***
Через какое-то время Куай возвращается в главный зал, неся в одной руке дымящийся чайник, а в другой каким-то чудом удерживая две кружки и небольшую сахарницу. Ханзо скромно сидел за угловым столиком, в терпеливом ожидании бездумно прокручивая дисплей своего телефона. Свет гостиной омывает его лицо нежными голубыми оттенками, а тусклые лампы наверху придают всему остальному здесь видимое тепло, в результате чего контраст обоих цветов рисует мягкие тени на бровях, щеках и челюсти Ханзо. И вот опять. Снова этот переворот в груди поражает его, и Куай в очередной раз мысленно задаётся вопросом, как этот мужчина может быть таким чертовски красивым. Едва ли уловив звуки приближающихся шагов, Ханзо резко отрывается от своего предыдущего занятия, нацеленного на коротание времени, и почти сразу же встаёт со своего места. - Если тебе нужна помощь, я мог бы... - Ерунда. Ты же мой гость, - любезно перебивает его Куай, ставя на стол баночку с сахаром и слегка позвякивая керамическими кружками, висящими на его безымянном пальце. - Пожалуйста, присядь. Ханзо молча соглашается и вновь садится на свой стул, попутно хватая телефон, чтобы убрать его в один из карманов куртки, накинутой поверх спинки его сиденья. Куай ничего не произнёс в ответ на этот жест и вместо этого продолжил сосредоточенно расставлять кружки на стол, хотя он, бесспорно, крайне высоко оценил поступок мужчины, - теперь они будут уделять друг другу своё безраздельное внимание, чего было весьма трудно добиться во время их телефонных звонков на прошлой неделе. Потянув за простую деревянную подставку, доселе зажатую между его бицепсом и рёбрами, и расположив её на дальней стороне стола, Куай осторожно поставил на неё чайник. - Пахнет чудесно, - тихо говорит Ханзо сидящему напротив него Куаю. Куай одаривает его мягкой улыбкой и благодарным кивком, после чего снимает крышку с сахарницы. Он жестом предлагает Ханзо взять себе столько, сколько ему потребуется, но тот слегка качает головой и вежливо отказывается. Как и следовало ожидать от гостеприимного хозяина, - несмотря на его собственную потребность в подслащённом чае, - Куай на мгновение откладывает чайную ложечку, чтобы налить горячий напиток в чашку Ханзо, сначала поднимая чайник от стола и постепенно возвышая его над кружкой. Тихое слово благодарности сопровождает руки Ханзо, обхватывающие простую керамическую чашку и тут же заменяющие тепло карманов куртки неимоверно горячим свежезаваренным чаем. Кажется, он пытался согреться всё то время, что ожидал Куая на улице. Что же касается его самого, то Куай не чувствует, что снаружи было хоть немного прохладно, - однако, вряд ли это было хоть каким-либо показателем, ведь он всегда расцветал на холоде, даже при температуре ниже нуля. Он добавляет "неприязнь к холоду" к изо дня в день растущему списку "вещей, которые делают Ханзо Хасаши крайне милым", среди которого уже было множество пунктиков, что он узнал об этом человеке за последние десять дней их телефонных разговоров, - включая даже такие черты, как "любовь ко вкусу сливы", "незначительная аллергия на кальмаров" и "ненависть к ощущению морских водорослей на ногах". Он мог лишь надеяться, что этот список со временем станет настолько длинным, что он изо всех сил будет пытаться вспомнить всё его содержание. Щедро добавив в свою чашку целую ложку сахара, Куай начал наливать напиток и себе, повторяя то же самое восходящее движение, что было выучено за годы наблюдения за тем, как его мастер подаёт своим ученикам чай после тренировок. Если быть до конца честным, то он бы с большим удовольствием предпочел бы, чтобы он с Ханзо пили жасминовый чай, используя при этом более привычные и традиционные в их странах инструменты, - дробильные блоки и ролики, щёточки, венчики, каменные мельницы, - и сидя за низким, - прямо до пола, - чайным столиком нежели, чем они сейчас пили из десятицентовых кухонных кружек за столом в кафе-мороженом. Он не хотел принижать всю его проделанную здесь работу, но он отчётливо чувствовал, что было бы гораздо приятнее пить чай либо у него на квартире, либо у Ханзо дома, - конечно же, если бы он позволил ему посетить его жильё. Это было бы куда более личным. Возможно, это была просто его глубоко похороненная, - буквально пронизывающая все его мысли время