***
Дверь за ними закрылась на замок. В убранной комнате была разложена постель, на столике стояли вино и два бокала. Полумрак комнаты, освещаемой камином, не смутил Дени. Сидя за праздничным столом в Чертоге она боялась именного этого － остаться с Джоном Сноу в одной комнате на ночь. Она обожала и ненавидела эту традицию: если он не прикоснется к ней, она погибнет, зачахнет, как цветок без влаги. Хотелось бежать к себе, зарыться в одеяло и рыдать, но она понимала, что не может оглянуться назад. Джон стоял спиной к двери. Глаза его, дикие, волчьи, переворачивали ее душу. Джон буквально слышал, как щелкает в его собственной голове. Щелк! Щелк! В три шага он преодолел дистанцию между ними, прижимая Дени к себе за талию, терзая сладкий рот, как голодный. Ноги Дени предательски ослабели, он держал ее так крепко, что она не могла убрать руки с его груди, чтобы обнять его плечи. Влажный язык с чмоком покинул ее рот. Тяжело дыша, Джон смотрел на нее, не отпуская из цепкой хватки. － Одно слово, － прохрипел он полушепотом, － и я оставлю тебя. Дейенерис поднялась на носочках ближе к его лицу: － Никогда не оставляй меня, － шепнула она ему в губы. Руки на ее талии ослабли и заскользили вверх по спине. Она обвила его шею, ныряя в ласковый поцелуй, чувствуя требовательный язык на своих губах. Словно напившись, Джон прервался. Его губы оставляли следы везде: на щеках, подбородке, шее. Руки нетерпеливо расстегивали платье, пока язык ласкал ямочку между ключицами. Шурша, платье спало к ногам Дени; Джон приподнял ее и толкнул наряд ногой, опуская босую жену на деревянный пол. Она сдержала стон, когда рот его коснулся твердого соска. Джон словно был в забытье. Будто сквозь дрему доносилось до него ее аханье, когда его пальцы дотронулись до влажной женственности. Больно натягивалась ткань брюк, хотелось стянуть с себя все и с размаху войти в податливое тело любимой, но не было мочи оторвать губы от нежных холмиков ее груди. Он ощутил пальчики в своих волосах; Дени оттянула его голову и, наклонившись, поцеловала. Они случайно стукались зубами, путались, где чей язык, отстранялись, чтобы оставить легкий поцелуй в уголок губ. Дени оттолкнула Джона и, отойдя на два шага назад, низким голосом приказала: － Раздевайся. Джон послушно отстегнул плащ － бархат с мягким шуршащим звуком упал на пол, звеня застежками. Дублет полетел следом за ним, пальцы путались в завязках рубашки. Осилив ее, он снял душащую одежду. Крепкое, мокрое от пота юношеское тело было покрыто шрамами. Шесть страшных рубцов тянулись по груди, оставленные лживыми братьями, соединялись с мелкими порезами на боках, полученными в боях. Отстегнув медальоны, Джон развязал брюки и поднял взгляд на Дени: дыша через рот, она полу-сидела на кровати, грудь высоко вздымалась, волосы ласкали розовые соски. Взгляд Джона скользнул между ее широко расставленных ног; остатки одежды мигом слетели на пол. Дени чуть не заскулила от вида его мужественности. Терпение ее рушилось, как песочный замок при приливе. Джон схватил ее под коленку, разворачивая ровно на постели, и смачно поцеловал, высасывая всю открытую женскую душу, жаждущую ласки. И он дал ей эту ласку. Джон дорожкой из поцелуев дошел до ее женственности и, улыбаясь на недоумение на лице Дейенерис, скользнул языком по влажной плоти. Ее выгнуло дугой; язык очертил губы и прошелся по чувствительному бугорку. Под сладкую музыку ее стонов, Джон опустился к сочащемуся входу и проник языком внутрь. Он словно целовал ее там, так же, как целовал ее рот. Никто