Маленькие интерлюдии

Ich in dir Und du jetzt über mir Und immer fester Du gehörst mir <…> Zwischen deinen Schenkeln Zwischen deinen feuchten Lippen Dir erlegen Du gehörst mir Lacrimosa «Liebespiel»

      — На что играем?       Ласт окинула взглядом добротный бильярдный стол, обитый зелёным сукном. С самого момента своего появления в доме Шварцев она думала об этом месте, как об отличном полигоне для разного рода игрищ — в том числе и любовных, — и, кажется, наконец-то ей представился случай сделать эту мечту явью.       — Есть предложения? — Зольф взвесил в руке кий и принялся натирать его кончик мелом.       — На желания, — облизнулась Ласт. — Выиграю я — ты исполнишь моё желание. Выиграешь ты, — она скептически усмехнулась, всем видом своим давая понять, что считает этот расклад маловероятным, — я исполню твоё.       Зольф растянул тонкие губы в усмешке и прищурился, наклонив голову набок, глядя на то, как Ласт опирается на край стола. Гладкий красный камень притягивал ещё больше внимания к глубокому декольте, от которого Кимбли никак не мог оторвать взгляд.       — Идёт.       Он выставил бильярдные шары на чётко обозначенном месте и улыбнулся:       — Разбивай.       Ласт передёрнула плечами, откидывая рассыпавшиеся непослушные волны волос за спину, наклонилась к столу и оценивающе посмотрела на шары. В бильярд ей доводилось играть всего пару раз, да и правила она знала весьма условно, поэтому рассчитывала не столько на точность собственных ударов, сколько на то, что лицезреющий её Зольф сыграет ещё хуже. Нельзя сказать, что это предположение было в корне неверным — она так выгнула спину, примериваясь, так облизала губы и так провела кончиками пальцев по кию, что остаться равнодушным было попросту невозможно.       Удар — и шары рассредоточились по сукну, словно кто-то просыпал крупные бусины. В лузу ни один из них, впрочем, не попал.       — Хммм… — притворно нахмурился Кимбли. — А ведь у вас был такой шанс, моя прекрасная фройляйн…       Ласт недовольно воззрилась на него:       — Мы ещё посмотрим, на что способны вы, многоуважаемый алхимик.       Зольф обошёл стол, прикидывая, какая траектория даст лучший результат. Взгляд сам собой задерживался на обтянутом тонким струящимся шёлком теле Ласт, которая по-прежнему стояла, облокотившись руками на бортик, соблазнительно выгнув спину. Кимбли вздохнул, примериваясь к белому шару и удерживая кий дрожащими руками. Одно движение — и два шара скатились в лузы. Зольф хищно усмехнулся — он привык просчитывать направления взрывов, игра была ненамного сложнее.       — Ты всерьёз думаешь, что у тебя получится меня обойти? — Ласт посмотрела на него исподлобья.       — Пока получается, — хмыкнул Кимбли, загоняя ещё один шар в лузу и облизывая пересохшие губы.       Гомункул недовольно нахмурилась. Зольф снова обошёл стол, сосредоточенно взирая на зелёное сукно. Ласт призывно покачала округлыми бёдрами — и он, не сдержавшись, погладил её зад, покрытый скользкой прохладной материей.       — Ты куда? — она смотрела почти гневно. — Продолжай!       — Я продолжаю, — парировал он с усмешкой.       Дрожащие руки подвели — белый шар прошёл по касательной.       Она обошла стол, соблазнительно покачиваясь на тонких, как иглы, каблуках, и склонилась над зеленью сукна, так низко, что в вырезе платья показался розовый твёрдый сосок.       — Метишь в чёрный, — протянул Зольф. — Криво.       — Сам бы его и забивал, — обиженно отозвалась она.       — И забью, — самодовольно заявил он, когда она вновь промахнулась и, раздосадованная этим фактом, отбросила кий и скрестила руки на груди. — Спасибо, мне теперь будет удобнее.       Ласт задышала часто, недовольная тем, что у неё ни в какую не шла игра — в отличие от её соперника.       — Партия.       Зольф осторожно отставил кий и направился к ней.       — Нет, я хочу реванш!       — А как же мое желание? — он сделал ещё шаг к ней, глаза его потемнели.       — Потом!       Кимбли вздохнул и принялся вытаскивать шары на сукно.       — Ты разбиваешь, — Ласт надула накрашенные губы.       — Уверена? — в его глазах промелькнул недобрый огонёк.       Она кивнула, вызывающе глядя на него.       