от времени, - тоска по дому, но для него все те мелкие различия между китайскими и японскими чайными церемониями важны далеко не так, как их сходства, а потому внезапно полученная им возможность поделиться общей практикой с кем-то, кто подключится к ней на личном уровне, превратилась в ту самую настырную идею, что угрожала просто-напросто вскружить ему голову в дальнейшем. Однако с этим придётся повременить до тех пор, пока он не сможет приобрести себе новый набор чайной посуды или же, наконец, отремонтировать тот, который он привёз с собой из дома, - большая часть кружек этого сервиза носила на себе шрамы или сколы вдоль обода или же вовсе полностью разбилась на кусочки во время процесса транспортировки. Это было ещё одной вещью, - наряду с велосипедом и уличным креслом для веранды, - в списке предметов, что он в один прекрасный день купит. Сейчас же он может только наслаждаться тем небольшим количеством времени, которое он может провести с Ханзо сегодняшним вечером, - пока их напряжённый график даёт им это маленькое окно в течение всей недели, - и всей душой упиваться присутствием друг друга в одиночку и без каких-либо отвлекающих факторов. Они проводят ещё пару минут в комфортном для них обоих молчании, делая осознанные глотки всё ещё дымящегося чая. После чего сквозь уютную тишину, упавшую на скромный зал, Ханзо хвалит умение Куая прекрасно заваривать чай, и их взгляды наконец-то встречаются вновь. Ханзо теперь выглядит куда менее встревоженным и куда более уверенным, что вызывает мягкую улыбку на лице Куая, благодарного за то, что их первое настоящее... свидание?.. Подождите-ка, это свидание?! О, боги. Кое-как проглотив очередной глоток чая, о котором он на мгновение благополучно забыл, Куай попытался отбросить этот ход мыслей прежде, чем он бы окончательно возымел верх над его нервами, и тут же предпринял абсолютно-не-лихорадочную попытку светской беседы: - Так... как прошёл твой день? Ханзо делает неловкий глоток и быстро откашливается прежде, чем ответить: - Изнуряюще, но в целом неплохо. А твой? - Также. Субботы могут быть весьма требовательными. - Могу только представить, - тихо хмыкнул от смеха Ханзо. Управление бизнесом по производству мороженого требует далеко не так много физического напряжения, как то же обучение маленьких детей боевым искусствам, - работа, на которой Ханзо построил свою карьеру, как недавно признался он во время одного из их телефонных разговоров, - но всё же занятость вряд ли является соревнованием, и потому они оба молча соглашаются с мыслью о том, что всякая работа важна и кто-то должен её делать. - Как поживает Такеда? - спрашивает Куай, аккуратно ставя свою кружку на стол и задумчиво переплетая пальцы под её ручкой. - Даже немного странно разговаривать с тобой без него, звучащим где-то на заднем плане. Это заявление вызывает у него ещё один тихий смешок, который Куай воспринимает как свою личную победу. Слышать детский голос на другом конце телефона стало практически привычным явлением, - Такеда либо играет с чем-то, сделанным из нескольких пластиковых частей, - он полагает, что это, скорее всего, был игрушечный грузовик, - либо игриво протестует против укладывания его в кровать. В случае последнего, он как раз и чаще всего ловит дружелюбного, но при этом почти что нахального Кенши, укладывающего малыша спать. - Он в порядке. Кенши и я взяли его с собой в тот ресторан... там ещё была игровая площадка внутри здания, - задумчиво отвечает он, описывая то место таким тоном, будто бы это была абсолютно абсурдная и неизвестная ему концепция. - Мы думали, что пиццы на ужин будет достаточно для того, чтобы он расправился со своей порцией прежде, чем пойти играть с другими детьми, но он так сильно хотел присоединиться к ним, что, разумеется, съел недостаточно и быстро вымотался. Куай весело кивает ему в ответ, но всё же упоминание Кенши в очередной раз подсказывает ему, почему он так нервничает по этому поводу. Он всё ещё не выяснил, в каких отношениях состоят Ханзо и Кенши, - или кем ему приходится этот ребёнок, - боясь того, что его тревожные мысли могут оказаться правдой. Ещё с прошлой недели в его животе появилась небольшая яма беспокойного сомнения, - что всё больше расширялась при этих мыслях и тем самым создавала всё более тяжелый