Майя застегнула ремешки наколенников. Шуршание костюма было обыденным, и Майя его даже не замечала. Мысли крутились вокруг гонки. Соперник полон сюрпризов. То, что он вытворял на записях — поражало воображение. Филсианин. Что ты такое?
Не сказать, чтобы Майя боялась. Скорее, оценивала возможности.
Рабочие в сотый раз проверяли уровень топлива и состояние систем.
Майя разогнулась и подвигала ногами: наколенники сидели плотно, но комфортно. Она взяла со столика перчатки. Надела и защелкнула левую, и тут же спохватилась. Она начала застегивать перчатку, прежде чем надела обе!
Плохая примета.
Майя спешно расстегнула своеобразную пряжку и натянула вторую перчатку. Поправив и защелкнув обе в нужном порядке, она понадеялась, что это маленькое нарушение ритуала не накликает поражение.
В ангар вошел Дон. Он всегда шагал крупными размашистыми шагами, словно вел свою личную гонку. Он сам был гонка, он — душа гонок. Ну, или гонки — его душа.
Майя улыбнулась.
— Застегнешь мне налокотники, — полуспросила, полупопросила она.
Дон затянул ремешки. Поправил.
— Так хорошо? — уточнил он.
Майя кивнула. Дон перевел взгляд на гоночный корабль. Cloud II бликовал в скользящих лучах. Два массивных серых реактора выступали далеко вперед за кабину пилота. Розовое, под цвет волос Майи, стекло покрывало кабину куполом.
Дон вечно всех поправлял, что этот материал называется иначе, но рабочие отмахивались, потому что так проще, чем выговаривать научное название. Стекло и стекло. Да — тоньше, легче и прочнее, но стекло.
Сочетание формы и цветовой гаммы полностью оправдывало название корабля. Он действительно был облаком, несмотря на свою мощь. Воздушный таран, невесомая махина, покорный исполин в руках Майи.
— Он прекрасен… Как и ты, — Дон чмокнул жену.
Она слегка улыбнулась. Она никак не могла привыкнуть к предвыступательной суете. Все бегают, кричат, размахивают руками. Ей же хотелось тишины и сосредоточенности. Поэтому ангар Майи всегда был самый спокойный, насколько это возможно. Даже Ева, неугомонный вечный двигатель, притихала здесь и сидела в уголке, любопытно блестя глазами. Если поначалу Майя и опасалась за дочь, то потом перестала. Ева благоразумно не совалась под ноги и колеса, и словно чуяла, когда можно шуметь, а когда не стоит.
Снаружи надрывались билборды, и на одной ноте гудел стадион. Это было такой же неотъемлемой частью профессии гонщика, как и сам корабль. Скоро трибуны взревут, приветствуя чемпионов.
— Дорогая, будь предельно осторожна, — он понизил голос, — полиция все никак не может найти отправителя.
Еще одной частью профессии «знаменитость» были письма. Майя даже не затруднялась их читать лично. Их просматривала пресс-служба, поэтому часто Майя не знала что ей пишут, и, честно говоря, не хотела знать. Благоговение фанатов смущало и заставляло чувствовать себя самозванкой. Словно Майя обманом или по ошибке заняла место, которое ей не принадлежит. Просьбы и скорби Майя вынести не могла.
Она не умела жить, зная, что не помогла кому-то, кто попросил, даже если это была наглость. Майе тяжело давалось слово «нет» за пределами летного поля. Поэтому она предпочитала неведение, но отчисляя ежеквартально немалые суммы на благотворительность, чувствовала себя трусихой. Она словно откупалась и открещивалась от чувства вины, которое ело, если она видела почту.
