Всё, что любовью названо людьми

Рим 270 AD Человек молился, стоя на коленях и обратившись лицом к маленькому окошку, забранному решёткой. От каменного пола и стен тянуло сырым холодом, из окна доносился людской гомон. Человек шептал молитву, опустив лоб на сцепленные ладони. Кроули прошёл бы мимо, если бы не заметил рядом с узником вторую фигуру, по плечи укутанную в шерстяную белую тогу. — Азирафель? — удивлённо спросил он. Ангел вскинул голову, заулыбался: — Кроули! — Но тут же спохватился, нахмурил брови: — Ты пришёл искушать эту праведную душу? — Что? Нет! — Кроули чуть не оскорбился. — Нужны мне ваши праведники! У меня дело к начальнику гарнизона, — он качнул головой в сторону. Азирафель смерил его испытующим взглядом, но, кажется, поверил. Смягчился, выдохнул облачко белого пара. Кроули поёжился, сам плотнее закутался в шерстяную накидку. Он бы с огромным удовольствием зимовал где-нибудь в Египте или Персии, но приходилось толочься здесь, выполняя распоряжения Преисподней. Середина февраля выдалась мерзкой — дожди лили почти каждый день, лужи на улицах по ночам схватывались тонким хрустящим льдом. Кроули ненавидел такую погоду всем своим существом — от холода он становился медлительным и вялым, и, выходя на улицу из тёплого дома, жалел, что нельзя навертеть на себя все одеяла и меховые шкуры с ложа. А здесь, в казармах, где размещали разбойников и должников, было ещё холоднее. — Ну и что это за праведная душа? — спросил Кроули, пряча ледяные ладони в подмышки. — За какие прегрешения он сюда угодил? Азирафель бросил на него осуждающий взгляд. — Он тайно проводил брачные обряды. Кроули кивнул с понимающим видом, будто ему всё сразу стало ясно, потом спросил, ухмыляясь (потому что на самом деле ничего яснее не стало): — А почему тайно? Кого он женил — козла с петухом? — Жабу с гадюкой, — недовольно ответил Азирафель. Кроули выпятил нижнюю губу и сделал вид, что сейчас уйдёт. — Император Клавдий запретил вступать в брак молодым людям, годным для службы в армии, — Азирафель, явно купившийся на его уловку, поторопился объясниться. — Император считает, что женатые мужчины думают не о войне, а о том, как бы вернуться домой живыми. И от этого хуже сражаются. Кроули понимающе кивнул, ещё раз посмотрел на узника. Тот стоял на коленях, неподвижный, как изваяние. Только едва слышное бормотание говорило о том, что он ещё не умер от холода. — Ну, а ты что тут делаешь? — спросил Кроули. — Укрепляю его дух перед казнью, — сказал ангел и зябко обхватил себя за плечи. Это не сильно ему помогло, так что он энергично прошёлся по камере взад и вперёд, надеясь, наверное, что ходьба поможет согреться. Кроули наблюдал за ним, склонив голову набок. Их отношения с Азирафелем складывались причудливым образом. Фактически они были естественными врагами, и каждая их встреча должна была приводить к драке. Однако на деле их встречи постоянно приводили к кувшину-другому местного вина и длинным разговорам. У них нашлось неожиданно много общих интересов в области бытовой человеческой жизни. Кроули увлекался театром — Азирафель собирал свитки с трагедиями и комедиями. Кроули стал знатоком вина — Азирафель оказался гурманом. Их обоих восхищала архитектура и они оба недолюбливали морские путешествия. Обо всём этом и о сотне других вещей им было абсолютно не с кем поговорить, кроме как друг с другом. Были, конечно, ещё и люди, но с людьми невозможно было общаться на равных. Им был доступен крошечный отрезок бытия — двадцать лет, тридцать, пятьдесят. Они жили так, словно ничего не существовало до них, и ничего не останется после. А Кроули, как и Азирафель, помнил тысячелетия. Они оба были призваны пасти человеческие души — и они пасли их каждый сообразно своей природе. Азирафель пестовал мягкосердечность, любовь и добродетельность, Кроули — гнев, гордыню и похоть. После убийства Калигулы Кроули на долгое время забросил свою работу. Он ничем не занимался, никого ни к чему не толкал — он был уверен, что человечество катится в пропасть и без его помощи. Но человечество катилось к ней как-то странно. То