... а впереди очередная одинокая осень, без приступов ласки, чтобы ты, девочка, не верила больше в сказки. (с) Автор неизвестен.
Она бежит без оглядки. Мир кажется большим расплывчатым пятном в её глазах потому, что ноги несут её только вперёд, без единой остановки, только вперёд. Даже когда она падает, то не перестаёт бежать, несмотря на боль; или когда её лёгкие горят от нехватки воздуха, или когда в правом боку появляется боль и начинает пульсировать столь сильно, что ей хочется плакать, она не перестаёт бежать. Потому что знает: стоит ей остановиться, и смерть настигнет её. Она идёт за ней по пятам, след в след. Она неумолима, она не даст ей и секунды продыху. Всегда дыша ей в спину, словно напоминая, даёт понять, что нельзя перестать бежать. Особенно в те моменты, когда тишина убаюкивает её в колыбель спокойствия и надежды, будто всё кончено. Но она слышит тихий треск сухих веток, и кровь в её жилах стынет также быстро, как и капля горячей воды в самый холодный день зимы. И она бежит вновь с энергией, бурлящей под её кожей. С той энергией, которая появляется только в моменты страха, давая телу сил и выносливости больше, чем оно на самом деле имеет. И Санса вновь бежит. Платье, что вызывало зависть у всех молодых девиц их деревни, мешало ей передвигаться, цепляясь за все торчавшие ветки, только затормаживая её. И девушка едва ли не плачет, когда её платье, уже грязное и порванное, в очередной раз задевает ветку. – Пожалуйста, пожалуйста, – шепчет она, не зная кому именно: Богу или Смерти, дёргая кусок ткани так сильно, что то должно было порваться. Но звук рвущейся материи – не единственное, что слышит Санса. Её уши распознают практически любые звуки, несозданные ей: звуки приближающихся шагов, рваного дыхания, треска веток и щёлканья челюстей. Именно поэтому она слышит, как ломаются сухие ветки, и как хриплые вздохи приближаются к ней. Дёрнув в последний раз своё платье, Санса вновь побежала, даже не представляя, куда именно направляется. Она бежала, пока одна из злополучных ветвей не ударила её по лицу, из-за чего девушка спотыкается и падает. Всё происходит слишком быстро, чтобы та смогла что-либо предпринять. Сперва Санса не совсем понимает, что случилось. Она ничего не чувствует, кроме накатившей паники и боли. Лицо горит, и красная жидкость стекает по левой стороне головы там, где она ударилась о дерево во время падения. Её рот наполнен кровью, правый глаз ничего не видит, а левую руку ломит от боли. Но не всё это имеет значение для неё, сколько то, что вокруг неё была сплошная тишина. И это пугало её больше всего на свете. Когда она ползёт, каждая мышца в её теле ноет от боли. В попытках подняться, её тело отказывается, оно протестует, и ей хочется кричать. Потому она кусает щёку изнутри, приказывая себе быть тише, когда слёзы полились из глаз с такой лёгкостью, что даже стало больно. А потом она видит ЕГО. Её глаз, что ещё не потерял зрение, хоть и размыто, но замечает его. Он близко, а она не может теперь убежать. «Волк, – подумала Санса, взглянув на него. Он больше, намного больше, чем обычный волк, что пугает её ещё сильнее, – О Боги, – взмолилась она, когда замер зверь, – Пожалуйста, пожалуйста, пускай он не заметит меня». Пронёсшееся мимо неё животное превратилось в огромное едва различимое пятно, но в её голове уже запечатлелся образ окровавленной пасти, способной проглотить человека в одно мгновение. И она прекрасна знала, что сколько бы она не просила Бога о том, чтобы чудовищный зверь не заметил девушку и помчался вперёд, этого всё равно не произойдёт. Волк бежал. И он бежал к ней. Рычание и кроваво-красные зубы стали последним, что она увидела перед тем, как тьма поглотила её.***