Особняком стояли письма с угрозами. Дон «предпринимал меры» по каждому подобному посланию. Просто Майя никогда не проигрывала. Ни одной гонки. Тотализаторы плакали кроваво-долларовыми слезами на ее заездах, немудрено, что были недовольные. Ее окружал целый штат охраны, к работе с кораблем допускались только те, кого одобрил Дон лично, Ева всегда под присмотром. Бояться нечего. Две недели назад пришло очередное подобное. Отличалось от предыдущих сухих, опасных, тем, что отправитель, словно не определился с повесткой.
Признания в любви «неведомой ранее смертным» перемежались с мольбами проиграть, а благословения воздуху, которым она дышит — с предупреждениями о смерти. Словно два человека играли в игру «напиши фразу и загни лист» и писали попеременно, а потом, не перечитывая, отправили. Дон ожидаемо всполошился, хотя Майя была уверена, что опасения беспочвенны. Слишком уж это было несуразно все.
— Разве я когда-нибудь была неосторожна? — ухмыльнулась Майя Дону, поцеловала Еву и забралась по трапу в кабину.
Cloud II, привычный и родной, тепло заурчал под ее прикосновениями к панели управления. Уж ей ли волноваться, когда она за штурвалом? Это пусть другие волнуются!
— Мама, ты потом прокатишь меня? — пискнула Ева на руках у Дона.
— Обязательно, детка! Потом! — Майя послала воздушный поцелуй и пристегнула ремни.
Она потерла пальцем мелкое пятнышко на приборной панели, хмыкнула и плавно подняла машину в воздух.
Все должно быть идеально.
Все всегда должно быть идеально.
Стадион орал десятками тысяч глоток так, что Майя морщилась даже сквозь закрытую кабину. А вот сектор Филса был черен и тих. У этих удивительных созданий вообще не было ртов, только огромные глаза и жемчужные, словно светящиеся, лица. Майя готова была побиться об заклад, что они фосфоресцируют в темноте. Свое молчание они более чем компенсировали подвижностью и мельтешащей сменой форм. Майя помотала головой и перевела взгляд на своего соперника. Спирит, не шелохнувшись, стоял, как статуэтка. Удивительно точный псевдоним ему подобрали.
Президент МакМиллан произносил речь. Майя не особо вслушивалась. При всем уважении к господину президенту, он был фоновым шумом.
— … означает новую эпоху в развитии человечества и галактики!..
— … большая честь проводить эту гонку!..
— … экономическое сотрудничество…
— … победит быстрейший!
Вот президент отвесил поклон своим инопланетным коллегам.
Вот поклонился Си-Ру, представитель Филса.
Вот сдержанно кивнул представитель расы Умбада. (Насколько Майя поняла, этот смешной человечек, помесь зеленого слона и зайца, был вроде третейского судьи, во избежание конфликтов.)
Вот все сели.
И тут Спирит ожил. Одним движением, на грани фантастики, он сорвал пыльно-серый плащ. Полы картинно взметнулись. Майя хмыкнула. Это было эффектно. Под плащом оказалась антропоморфная фигура, словно разрезанная в гармошку. Плечей не было. От шеи тело расходилось узкими щелями, руки болтались где-то совсем по сторонам. Спирит опустился на четвереньки. Его тело стало, разрастаться.
Майя завороженно наблюдала. Одно дело — видеть в записях, и совсем другое — вживую. Минута — и над полосой парил черный крылатый треугольник. Так нарисовал бы птицу ребенок, упрощенно и немного карикатурно.
Дали старт.
Майя рванулась с места. Спирит отстал на пару секунд, но быстро набрал скорость. Поравнявшись с Майей, он сложил крылья и вытянулся в струнку.
Майя стала отставать.
Она прижалась к внутренней стороне трассы и прибавила газу. Спирит остался позади. Превосходно!
Майя уже закладывала вираж на новый круг, когда что-то гулко треснуло. Она метнулась взглядом к приборной панели. Красная лампочка тревоги! Проклятье!
Она лихорадочно запустила самодиагностику.
— Отказ систем охлаждения. Отказ систем охлаждения. Отказ систем охлаждения.