катилось, то откатывалось назад. В конце концов Кроули начал чувствовать раздражение. Люди никак не могли определиться, плохи они или хороши. Они были и плохи, и хороши одновременно — и что самое странное, чаще всего они склонялись в ту или иную сторону без какого-либо вмешательства со стороны. Кроули пока не решил, что ему делать с этим знанием. Люди одновременно изумляли его и приводили в ужас. Иногда он завидовал Азирафелю, который не испытывал подобных сомнений: он твёрдо считал людей замечательными созданиями, которые иногда просто немного сбиваются с пути (под влиянием демонических сил, разумеется). — И долго тебе здесь сидеть? — спросил Кроули. — До рассвета, — Азирафель вздохнул и укоризненно посмотрел на облачко белого пара, вылетевшее изо рта. — И никакого чудесного избавления в последний момент? — уточнил Кроули. Азирафель неопределенно повёл головой, что означало «хотел бы, да не могу». — А, ну как всегда, — ухмыльнулся Кроули. — Награда за добрые деяния — мучительная смерть. — Мне это нравится не больше, чем тебе! — резко отозвался Азирафель. — Да ты что, я обожаю мучительные смерти! — с издёвкой сказал Кроули. — Смотрел бы и смотрел, как с людей заживо… — Давай без подробностей, — перебил Азирафель. — Я должен укреплять его дух, а ты портишь мне весь настрой. — Я же демон — не могу пройти мимо, ничего не испортив. — Изыди, сатана, — буркнул Азирафель. Кроули качнулся назад, будто на него налетел внезапный порыв шквального ветра, и едва успел схватиться рукой за решётку, чтобы не упасть. — Эй!.. Я ещё даже зайти не успел! Азирафель ответил мрачным взглядом и виновато сказал: — Прости. — Так что — всё его преступление в том, что он соединял любящие сердца? — поинтересовался Кроули, на всякий случай обвивая рукой решётку. — Не только, — признался Азирафель. — Он попытался обратить в христианство императора Клавдия. Тот пришёл в ярость, сам понимаешь. — Тебе не кажется, что умерщвлять такое количество праведников — не самый эффективный способ борьбы со злом? — вкрадчиво спросил Кроули, щуря глаза. — Кто вообще захочет становиться праведным, если тебя гарантированно повесят, четвертуют, а потом бросят львам? — Стратегические решения лежат вне моей компетенции. — Ой, я уже слышал эту отговорку! — скривился Кроули. — Я не могу проявлять неповиновение! — с ноткой отчаяния воскликнул Азирафель. — У меня есть инструкции, я должен им следовать! Кроули поднял брови, смерил ангела взглядом. Азирафель выглядел всерьёз расстроенным. А ещё Азирафель выглядел довольно замёрзшим. Вряд ли ангел мог подхватить насморк, проведя ночь в темнице — но совершенно точно мог подцепить уныние. — А что если — теоретически — некое зло вмешается и расстроит ваши планы? — небрежно спросил Кроули. — Какое зло? — настороженно и внимательно спросил Азирафель. — Гнусное, — уточнил Кроули. — Что, если оно злодейски избавит вашего праведника от мучительной казни? Тогда он успеет переженить ещё десяток-другой идиотов, погрязших в прелюбодеянии… Азирафель торопливо потряс головой. -…тогда он успеет ещё много раз злостно нарушить императорский закон, — тут же поправился Кроули, — соединяя браком влюблённых и тем самым снижая боеспособность императорской армии?.. — Это было бы ужасное злодеяние, — согласился Азирафель, кинув на него благодарный взгляд. — Но ты ведь охраняешь этого будущего мученика день и ночь, не спуская с него глаз? Ангел кивнул. — Иволга! — вдруг оживился Кроули. — Смотри — за окном! — Где? — Азирафель развернулся. Камера была пуста. Узник исчез, словно его никогда здесь и не было. Азирафель повернулся к Кроули и посмотрел на него с осуждением. — Ты обманул меня, хитрый змий. — Это было легко. Как два пальца об Аппиеву дорогу. — Что, прости?.. — Я ещё работаю над формулировкой, — Кроули сморщил нос. Азирафель недовольно вздохнул и толкнул дверь камеры, распахивая решётку. — Боже, какой же здесь холод! — пожаловался он и растёр себе плечи. — Мне определённо нужен кувшин горячего вина. — Отличная идея, — согласился Кроули. — Куда ты его отправил? — спросил Азирафель, когда они оказались