Путь истинный

— Если бы я был один — сделал бы вид, что ничего не видел, чем лезть мочить сутану. Серьёзно. Открыв глаза и увидев прямо над собой постное лицо Шуги, Тэхён сразу понял, что он все ещё жив и находится на грешной земле. Был бы в раю — там бы не было этого сухаря, а в аду не могло быть Чимина. Одеяния на обоих были мокрые, и Пак, бросив укоризненный взгляд на ехидного падре, снова перевел его на Кима: — Что случилось, Тэ? Зачем ты туда прыгнул?! Мы так испугались! — Я не испугался, — не преминул уточнить Шуга. — Само собой, уважаемый падре! — не остался Тэхён в долгу. — Вы были так увлечены беседой с ЧимЧимом, что вообще ничего вокруг не замечали. А мне просто захотелось искупаться, — со смешком добавил он, вполне удовлетворенный тем, как Мин побагровел и надулся, не найдясь с ответом. Поняв, что они пропустили всю захватывающую сцену погони, он решил не рассказывать про петуха. — Почему ты говорил, что там неглубоко, Чимин?! — слегка наехал он на друга, умело уводя тему в сторону. — Я как будто провалился в преисподнюю! — Это была репетиция, — ехидно каркнул Шуга. — Ты непременно туда попадешь, если не раскаешься и не перестанешь грешить. Но добросердечный и переживательный Пак устыдился всерьёз: — Я правда не знаю, Тэхён-а! Вчера я стоял на этом самом месте, и там было твердое дно и глубина мне по грудь. Зачем мне врать? Вот и падре Мин может подтвердить! Тэхёну показалась, что на лице святого отца промелькнули последовательно замешательство, досада и злость. Он сделал движение, словно кого-то душит, при этом Ким мог бы поклясться, что слышал произнесённое сквозь зубы имя Чонгука. И только было хотел громко спросить, что это значит, как Шуга уже овладел собой и снисходительно пояснил: — Во-первых, дно неоднородное. Это декоративный пруд, а не бассейн, понимаешь разницу? А во-вторых, Чимин не заходил слишком глубоко. Пак открыл было рот сказать, что вчера прошелся по дну этого пруда вдоль и поперек, но Шуга как бы невзначай перебил его: — Там ведь пиявки. — Пиявки? — побледнел Тэхён, тут же забывая про все свои вопросы — чего, собственно, и добивался падре. — Если бы ты про них знал, то не стал бы дразнить петуха? — усмехнулся он и бесцеремонно ткнул пальцем совсем рядом со свежей, едва запекшейся корочкой на ноге, отчего Тэ дернулся и зашипел. — Так вы видели? Могли бы и помочь! — Мог бы, — не стал спорить Шуга. — Но я был так увлечен беседой с ЧимЧимом, что не стал. Его глаза так и сверкали злорадством, и Тэхён поклялся, что обязательно отплатит сполна, как только представится случай. А пухлые щёчки Чимина стали цветом как летние яблочки, и он закусил губу, не замечая, как невольно смягчились от умиления лица обоих вечных спорщиков, когда они посмотрели на него. — Хватит болтать, Тэхённи! — весь красный, обратился он к Киму. — Пойдем лучше к отцу Сокджину, он промоет и перевяжет твою рану… Ведь вы позволите, падре? — вежливо и официально обратился он к Мину. Тот непроницаемо кивнул и отвернулся от них, переключая все свое внимание на настурции и фиалки на клумбе. Чимин был смущён тем, что Тэ видел их «неформальность». Идя за ним по дорожке, он опасался, что друг начнет посмеиваться: мол, нашел общие темы с падре Вороной! Но Тэхён шел, глядя под ноги, и думал о чем-то своём. Все началось с того, что после завтрака один из здоровенных паломников, грубо тронув Пака за плечо, велел ему идти на скотный двор, а по пути прихватить лопату для уборки навоза. Чимин, хоть и боялся коз (и особенно козла) до панической дрожи — ещё больше, чем Тэ! — но спорить не решился. Не поднимая глаз, он кивнул и только было хотел пойти выполнять приказание, как вздрогнул от чьего-то присутствия: Шуга стоял возле них. Как долго, Чимин не знал, но, вероятно, достаточно, чтобы всё слышать. «Куда ты собрался?» — вежливо обратился он к Паку, но в голосе еле заметно зазвенела сталь. — «Разве ещё не понял, что распоряжения здесь отдаю я?» Здоровенный детина, которому падре вблизи оказался едва по плечо, изменился в лице. Он буквально посерел от страха, сложил руки и протянул их в умоляющем жесте, падая на колени: «Господин… Святой отец, позвольте, я всё объясню!» Но тот слегка отмахнулся, как