Всегда один и тот же столик у открытого окна с видом на море. Старый заикающийся патефон, проигрывающий замысловатый американский джаз; лёгкий бриз, оставляющий привкус соли на губах, горечь ароматного кофе. Когда от скопившихся проблем становилось нечем дышать, Гермиона приходила сюда за размеренным, однообразным ощущением уюта. Но сегодня, впервые на её памяти, излюбленное место было занято. Мимолётный прищур, которым бариста окинул её фигуру в вычурном бордовом платье, действовал на расшатанные нервы. Разместившись в самом центре зала, Гермиона пила остывающий кофе, не чувствуя вкуса. — Здесь уютно. Их разделяли всего лишь круглый столик с узором из крупной мозайки и долгие годы, проведённые порознь. Рон, кажется, прибавил пару дюймов в росте и ощутимо — в плечах; клетчатый берет, который он не догадался снять, войдя в помещение, делал его похожим на ирландского пивовара из рекламы. — Я часто тут бываю, — произнесла Гермиона, в который раз обводя взглядом зал, лишь бы не смотреть Рону в глаза. — Здесь варят отличный кофе. Как по команде, откуда-то сбоку подплыл бариста и предложил гостям кофейную карту. Ознакомившись с ассортиментом, Рон округлил глаза и хрипло попросил «просто воды». — Ты изменилась, — неловко отметил он. — Выглядишь прекрасно. Гермиона мысленно усмехнулась: либо он врёт, либо она не зря битых полчаса замазывала синяки под глазами. Непривычная телу ткань платья липла к коже, напоминая о себе навязчивым зудом. Честнее было бы как можно быстрее перейти к делу, но они оба оттягивали этот момент за бестолковой беседой об абсолютно незначительных вещах. — Спасибо, Рональд, — любезная улыбка со скрипом продавилась сквозь тошнотворное чувство фарса. — Ты тоже изменился. — Рад, что ты согласилась встретиться, — Рон неловко почесал в затылке. — Я, если честно, и не надеялся: всё-таки расстались мы не очень хорошо. Гермиона оторвала взгляд от чашки. Эти слова должны были разбудить в ней глубинные воспоминания, чувство ностальгии, застарелую обиду, да хоть что-нибудь, но человек, сидящий напротив, казался едва знакомым. Мысли так или иначе окольными путями возвращались к Бетти, а утомлённое сознание не придавало этой встрече никакого значения. — Всё в прошлом, Рон. То ли безразличие было написано у Гермионы на лице, то ли сказанное прозвучало слишком уж безучастно, но Рон окончательно смутился. Чтобы заполнить неловкую паузу, он суетливо похлопал по карманам и достал потёртое портмоне. — У меня вот, — не без гордости объявил он. — Две дочки. Гермиона склонила голову, чтобы лучше разглядеть фотографию. Девочки были рыженькие и широко улыбались щербатыми ртами. Насмотревшись вдоволь ровно за две секунды, Гермиона сухо кивнула. Рона слегка покоробило отсутствие искреннего интереса к его отпрыскам и он, поджав губы, поспешно убрал карточку. — А ты как? Замужем? Дети? Гермиона еле смогла сдержать нервный смешок. Её невзрачное обручальное кольцо очень ловко спряталось среди прочей бижутерии, что она нацепила. — Замужем. Дочь. — Серьёзно? — глаза Рона странно блеснули. — И кто этот счастливец? Гермионе страшно хотелось спрятаться за чашкой кофе, но на её дне остался лишь горький осадок. — Ты удивишься. — Да ну? — Рон с любопытством подался вперёд, словно они были подружками-сплетницами. — Неужели, кто-то известный? Актёр? — Не думаю, что это важно, — Гермиона лишь на секунду отвлеклась, чтобы проверить, не пришло ли сообщение от Бетти и вновь вернулась к разговору. — Предлагаю перейти к делу. Светская беседа, напоминающая сценку в любительском камерном театре, не могла длиться ещё дольше. Сняв берет, Рон медленно пригладил рыжие космы: тянул время, не зная, как сформулировать мысль. — Я бы не стал беспокоить тебя, но мне, если честно, больше не к кому обратиться. Он искал помощи у волшебницы, которая жила на другом континенте и палочку в руках держала только по особым случаям. Это и впрямь было похоже на отчаяние. Гермиона подняла брови в вежливом ожидании; Рон теребил несчастным берет, рискуя распустить его на нитки. — Всё дело в маме, — он говорил тихо, не поднимая глаз. — Она теряет память. По правде говоря, это началось довольно давно, года через три после войны, но в последнее время она сильно сдала. Перестала нас узнавать. Постоянно спрашивает, где Фред. Разумеется, война оставила неизгладимый, уродливый след на