Это. Очень. Плохо!
Времени на раздумья не было. Майя зафиксировала ремни для катапультирования.
Чужие картинки пробились в голову. Она дернулась от неожиданности. Сознание словно раздвоилось. Она видела свой корабль снаружи и удушливый дымный хвост за ним. У стекла маячил Спирит. Майя кивнула ему, она знала. Система катапультирования была запущена.
Она махнула ему, чтобы он держался подальше…
И тут прогремел взрыв.
***
Тишина. Абсолютная обволакивающая тишина. Мир Спирита не знал звуков. Спирит ощущал мысли, чувствовал вибрации воздуха, но его мир был молчалив, как и он сам. Поэтому он не слышал, как испуганно ахнул стадион. Раздались пронзительные крики, прорвавшие гул толпы. Спирита отшвырнуло взрывной волной. Мысли Майи исчезли.
Пестро сигналили машины, резво подрулившие к горящему кораблю.
Спирит молниеносно нырнул в черный дым. Густая жаркая темнота обступила его. Почти сразу Спирит осознал, что не видит ничего, и всполохи не помогают. Он прислушался к мыслям, но Майя молчала. Откуда-то прилетела струя пены и сбила Спирита оземь. Спирит упал на что-то металлическое и дрогнул болью. Намек был ясен, Спирит выбрался из пожара.
Пламя уступило довольно скоро. Спирит стоял и смотрел, как оно гаснет и подчиняется неохотно, но неумолимо. Люди суетились. На носилки положили полуобгоревшую гонщицу. Спирит терзался виной.
Мысли людей были хаотичны, но только о Майе. До него никому не было дела. Кроме одного человека, чей взгляд едва ли не толкал Спирита в спину.
Филсианин обернулся. На него смотрела девочка лет пяти с огромным плещущимся ужасом в глазах. Ее мысли даже нельзя было назвать мыслями. Это было одно недоуменно-требовательное: «Мама?!».
Спирит услышал мыслезов Си-ру. Медленно он отвернулся от девочки и посмотрел на трибуну. Посол повторил приказ подойти. Возле уже кучковался отряд полиции. Спирит поднял руки, демонстрируя миролюбие и подошел, благоразумно не поднимаясь на крыло.
Стражи порядка что-то сказали, и Спирит подивился тому, насколько разные у них мысли, не зная какой подчиниться. Си-ру поднял ладонь и послал телепатическую волну. Копы снова заметались мыслями, они не ожидали подобного.
Как представителей другой расы, их арестовали до выяснения причин, крайне вежливо. Допрос вел харизматичный сержант.
В его мыслях Спирит увидел отблески некоего действа, который сержант был бы не прочь проделать с пострадавшей до взрыва, да и вообще. Майя в его фантазиях неизменно соприкасалась с ним телом. «Эх, я бы ее…» — повторялось рефреном, прерываясь различными образами, в которых Майя иногда сменялась другими женщинами.
Спирит понятия не имел что это значит и спросил бы, не будь ситуация настолько неподходящей. Сержант мысленно читал вопросы, филсианин на них отвечал образами.
«Зачем вы полетели к горящему кораблю?»
«Что вы делали рядом с кораблем перед взрывом?»
«Воздействовали ли вы на электронику корабля?»
Видно было, что такой формат допроса сержанту, мягко говоря, непривычен. Он раздраженно зыркал на гостя, когда сбивался с мысли на что-то отвлеченное. Спирит немигающе отвечал жемчужистыми глазами.
Игра в гляделки повторялась несколько дней подряд. Спирит уже знал, что Майя в больнице. Там что-то думали про реанимацию. Спирит не понимал что это. Главное, что эта прекрасная соперница, которая единственная его могла обогнать и обгоняла, была жива.