Удар — три шара нашли своё пристанище. Зольф беззвучно рассмеялся, с нескрываемым торжеством глядя на Ласт. Он не собирался играть в поддавки. Ещё одно движение — и полосатый шар, немного побалансировав на краю, всё же упал. Кимбли недовольно хмыкнул и, обходя стол, обвил руку вокруг талии Ласт и поцеловал её в шею, сорвав с её губ протяжный стон.       — Ты опять меня дразнишь! — недовольно протянула она, глядя как Зольф сосредоточенно прикидывал, куда нанести новый удар; словно не он только что опалял горячим дыханием её нежную кожу.       — Игра есть игра, — пожал плечами он. И промахнулся — к вящему удовольствию Ласт.       Недовольно выдохнув, Кимбли отвернулся в поисках кусочка мела — словно не его дрожащие руки были виной досадной неудаче, а плохо натёртый кий. Когда же он, наконец, так и не найдя злосчастного мела, обернулся, то увидел, как Ласт совершенно наглым образом обхватила тяжёлый белый шар изящной рукой, чтобы переложить на более выгодное место.       — Дисквалификация, — самодовольно протянул Зольф, отставляя кий и надвигаясь на соперницу. — Моя партия. Вторая, между прочим.       — Поздравляю, — процедила Ласт, откинутый её рукой шар гулко ударился о стол.       Кимбли упёрся ладонями о лакированный борт стола и через него посмотрел на разозлённую Ласт.       — И чего ты вообще хочешь? — она повысила голос.       Зольф мысленно возблагодарил обстоятельства: кроме них в доме был только пёс, который не станет читать им нотаций хотя бы в силу того, что, во-первых, собакам недоступна речь, а во-вторых — понятие о морали как таковой.       — Тебя, — тихо. Но она услышала и словно оттаяла.       Он мягко, словно ночной хищник, подошёл к ней вплотную, так близко, что она даже сделала полшага назад, уперевшись в бортик стола. Ей доставляло удовольствие созерцание неприкрытого вожделения, написанного на его лице и ощущавшегося по дрожи тонких пальцев, учащённому тяжёлому дыханию и натянутой ткани ставших тесными светлых брюк.       — А подробнее? — Ласт едва не задохнулась от возбуждения, когда он едва уловимо коснулся губами её шеи и словно невзначай погладил мимолётным движением кончиком пальца затвердевший сосок, прикрытый холодным скользким шёлком.       — Зачем? — слово вышло невнятно — его язык был слишком занят вырисовыванием причудливых контуров по её коже, своеобразной летописью, способной, вероятно, ужаснуть своей откровенностью.       — Я должна знать… — она рвано выдохнула, — к чему… — вдох-выдох-полустон, — готовиться…       Он откинул голову назад, словно не мог сфокусироваться с более близкого расстояния, рассматривая её прекрасное лицо. А потом отрицательно покачал головой, возвращаясь к столь, несомненно, важному делу.       — Зо-о-ольф, — простонала она, глядя в потолок — чёрные змеи волос коснулись зелёного сукна. — Я… хочу…       В его глазах промелькнул озорной огонёк, и Кимбли положил палец ей на губы, словно заставляя замолчать. А потом опустился на одно колено, прижимаясь щекой к бедру, обтянутому тончайшим капроном, и сдвинул тяжёлый шёлк платья в сторону. Ласт, упиравшаяся одной рукой в стол, чтобы не потерять равновесие, теперь приподнялась — и присела на бортик, едва касаясь пола чёрными носами изящных туфель. Поддёрнула платье вверх, полностью обнажив колени и приоткрыв в разрезе юбки ажурную резинку чулок.       Зольф же, запустив одну руку ей под юбку, не без удовольствия отметил, что из белья на ней были лишь подвязки и чулки, принялся ласкать её приветливо увлажнившееся лоно, при этом второй рукой придерживая изящную ногу и целуя тонкую лодыжку. Поглощённая нарастающим удовольствием, она не сразу заметила, как он отстегнул чулок от пояса и освободил её ногу от чёрной блестящей «лодочки».       Её нога подобно змее сбросила старую шкуру тончайшего капрона, увенчанную кружевной короной ажурной резинки, и Зольф, не убирая вытянутой руки из-под платья, принялся облизывать пальцы на изящной стопе. Его язык и рука двигались в такт, то ускоряясь, то замирая, то перекликаясь ритмическими лейтмотивами, известными лишь одному их композитору, но дарившими наслаждение единственной же слушательнице, которой и была посвящена эта, несомненно, проникновенная прелюдия. Ласт откинулась на зелёное сукно, позволяя всем ощущениям окутать её и нести на своих волнах навстречу той кульминации, которую уготовил для неё победитель проклятой игры. Было неудобно — бортик выступал, под поясницей не было никакой поддержки, но ей было всё равно — до тех пор, пока его пальцы играли на струнах её естества, пока его язык весьма доходчиво объяснял её стопам, чего же на самом деле хотел Зольф.       