каждом, кто в ней участвовал; Гермиона сама по сей день пожинала её прогнившие плоды. — Мне очень жаль, Рон, — едва ли не впервые с начала разговора она была абсолютно искренна. — Что говорят целители? Рон с досадой пожал плечами. — Случай тяжёлый. Все сходятся во мнении, что помочь может только «Мементо Омния», но она стоит слишком дорого, да и помогает не сразу, а полный курс мы даже всей семьёй не потянем. Чёртов Шарп взвинтил ценник до небес, а если попытаться выйти на Снейпа, он даже слушать меня не станет. Гермионе показалось, что она немыслимым образом прослушала половину повествования, в котором с какой-то стати начал фигурировать Шарп, и, что ещё хуже — Северус. — Подожди, Рон, о чём ты говоришь? Рон прервался и отхлебнул воды из запотевшего стакана. — Ты же помнишь Шарпа? Гермиона кивнула: ещё бы она его не помнила. — Он уже давно ушёл из Мунго и занимается разработкой зелий в частном порядке. Одно из самых известных — «Мементо Омния», зелье памяти, очень действенное. С его помощью даже Локхарта удалось привести в себя, хоть и не безвозмездно: Шарп дерёт втридорога за свои зелья, зная, что аналогичных им на свете нет. — Допустим, — нетерпеливо перебила Гермиона. — Но причём тут Снейп? Эта фамилия — её фамилия — в данном контексте прозвучала дико, будто они снова находились в Хогвартсе и пытались притянуть за уши причастность злобного профессора Зельеварения к очередной пакости, происходящей в стенах замка. — «Пророк» уже неоднократно выпускал статьи о том, что Шарп — самозванец. Поговаривают, что ему помогает Снейп. Пусть он и сгинул много лет назад, мне кажется, это вполне может быть правдой. — А мне кажется, что это бред. — Почему же сразу бред? — оскорбился Рон. — Вы же с ним смогли приготовить зелье для твоих родителей. Оно ведь, помогло, да? Может, у тебя остался рецепт? Или, возможно, мы могли бы вместе выйти на Снейпа… То, что Рон поинтересовался судьбой её родителей вот так, в проброс, было почти ироничным. — Я сочувствую твоей беде, Рональд, — Гермионе удавалось сохранять хладнокровие, хотя сердце в груди заходилось, как бешеное. — Но ты ищешь не там: Снейп не варит никаких зелий. — Почему ты так уверена? Потому что это не могло быть правдой. Гермиона была уверена в этом по сотне причин, лишь одна из которых была достаточно веской, чтобы привести её в качестве аргумента. — Он — мой муж, вот почему. Рон побледнел; почти сошедшие с возрастом веснушки некрасиво проявились на лице. — Это шутка такая? — после долгой паузы произнёс он. — Какие уж тут шутки. Помада стягивала губы; не церемонясь, Гермиона стёрла её остатки салфеткой. Идея вырядиться успешной женщиной, подкинутая уставшим от стресса и недосыпа мозгом, оказалась объективно дрянной. Рон откинулся на спинку стула, продолжая ошарашенно таращиться на неё. — Твою мать. То есть, вы с ним… ничего себе. И у вас дочь? — Как я и сказала, — с подчеркнутой прохладцей подтвердила Гермиона. — Мы здесь для того, чтобы обсуждать подробности моей личной жизни? Рон потупил взгляд; кончики его ушей стыдливо покраснели. — Нет, извини. Просто, если честно, это было неожиданно. Знаешь, я как-то не представлял Снейпа семьянином. И после короткой паузы, добавил: — Тогда, может, ты поговоришь с ним? — Исключено, — Гермиона покачала головой. — Не знаю, где ты понахватался этих слухов, но Северус уже давно завязал с зельеварением. Даже лекарство для нашей дочери он берёт у Шарпа. — Я, конечно, не знаю, что за зелье нужно твоей дочке, но ты уверена, что он действительно берёт его у Шарпа? — осторожно спросил Рон. — Прости, Гермиона, он хоть и твой муж, но всё-таки Снейп. А Снейп всегда был лживым засранцем. Рон был непредвзят. Рон мыслил трезво, и Гермионе хотелось обрушить на него весь гнев мира за те слова, что он говорил. — Северус работает в научно-исследовательском институте, — говорила она, пытаясь не выдать дрожи в голосе. — Я — фармацевт в аптеке, а наша дочь учится в обычной школе. Если бы она не болела, мы бы навсегда разорвали все связи с волшебным миром. — Знаешь, Гермиона, я ведь женат на магле, — грустно усмехнулся Рон. — Она знать не знает, что я волшебник, но, как видишь, наш мир никого не отпускает навсегда.1999