Вскоре его и Си-ру отпустили. Гонки обернулись скандалом. Филсиан вежливо, но спешно депортировали. Да, все источники сообщали, что причиной аварии стала техническая неисправность, что отказали системы охлаждения, что инопланетные гости не имеют к этому отношения, но как будто это способно остановить радикально настроенных землян, жаждущих крови. Спирит улетал тяжело, с грустью посылая волны вины и сожаления.
Он уже знал, что Майя умерла.
***
Когда Майя делала очередной круг, Дон почуял, как гончая, что что-то неладно. Розовое пламя, вырывающееся из дюз, начало «кашлять» — неравномерно вспыхивать и трепетать.
— Наша мама никогда не проигрывает… — ответил он Еве у него на загривке, неотрывно наблюдая за кораблем.
Из реакторов заструился дым и Дон понял, что сейчас произойдет, но не успел даже додумать, как корабль разлетелся вспышкой.
Дон окаменел на секунду. Потом стащил Еву с плеч и стал проталкиваться вниз. Толпа пускала его неохотно и вязко, как чавкающее болото. Он распихивал и расталкивал не разбирая. На полосе уже метались спасатели. Когда он, запыхавшись, подбежал, Майю уже уложили на носилки. Защитный костюм уберег ее от львиной доли ожогов, но вот от удара взрывной волной, защитить был не в состоянии.
Дон метнулся к догорающему кораблю. Его отпихнули. Он дико оглянулся вокруг. Далеко не сразу его взгляд сфокусировался на перекореженных, исцарапанных, подкопченных листах металла, которые покрывали левый реактор. Реактор плакал техническими жидкостями. Взгляд Дона уперся в черную статую.
Спирит. В непропорционально огромных глазах отражалась пляска пламени.
— Т-ТЫ-Ы! Т-ТЫ! — зашипел он, в ярости, не беспокоясь, впрочем, о том, что филсианин его не слышит и, кажется, не видит.
— Мистер Вей, — окликнули его, — Мистер Вей!
Он обернулся.
Ему махал руками молоденький врач. Дон полупьяной походкой дошел до него, а потом с трудом пытался осознать, что тот ему говорит:
— Ваша жена в тяжелом состоянии…
— …госпитализация…
— …ожоги…
— Мистер Вей, вы меня слышите? — врач потряс руководителя гонок за плечо.
Дон потряс головой.
— Док, она будет летать? — спросил он.
Врач что-то процедил и убежал хлопотать с коллегами возле Майи.
Дон потом не мог вспомнить, как он добрался до больницы. Несколько часов словно выпали из памяти. Про Еву он тоже забыл, ее приютили рабочие ангара пока такое дело, конечно. Дону казалось, что весь мир посерел. Он не мог ни думать, ни ждать. Все его надежды, ожидания, мечты свелись к свинцово-серой двери, которая отделяла его от врачей.
Нестабильно. Дон не любил это слово. Майя всегда была стабильна и безупречна, и Дон понятия не имел, как она это делает. Она была изумительной женой, чудесной матерью и потрясающим пилотом. Сможет ли она снова сесть за штурвал? Что делать ему, Дону, если она не сможет? Кто будет ухаживать за Майей, присматривать за Евой и кормить семью? Его пугали перспективы. Майя, Майя, почему ты была неосторожна?
Майя, как сапер, ошиблась только один раз.
Она умерла, не приходя в сознание.
А самое главное заключалось в том, что вины Майи в аварии не было. Копы перетрясли все и вся, и суду предстал «самый надежный из механиков, который тут десять лет работал безупречно». Дон верил ему как себе, Стив же так был влюблен в Майю по летной школе. Только она потом летала, а он нет. Экспертиза показала, что механик был невменяем. Пытаться спихнуть вину на брокеров ему ума хватило, а вот владения рассудком, чтобы сделать это по-умному — нет.
Дон был сломан.
Он начал спиваться. В болезненных фантазиях он мучительно пытал Спирита. Никакое следствие не могло убедить его, что инопланетянин тут ни при чем. Слишком тяжелым оказалось потрясение.