вес, - страх, вызванный тем, что Ханзо уже находится в преданных отношениях, и что Куай просто тоскует по недостижимому человеку. Он разрывается на части между своим желанием быть взаимно влюблённым и стать кем-то значимым для того, кого он только встретил, - будучи немного больше, чем несбыточная мечта. Конечно, Ханзо говорил с ним с теплотой и радостью в голосе, но всё же утверждать, что этот энтузиазм романтичен по своей природе, было бы глупо, - а он абсолютно не хочет портить всё растущую дружбу, которую они уже имеют, из-за какого-то недоразумения. Тем не менее, он также был ужасно любопытен в плане всего того, что касалось бы Ханзо, и пользовался буквально любым шансом узнать о нём чуть больше, именно поэтому он сейчас суёт нос в чужое дело, пытаясь не раскрыть себя полностью: - Как давно вы с Кенши знаете друг друга? Глаза Ханзо рефлекторно устремляются в потолок, пока он тщательно обдумает свой ответ, вполне вероятно, пытаясь вспомнить ту дату, о которой он не думал уже в течение довольно долгого времени. Через несколько мгновений он наконец-то говорит, что встретил Кенши ещё в то время, когда они оба жили в Японии, но это произошло более шести лет назад. Не имея возможности точно определить, когда именно они познакомились, Ханзо оценивает их знакомство примерно в восемь лет. Куай нажимает на него ещё немного, задавая ему вопрос о длительности их пребывания в Штатах, - и этот вопрос, кажется, заставляет Ханзо слегка поёрзать на своём месте. Куай тут же сожалеет об этом, - он ни в коем случае не стремился причинить своему гостю никакого дискомфорта, - но Ханзо всё равно отвечает на поставленный вопрос: - Думаю, что Кенши и Такеда уже практически пять лет... В моём случае прошло меньше двух. - Разве вы трое не иммигрировали вместе? Ханзо отрицательно качает головой. - Поскольку его здесь нет, я воздержусь от всех подробностей, но... Кенши покинул Японию после того, как пережил глубокую личную потерю, - говорит он, расфокусировано глядя на внутреннюю часть своей кружки. - В этом мы очень похожи. Именно он убедил меня уехать из Японии. Куай медленно переводит взгляд на свою чашку, чувствуя, как молчание в воздухе постепенно перетекает из слегка неловкого в весьма уязвимое и даже печальное. Но он всё-таки нерешительно спрашивает: - Ты тоже понёс тяжёлую потерю? Это был тяжёлый вопрос, потому что он прекрасно знает, что просить кого-то, пусть даже на несколько мгновений, вернуться к старым ранам, - это крайне большая просьба, - а ещё потому, что он и сам на личном опыте познал, каково это, когда любимый человек внезапно исчезает из твоей жизни. Он думает о Би-Хане и о том, как в последний раз виделся со своим старшим братом перед тем, как единственный член его семьи исчез из их родного города более пятнадцати лет назад. Он не думал, что найдёт Би-Хана в Соединённых Штатах, - да и не надеялся на это. Он покинул Китай лишь потому, что ему было слишком уж больно ходить по тем же улицам, что и его старший брат, - когда они были ещё детьми, - и осознавать, что он никогда не сможет сделать это с ним снова. Уход был лучшим лекарством для исцеления его скорбящего духа. Горе очень старое, но оно всё равно приносит ноющую боль даже сейчас. Вот почему Куай отступил практически сразу же, после своего вопроса. - Мне очень жаль. Я не должен был давить на тебя. Тебе не нужно отвечать на этот вопрос. Ханзо выглядит так, словно испытывает сейчас ужасающую боль, и Куай не может смотреть на него без чувства вины за это. - Нет, ты... всё в порядке. Я, ээ... - подрагивающим голосом начал Ханзо. Он очень быстро заморгал, когда почувствовал, что слёзы всё же грозятся скатиться с его лица, благодаря чему они остались там же, где и были. - Моя жена и сын погибли в ДТП. Они умерли вскоре после смерти Кен... - он резко замолкает, не вдаваясь в подробности боли, которая ему не принадлежит. - Это заняло довольно много времени, но... как только мне выдали грин-карту*, я присоединился к моему другу, и с тех пор мы живем вместе, - вкратце объяснил Ханзо, рефлекторно потирая большим пальцем свою кружку. - Сначала я думал, что останусь в его доме только до тех пор, пока не найду опору в жизни, но потом... Он делает небольшую паузу, и Куай думает, что мужчина сейчас мысленно подбирает нужные