Вино, найденное в погребах Шарпа, было либо отравленным, либо испорченным. Гермиону несколько часов к ряду полоскало в заботливо пододвинутую кадку с зазорами в полтора пальца. Изнывая от жара, она ворочалась на жёстких простынях; сухая солома, выбивающаяся из самодельного матраса, впивалась в разгорячённую кожу. Снейп появлялся редко и лишь на несколько минут, чтобы напоить её чем-то, что заставляло тошноту временно отступить; Гермионе хотелось думать, что время от времени она чувствовала на своём пылающем лбу его сухие, холодные губы. Очнувшись утром второго дня, она не сразу поняла, где находится. Солнце едва пробивалось сквозь покрытое слежавшейся пылью окно; скинув с себя насквозь пропотевшее ватное одеяло, Гермиона осторожно, чтобы не бередить гудящую голову, села в постели. В эту же секунды ей на колени запрыгнул рыжий кот. — Крукшанкс! Крукс ластился и недовольно бурчал, укоряя её за долгую разлуку. — Откуда ты здесь? — пробормотала Гермиона и осмотрелась, рассеянно пропуская между пальцами пушистую шерсть кота. Единственная комната в хижине при дневном свете уже не выглядела как сарай для мётел, но оставалась промозглой и неуютной. Нужно было привести себя в порядок и разыскать Снейпа, чтобы получить объяснения и объясниться самой. Возможно, она выпила слишком много и наговорила лишнего, но на тот момент ей было слишком страшно, слишком горько, чтобы пытаться справиться самой. С другой стороны, если бы Снейп злился, он бы оставил её бесславно помирать от алкогольного отравления. А значит, был шанс, что всё это ей примерещилось в пьяном бреду. Ржавый умывальник в углу комнаты скрипнул, не выдав ни капли воды. Крошечное круглое зеркальце с трещиной посередине показало Гермионе её незавидное отражение: лицо опухло, а волосы торчали во все стороны. Без особой надежды пошарив взглядом в поисках расчёски, она оставила эту затею и отправилась на поиски Снейпа. Снейп нашёлся быстро; он стоял посреди двора и, сжимая в руке колун, гневно взирал на полено. Трудно было сказать, как долго длилась эта невербальная схватка, но судя по очень скромному количеству наколотых дров, Снейп явно уступал. Гермиона хрипло кашлянула, обозначая своё присутствие; Крукс, прошмыгнув мимо неё, в несколько прыжков преодолел лужайку и скрылся в лесу. — Доброе утро, — поприветствовала Гермиона. Утренний воздух обжёг лёгкие освежающей прохладой. Снейп обернулся. Несмотря на патологическую худобу, с вымытыми волосами, в простой рубашке и с топором в руке, он выглядел непривычно обычным человеком. — Доброе, — смерив девушку задумчивым взглядом, он вернулся к своим брёвнам. — Возвращайтесь в дом, Гермиона, здесь холодно. Не препираясь, она юркнула обратно в хижину. Призрачная надежда на то, что бессовестные заигрывания с бывшим профессором ей приснились, вмиг растворилась: он по-прежнему называл её по имени. Снейп вернулся в дом минут через десять — мрачнее тучи, с охапкой отсыревших веток и одним-единственным поленищем — и принялся топить очаг, опустившись на пол возле закоптившейся печки-буржуйки; Гермиона, уже порядком подмерзнув, устроилась в углу кровати, завернувшись в одеяло. — Сколько я была в отключке? И откуда здесь взялся Крукс? — Больше суток, — Снейп кое-как утрамбовал ветки и принялся чиркать спичкой. — Вы и без того были эмоционально и физически истощены, так ещё и прибавили к этому звериную дозу алкоголя. На ваше счастье мне удалось найти нужные травы и сделать отвар, иначе, было бы намного хуже. Гермиона смутилась. То, что Снейп, даже не имея при себе палочки, бродил по незнакомому лесу в поисках трав для неё, грело лучше любого очага. — Я понимаю, что совершила глупость, — сказала она. — Но мне правда было очень плохо. — Что ж, главное, что сейчас вам лучше, — без эмоций ответил Снейп. — Было бы затруднительно переправлять вас в Мунго, учитывая, что ни один из нас не имеет права колдовать. Отвечая же на второй ваш вопрос — кота привёз Поттер. — Гарри был здесь? — подпрыгнуть на месте Гермионе помешал лишь плотный кокон из одеяла. — Почему вы молчали? — Я как раз сейчас вам об этом говорю, — раздраженно буркнул Снейп, приоткрывая заслонку. — Поттеру удалось забрать ваш скарб из обиталища в Коукворте и привезти сюда. Слова выходили из него, как сухой хлеб из мясорубки. Любое упоминание Гарри по-прежнему приводило его в дурное расположение духа. — Вы знали, что я жила в Коукворте? — робко уточнила Гермиона. — Я — нет. Если вам это интересно, Поттер сам предложил помощь. Он был настроен весьма