от назойливой мухи, и сосредоточил все внимание на удивлённом и немного испуганном Чимине. «Я разве приказывал тебе идти убирать навоз?» А Пак-то ещё имел наивность считать, что тут всем заправляет настоятель отец Сокджин! «Нет», — пискнул он, соображая, как выпутаться из этой ситуации и не слишком сильно настроить против себя детину, который зыркал на него совсем недобро. Этот типаж костолома был ему хорошо знаком, таковы были охранники и шестёрки босса Шин Донхвана и его зама, высокого парня с ямочками (Чимин не знал его имени). Как этот тип вообще оказался в монастыре, неужели духовные искания привели? Разглядывая низкий лоб и злые глаза, он сомневался, что смысл слова «духовность» такому вообще знаком. И вообще эти паломники не нравились Чимину! Среди них не было ни одного симпатичного или приветливого лица, в основном они были похожи на этого пугающего мужика и молчаливыми тенями шастали по монастырю, исчезая и появляясь из ниоткуда безмолвно, словно немые. Похожим на истинного слугу божьего здесь был только падре Джин с его добродушным смехом и вкусными кексами. «Бери лопату, ведро и сам отправляйся в хлев», — коротко усмехнулся Мин, щёлкнув по бритой голове огромного качка, униженно опустившего лицо в коврик у его ног. — «И больше не раздавай здесь указаний без моего ведома. Понял?» «Да, святой отец!» — пролепетал тот, подрываясь с быстротой молнии и скрываясь за дверью. Обречённо поглядев ему вслед, Пак не сомневался, что ему обязательно припомнят это унижение. «А ты, Чимин, иди в сад, займись клумбами… Не так быстро, подожди минутку!» Очевидно, Шуга понял по его глазам, что перегнул с предыдущей сценой, потому что его лицо сразу смягчилось. «Пожалел его?» — спросил он спокойно. — «А ведь он тебя презирает, и Тэхёна тоже. Глядя на тебя, я начинаю думать, что настоящим христианином рождаются, а не становятся,» — прибавил падре, разглядывая смущенного Чимина. Но в его взгляде не было ни насмешки, ни неприязни — он как будто с любопытством изучал, какие ещё тайны хранит эта милая оболочка. Это был тот самый проницательный взгляд, который так пугал Пака, и тот заторопился свернуть беседу, пока опять не начались напрягавшие его расспросы. «Разрешите, падре, я пойду работать? Только… насчёт клумб», — замялся он. — «Я вчера привел их в порядок. Там и делать-то почти нечего, осталась всего парочка небольших вазонов!» «Ничего», — спокойно ответил Мин, глядя все так же непроницаемо. — «Через пару дней там снова вырастут сорняки, а пока ты немного отдохнёшь. Можешь гулять по саду, а хочешь, возьми в библиотеке книжечку… Есть возражения?» Последнюю фразу он произнес, слегка выгнув бровь и снова становясь пугающим. Взял Чимина за локоток прохладными длинными пальцами и повел в сторону сада, напрягшегося в предчувствии очередного допроса. «Нет возражений», — запоздало пролепетал Пак. — «Но есть просьба… Можно пойти помочь Тэхёну? Он ведь сейчас работает, ему одному скучно!» — он не решился обернуться и посмотреть на падре, чтобы не разозлить неподчинением — уже видел, что из этого бывает. Но Шуга лишь слегка скривил уголок рта в усмешке. «Ты и вправду ангел», — небрежно заметил он, давая понять, что не сильно верит в Чиминову добродетель. — «Так сильно боишься, что я опять начну задавать вопросы?» У Чимина перехватило дыхание. Да уж, он недооценил этого падре, который оказался проницательнее настоятеля. Недаром Шуга несколько дней назад предупреждал, что с ним лучше быть откровенным, а не врать! И Пак, несомненно, так бы и поступил, если бы мог произнести вслух что-то вроде: «Я украл сколько-то там миллиардов вон, а точнее, не украл, но ищут меня, но я никак не могу доказать, что не крал их, а если глава клана Шин узнает, где я — завяжет в мешок и утопит в Пусанском заливе, а заодно и всех, кто мне помогал»! Он не может так сказать, потому что это опасно, а Чимин не имеет права рисковать жизнью не только дотошного Шуги, но и Сокджина, Чонгука, Тэ… Жаль, но придется ему, видимо, расстаться с убежищем, которое казалось таким идеальным. Пак в душе не чаял, куда ему податься, но и в монастыре оставаться дальше нельзя, раз падре его раскусил. Он решил подумать об этом после отбоя. А