никогда не дарил Дени такого. Ни скупой на ласки Дрого, ни торопливый и страстный Даарио, ни даже Дореа, учившая ее ублажать мужа. Теперь муж ублажал ее. Вынырнув, язык снова вернулся к пытке, кружа, собирая все ее соки, работая на пару с губами. Джон зажмурился: ее стоны и то, как становилось мокро под ней с каждой секундой, распыляли его собственное желание. Одной рукой он сжал свой член и провел кулаком вверх; оторвавшись от Дени, он выдохнул, опаляя чувствительную кожу горячим воздухом. Другая рука его пальцами раздвинула губы Дени, давая больше простора языку. Маленькая, уже теплая, ручка ее накрыла голову Джона, зарываясь в темные вихры, прижимая сладкий рот ближе. Пальцами он скользнул в жаркое лоно. Они легко двинулись внутри, расширяя стеночки, хлюпая на выходе. Откуда-то сверху Джон услышал собственное имя. Лихорадочный румянец покрывал щеки Дейенерис, и он сделал то, что всегда хотел: сцеловал красноту с ее щек, мокрыми от ее собственной влаги пальцами сжимая бока. Дени чувствовала собственный вкус на его языке, и впервые в постели она была смущенна. Джон, медленно и тягуче, как мед, целовал распухшие губы, и, без толики смущения, вошел сразу и до конца. Сила проникновения вжала Дени в матрас, она простонала в губы Джона, зарываясь в его волосы пальцами, хватаясь за испещренный шрамами бок. Глубоко, сильно, властно, но чертовски медленно. Дени чувствовала каждую венку, каждый миллиметр его горячей плоти. Джон Сноу проник в нее до самых костей, становясь одним целым, отдаваясь полностью. Грудью она чувствовала его рубцы и бешенный ритм сердца, бьющегося о ее собственное. Словно читая мысли любимой, он наращивал темп. Его движения были бы грубыми, если бы не нежные, волнующие поцелуи, ласкающие ее лицо. Где-то над ухом Джон простонал, когда Дейенерис закинула ноги на его спину и царапнула напряженное плечо. Мужчины, с которыми она спала, молча выполняли свою работу, лишь упиваясь ее собственными звуками удовольствия. Этот звук подействовал на нее; Джон чувствовал, как она подмахивает бедрами, практически не выпуская из себя член, как скрипят старые пружины кровати. Он взглянул на нее: совсем темные влажные глаза следили за ним, губы призывно приоткрыты, прядь белесых волос прилипла ко лбу. － Я люблю тебя, － признание внезапно вырвалось из его рта. Пальцы Дени больно впились в его тело, она сжалась, сдавливая его внутри － удовольствие накрыло ее. Ей казалось, что еще чуть-чуть － и ее сердце оборвется, кровь затопит ее пылающее тело, и почему-то она думала, что теперь эта же кровь течет в жилах Джона, ее Джона, что сейчас глухо стонет на сгибе ее шеи, впуская в нее свое семя, горячее, как раскаленная лава. Джон невидящим взглядом смотрел на потолок, тело его все еще ныло после разрядки, Дени под боком обжигала кожу. Он повернул голову: она уже спала, тихо сопя. Натянув на нее одеяло, он прикрыл глаза, падая во тьму.Свадьба
25 августа 2019 г. в 21:47
Джон нервно оттянул край воротника. От волнения ему стало жарко, захотелось собрать распущенные кудри, но он продолжал стоять ровно. Над его нарядом знатно потрудились: темно-серый дублет отливал бронзовыми чешуйками, черный бархатный плащ кончался застежками-лютоволками из той же бронзы. Воротник дублета подымался сзади и опускался к груди, обнажая шею; на рукавах обязательно блестели руны первых людей, чья кровь текла в жилах Джона. Без пояса с мечом ему было непривычно: его заменяли легкие медальоны с лютоволками и драконами. Рубины в его короне сливались с красными листьями чардрева.