Она закричала, и крик её отразился от всех углов зала, заиграл на хрустале подвесок люстры, на богемском стекле стоящих в серванте бокалов, он заставил пуститься в пляс причудливые, поселившиеся на стенах благодаря свечному пламени, тени. Зольф прикусил её палец, ощущая, как долго сдерживаемое возбуждение всё же прорвалось и реализовалось, к его сожалению, не найдя пристанища в её горячем лоне, но буднично и прозаично, окрашивая столь яркую картину фантастического целотонного ряда досадной серостью пусть и разрешённого, но теперь казавшегося таким банальным полного оборота.       Ласт захочет его сейчас, захочет принять в себя жадно, как всегда, без оглядки — поэтому стоило немедленно реабилитироваться и не дать ей понять, что в его обороне пробита существенная брешь. Он рывком приподнял голову, впиваясь поцелуем в её святая святых, срывая с её губ новый протяжный крик, ощущая, как от наслаждения и вновь подступающего возбуждения сводит скулы.       — Неудобно… — хватая воздух ртом, пожаловалась Ласт, и он тут же, встав, подхватил её на руки и бережно опустил на светлый глянцевый паркет — чёрный глянец шёлка её платья и её мягких волос на светлом глянце пола, руки раскинуты в стороны, рот приоткрыт в чувственном сладострастии.       Он любовался ею, ощущая, что вот-вот — и он будет готов на те самые подвиги, которых она требует от него исступлённо, в горячке любовного отчаяния. Вновь приникнув к источнику сладостного мёда, слушая её стоны и вдыхая запах, Зольф ощущал так знакомый ему трепет земли, нимало не заботясь о том, что земля была холодна и недвижна, и лишь его тело била крупная дрожь.       Она снова всхлипнула, обвила его шею руками и потянула к себе.       — Возьми меня…       Горячий шёпот заполнял комнату, заполнял лузы бильярдного стола, в которые так и не упали предназначенные для них шары, а, наконец, вырвавшийся на свободу член Зольфа Кимбли заполнил собой Ласт, тут же утратив эту вновь обретённую свободу. Но, кажется, утрате этой самой свободы был счастлив, как и его хозяин. Ноги Ласт — одна абсолютно обнажённая и беззащитная, а вторая всё ещё облачённая в так и не сброшенную кожу капрона и глянцевый блеск лодочки — обосновались на плечах Зольфа; острый, как игла, каблук прочертил красную линию на бледной руке. Кимбли тряхнул головой, словно и не заметив ни боли, ни дискомфорта, и принялся — опять в такт собственным движениям — вновь облизывать беззащитную ногу.       Ласт стонала, закусив губу, лаская собственную грудь и двигаясь — разумеется, тоже в такт, закатывала глаза и прельщала своей красотой. Каждое движение отдавалось в ней искрой удовольствия, словно её алчная до утех сущность обретала то, чего так жаждала.       Вторая нога не без помощи Кимбли утратила искусственную кожу, и теперь, явив Зольфу свою беззащитность, тоже стала объектом его ласк, а Ласт стонала всё громче и двигалась на жёстком паркете всё активнее. Когда она забилась в оргазмических конвульсиях, тесно сжимая его собственным нутром, он лишь ускорил и углубил собственные движения, тяжело дыша и вновь слегка прикусив её палец. Ласт резко сбросила ноги с его плеч, крепко обняв его ими за талию, от чего он не сдержал стона, и притянула его к себе руками, целуя в шею.       Он ходил по грани, но никак не мог сорваться в бездну. Его Совершенство ласкало его, впивалось отросшими ногтями в спину, прикрытую рубашкой, извивалось под ним, а он продолжал и продолжал, зарывшись пальцами в её мягкие волосы, гладя точёную шею и нежно прикусывая мочку уха.       Финал пришёл резко, затопил его с головой, швырнул в бурлящую бездну наслаждения. Остро, неожиданно — резко накатывающими волнами. Словно взрыв — тот тоже был таким же. И дарил те же ощущения: всесилие и экстаз. Так же, как взрыв, оставлял ни с чем несравнимое эхо, отдававшееся почти болью во всём теле.       Зольф, так и не выходя из Ласт, уткнулся лицом в её шею, крепко обнимая и не ощущая, как саднит разодранная спина.       — А ведь не важно, кто из нас выиграл, — он ехидно прищурился, подняв голову и заглядывая в аметисты глаз. — Мы всё равно оба вышли победителями.