на улице. — Я надеюсь, в какое-нибудь безопасное место? — Безопаснее не бывает. Он сейчас в доме одного из тех полоумных, которому подарил радость брака, — с сарказмом отозвался Кроули. — Надеюсь, твоему праведнику хватит ума хотя бы недолго сидеть тихо и не приставать к императорам с христианством. Они шли по улице сквозь толпу. Люди расступались, не замечая их и даже не задумываясь о том, что за сила заставляла их сворачивать с дороги. Кроули на ходу стащил горсть орехов у уличной торговки и начал щёлкать их пальцами, бросая скорлупу себе под ноги. Азирафель взял один у него из ладони, разгрыз. — Смотри, — Кроули толкнул Азирафеля локтем и кивнул в переулок. Спасённый праведник, возле которого уже собралась кучка людей, громко благодарил Бога за своё избавление. По его словам выходило, что в ответ на его молитву невидимый вихрь перенёс его за стены тюрьмы и невредимым поставил на улице перед домом его друзей. Азирафель притормозил и прислушался. Молодая пара — видимо, хозяева дома — уговаривала его зайти внутрь, но тот будто не слышал, перемежая восхваления Всевышнего с клятвами, что будет выполнять своё призвание ещё усерднее. — Если он не бросит своё занятие, долго он так не прогуляет, — вздохнул Кроули. — Но это так самоотверженно, — умилённо вздохнул Азирафель. — Он знает, что ему грозит смерть, но не может оставить без защиты влюблённых. Разве это не прекрасно? — он обернулся к Кроули. — Это глупо, — убеждённо сказал тот. — Это воодушевляет!.. Кроули издал нетерпеливое восклицание. Ему было холодно, ветер пробирался сквозь слои одежды и заставлял ноги покрываться мурашками. — Горячее вино, ангел, — напомнил он. — Посмотри на них. Люди так прекрасны, когда влюблены, — сказал Азирафель, не отрывая глаз от молодой пары. — Я хочу выпить за эту любовь — чтобы она никогда не покидала их сердца. — Так, ты только что всё испортил, — раздражённо заявил Кроули. — Знаешь что — мы не пойдём в твой очередной кабак, я не пойду. За то, что ты такой зануда. — А куда ты пойдёшь? — искренне удивился Азирафель, огорчаясь на глазах. — Покажу тебе другое место. Теперь моя очередь выбирать, где мы пьём. — Это никогда не была твоя очередь! — возмутился Азирафель. — А сегодня стала моя, — отрезал Кроули. — Идём, ангел. Он двинулся дальше, Азирафель поспешил за ним. — Куда ты хочешь? — покладисто спросил он. — Что это за место? — Увидишь, — сказал Кроули. — Я там часто бываю, когда устаю от людей, — добавил он. — Рим стал слишком шумным. Они поднялись на один из холмов, к ряду великолепных вилл патрициев, выстроенных так тесно, что на склонах уже не оставалось места для того, чтобы втиснуть сюда ещё хотя бы курятник. Один из домов пустовал. Кроули привычным жестом толкнул дверь и впустил ангела внутрь. Пройдя через вестибулу и атриум, они оказались во внутреннем дворике с молчащим фонтаном, по лестнице поднялись на плоскую крышу. — Почему здесь никто не живёт? — спросил Азирафель. — Судебная тяжба, — ответил Кроули. — За это место наследники и кредиторы прошлого хозяина судятся уже несколько лет. Никого сюда не пускают, потому что не могут договориться. И поэтому здесь так тихо. Над плоской крышей возвышалась стена второго дома. Она была тёплой — по ней поднимался горячий воздух из гипокауста. Кроули достал припрятанную под каменной скамьёй бутыль с вином и стаканы, пригласил Азирафеля сесть. Тот со вздохом удовольствия прижался к теплу всей спиной. — Ты часто здесь бываешь? — с любопытством спросил он, раскладывая по ногам складки тоги. — Когда меня утомляет людская глупость, — отозвался Кроули, сотворив на ладони пламя и обводя им дно бутыли. В воздухе тут же запахло пряностями. Солнце склонялось к холмам, небо темнело. Рыжая полоса заката протянулась через весь горизонт. Они сидели, пили вино и смотрели на город. — Читал что-нибудь интересное в последнее время? — спросил Кроули. Азирафель страдальчески вздохнул: — Не напоминай. Литература сейчас в ужасном упадке, после Апулея так никто и не появился. Кроули с сочувствием хмыкнул. — Не понимаю, куда подевались все талантливые