Санса просыпается с рассветом. В последнее время после того, как прошли её шестнадцатые именины, она начала вставать гораздо раньше. А также, после того, как прошли её шестнадцатые именины, ей начал сниться один и тот же сон. Тёмный лес, она и волк. Поначалу Санса не особо обращала внимания на дурные сновидения, понадеявшись, что через пару ночей тот прекратится. Но прошло больше месяца, а он не заканчивался, повторяясь каждую ночь. Девушка обсудила это с Джейн Пуль, её самой близкой подругой, на что та лишь пожала плечами, сказав, что Сансе просто стоит сходить к целителю и попросить какую-нибудь настойку для хорошего сна, как делала её мать, в то время, как её мучала бессонница. После недолгих раздумий, она сходила к местному врачевателю. Он дал ей мешок к с сушёной травой, которую наказал принимать перед сном. Настойка, что она пила, оказалась самой горькой вещью, что она когда-либо пробовала в свой жизни. Несмотря на это, Санса продолжала пить это, хоть и её лицо кривилось, словно сухой чернослив, который продают странствующие купцы, когда появлялись в их деревне. Она принимала её с надеждой, что кошмары наконец кончатся, но даже после приёма этого горького напитка, видениям не пришёл конец, и Санса решила бросить пить травяную настойку. Вскакивая с кровати, девушка с разочарованием посмотрела на спящее лицо Арьи, которая продолжала мирно сопеть. Ей хотелось лечь обратно в постель, как и её сестра, негромко посапывая в подушку, но Санса прекрасно понимала, что сколько бы она не провалялась в кровати, сон не вернётся к ней. Поэтому, накидывая на себя халат, бесшумно спустилась на первый этаж. Там было спокойно, как и всегда, когда она спускалась поутру. Тихо, чтобы никого не разбудить, Санса осторожно выскочила на задний двор, где находился колодец и тропинка, которая вела в лес, что окружал деревню. Её Санса знала как свои пять пальцев. Но лес – это совсем другая история. В детстве девушка не раз убегала туда для игр с Роббом и его друзьями, дабы исследовать это место с его мистической аурой. Но потом, когда однажды здесь нашли бездыханное тело ребёнка, детям строго-настрого запретили соваться туда в одиночку. В тот год лес для Сансы быстро потерял все свои радужные краски, становясь тёмным местом, куда одна она не пойдет ни за какие сокровища мира. Оказавшись на улице, Санса и забыла, что хотела сделать. Девушка увидела Джона Сноу, который, умываясь, склонился над ведром с водой. Джон Сноу. Его имя с поразительной лёгкостью прокатывалось у неё на языке, словно она была рождена с этим именем на устах. Санса уже давно выучила движение своих губ и языка, когда произносила его имя вслух или шёпотом. Его существование – это отрава её спокойной жизни. Не то чтобы он издевался над ней, изводя своими словами или действиями. Нет. Джон являлся картиной умиротворения и загадочности. Его всегда окружала тёмная аура, предавая его образу мистичности и запрещённости. Словно он всегда был вне досягаемости. Кто-то, кого всегда отчаянно желали, но не могли заполучить. Именно так его видела и Санса. Но её ситуация более деликатна, чем того хотелось. Всё могло бы намного проще, если бы Джон был кем-то другим, а не Джоном Сноу, воспитанником её отца. Сколько она себя помнила, Джон всегда жил с ними, словно ещё один брат. Все в её семье видели его так. Все, кроме неё и матери. Арья, Бран и Рикон всегда ходили за ним, будто его маленькие тени, а Робб считал Джона своим близнецом. Они всё время ошивались вместе, и нечасто можно было увидеть кого-то из них одним. Её отец говорил о нём так, словно тот являл из себя его родного, и даже дядя Бенджен приговаривал, что Джон – молодая копия отца. Только его безобидные комментарии не всегда принимались одобрительно, а особенно – в присутствии матери, для кого само существование Джона было оскорблением. Нередко люди молвили, что мальчик мог оказаться внебрачным ребёнком Эддарда Старка, и это давало повод на эпизодические ссоры между её родителями. Она понимала, что это глупо, но