возможно, и обсудить с Тэхёном — тот всё агитировал его сбежать вместе. «Ты что, в розыске за убийство и решил залечь тут на дно? Неплохая идея». Однако Чимину было не до веселья. Знал бы Шуга, насколько он недалёк от истины — не улыбался бы. Они дошли уже до лавочек у декоративного пруда, и Пак, повинуясь жесту старшего, осторожно присел. Падре примостился рядом. «Извини», — он заметил смятенное выражение его лица и тут же стал серьезным. — «И выдохни — мы отсюда, из монастыря, никого не выдаём. Кесарю кесарево, конечно… я не знаю, что случилось у тебя в миру, но здесь ты прилежно трудишься и хорошо себя ведёшь, так что у Господа не должно возникнуть претензий!» Пак в свою очередь еле удержался от нервного смешка: а воровать уже не считается серьезным грехом, так и подмывало его спросить, но он благоразумно не стал. Утешало только то, что к пропаже денег клана он действительно не имел никакого отношения. К своей же «работе» на улицах Чимин давно привык относиться как к ремеслу. Иногда он мечтал, конечно, жить как все люди, окончить колледж, ходить на работу, но слишком ясно понимал, что с таким прошлым стать до конца нормальным вряд ли возможно. Да и кто будет содержать во время учёбы его и мать, которая в последнее время совсем сдала и даже с трудом ходила? О том, что с ней будет, если (когда!) он попадется на краже и будет осуждён — Чимин предпочитал не думать. Наверно, скепсис красноречиво отражался на его лице, потому что Мин чуть-чуть порозовел щеками, секунду подумал и прибавил: «Мне не верится, чтобы ты мог кого-то убить». Тогда Чимина и прорвало. Он нервно рассмеялся, запрокидывая голову с уже начавшими смываться голубыми прядями — так забавно эта фраза прозвучала. Если бы падре не был таким сухарём и если бы, собственно, не его сан — ее можно было бы принять на комплимент или даже флирт! До него впервые дошло, что его пугающий спутник совсем не так и пугающ, как хочет казаться, но тут раздался топот, словно бежал жеребец — ошалелый Тэхён пронёсся мимо.Секундой позже они услышали громкий всплеск воды в пруду. … — За тобой и правда гнался петух? — округлил глаза Чимин, стараясь не хихикать — ведь действительно страшная ситуация, хотя и смешная. Бедный Тэхён. Хоть кровь и перестала струиться из его расклеванной ноги, он по-прежнему выглядел человеком, пережившим глубокое потрясение, и был непривычно молчалив, идя за Паком к монастырской кухне, где предположительно должен был найтись падре Джин. — Ага, — рассеянно ответил Ким, думавший только о том, куда бы ему сплавить своего сердобольного соседа сегодня вечером. Он с раздражением думал об этом нелепом требовании Чонгука — скрыть их свидание от Чимина. Ясно, что монахам ни к чему об этом знать, но Пак? Неужели он доносчик, ябеда, и Гуку об этом известно? Да нет, это же полный бред! Тэ хоть и знал Чимина всего несколько дней, но почему-то был уверен: маленький хён не мог с ним так поступить. А Сокджин и Шуга, в свою очередь, неограниченно доверяют Чонгуку. Что-то тут не клеилось, а вот что именно — Тэхён не мог понять. Видно, не только математика ему не давалась. — А как прошло твое утро, Чиминни? — решил он отвлечься от своих дум, а заодно и прозондировать немного почву. — О чем это ты чирикал с падре? Показалось, или Пак чуть-чуть покраснел?.. — Отец Шуга учил меня молитвам, — скороговоркой пробормотал он, не глядя на Тэ, и тот почти физически почувствовал, как неприятно возится внутри змейка сомнения. — И как, ты запомнил хоть одну? — Да, — просто у Чимина от природы замечательная память! Если бы ему пришлось учиться, наверняка благодарил бы её за этот дар куда горячее, а сейчас только и остаётся, что запоминать слова молитв. Хоть Шуга, серьезно и терпеливо выговаривающий их, и не ставил целью его научить, но против воли каждое из них отпечаталось в сознании. И теперь он машинально повторил, стараясь держать похожий ритм и интонации: — Vivamus ut magna herba Cannabis! Fac nobis beatitudinem tamquam Deum colimus. * Сзади послышался странный звук. Чимин на всякий случай обернулся: Тэ, распахнув глаза, не то закашлялся, не то нервно хихикнул, глядя на него как-то шокированно. — Мммм… Ты уверен, что это молитва? — Ну