воинственно, даже потребовал впустить его в дом, чтобы убедиться, что вы живы. Кажется, он думает, что это я вас отравил, что не имело бы никакого смысла. И, к сожалению, вместе с вещами он притащил вашего ужасного кота, который всю прошлую ночь таскал в постель мышей. Гермиона окинула взглядом их убогое пристанище. В крохотной комнатке едва могли с комфортом расположиться два взрослых человека; кровать была рассчитана максимум на одного крупного мужчину, коим являлся Шарп, но никак не… — Погодите-ка, — пробормотала Гермиона. — А где же вы спали? — Там же где и вы — на кровати, — Снейп был ужасающе невозмутим. — Сожалею, если это не соответствует вашим представлениям о благочестии, но я не горю желанием ночевать на полу. Сырые палочки никак не хотели разгораться, вспыхивая лишь на миг — Гермиона же вспыхнула моментально. Снейп перевёл на нё взгляд; если бы не статус сквиба, она непременно бы заподозрила его в попытках прочитать её мысли, которые упрямо возвращались в одну и ту же точку. И Гермиона, собрав волю в кулак, решила пойти на опережение: — Я хотела поговорить про тот вечер, когда я… — Безбожно напились, — подсказал Снейп. — Да, — смущённо подтвердила Гермиона. — Простите меня, сэр, если я вела себя излишне раскованно. — Мы с вами условились, что вы будете называть меня Северусом, — вновь напомнил он. — И вы не сделали ничего предосудительного. Скажу даже, что я больше склонен верить людям во хмелю; по крайней мере вы говорили то, что думали на самом деле. Если бы пару лет назад кто-то сказал Гермионе, что мысль о том, чтобы быть отвергнутой Северусом Снейпом в лучших чувствах, будет пугать её до холодеющих пальцев, она бы, конечно, не поверила и непременно бы усмехнулась: что вообще могло связывать её и угрюмого, всеми нелюбимого зельевара? Но теперь именно этот зельевар выхаживал её, от отчаяния пустившуюся во все тяжкие. Именно он сидел на пыльном полу в простой белой рубахе и пытался разжечь магловскую печь в их крохотном совместном обиталище. И даже если он делал это из благодарности за собственное спасение, Гермиона была счастлива, что он не оставил её одну. Не бросил, когда она перестала быть полезной. — Я сейчас вернусь, — Снейп поднялся на ноги. — Если хотите есть — хлеб в корзине под столом. Гермиона, погруженная в свои мысли, запоздало кивнула его макушке, скрывающейся в подполе. Не решившись покинуть своё теплое убежище, она терпеливо дождалась его возвращения. С трудом балансируя на приставной лестнице, Снейп появился из подвала спустя несколько минут, с парой писем и охапкой потрёпанных книг в руках. Разорвав одну из них по корешку, он без церемоний отправил часть страниц в печь. — Я думала, вы цените книги, — наблюдая, как пламя пожирает пергамент, Гермиона пригляделась: кажется, только что в огонь полетела обложка «Зельеварения для чайников». — Я ценю книги, представляющие ценность. Этой макулатуре самое место в топке. Держите. Он протянул Гермионе три письма. Первое, неуместно торжественно оформленное, сообщило Гермионе, что она была отчислена из школы целителей; второе — что на её банковском счёте не осталось ни сикля, и он в скорости будет закрыт. Третье — из министерства — навязчиво напоминало ей, что предстоящее заседание дамокловым мечом висело над её исстрадавшейся шеей. Идея выпить отравленного вина уже не казалась Гермионе такой уж абсурдной: поводы для отчаяния валились на неё, как из рога изобилия. Растопленная бумагой печь загорелась жарче; Снейп, наконец, выпрямился и достал из кармана помятую пачку сигарет. — Примерно в пяти милях отсюда есть деревня, — сообщил он, прикуривая. — Мне удалось выменять кое-что из лишнего оборудования на еду и предметы первой необходимости, но, боюсь, долго мы так не протянем. Не нашарив взглядом ничего, что напоминало бы пепельницу, он сбросил пепел прямо на пол. — Лаборатория здесь отличная. Хранилище почти пустое, но здешний лес богат разнотравьем, и многие ингредиенты мы можем добыть сами. — Для чего? — Гермиона заторможенно подняла взгляд от последнего письма. — Шарп же снабдил вас необходимыми зельями… — А ваши родители, что — чудесным образом исцелились? — риторически поинтересовался Снейп, выбросив окурок за дверь. — Но ведь мы не можем колдовать, а без волшебства… — Об этом не беспокойтесь, — не без тени самодовольства заверил Снейп. — У меня есть план.