всегда, всегда ощущала, когда Джон находился рядом, словно обладала какой-то сверхспособностью, которая позволяла чувствовать его. У неё замирало сердце, когда серые глаза взирали на неё, а после начинало биться в тысячи раз быстрей, когда тот отводил взгляд. Ей становилось невыносимо жарко, когда они находились достаточно близко, чтобы соприкоснутся. И когда он дотрагивался до неё, то девушка резко становилась гиперчувствительной, различая прикосновения через слои одежды и отчаянно желая, чтобы их не было. Она всегда могла отличить его касания от чужих. И в очередной раз Санса почувствовала, как кровь приливает к её щекам от смущения в то время, как её глаза бесстыже пожирали Джона. Когда Джон поднимает свои свинцовые глаза на неё, то девушке хочется подняться наверх, расчесать волосы и надеть самое красивое платье, дабы выглядеть наиболее презентабельно. Но ей сейчас остается только надеяться, что она не походит на только проснувшуюся Арью. Глаза Джона – серые, но на расстоянии они кажутся ей чёрными. Его взгляд направлен только ей в глаза, а не на её неряшливый облик. И Санса не уверена в том, стоит ли благодарить его или же чувствовать себя оскорблённой за это. И он заговорит, когда пройдёт достаточно много времени, что могло показаться некомфортным и неловким, будь вместо Джона кто-то другой: – Санса, – её имя выскакивает с лёгкостью из его рта, чтобы заставить девушку задуматься, как часто он это произносит. – Джон, – промолвила в ответ Санса. Говорит ровно и довольно громко, чтобы он её услышал. Ей хочется спросить о том, задумывается ли Джон, как часто она заводит речь о нём? Но Санса молчит, нервно скрещивая руки на груди с мыслью о том, что больше никогда в жизни не выйдет из комнаты, не приведя себя в порядок. – Ты рано проснулась, – по его тону невозможно понять, удивлён ли он или нет. Джон не сводит с неё глаз, когда вслепую тянется к полотенцу. И Сансе хочется проследить взглядом за его рукой, небрежным жестом вытирающей воду с лица и тела. Но она не может. Не тогда, когда он так пристально смотрит на неё. Словно кидая ей вызов, который девушка не собиралась проигрывать. – Ты тоже, – единственное, что она может ответить. Санса никому не рассказывала о том, что стала в последнее время вставать с рассветом, не желая кого-либо тревожить. Дальше никто не выдавил из себя ни слова, и время шло, казалось, в самом мучительно-медленном темпе. И, возможно, увидав их кто другой, девушка бы поняла, как неловко оба выглядели. Санса, бесцельно стоящая и глядящая только на него, и Джон, вытиравший своё тело, но не сводящий глаз с неё. – Твои волосы снова отросли, – прокомментировала Санса, когда заметила несколько упавших с его головы капелек. Она знала, что Джон регулярно подстригает бороду, но того же нельзя было сказать о его волосах. Он, в отличие от Робба, не всегда стриг свои кудри. Порой Джон ходил с длинными волосами, а после –неожиданно остригался и долгое время мог держать их короткими. – Мне не идёт? – Убирая локоны с лица, спросил Джон. На его переносице образовалась небольшая складка. – Нет, тебе идёт, – её губы приподнялись в едва заметной улыбке, когда складка на его лице разглаживается. Иногда она представляет, как тянет за его кудри назад, наклоняя его голову, пока её губы прилипают к коже на его шее, чувствуя бешеный пульс. Вместо того, чтобы сделать что-то из того, что ей нравится воображать, они снова стоят в тишине, настолько неловкой, что даже Санса уже понимает, насколько бестолково оба смотрятся. Ей хочется о чём-то завести разговор или задать какие-то вопросы Джону, дабы разрядить обстановку, но в её голове не появляется подходящих слов. И тогда она чувствует себя глупой. Ей хочется быть похожей на Арью, что всегда могла заговорить с Джоном просто и свободно, быстро находя тему для разговоров. Арья умела зажигать искру в его глазах, когда