слова, - те, что он бы использовал на языке, что не был ему родным. Он очень хорошо знаком с этим особым видом затишья в разговоре, поскольку и сам испытывает его на протяжении всей своей жизни, - регулярно, с тех пор, как только он сам впервые переехал сюда, и частенько, в их с Томашем детстве. Он понимающе ждёт продолжения. Сделав тяжёлый вздох, Ханзо начал непроизвольно возиться со своей кружкой, неспешно вращая её по овальной траектории на глянцевой поверхности стола. - Пожалуй, так и есть... моя семья... - задумчиво продолжает он. - Такеда мне словно сын, а Кенши как брат. Теперь, когда они с такой готовностью приняли меня в свою жизнь, мне и в голову не приходило разлучаться с ними. Услышь он эти слова в любое другое время Куай бы непременно почувствовал невероятное облегчение от осознания того факта, что Ханзо и Кенши не связаны романтическими отношениями, однако обстоятельства, при которых он узнает это, настолько далеки от его идеала, что он не может сейчас ощутить ничего, кроме болезненных спазмов. - Мне стыдно, однако, признавать, что Такеда начал видеть во мне своего отца больше, чем в Кенши, - смущённо продолжил он. - И Кенши понимает это так же хорошо, как и я. Я боюсь, что одно моё присутствие в семье когда-нибудь может стать тем, что разорвёт её на части. Впервые за долгое время их взгляды встречаются вновь, после чего Ханзо издаёт мрачный звук, невесело смеясь над собой. - Прости. Я пришёл сюда не для того, чтобы использовать тебя в качестве психолога, - он кладёт голову на одну из своих рук, заменив этим нервную возню с опустошённой чашкой. Комната погружается в напряжённую тишину, и в течение долгих мгновений Куай судорожно размышляет над тем, что он должен сделать, что он должен сказать, пока Ханзо сидит прямо напротив него. Осторожно, словно боясь отпугнуть, Куай тянется к свободнолежащей на столе руке, бережно просовывая свои пальцы под ладонь Ханзо. Ханзо широко распахивает свои глаза и высоко поднимает брови, при этом позволяя своей руке лечь раскрытой ладонью вверх, когда Куай уже куда более уверенно обхватывает её своей собственной. Куай был удивлён мягкости руки другого мужчины, несмотря на имеющиеся на ней редкие мозоли. Он сочувственно сжимает руку Ханзо, тем самым извиняясь за то, что вообще поднял эту тему, а затем, со всей серьёзностью, на которую он был способен, говорит: - Пожалуйста, не извиняйся за то, что был честен со мной. Я слишком хорошо знаю боль потери любимого человека. Ему требуется лишь короткое мгновение, чтобы ответить, и в конце концов благодарная улыбка растягивает рот Ханзо, после чего он возвращает этот жест, обхватив своими пальцами хватку Куая и зацепившись за неё должным образом. - Спасибо тебе, - его голос был приглушён, но невероятно искренен. - Конечно.***
Ключи Куая звенят подобно чутким колокольчикам на ветру, когда он запирает дверь своего магазина. Он прячет их в карман и, - как старомодный джентльмен, - с размашистым поклоном протягивает руку в сторону тротуара. - Можем идти? Ханзо коротко фыркает на этот жест, но всё равно начинает движение. Куай отбрасывает свой образ благородного рыцаря и присоединяется к нему, попутно наслаждаясь холодным бризом, скользящим по его лицу. Тем временем Ханзо, похоже, делает всё, что только можно, чтобы запрятаться в свою куртку как можно больше, засовывая свои руки в карманы и поднимая плечи так, чтобы защитить шею от весенних ветров. - Неравнодушен к холоду? - весело спрашивает Куай, подсознательно приближаясь к Ханзо ровно до того места, где их плечи соприкасаются. Внезапный, но лёгкий контакт заставляет Ханзо слегка вздрогнуть, а его уши, - если верить свету уличных фонарей, - немного покраснеть. Холодно, но не мороз. - Нет, - выдыхает Ханзо, тепло смеясь и решительно не отступая от этого прикосновения. Более того, он лишь сильнее прижался к нему. - Нет, мы с холодом никогда не были в дружеских отношениях. Он не может понять почему, но мысленный список Куая поднимает пункт "неприязнь к холоду" сразу на несколько ступеней вверх по шкале привязанности. По крайней мере, никто не станет отрицать, что, - для такого подтянутого человека его роста и телосложения, - вид Ханзо, подрагивающего от малейшего падения температуры, нельзя было назвать ничем иным, кроме как милым, и Куай просто