да, — растерянно ответил Пак. — А почему ты спрашиваешь? — Продолжай, — вместо ответа нетерпеливо и загадочно поторопил Тэ, и Чимин, пожав плечами, произнес следующую строчку. — Virtute tua magna est super nos olentia fumi! Sancti risus sonant! ** — Ты хочешь сказать, что это Шуга тебя этому научил? Падре Ворона? — Ну да… — окончательно растерялся Пак. И психанул, увидев широченную улыбку во все тридцать два белоснежных зуба: — Да что такого-то?! Объясни мне! До этого Тэ ещё кое-как сдерживался, но при виде этого обиженного непонимающего лица как будто сломался — присел на траву и взоржал, не говоря худого слова, так, что рядом в конюшне откликнулась лошадь. — Это… Это… Не совсем молитва, Чимин-а! — простонал он, хватаясь за живот, в котором сделались корчи. Всё-таки не зря в универе у него преподают латынь! Пускай большую часть пар Тэхён проспал или занимался фигнёй, но оставшихся хватило, чтобы понимать, хотя и примерно, смысл произносимого Чимином пафосного текста. — Ты только что воздал хвалу святой конопле, ты в курсе? — задыхаясь от спазмов, уже не в силах смеяться, буквально проикал он. — Я не учился в колледже, откуда мне знать, — отрезал Чимин, не разделяя его веселья и все больше мрачнея по мере того, как до него начало доходить. Мгновенной вспышкой обиды он вспомнил, как торжественно Шуга велел ему встать на колени и повторять за ним святые слова, раскатисто гремевшие в тишине храма. Чимин тогда засмотрелся на его лицо, казавшееся таким одухотворенным, и на сложенные красивые руки с чётками. У него даже что-то дрогнуло в душе, он ощутил себя грешным и недостойным и мысленно дал богу обещание завязать со своей «работой» карманника, если выпутается из этой передряги и останется жив. По его лицу потекли слезы, и Шуга, как будто смутившись, протянул платочек. Тогда Чимин принял этот жест за душевную чуткость священника и про себя устыдился, что смеялся над ним. Но оказалось, что посмеялись тут над самим Паком, и волна горячей обиды прилила ему к щекам. — А он умеет наводить суету, оказывается! — Тэхёну уже плохо было от смеха, он в изнеможении болтал ногами, валяясь на холёном газоне. Паломники, подстригающие неподалеку живую изгородь, неодобрительно на него косились, но молчали. — Кто бы мог подумать, что я сегодня зауважаю Падре Ворону! Аххахаха! — Пойдем перевязывать твою ногу, — хмуро сказал Чимин и отвернулся. Он не злился на Мина, просто внезапно испытал глубочайшее разочарование. Не из-за глуповатой шутки, не слишком-то подходящей духовному лицу! Просто он вдруг некстати вспомнил Шугу в храме — почти нормального человека, неловко краснеющего над своим вязанием. Больше минуты понадобилось Ким Тэхёну, чтобы окончательно успокоиться, встать с газона и усилием воли стереть ухмылку, казалось, навек прилипшую к его лицу. — Ты же не обиделся, Чиминни, нет? Ну прости! Хочешь, я тебе за обедом отдам свой десерт? Если он будет, конечно… Ты не обязан знать латынь, никто не обязан, а падре Ворона, конечно, поступил как собака! Но при этих словах голос у него снова предательски дрогнул. Они взошли на кухонное крыльцо в молчании, нарушаемом только ти́хоньким похрюкиванием и покашливанием, на которое Пак старался не обращать внимания, чтобы случайно не пришибить источник звука с особой жестокостью. Время завтрака давно прошло, а до обеда было ещё далеко, поэтому они не удивились, что в кухне никого не было. Но Чимин вспомнил, что падре Сокджин иногда ютится на воздухе под навесом — чистит овощи, напевая хиты прошлого века, без конца что-то режет, взбивает, шинкует, колдует со специями. У Пака даже мелькали мысли, что кулинария его увлекает больше, чем молитвы. Он жестом поманил Тэ во дворик, и точно, они почти сразу увидели белое одеяние — отец Джин что-то с аппетитом уплетал, сидя за столиком спиной к ним. Божественный запах жареной курочки коснулся ноздрей Тэ и Чимина даже прежде, чем они успели издать удивленный возглас и заставить настоятеля подпрыгнуть на месте с криком: — Это не то, что вы подумали! Из его сжатого кулака стыдливо выглядывало обглоданное крылышко. Чимин и Тэхён синхронно моргнули, но видение и не думало исчезать. — Спокойно, детки! Я вам все сейчас объясню!