они беседовали, а она могла только и делать, что смотреть на них со стороны. Намеренно или нет, их неловкость ломает или даже больше нагнетает Джон, подойдя к ней. Он не отрывает глаз от неё. Её язык без всякого умысла выскальзывает между губ и в спешке проводит от одного края к другому, смачивая их. И на секунду его взгляд упал на её рот. Но слишком быстро он возвращается к её глазам. И Сансе хочется ещё раз провести языком по губам, только уже осознанно, чтобы он снова посмотрел на них. На губы, что никем не тронуты. На губы, что ждали ласки и прикосновений. «Поцелуй. Поцелуй. Поцелуй» – воспевает её кровь, с жаром разносясь по телу. Но Джон продолжал смотреть ей в глаза. «Какой джентльмен, – с усмешкой думает она, – Он не хочет тебя, насколько бы красивой ты не была; он не хочет тебя, потому что ты ему как сестра. А хорошие братья не хотят свои сестёр.» Но он ей не брат, тут же напоминает она себе. Он – не сын её матери и не сын её отца. В них не течёт одна кровь. Они – разные, и он может жаждать её также, как и она его. «Люби меня, возьми меня, желай меня». Но Джон проходит мимо, даже не останавливаясь. Он оставляет её одну. И ей хочется плакать.***
Возможно, это по-детски, и Санса даже это понимает, но старается игнорировать присутствие Джона. Она не говорит с ним, не упоминает его и даже не смотрит в его сторону. И возможно, будь она Арья, то Джон заметил бы, что что-то не так и что его игнорируют, постараясь исправить это. Но она – не Арья. Она – Санса, а он – Джон. И поэтому он даже не обращает на неё внимание. Но всё равно это приносит небольшое утешение для её израненного сердца. – Он здесь, – шепчет над её ухом Джейн. Она ближе прижалась к телу Сансы, словно стараясь слиться с ней. – Кто? – Спросила Санса, которая до этого момента была потеряна в своих мыслях. – Осни Кеттлблэк, конечно, – произнесла Джейн, словно это – самая очевидная вещь в мире. Её голова была повернута в сторону небольшой группы, где находился Осни, наблюдая, как тот весело разговаривал со своими спутниками. Осни Кеттлблэк – самый младший в семье Кеттлблэков и самый симпатичный из них. Хоть его невозможно было назвать писанным красавцем, он был достаточно популярен у представительниц слабого пола не только из-за красоты, но и из-за своего живого характера. После того, как ему исполнилось семнадцать лет, Осни часто покидал деревню, отправляясь в разные места. Он недавно вернулся оттуда с кошельком золотых монет, шрамом на лице в виде трёх царапин на щеке и героической историей. Кеттлблэк старше Сансы и Джейн на восемь лет, – Говорят, что он ищет себе жену, – сказала Джейн, удивляя Сансу. – Я думала, что ты хочешь выйти замуж за Уэймара Ройса, а не за Осни Кеттлблэка, – наклоняя голову к своей подруге, заговорила Санса шёпотом. Девушки нередко обсуждали между собой то, за кого хотели выйти замуж. Они рассказывали о своих мечтах друг другу, расписывая, на что будет походить их свадьба. Сладкие наивные грёзы. Санса, в отличие от Джейн, не знала, за кого бы пошла под венец. Ну, точнее сказать, что человек, которого она представляла на месте её мужа, никогда бы не женился бы на ней. Потому девушка всегда представляла себе одного из принцев или рыцарей из сказок, о которых ей ведали в детстве: высокого, светловолосого и голубоглазого красавца. Прямо противоположный образ человеку, что она хотела. Но это был её маленький секрет, и она не расскажет его никому. – Да, но… – Джейн скривила нос; ей явно было неприятно думать о нём, – Не думаю, что теперь это будет возможно. – Почему? – Поинтересовалась Санса. Уэймер казался ей вполне достойным мужем для Джейн. И хотя он был третьим ребенком и не станет наследником его отца, Уэймер обладал здравой головой, что позволяла обеспечить себя и свою жену на всю жизнь. Также она слышала, что этот парень – добросовестный работник, всегда выполнявший