не мог не улыбнуться, думая об этом. Хотя он не думает, что рискнул бы сейчас сказать это слово вслух тому, кто зарабатывает на жизнь обучением хапкидо*. Его ученики могут быть, - в основном, - маленькими детьми, но сам Куай уже довольно-таки давно не занимался своими тренировками, - да и сам Ханзо ещё с их самой первой встречи представился ему очень гордым человеком, который может и отомстить за такой комплимент. Вполне возможно, со временем он сможет использовать такое описание, не опасаясь того, что своими словами ненароком нанесёт ему обиду или оскорбление. Самое последнее, что он хотел бы сделать, так это унизить или уж тем более оттолкнуть кого-то, с кем он так быстро установил связь за столь короткое время. Направляясь к ближайшему парку, - что наверняка уже был практически безлюдным в этот поздний час, - они оба впадают в неторопливый ритм, легко подстраиваясь под темп ходьбы друг друга. Расстояние невелико, но и они не торопятся, то и дело рефлекторно натыкаясь на свои руки или ботинки. Это вызывает постоянно растущую улыбку или даже усмешку на лицах обоих, - и с каждым разом они оба всё меньше и меньше стесняются нарушения личного пространства другого, постепенно превращая всё это в лёгкий флирт ногами. В полуночной тишине, когда до них доносятся только слабые звуки проезжающих мимо машин, дорожка тротуара ощущается неким мостом между двумя мирами, доступ к которым есть лишь у них, или же дорогой из безопасного дома, ведущей к оазису, где только они могут найти убежище от требований повседневной жизни. Сам Куай когда-то нашёл несколько минут покоя на этой старой игровой площадке, чья земля была покрыта сильно измельчённой корой мульчи*, а стальные джунгли, состоящие из тренажёров, уже потеряли часть своей синей, погодоустойчивой краски. Иногда, закрыв свой магазин в конце долгого рабочего дня, он делает этот небольшой крюк, дабы посидеть на качелях и подышать ночным воздухом прежде, чем отправиться домой. Когда они наконец-то пересекают границы парка и переступают через деревянный фундамент, обрамляющий детскую площадку, Куай и Ханзо направляются к пустующим качелям, сразу же располагаясь на пластиковых сиденьях, - слишком маленьких для обоих. Кора безмолвно хрустит под их ногами, и Ханзо бездумно толкается носком своего ботинка в это покрытие, то и дело раскачиваясь назад и вперёд. Куай же предпочитает избегать движения своей качели сразу же по достижении удобного положения, - за исключением разве что скручивания её на месте время от времени, - особенно, при его выборе места с невероятно скрипучими цепями. Ни один из них не был хорошим собеседником, - как вскоре заметил Куай, обнаруживший, что он совсем не возражает против их продолжительного уютного молчания. Он смотрит на потемневшее небо и вскоре замечает мельчайшую полоску луны, надёжно прячущуюся за густыми облаками, освещаемые сиянием её блестящего белого ореола. Световое загрязнение, производимое всем городом, блокирует визуальный доступ к большинству звёзд, но Куай, кое-как вытянув шею, всё ещё может разглядеть там полярную звезду, - полярную звезду, что висит прямо над ними и этой скромной игровой площадкой. Мечтательно наблюдая за медленно плывущими мимо луны облаками, он не сразу замечает, что Ханзо смотрит на него слева. Повернув голову к нему лицом, Куай встречается один на один с его пристальным взглядом и мгновенно чувствует приятный узел, неизбежно скручивающийся в его животе от одного лишь этого неповторимого зрелища: глаза Ханзо потемнели, а рот слегка приоткрылся, частично обнажая его белые зубы, прячущиеся за поблёскивающими губами, которые могли так увлажниться лишь от того, что их только что облизали. Желание потянуть его за затылок и страстно поцеловать этого человека было настолько велико, что Куай искренне недоумевает, как он ещё не поддался этому искушению, отбросив все мысли в сторону. Конечно же, за десять лет обучения боевым искусствам он научился сдержанности и самообладанию на всю жизнь вперёд, и, более того, он прекрасно осознаёт, что поцелуй с Ханзо без разрешения оного принесёт ему огромный позор за неуважение к независимости другого человека, но боги... Он может только молиться, чтобы получить возможность сделать это с восторженным дозволением. - Итак... - смущённо