Одним из пьяных решений было сдать Еву в интернат. Она требовала любви и заботы, а Дон был выжжен. Он не мог дать ей этого. Почти с отвращением он видел в дочери черты Майи, потому что те мысли, которые возникали в нем, ужасали его. Дочь стала тяготить его. С полуравнодушным удовлетворением, он уезжал, оставляя Еву за спиной.
На психолога он давно и железно забил.
У него не осталось центра жизни.
Он легко и грязно катился по наклонной и целенаправленно убрал из жизни все, что ему могло мешать.
***
Выдержки из дневника Евы в период от (год) до (год). Записи перемежаются рисунками, в которых можно узнать Дона и Майю.
Иногда на страницах попадаются бывшие мокрые пятна и расплывшиеся чернила. Часто встречаются наклейки и все на гоночную тему.
5 лет
«Мачьки нет папачька ушоы… мНе очень грус пускай они вазвщаюца поскаре»
«у мня забрали мижку мисес стер злая!!!»
6 лет
«папа вирнетя он занят, но он вернеца дневник он обе обущал»
7 лет
«опят гоаварил дррук я виела мамочку с папочкай. скучайю»
8 лет
«папа так занит, он не позввнил на мой день рождения»
9 лет
«У папы новый чемпион, и он счаслив. Если я стану чемпионом, то папа меня будет любить»
«Снова во сне говорила с другом он сказал что папа меня полюбит если я стану гонщицей»
«Мама, мне грустно без тебя»
10 лет
«ПАПА ПРИЕХАЛ»
«Папа учит меня сам, чтобы я была как мама. Рик классный он показывает мне устройсво своего корабля и называет мышкой. Мечтаю посидеть за его штурвалом!»
11 лет
«Я стараюсь изо всех сил, а папа меня не видит! НЕНАВИЖУ РИКА! ИЗ ЗА НЕГО МЕНЯ ПАПА НЕ ЛЮБИТ! Я никогда не буду так хороша как мама»
12 лет
«У Рика появилась девушка, она клевая. Дженис Очень веселая и смешная и она весело шутит. Она работает на самой скучной работе и говорит, что ей нравится! Не представляю как можно быть юристом. У нее самые очешуеные в мире кудряшки»
13 лет
«Я ПОБЕДИЛА В ГОНКЕ ЮНИОРОВ! ПАПА МЕНЯ ПОХВАЛИЛ И МЫ ВМЕСТЕ ХОДИЛИ В КАФЕ ГДЕ ЗАКАЗАЛИ МОРОЖЕНОЕ! УРА!!!»
«Рик ходит грустный. Я подслушала, ему Дженис отказала. Правда я не поняла — в чем. Ох уж эти взрослые»
14 лет
«Рик и Дженис поженились. Очень забавно было, что она черная в белом платье, а он белый в черном костюме»
«Папа очень сердит на Рика, что тот улетает на медовый месяц и я стараюсь ему не попадаться на глаза»
Еве часто снился сон. Она — в пустоте, сотканной красными лучами. Вдали стоят мама и папа и улыбаются приветливо, но ее не видят, словно ее нет. Она бежит к ним и натыкается на невидимую стену, стучит, кричит, но мама и папа ее не слышат. Чей-то бестелесный голос, нигде и везде, говорил, что родители обязательно ее услышат, и они будут вместе. Но сначала Ева должна заслужить.
Что заслужить?
Ева не знала, да и не задумывалась над этим. Она ежеминутно пыталась заслужить любовь отца, тренируясь до тремора, выигрывая гонки в своем возрасте, и впадая в панику при виде любых отметок ниже А. Реакция Дона ее чаще всего приводила в замешательство. Он был внезапно суров и внезапно ласков. Ева подстраивалась, пыталась уловить «ритм». И, с переменным успехом, его ловила. Трудно сказать, чем бы все это кончилось в свое время, если бы однажды...