поэты, — пожаловался Азирафель. — Одни изощряются с ритмом, другие дёргают строки из Вергилия, перекладывают по-новому и называют это новой поэзией. А третьи описывают в стихах произношение букв и виды морских побережий. Или посвящают их прививке деревьев!.. Ужасно, — скорбно сказал Азирафель. — Все слова уже побывали в употреблении и сохранили следы прежних хозяев, — философски заметил Кроули. — Но ты всегда можешь перечитать Вергилия самостоятельно, — сказал он, пытаясь подбодрить. Азирафель вздохнул. — И даже не проси меня говорить об исторических трактатах, — добавил он, хотя Кроули и не собирался просить. — Светония совершенно невозможно читать, он страшно предвзят. Последним, кто умел пользоваться источниками, был Плиний. Остальные теперь просто пересказывают по написанному: Флор составляет сокращение Ливия, Фест — сокращение Веррия Флакка. История превратилась в пустую коллекцию анекдотов и курьёзов. — Тёмные века впереди, — глубокомысленно сказал Кроули. Они пили горячее вино и молчали. Солнце коснулось горизонта, небо медленно гасло. Империя умирала, а они смотрели на вечный город, рыжий и мраморный. Кроули, поставив локоть на колено, касался пальцами своей шеи. Иногда он забывал, что по современной моде ему приходилось носить короткие волосы — и машинально искал длинные пряди, чтобы прочесать их рукой или сплести в небрежную косу. Но сейчас пальцы натыкались на озябшую от вечерней прохлады кожу и короткие вьющиеся кольца вместо длинных тяжёлых прядей. Азирафель посмотрел на него, задержал взгляд. Кроули убрал руку, будто смутившись. — Мне нравилось, — вдруг сказал Азирафель. — Что? — Мне нравилось, когда у тебя были длинные волосы. Кроули отвернулся, стараясь не покраснеть. — Может быть, мода на них ещё вернётся. — Может быть, — повторил Кроули. — Ещё вина?.. Азирафель подставил стакан. — Очень удобно, что не нужно таскать с собой жаровню, — сказал Азирафель. — Лучше замолчи, — предупредил Кроули. — Много болтаешь. Ангел спохватился, постарался нахмуриться. Ему действительно не стоило хвалить Кроули — и уж тем более говорить ему комплименты. — Как звали этого сегодняшнего праведника? — спросил Кроули, грея длинные пальцы на боках глиняного стакана. — Валентин, — сказал ангел. — А зачем тебе? Кроули фыркнул: — Я ведь должен буду похвастаться, что помешал вам заиметь ещё одного мученика! — О, конечно, — спохватился Азирафель. — Придётся тщательно выбирать выражения, когда я буду об этом рассказывать. — Пф!.. Напиши своим, что ты загнал злого духа аж на вершину холма и до самого рассвета не давал ему передышки, осыпая его пинками и оскорблениями. Азирафель настороженно покосился на Кроули. — Не думаю, что я силён в оскорблениях. Или пинках. Кроули пихнул его локтем в бок и весело улыбнулся. — Да ладно, это совсем не сложно. Делай, как я, — и он пихнул его снова. Азирафель смерил его взглядом, помедлил, явно с трудом решаясь поднять руку — но сосредоточился и легонько ткнул Кроули в плечо. — О, ты поразил меня в самое слабое место! — патетично воскликнул Кроули и завалился набок. — О, прости! — Азирафель взволнованно подскочил. — Ты в порядке? Ты не ушибся? Кроули, смеясь, встал на колени, чтобы подняться. Всё ещё смеясь, задрал голову и посмотрел на Азирафеля снизу вверх. Ангел возвышался над ним, край белой тоги, подхваченный ветром, хлопнул Кроули по щеке. Кроули перестал улыбаться, глядя вверх — на растерянное, почти испуганное лицо ангела. — Тебе… тебе лучше встать, — торопливо сказал Азирафель, отводя глаза. — И злой дух оказался повержен на колени перед сияющим ангелом, — негромко и выразительно сказал Кроули. — Встань, пожалуйста, не надо этой патетики, — нервно потребовал Азирафель, переводя дыхание. — Ты ведёшь себя глупо. — Вот! Вот ты и начал осыпать меня оскорблениями! — радостно заявил Кроули. — Видишь — это не так уж и сложно. Азирафель сел на прежнее место, недовольно сложив губы. Кроули одним движением перетёк на сиденье рядом и вытянул скрещённые ноги. Он ухмылялся, глядя, как город поглощает тьма, а над головой проступают холодные февральские звёзды.