начинает Ханзо, ненадолго прерывая их зрительный контакт ради того, чтобы посмотреть на то, как его нога пинает кору под ним. - Я хотел бы узнать... хотел бы ты поужинать со мной в будущем... Куай чувствует, что готов прямо сейчас вскочить со своего места. Однако вместо этого, он крепко сжимает цепь своей качели правой рукой и позволяет чистой радости, затопляющей всё его тело, проявиться на своём лице. - С удовольствием. Несмотря на то, что тот всё ещё упрямо смотрел в сторону, он смог заметить, как щёки Ханзо чуть ли не лопнули от улыбки, вмиг растянувшей его губы. Куай искренне удивляется, как этот человек может быть таким застенчивым, имея при этом такую восхитительную внешность. - Я знаю, что мы оба - занятые люди, чьи графики трудно сопоставить, а также то, что Джонни заплатил вам за изготовление десерта для празднования дня рождения своей дочери, - задумчиво говорит Ханзо, и ветер игриво ловит его волосы, заставляя его конский хвост настойчиво приближаться к его челюсти. - Возможно, пройдёт некоторое время прежде, чем мы сможем договориться о встрече. - Я не сомневаюсь, что ожидание того стоит, - понимающе качнул головой Куай. - Очаровательно, - с улыбкой фыркнул Ханзо. Куай тоже тихо посмеивается, но не отрицает этого. Он делает всё возможное, чтобы не быть излишне неловким рядом с этим мужчиной. Он благодарен Ханзо за то, что тот не думает, что он представляет собой исключительно неуклюжий беспорядок, - несмотря на то, что сам он себя ощущает именно так. Мгновение тишины проходит над ними прежде, чем Куай снова заговорил, робко положив руки на колени: - Когда я впервые услышал о Кенши, то испугался, что у вас с ним романтические отношения, - тихо признаётся он. - Но мне так сильно хотелось снова быть рядом с тобой, что я изо всех сил цеплялся за надежду, что мой страх был необоснованным. Я так рад слышать, что это действительно так. Ханзо резко выпрямляется на своём сиденье и перестаёт раскачиваться взад-вперёд. И вот опять эта игра света окрашивает его кожу в нежно-розовые тона. Его глаза слегка светятся от удивления. Куай думает, что его честность должна была стать неожиданной, но всё же он больше не колеблется: - Я был так счастлив снова увидеть тебя в прошлые выходные, и стал ещё счастливее после того, как ты дал мне свой номер. Удивление на лице Ханзо сменяется удовлетворением, брови легко опускаются на глаза, а губы едва заметно изгибаются, когда он произносит: - Я тоже счастлив. -------------------------- *Сётокан (яп. 松濤館 сё: то: кан , буквально, «дом колышущихся сосен» или «зал сосны и моря») — один из основных стилей японского карате, разработанный выдающимся популяризатором и преподавателем карате Гитином Фунакоси (1868—1957) и получившим дальнейшее развитие благодаря его сыну Ёситаке Фунакоси. Направление получило название «Сётокан» от литературного псевдонима Фунакоси — Сёто. На эмблеме стиля изображен тигр. *Улун (кит. трад. 烏龍, упр. 乌龙, пиньинь: wū lóng, «тёмный дракон»; также оолонг, улунг и уло́нг — ошибочные варианты транслитерации с английского), или цин ча («бирюзовый чай») — полуферментированный чай, который по китайской классификации занимает промежуточное положение между зелёным и «красным». *Грин-карта — удостоверение личности или так называемая идентификационная карта, подтверждающая наличие вида на жительство у человека, не являющегося гражданином США, но постоянно проживающего на территории США, и предоставляющая право трудоустройства на территории этой страны. *Хапкидо́ (кор. 합기도?, 合氣道?; хап «объединение» + ки «энергия, сила» + -до «путь»; «Путь объединения энергии») — корейское боевое искусство, на появление которого во многом оказала влияние техника, положенная и в основу айкидо, Дайто-рю Айки-дзюдзюцу. В дальнейшем в него вошли и элементы тхэквондо, тансудо. Хапкидо — относительно молодое боевое искусство, хотя в Южной Корее по числу занимающихся занимает третье место после тхэквондо и дзюдо. *Мульчирование — поверхностное покрытие почвы му́льчей (англ. mulch) для её защиты и улучшения свойств. Роль мульчи могут выполнять самые разнообразные, как природные органические так и искусственные неорганические, измельчённые до определённых размеров, материалы. Мульчирование — один из самых эффективных способов поддержания здоровья растений.