свою работу до конца, несмотря на её сложность. – Карстарк, – поджав губы, промолвила Джейн, – Они очень милы друг с другом после её приезда. И теперь он даже не смотрит в мою сторону, – Санса резко вспомнила Алис Карстарк, свою дальнюю родственницу. Высокая, худая и угловатая Алис не была ровней Джейн с нежными изгибами и большими карими глазами. Хоть Санса и не собиралась говорить этого в слух, она прекрасно догадывалась о причине, по которой Уэймер так настойчиво начал ухаживать за Карстарк. Всё дело в приданом, что получит Алис после вступления в брак. В конце концов, какое место занимает красота, когда речь идёт о деньгах? И Санса понимала, что Уэймер Ройс скорее всего ясно осознавал, что он лучше женится на непримечательной девушке, у которой будет богатое приданое, обеспечившее им беззаботную жизнь, нежели возьмёт в жёны красивую дочь обычного селянина, что не сможет дать им безбедное будущее. Санса вспоминала, как в детстве Алис приезжала в гости с её отцом, настроенным на то, чтобы обручить Робба со своей дочерью, но помолвка так и не удалась, и Санса не знала, почему. Девушка также понимала, что, скорее всего, у Карстарк и Ройса скоро будет свадьба, ведь если Уэймер захочет жениться на ней, то единственный путь, по которому он это сделает, это – как можно быстрее вложить в Алис своего ребёнка. Иначе у него не получится бракосочетаться с ней. – Он – дурак, – прокомментировала Санса и сердечно сжала руку подруги, – Так… Значит, Осни? – Он симпатичен и весел, – пожала плечами Джейн, – Кажется, не самый плохой выбор. Но Санса ничего не отвечает. Её мысли уже заняты другим человеком, что прожигал ей спину своим буравящим взглядом. Ей даже не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, кто это. Джон собирался проделать в ней дырку с той интенсивность, с которой он сверлил её взглядом. Вот только вопрос в том, почему он смотрел на неё? – Санса, – возбужденно выдохнула Джейн, – Он идёт. Кто он? Джон? И зачем он идёт? Но человек, что перегородил им дорогу, оказался не Джоном. Он был выше и худее его. Волосы были тёмно-песочного цвета в сочетании с сумрачно-голубыми глазами и двумя ямочками на щеках. Гаррольд Хардинг красив и хорош собой. «Вот он, мужчина из твоих сказок и песен, светловолос и голубоглаз. Так почему же ты его не желаешь? Стоит его только поманить пальчиком, так он уже падёт к твоим ногам», – мысленно задавала себе вопросы Санса. По лицу полез румянец, но не от прилива счастья, как могло показаться, а скорее – от раздражения, которое ощущала Санса каждый раз, видя Гаррольда. – Санса, – поздоровался с ней Хардинг. Растягивая губы в улыбке, он продемонстрировал ровный ряд зубов и две ямочки на щеках, – Давно не виделись, – его глаза жадно рассматривали её тело. Но это – не единственный взгляд, что чувствовала на себе Санса. – Гаррольд, – поприветствовала его в ответ Старк. Её рука еще крепче впилась в руку Джейн Поль. – Я же сказал, что можешь называть меня просто Гарри, Санса, – ей хотелось скривиться от того, насколько фамильярно разговаривал с ней Гаррольд Хардинг. Девушке стало интересно, с чего он решил, что ему позволено так просто с ней общаться? – Конечно, как скажешь… Гарри, – криво улыбнулась Санса. – Ну, – подала голос Джейн, – Я, наверное, пойду… – вытягивая руку из железной хватки Сансы, произнесла Поль, – А то у меня ещё куча дел, которую нужно сделать, – Сансе хотелось осведомиться, что ещё за «куча дел, которую нужно сделать», так как она знала, что единственное, что от неё сегодня требуется, так это – сходить вместе к старой Нэн, но вовремя прикусила свой язык. И, будучи преданной, наблюдала за тем, как её подруга одобряюще улыбнулась ей и ушла прочь. – Ты куда-то идёшь? – Спросил Гарри, – Я могу тебя провести и помочь отнести корзину, – предлагал он, все ещё не переставая улыбаться. – Нет, спасибо, не