***

— Этот монастырь не просто странный! — несколько часов спустя кричал шепотом Тэ, лежа после отбоя в постели. — Он пиздец какой странный, Чимин! Не то чтобы мне доводилось раньше бывать в монастырях, но я прямо жопой чую, что что-то тут не так. Хрустело сено. Трещали сверчки. Над всей землёй, казалось, стояли теплые летние сумерки, зовущие к томному шепоту и поцелуям где-нибудь в траве, под стогом. Тэхёну подумалось, что Чонгук, наверно, его уже ждёт, но он хотел сперва рассказать Чимину все с самого начала — мало ли, вдруг чисто случайно не вернётся с романтичной прогулки! Всякое может быть, особенно если вспомнить, как просил Чон сделать так, чтобы никто не знал про их свидание. Это можно было бы списать на страх послушника перед начальством, но теперь такая версия казалась ему все менее убедительной. И падре Сокджин, и Шуга сами не без грешков, как сегодня выяснилось, а к Чонгуку оба относятся как к родному… ладно, как к приёмному сыну. Подкладывают ему в тарелку лучшие кусочки и умиленно улыбаются, когда думают, что никто не видит. Тэхён был почти на все сто уверен, что даже если бы их поймали вместе, Чону бы ничего не было. — Один трескает куриные ножки, другой возносит молитвы конопле — тебе не кажется, что прятать айфон уже не самое серьезное прегрешение? И что они таскали в тех ящиках — тогда, помнишь? Чимин? Спишь, что ли? — Не сплю, — как-то непохоже на него, без своего вечного оптимизма в голосе буркнул Пак. — Я обдумываю предложение, которое ты мне делал несколько дней назад, когда мы только сюда прибыли… Если оно ещё в силе, то давай подумаем, как свалить отсюда, Тэхён-а? — Святой каннабис! — невольно воскликнул Ким, но осекся и подавил смешок. — Я не ослышался? Ты всё-таки решил досрочно завершить сеанс своего исправления? — Вроде того, — отрезал Чимин, и по голосу было слышно, что он вовсе не жаждет об этом поговорить. — Да, дела… — задумчиво произнес Тэ. Про себя он подумал, что Пак, должно быть, сильно обиделся на Падре Ворону. Потому что до сегодняшнего дня он никуда не собирался, несмотря на все неудобства и скуку монастырских будней. Но у самого Тэ вышло ровно наоборот: после всех сегодняшних сюрпризов ему стало по-настоящему интересно, что кроется за милым личиком и показным благочестием хорошенького послушника. И пока он его не раскусит — шагу отсюда не сделает! — Я сначала узнаю Чонгука получше, — прошептал он в темноте. — Хочу знать, какие у него любимые фильмы и блюда, когда день рождения, как он целуется и как стонет… — Тэ! — негодующе воскликнул Чимин. — …и после всего этого я готов рассмотреть вопрос о том, чтобы отсюда свалить. Если ты не против спойлеров — у меня есть кое-какие намётки. — Ты такой циник! — Что есть, то есть, — развел он руками, хотя Пак в темноте и не мог этого видеть. — Зато о тебе такого точно не скажешь, милашка и скромняшка… А за что тебя вообще сюда упекли? Пак похолодел. Он промычал что-то невнятное, пытаясь вспомнить, говорили они с Тэ на эту тему или нет, когда только познакомились. И, если говорили — что он тогда наврал? Но его память, обычно работавшая отлично, в этот раз отказывалась напрягаться. Но тут в их окно снаружи очень кстати чем-то бросили — резкий стук заставил обоих вздрогнуть. — Спрячься! — быстро скомандовал Тэхён. — Я сказал ему, что буду один! — Куда это? — шепотом возмутился Пак. — Эй, мы так не договаривались! — Куда угодно, ты ведь компактный! Хотя бы в шкаф. Не будет же он там шарить? — Я что, буду сидеть там все время, пока вы.....? Ты совсем обалдел, Тэхён-а?! — Прошу тебя! — взмолился Тэ, быстро открывая дверцы шкафа и буквально заталкивая туда сопротивляющегося парня. — Ты ведь мне друг, Чиминни! За мной будет должок! Ну, пожалуйста! Чимин выругался почти вслух и лягнул его наугад (не попал), но в этот момент дверь осторожно потянули, и голос Чонгука приглушенно спросил: … — Ты тут? Я могу войти? Пак простонал про себя и обречённо скорчился в три погибели в шкафу.