Накануне Джону приснился странный сон: он ходит с отцом по крипте, короли Севера смотрят на них своими каменными лицами, сжимая рукояти мечей на коленях, и только тетя Лианна стоит живая, и выглядит она намного красивее, чем ее статуя в крипте: ее серые глаза следят за Джоном, она улыбается и смотрит на отца, шепча "Обещай, мне Нед", но когда Джон поворачивается к отцу, рядом стоит мужчина с серебрянными волосами и фиалковыми глазами. Каменные волки в крипте превращаются в драконов, а затем оживают и ползут к Джону, раскрывая кровавые пасти, словно жерла ада...
Проснулся Джон в поту, считая, что драконы, тянущиеся к нему － дурной знак. Когда он был на Стене, Гренн уверял, что видеть покойника во сне очень плохо, ибо это предзнаменование смерти. Джон видел сразу трех. Лианна и Рейгар погибли еще до его рождения, как говорил отец, а сам Нед был обезглавлен у септы Бейлора Илином Пейном по приказу Джоффри Баратеона.
"Гордился ли бы он мной сейчас?" － думал Джон, оглядывая собравшихся. － "Благословил бы на этот брак?"
Нет, мысленно ответил себе Сноу, он воевал против Таргариенов. Отец Дени сжег его отца и убил брата. Он бы никогда не благословил этот брак.
От этой мысли Джону стало грустно. Он успел полюбить Дейенерис, сильную, с большим и добрым сердцем. Наконец-то он нашел кого-то, кто понимает его, словно читает мысли, кого-то достойного, кого-то, кто заставляет его забыть о своем одиночестве.
Она подходила к чардреву об руку с сиром Джорахом. На плечах платья выступали посеребренные драконьи крылья, соединяясь на груди головой лютоволка. За спиной тянулся теплый меховой плащ, прикрывающий верх груди и горла. До пояса платье было вышито серебряной драконьей чешуей, низ же был совершенно простой － белый. Корона из трех разных металлов выделялась на фоне ее белой фигуры. Изумруды в глазах драконов сверкнули от огня.
"Красивая", － улыбнулся Джон.
Дени неотрывно смотрела на него. Сердце ее барахталось где-то в пятках, необъяснимый страх закрался в ее душу. Еле переставляя ноги, она дошла до чардрева.
－ Кто предстал перед старыми богами этой ночью? － прозвучал хриплый голос мейстера Уолкана.
－ Дейенерис Бурерожденная из дома Таргариенов, готовая вступить в брак. Законнорожденная, взрослая и достигшая расцвета. Она пришла просить благословения богов. Кто хочет взять ее за себя? － словно в тумане, она услышала Джораха.
Джон сглотнул:
－ Джон Сноу Винтерфеллский. Король Севера и лорд Винтерфелла. Кто отдает ее?
－ Джорах из дома Мормонтов, ее десница.
Рука Дени была холодная. Серый суровый север был не для нее. Она лучше бы смотрелась в райских садах Дорна, в легком платье, обнажающем ее загорелые на летнем солнце плечи, с бокалом алого, как ее губы, вина. Но румянец и меха, в которых она утопала, чертовски шли ей.
"Такая женщина будет хороша и в рогоже", － вспомнил Джон слова Давоса. Да будь она в рогоже, он все равно бы дал ей клятву у чардрева.
Дени почти не слышала ничего вокруг, фокусируясь лишь на пристальном взгляде серых глаз, на теплых руках, так трепетно державших ее замерзшие пальцы. Видимо, она пропустила что-то важное, потому что Джон наклонился к ее лицу, опаляя горячим дыханием. Подаваясь ближе, она коснулась его губ, мягких, как суфле. Миг － и они исчезли, люди вокруг закричали что-то.
"Что они кричат?" － думала Дени, оглядывая радостные лица северян.
Кольцо утяжелило палец Джона. Он взглянул на их переплетенные руки, и счастье захлестнуло его волной. Он понял, что улыбается, только когда Дени ответила ему своей улыбкой, смешно морща красный от мороза носик.