сто́ит, – живо отказалась Санса, – И корзина лёгкая, так что всё в порядке. Не хочу тебя отвлекать от дел, ведь их у тебя, наверное, очень много, – продолжала также быстро говорить Старк, – Но спасибо за предложение, – добавила девушка. Она шустро обошла юношу и убежала от него. Санса неслась по знакомой тропинке, что вела к краю деревни, к той части, в которой практически никто не жил. Там находился дом старой Нэн. Она – самый старый человек, которого когда-либо видела Санса. Когда-то женщина была прислугой в их доме. Когда Нэн бралась за спицы, то зачастую рассказывала разные истории, и их любили слушать как взрослые, так и дети. Но сейчас, когда она стала слишком стара, чтобы работать, Нэн поселилась в небольшом домике, и всё также продолжала вязать и ведать истории. Старки нередко наведывали Нэн, принося с собой разные угощения. Но чаще всего ходила к ней именно Санса. Порой захаживали к ней и братья, и Арья, но обычно – Санса и Джейн. После того, как её подруга сбежала, Санса решила, что в этот раз пойдёт одна. Дом, что находился в самой уединенной части леса, сразу показался в поле зрения девушки, которая прямо-таки бежала к нему, надеясь, что Гаррольд не осмелится догнать Сансу и настоять на том, чтобы тот мог её провести. Она с облегчением постучала в дверь и открыла её. В доме оказалось пусто и тихо, но Санса привыкла к этому, пробираясь сразу в комнату, где отдыхала старая женщина. Кровать, прикроватная тумбочка, где всегда стояла корзина со спицами и нитками, а также сундук с вещами – единственные предметы мебели в комнате, что заставляли казаться ей бедной и скучной. Но в комнате, в которой должна присутствовать Нэн, никого не было. – Нэн! – Крикнула Санса, всё ещё стоя в коридоре и не заходя в комнату, полагая, что женщина могла быть в другой. Когда девушка прошла в соседнюю комнату, то тоже никого не увидела. В растерянности Санса сделала вывод, что лучше подождет старую Нэн, пока та не придёт. Она ещё раз зашла в покои Нэн. От того, что у девушки не имелось никаких дел, она взялась за уборку. Кровать, по обыкновению, аккуратно застилалась, но там сейчас творился полный беспорядок: одеяло и простынь свисали с той стороны кровати, что не видна Сансе. У неё возникло такое чувство, словно кто-то пытался их стянуть, но у них не получилось этого сделать. Также она заметила корзину с нитками, подозрительно валяющуюся в углу. Осознавая, что что-то не так, Санса крепче сжала корзину, в которой несла кусок свежеиспеченного пирога и несколько сладких фруктов, а затем подошла к кровати. Возможно, что если бы она знала, что ей придется увидеть, то не стала бы смотреть и, тем более, подходить к той часть комнаты, которую закрывала собой громоздкая мебель. Если бы она только знала. Первое, что она видит – нога. Точнее, кусок стопы. Продвигаясь дальше, она видит то, что должно быть старой Нэн. Её туловище практически отделено от ног, а половина левого бока разорвана так, словно кто-то вгрызался в неё, поедая и отдирая мясо, и её внутренности вывалены наружу. У неё не было рук, а лицо настолько изуродовано, что его почти невозможно разглядеть за красными ошметками плоти. Несмотря на то, что обе ноги отсечены от тела, её левая нога оторвана только ниже колена, а правая – от самого таза, а рядом лежит кусок стопы, что она уже видела. Там была кровь. Много, много крови. Некоторая часть впиталась в постельное бельё, а также в когда-то белые волосы Нэн, и другая разлилась по деревянному полу. Возможно, не окажись Санса в такой ситуации, то удивилась бы, что не приметила кровь сразу. Она не понимает, что кричит. Она даже не понимает, что роняет корзину с едой, из которой лакомства выпали прямиком в лужу крови. Она понимает только то, что её взгляд мутнеет, и она падает. Падает так же, как и корзинка – прямо в лужу крови. Ей снится всё тот же сон: лес, она, волк и кровь.